Тая возникла на её пороге так внезапно, что Лидия похолодела в предчувствии недоброго. Вид бывшей воспитанницы также давал повод для самых серьёзных опасений. Исхудалая, с бледным лицом и пересохшими губами, с лихорадочно блестящими, полубезумными глазами — казалось, ещё чуть-чуть и она свалится в припадке.

Привидение, некогда бывшее Таей, протянуло высохшие руки, заговорило с лихорадочной быстротой:

— Лидия Аристарховна, миленькая, вы должны помочь!.. Вы одна можете! Умоляю вас, помогите!.. — дальше говорить сил не было, и несчастная захлебнулась в судорожных рыданиях.

Лидия опасливо приложила руку к сердцу: три года она балансировала на тоненькой ниточке, зная, что малейшее волнение, напряжение может убить её. И вид истерзанной и полубезумной от горя Таи вполне мог стать таким.

— Что случилось? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие. — Что с Серёжей?.. — одно только и хотелось услышать: жив ли?

Точно услышав пароль, Тая уняла слёзы, схватила руку Лидии:

— Лидия Аристарховна, мы должны Серёжу спасти! Помогите, прошу!..

Немного отлегло от сердца: мёртвых спасти уже невозможно, значит, жив…

— Успокойся, Тая, и сначала объясни мне всё. А потом мы что-нибудь придумаем.

Её ровный тон благотворно подействовал на измученную женщину, и она с большим трудом принялась рассказывать. Напряжённо продираясь сквозь сумбур её лихорадочного, сбивчивого повествования, Лидия смогла прояснить картину случившегося.

Серёже продлили срок, отправили за какую-то провинность в другой, более строгий лагерь. Тая, поселившаяся в тех краях и надрывавшаяся на непосильной работе, в то время лежала в больнице и узнала о случившемся поздно. Не долечившись, слабая, теряющая рассудок от страха за Сергея, она бросилась искать его. С большим трудом удалось узнать, куда он отправлен, но там ей сперва вовсе отказывались сообщить что-либо, а затем сказали, что его этапировали вновь, не указав, куда. Пометавшись ещё какое-то время в тщетных попытках узнать хоть что-то, Тая поехала искать помощи в Москву…

Чем могла помочь Лидия? Последние годы она одиноко жила в Посаде, зарабатывала на жизнь переводами, и ни с кем не общалась. За это время она пережила два горьких удара. Первый нанесла дочь, отрёкшаяся от арестованного отца и вступившая в комсомол. Всегда тяготясь учением, она кое-как окончила семилетку и устроилась работать чертёжницей, имея вперёд единственную цель — удачно выскочить замуж и беззаботно жить за счёт мужа. Лидия больше не имела влияния на её жизнь, став для неё чужой.

Вторым ударом стал арест так и не уехавшего в Германию Стёпы. Его обвинили в шпионаже в пользу той самой Германии и дали восемь лет. Правда, учитывая его талант, не стали усылать далеко, а оставили вблизи столицы, предоставив мастерскую для выполнения частных заказов высокого и не очень начальства, наградой за которые была возможность существовать в сравнительно человеческих условиях. Бедный Стёпа! У него не было родных, и даже навестить его никто не мог, так как на свидание имели право лишь члены семьи.

Лидия винила в аресте Пряшникова себя: ведь если бы не она, он мог бы уехать в Германию… И в том, что дочь выросла чёрствой, беспринципной и самовлюблённой эгоисткой, чья же ещё вина, как не матери? Оставался ещё сын, помогавший деньгами, но редко писавший и ещё реже навещавший. Завербовавшись на строительство куйбышевского гидроузла, он сошёлся там с какой-то женщиной и как будто собирался жениться, но пока даже не представил невесту матери.

А теперь вот и ещё один груз на её плечи… И всё-таки живо заработала голова, привычно ища выход, перебирая возможные и невозможные варианты.

— Доктор Григорьев! — сообразила после непродолжительных раздумий.

— Что?

— Нам может помочь доктор Григорьев. Он сотрудничает с Политическим Красным Крестом, бывает с инспекциями в тюрьмах и лагерях. И он — Человек.

В тот же вечер, напоив Таю успокоительными и оставив приходить в себя, Лидия была у Дмитрия Антоновича. Тот, как всегда, откликнулся на чужую беду с живейшим сочувствием и пообещал сделать всё от него зависящее, чтобы узнать о судьбе Сергея. Предостерёг напоследок:

— И не волнуйтесь, Лидия Аристарховна. Вы знаете, вам это противопоказано.

Вскоре он приехал к ней в Посад сам. Тая спала, и можно было разговаривать коротко и по-деловому, не отвлекаясь на эмоции.

— Мы навели справки, — сказал доктор. — Ваш муж находится в лагере для утративших трудоспособность… — он помедлил. — Я понимаю, что вам тяжело это слышать, но я должен сказать. В такие лагеря отправляют инвалидов, смертельно больных, тех, у кого нет шансов. Их отправляют туда фактически умирать. Кто ещё в состоянии, работает на лёгких работах. А те, кто уже не в силах подняться, просто ждут смерти.

— Что с ним? Вы знаете? — спросила Лидия, покусывая губы.

— Точно не знаю. Но знаю другое. По закону для смертельно больного можно добиться актации — то есть досрочного освобождения. Права умереть дома, как ни жестоко это звучит. Но должен вам сказать, Лидия Аристарховна, что в некоторых случаях актация может стать и спасением. Ведь некоторые болезни, смертельные в лагерных условиях, на воле при должном уходе могут быть если не излечены, то, приостановлены, и человек может прожить ещё не один год.

Лидия оживилась:

— Значит, есть надежда?

— Небольшая, не скрою, но есть.

— Что же нужно, чтобы добиться актации?

— А, вот, это сложно, Лидия Аристарховна. А самое главное, долго. А в такой ситуации каждый день промедления снижает шансы на благополучный исход, вы понимаете. Условия, в которых содержатся больные, ужасны. Вдобавок… — доктор помедлил и добавил едва слышно, — они не хотят множить калек ни за колючей проволокой, ни снаружи. Нетрудоспособный человек для них — балласт. Поэтому от таких негласно избавляются. Учтите, Лидия Аристарховна, то, что я вам говорю сейчас, это — в лучшем случае, десять лет ИТЛ.

— Я понимаю. Вы хотите сказать, что вопрос нужно решать в обход бюрократической практики, что нужны деньги? — быстро спросила Лидия.

— Да, и, боюсь, немалые. К тому же, если нам удастся вызволить Сергея Игнатьевича, то ему может потребоваться долгое лечение, лекарства, хорошее питание, уход…

— Стёпа, Стёпа, — прошептала Лидия, ломая пальцы, — почему тебя нет рядом? Вместе мы бы нашли эти проклятые деньги… Но где взять их мне одной? Ведь у меня ничего не сталось… Последнее ценное я распродала, ещё когда болел папа.

— Я понимаю вас, Лидия Аристарховна, — Григорьев вздохнул, — но здесь я бессилен. Я знаю, кому следует платить, и эту часть дела могу взять на себя. Я могу отправить за Сергеем Игнатьевичем своего молодого коллегу, хорошо знакомого вам Надёжина, устроив ему поездку с инспекцией и соответствующий мандат. Будет очень хорошо, если ваш муж сразу попадёт в руки врача, знающего, что делать. Но вопрос с поиском средств вы должны решить сами, простите.

— Это вы меня простите, милый доктор! — спохватилась Лидия, тепло касаясь плеча Дмитрия Антоновича. — Я вам так обязана! В который раз вы приходите нам на помощь, как Ангел-Хранитель! Я сообщу вам, когда что-то решу, а сейчас мне надо подумать. Спасибо вам за всё!

Когда доктор ушёл, она выпила вдвое больше капель, чем обычно, и, разбудив Таю, изложила ей сухой остаток разговора с Григорьевым, опустив слишком горькие подробности.

— Мы должны найти деньги! — взметнулась Тая. — Всё остальное вторично… О! Если только удастся вырвать его из их лап, то он будет жив! Он не умрёт, слышите? Я не отойду от него ни на шаг, я выхожу его, что бы ни было, я верну его…

— Интересно, на что ты собираешься выхаживать нашего мужа, если будешь от него не отходить? — с лёгким раздражением спросила Лидия.

— Нужно найти деньги… — повторила Тая. — Господи, я бы себя продала, если бы только это спасло его!

Лидия сидела в кресле-качалке и наблюдала за мечущейся по комнате молодой женщиной со смесью сочувствия и раздражения. «Нужно найти!» А найти должна она, Лидия. Найти Серёжу, найти деньги, устроить всё. А потом эта девочка, получив на руки своё сокровище, будет сидеть над ним дни и ночи напролёт, предаваясь высокому подвигу служения страждущему возлюбленному. А кто-то при этом опять должен будет заниматься прозой жизни — добыванием средств на эту идиллию. И нетрудно догадаться, кому отведётся эта «почётная» обязанность.

Но что это? Неужели она, Лидия, может рассуждать так, предаваться мелочным и злым мыслям, когда дело идёт о спасении жизни человека? Единственного человека, которого она любила и которого вопреки всему, как ни стыдно признаться, любит до сих пор? Отца своих детей? Неужели так очерствело сердце?

— Такие деньги на дороге не валяются. Где мы их найдём?

— Да хоть бы и украсть!.. — с отчаянием воскликнула Тая.

— Позволь узнать, у кого? У простых граждан — подлость. У государства — расстрел. Что тебе больше нравится?

— Вы ещё можете иронизировать!

— Я просто хочу, чтобы ты оставила романические фантазии и вместе со мной обдумала положение трезво.

— Трезво, так трезво, — задето пожала плечами Тая. — Единственный выход — попросить эти деньги у того, у кого они есть. Или могут быть.

— Например?

— Например, у Аглаи Игнатьевны!

Ай да девочка! Эта, пожалуй, в самом деле, и себя бы продала, и украла бы, чтобы вызволить возлюбленного. Недооценила, ох, как недооценила Лидия её темперамент, силу чувств и волю её!

— Почему ты думаешь, что у Али есть такие деньги? Замётов давно болен, они живут очень скромно.

— Во всяком случае, нужно посоветоваться с ней. Она же сестра Серёжи, ей не может быть безразлична его судьба.

Ну, что ж, пожалуй, резонно. Аглая неглупа и достаточно практична. Посоветоваться с ней, во всяком случае, невредно.

Снова тряслась Лидия сперва в поезде, затем в трамвае, мокла под холодным осенним дождём, тяжело поднималась по лестнице к квартире золовки… Та встретила приветливо, но настороженно: виделись редко, а потому поняла сразу, что не с визитом вежливости пришли к ней, и не ждала доброго.

Глядя на Аглаю, Лидия не удержалась от лёгкой, чисто женской зависти. Ведь совсем немногим моложе её Аля, а хоть картины пиши с неё! Конечно, и в её пшеничных локонах серебряные нити появились, и залегли морщины вокруг глаз, но ведь это мелочи, а в остальном — всё такая же красавица, которую и на улице редкий мужчина не заметит. И ведь не безоблачной отнюдь была её жизнь, а точно и не жила вовсе, точно время не властно над ней. А Лидия уже который год беспощадных зеркал избегала — не хотелось лишний раз созерцать ни безобразно раздавшуюся фигуру, ни оплывшее лицо…

— Я за советом к тебе, — не стала бродить вокруг да около. — Доктор Григорьев сообщил, что Серёжа может погибнуть. Он тяжело болен. Единственный шанс спасти его — заплатить большие деньги нужным людям за досрочное освобождение.

Аглая побледнела и, прикрыв дверь кухни, в которой они расположились, опустилась на стул:

— Рассказывай.

Золовке Лидия рассказала всё, ничего не смягчая, но, наоборот, нарочно сгущая краски, инстинктивно перекладывая на плечи Али свою боль и тревогу, обязанность найти выход из безвыходного положения.

— У меня никого не осталось, — подытожила. — Никого, у кого я могла бы попросить себе на хлеб в случае нищеты, не говоря уже о такой сумме. Вот, пришла к тебе… — она ожидала, что Аглая немедленно ответит, что сама не имеет ни средств, ни знакомых, у которых можно попросить, и всё окончится очередными сотрясениями воздуха и воздеванием рук к небу. Но золовка молчала и сосредоточенно смотрела перед собой, кусая губы, время от времени судорожно сжимая кулаки, словно решаясь на что-то. Лицо её при этом становилось всё бледнее. Наконец, она сказала глухо:

— Вот что, Лида, есть человек, который может помочь. Если только захочет… Я поговорю с ним сегодня же. Обещать ничего не могу. Решать будет он. Я дам тебе знать в ближайшие два-три дня.

Лидия с удивлением смотрела на Алю:

— Помилуй, да кто же этот человек?

— Это не имеет значения, — всё также глухо ответила золовка. — Прости, большего я не могу тебе сказать.

— Хорошо, это, действительно, не моё дело… — озадаченно отозвалась Лидия, крепко пожав руки Але. — Мы с Таей будем ждать вестей и молиться, чтобы твой человек не отказал в помощи.

По лицу Аглаи пробежала болезненная гримаса, и Лидия смутилась: ей почудилось, словно она толкает золовку на какое-то преступление — если не против другого, то против самой себя. Однако, назад дороги не было, тем более, что судьба мужа волновала её куда больше, чем все тайны его сестры. Поэтому, не желая дольше тяготить последнюю своими вопросами и присутствием, Лидия отправилась обратно в Посад, успокаивая сердце робкой надеждой, что Аглая всё-таки добудет необходимую сумму.