Вопреки ожиданиям обладание Аней не принесло Варсонофию того блаженства, которое сулило. То было удовлетворение охотника, долгое время выслеживавшего дичь, торжество победителя, но и только. Едва цель оказалась достигнутой, и охотничий азарт улетучился, пошла на убыль и сама страсть. К тому же юная жена, несмотря на исключительную красоту, оказалась никакой любовницей, а Варс за свой не столь уж долгий век знал бабёнок и девок таких ядрёных, что любая красавица блекла перед ними.

Однако, этот факт не особенно огорчил его. Варсонофий всегда умел отделять мух от котлет. Удовлетворить плотские желания он мог всегда: бабёнок пруд пруди, и хоть по обоюдному влечению, хоть бы и силой, а своё получишь всегда. Зато многие ли смогут похвастаться красавицей-женой, певицей, образцовой хозяйкой? Последнее — успел заметить Варс — среди жён стало большой редкостью: в голодные годы бабы напрочь разучились стряпать.

К тому же жена имела солидное приданное — большую квартиру в хорошем доме. Конечно, формально, то была коммуналка, но Варсонофий позаботился о том, чтобы сделаться её полновластным хозяином.

Одно непрерывно жгло его: сознание того, что рыбья холодность Ани вызвана не природным отсутствием темперамента, а тем, что сердце её и поныне занято соперником. Это сознание подчас доводило Варса до бешенства. Пока жива была в ней память о том жалком щенке, его победа не была полной. Он владел её телом, но не мог подчинить душу.

Когда старик Замётов поведал ему о сопернике, Варсонофий не раздумывал ни мгновения. Через несколько дней он знал о мальчишке всё, и составить план его нейтрализации не составило труда. Среди прочего Варс выяснил, что у Юшина в Сибири есть сестра, с которой тот изредка переписывается. От мнимой родни была послана телеграмма, якобы сестра при смерти и просит приехать проститься. Само собой, мальчишка клюнул и выехал немедленно.

Дальше всё было просто. Ему дали доехать до Сибири, а там тихонько взяли под покровом ночи, чтобы не привлекать внимания. В одном из допросов Варсонофий принимал участие лично. К тому моменту, вид у соперника был уже весьма жалким — на лице не осталось живого места, одного глаза не было видно вовсе. Но он, как ни странно, всё ещё сопротивлялся. Для того, чтобы заставить его написать нужное письмо, понадобилось затратить куда больше усилий, чем на выбивание подписи под признанием контрреволюционной деятельности, связях с РОВС и фашистской партией расстрелянного поэта Васильева. Истязания оказались «неубедительны», и тогда Варс, всегда предпочитавший насилию физическому насилие психологическое, прибег к хитрости. Он перечислил Юшину всех его самых близких людей, начиная с Аглаи Игнатьевны и кончая поэтом Кедриным, и пригрозил, что в случае его упрямства все они будут арестованы, как его соучастники. Эта угроза сломила истерзанного, но строптивого мальчишку. Приведённый в чувство, перевязанный, чтобы кровь не капнула на бумагу, напоенный чаем с сахаром, он написал под диктовку Варса письмо Ане. Когда всё было кончено, прохрипел:

— Будь ты проклят!

Варсонофий с чувством отмщённости и торжества помочился ему в лицо. Три дня спустя письмо было доставлено адресату…

Правда, вся комбинация едва не пошла насмарку. Внезапно старому дураку, соседу Ани доктору Григорьеву, взбрело в голову навести справки о Юшине. Варса вовремя предупредили об этом, и он принял меры: теперь старик расплачивался за своё любопытство в Норильске…

Заживо похороненный соперник уже не представлял угрозы, но его тень всё ещё мешала Варсонофию.

Между тем, на горизонте появилась новая дичь, заставившая его всерьёз призадуматься, не поспешил ли он с женитьбой. Эрна Ираклиевна была дочерью крупного чина НКВД, выдвинувшегося в последнее время, как говорили знающие люди, не без благословения самого Вождя, насаждавшего в ведомстве своих земляков. Ей было уже под тридцать и, хотя она не отличалась красотой, но компенсировала это бурным темпераментом, следствием которого были два неудачных брака и немало, если верить сплетням, любовных связей.

Эрна сама обратила на него внимание на одном из приёмов, и Варсонофий быстро просчитал, что, став зятем такого человека, как её отец, он разом получил бы всё необходимое для блестящей карьеры и широкой жизни. Правда, в условиях нескончаемых «чисток» никогда нельзя уверенно предугадать, чья голова полетит завтра, но в жизни подчас приходится рисковать.

Как обычно, Варс не торопил события, продумывая каждый свой шаг, взвешивая. Эрна вскоре стала его любовницей, с лихвой возмещавшей недостаток темперамента жены. Эта перезревшая ягода уж успела довольно нагуляться и теперь была явно не прочь обзавестись если не мужем, то постоянным любовником. К Варсонофию она разгорелась совсем нешуточной страстью. Стоило ему не быть с нею несколько дней, и она начинала лихорадочно искать его, изнывая и забывая осторожность. С удовлетворением Варс понял, что достиг своей цели, сделавшись для неё необходимым. Очень скоро Эрна подтвердила это сама.

— Зачем тебе каждый раз уходить и оставлять меня одну? — спросила она, лёжа на кровати, нисколько не стыдясь своей неприкрытой наготы.

— Потому что меня ждёт жена, — нарочито небрежно ответил Варс.

— Эта птичка-певичка из снега? Зачем она тебе? Брось её!

— Бросить? Да ведь мы только поженились!

— Чушь! — Эрна прижалась к нему разгорячённым телом. — Со своим первым мужем я развелась через неделю!

— Почему?

Эрна брезгливо поморщилась:

— Ничтожество! Не мужчина!

— Но я ещё не успел столь разочароваться в моей жене, — лукаво ухмыльнулся Варсонофий.

— Она никогда не сможет дать тебе того, что могу я! — вспыхнула Эрна.

— И что же ты можешь мне дать?

— Всё! — она отстранилась. — Всё! Ты даже не представляешь, двери каких кабинетов я могу для тебя открыть!

— И, что же, ты и замуж пошла бы за меня? — прищурился Варс.

— За тебя — пошла бы!

— На неделю? Или, может, на месяц?

— На всю жизнь, — ответила Эрна и жадно поцеловала его в губы.

— Я подумаю над твоим предложением, — сказал Варсонофий, легко освобождаясь из её объятий. — А сегодня, прости, я ещё не готов к семейным скандалам.

— Подумай, — Эрна снова растянулась на кровати. — Только не очень долго.

И он думал. Брак с Эрной сулил немало выгод, но и таил опасность. Слишком быстрые взлёты чреваты падениями, идущий тихо и осторожно рискует упасть значительно меньше. К тому же жаль терять такую удобную квартиру, из которой благополучно выбыли все лишние люди. Не лучше ли всё-таки синица в руках?

Прошло недели две, и «синица» сделала нежданное признание. Дочь колчаковца и белоэмигранта! Врага и шпиона! Ничем не выдал Варс потрясения и, сделав вид, что спит, стал лихорадочно искать решение. Жена с таким родством — это вечная угроза! Один донос, и насмарку пойдут все труды многих лет, конец карьере! Правда, она сказала, что никто не знает… Но можно ли верить этим бабам? Наверняка есть знающие. Да и сам отец её — жив. Ах, как жаль, что так поздно сказала она, а то бы Варс позаботился, чтобы этот старый чёрт не ушёл далеко! Вечная угроза… Если однажды возьмут его, и всплывёт, что Аня его дочь — не миновать беды!

Лучшая защита — нападение: это Варсонофий усвоил давно. Если вы боитесь, что кто-то донесёт на вас, опередите его и донесите на него первым, и тогда убьёте одним выстрелом двух зайцев: избавитесь от врага и упрочите свою репутацию.

Рано утром, стараясь не потревожить жену, Варс стал спешно одеваться. Она всё-таки услышала что-то, спросила сонно, почему он не спит.

— Срочно вызывают, — ответил он. — Ты не вставай, Анечка, спи, — и, как всегда, нежно поцеловал её на прощанье в последний раз.

Через час Варсонофий уже сидел в кабинете своего сослуживца Лёвы Фальковича, помогшего ему недавно убрать с пути соперника, и добросовестно писал донос на жену.

— Ну ты, Викулов, кремень! — покачал головой Лёва. — Собственную жену не пожалел! Да ещё такую!

— Ты знаешь, я беспощаден к врагам, и ради партии, Родины и товарища Сталина не пожалел бы не то, что жену, но и мать, и сына родного!

— Известное дело! — усмехнулся Фалькович. — Ради товарища Сталина мы все и себя не пощадим!

Варсонофий подвинул ему бумагу:

— Вот, можешь действовать. Меня сегодня дома не будет, — и уже уходя, добавил, оглянувшись: — Ты вот что, Лёва… Сделай мне одолжение по дружбе: допросов четвёртой степени к шпионке всё же не применяй. Как-никак, а бывшая жена.

— Откуда такая щепетильность? — ухмыльнулся Фалькович. — Самому надоела, а боевым товарищам всё равно жалко?

— Я ведь тебя, как боевого товарища, об одолжении прошу, — нахмурился Варсонофий. — Может, когда и я тебе удружу.

— Нет уж, избавь, — лицо Лёвы стало ледяным. — С такими друзьями, как ты, врагов не занадобится.

— Ты что имеешь ввиду?

— Да так, ничего, — Фалькович убрал в папку донос. — Девчонку твою я не трону, и не тебе, собственными руками её уркам на глумление или начальству на забаву отдавшему, меня об этом просить было!

— Что-то не пойму я твоего тона, товарищ Фалькович. Или ты шпионку защищаешь?

— Ступай ты уже, куда шёл, товарищ Викулов, — ответил Лёва, надевая очки и раскрывая папку. — А мне работать надо — твоими стараниями у меня теперь ещё одним делом больше.

— Ну-ну, работай, — процедил Варс и, уходя, подумал, что не спустит Фальковичу этой презрительной отповеди. Ишь какой принципиальный служитель закона выискался! Словно бы не он выбивал признания из мальчишки Юшина и скольких ещё других! Не зря, стало быть, казалось, что неровно он, подлец, к Аньке дышит. Ну, да чёрт с ним. С этим делом покончено. Вечером надо непременно повидать Эрну, а завтра можно будет, наконец, и вовсе пригласить её к себе — в собственную квартиру. Пожалуй, наилучшим образом складываются карты!