Глава 11
Только отшельнику или больному на всю голову человеку могла прийти мысль остаться жить на этом острове.
Каменистый участок суши омывался со всех сторон ледяным морем, продувался насквозь диким безжалостным ветром. Даже летом здесь было прохладно. Даже в июльский полдень небо оставалось бледным, а солнечные лучи, блуждая по нему, не спешили согреть каменистую землю. Здесь почти нечем было заняться. Здесь не росли цветы в палисадниках. Не созревали крупные томаты на грядках в огородах. Все сюда везли с материка.
Кому пришла в голову идея развивать здесь туристическое направление? Какому-нибудь пингвину из чиновников, греющему пузо на островах экватора? Из-за минутной прихоти или расчет все же был?
Ну, как бы там ни было, это оказалось им с братом на руку.
– Тебе надо туда лететь. Срочно! – помахивал перед ним скромным рекламным буклетиком брат, ворвавшись к нему неделю назад глубокой ночью. – Я все узнал!
– Что ты узнал?
Он судорожно зевал и недовольно косился на брата. Мог бы и предупредить о своем визите, а не молотить в дверь ногами и руками, перепугав насмерть. Конечно! Ему кошмары по ночам не снятся. За ним не гонится полиция. В него не целятся из «калаша» подельники, которые выглядят при этом как живые мертвецы из фильма ужасов.
– Этот бывший мент, которого нанял Кадашов, в самом деле оказался хорош. Профессионал своего дела. Он два месяца рыскал, но нашел след пропавшей девки.
– Той, что работала на Кадашова?
– Да. Та самая девка, которая вас срисовала на месте бойни. И которую потом его охрана потеряла в больнице.
– Так и я ее нашел.
– Нашел?! – возмущенно отозвался брат и отвесил ему подзатыльник, как бывало не раз в детстве. – Ты нашел ее след. И потерял на пороге клиники пластической хирургии.
– Я не потерял. Я просто не смог узнать, кем она оттуда вышла.
– А он вот узнал! – надрывался брат, разгуливая по его коврам в уличной обуви. – Узнал. И улетел.
– Куда?
– А вот туда!
И братец шлепнул его по макушке тощим рекламным буклетом, на котором ничего, кроме моря и блестящих от воды камней, не было изображено.
– И? Улетел он туда – и дальше?
Вадик нехотя выбрался из кровати. Он не поскупился, купил себе дорогущий матрас. Каждый вечер, укладываясь на него и ощущая, как матрас принимает форму его тела, он блаженно жмурился. Если бы не ночные кошмары, он просыпался бы совершенно счастливым человеком. Почти счастливым.
– А вот что дальше, тебе и предстоит узнать, – блеснул брат в его сторону глазами. – Ты должен полететь туда.
– Опасно.
Вадик поежился. Подтянул широкие трусы, в которых спал. Прошлепал босыми ступнями по полу в кухню. Достал из холодильника минеральную воду без газа. Налил в стакан. Он не терпел неряшливого сосания из горлышка. В бутылку непременно попадут слюни, а вместе с ними микробы. Выпил из стакана. Глянул сердито на брата, который – по-прежнему в уличной обуви – прошел за ним следом в кухню и расселся за кухонным столом.
– Ты понимаешь, что это опасно?
– Что именно?
– Лететь за границу с моим поддельным паспортом.
– Твои документы чистые. И ты сам об этом знаешь.
Братец криво ухмыльнулся, выхватил у него из рук бутылку с минеральной водой, открутил пробку и приложился прямо к горлышку. Свинья!
– Ни одна таможня мира не заподозрит, что твои документы поддельные. Потому что они когда-то принадлежали настоящему Вадиму Серегину. Одного с тобой возраста. Похожей наружности. Бесследно исчезнувшему. Настоящему, я имею в виду. Тебе нечего бояться. Ты пройдешь таможенный контроль.
– Я боюсь, – настырно повторил Вадик, с неприязнью наблюдая за кадыком брата, совершающим глотательные движения.
Он снова приложился к горлышку бутылки с минералкой. Если не допьет, придется выбрасывать. И пол теперь придется мыть. И ковры пылесосить.
Вадик со вздохом внутренне себя одернул. Путешествуя по больнице из отделения в отделение в роли волонтера, он не заметил, как заразился стерильностью. Ему вдруг начало нравиться пить из стаканов, не захватанных пальцами. Ступать босиком по чистому полу. Есть правильную еду, не отягощенную калориями. Ему вдруг начало нравиться жить правильно. И где-то в глубине души он уговаривал себя оставить затею отыскать пропавшие деньги и камни, украденные у Кадашова. Просто смириться и просто жить. Тихо, спокойно. Ходить в будни на работу. Помогать вечерами в больнице. Странно, но это тоже ему не надоело. По выходным наслаждаться покоем и отдыхом. Посещать спортивный зал, бассейн.
И не ставить, черт побери, на кон эту тихую удобную жизнь ради призрачной идеи – стать еще богаче. Ему хватало денег. И брату его хватало.
– Чего ты боишься?
Брат допил минералку, накрутил на пустую бутылку пробку, швырнул бутылку на стол. С противным хрустом та прокатилась, остановившись на самом краю стола.
– С каких это пор ты стал трусом? Сказал же, документы чистые. Вадим Серегин не разыскивался Интерполом. Просто не успел. Поживи он чуть дольше, все было бы возможно. А так, пропал человек. Бесследно пропал.
– Я не таможню боюсь, брат.
Вадик подхватил со стола пустую пластиковую бутылку. Швырнул ее в мусорное ведро. Почти пустое. Он взял за правило выносить мусор каждый вечер. Даже если там было на самом донышке.
– А кого тогда ты боишься?
– Я боюсь этого мента, – нехотя признался Вадик.
– Бывшего! – сделал нажим брат, подняв вверх указательный палец.
– Сам говоришь, он матерый. Ему меня срисовать – раз плюнуть. И у него, замечу, на руках не мой композиционный портрет, а вполне нормальная фотография, сделанная полицейским фотографом. И пальцы мои, брат, у них у всех имеются. И у полиции, и у мента бывшего.
– На острове у него нет с собой дактилоскопической лаборатории, – фыркнул брат со злостью. – И узнать тебя практически невозможно.
– И девка… – продолжил говорить Вадик, будто не слыша его.
– А что девка?
– Девка меня могла срисовать, когда мы мимо нее проходили.
– Это вряд ли.
– Она может узнать мой голос, – признался Вадик, зажмурившись.
– Голос? А где она его слышала?
– Когда она вышла из такси во дворе своего любовника, мы проезжали мимо на велосипедах. И черт меня дернул с ней поздороваться.
– Поздороваться?! Но зачем?!
– Сам не знаю. Хохмы ради.
– Ну, ты и…
Брат с усилием подавил желание его обругать. Какое-то время рассматривал его злыми, холодными глазами. Потом его правильной формы рот расплылся в беспечной улыбке.
– Я тебя умоляю, братишка. Какое «здрасте»? Прошло сколько времени? Думаешь, она запомнила голос странного велосипедиста, который когда-то с ней походя поздоровался? Ерунда!
– Возможно, – нехотя согласился Вадик и присел к столу напротив брата. – Ладно, девка – это ерунда. А мент?
– А мент тебя не узнает. Я с трудом узнаю. – Он потянулся к нему через стол и потрепал по плечу. – И тебе совсем не надо будет попадаться ему там на глаза, брат. Твой интерес – девка.
– Ну, хорошо. Найду я ее. И дальше что? А если это не она? Если этот хирург в самом деле женился на настоящей Татьяне Сомовой?
– Не-а. – Брат поджал губы, энергично замотав головой. – Нет, его жена – та самая девка, которую ищет Кадашов, которой перекроили рожу в клинике пластической хирургии.
– Откуда такая уверенность?
– Этот шустрый малый, которого Кадашов нанял после увольнения Гончарова, по моим сведениям, летал на Урал, откуда родом жена хирурга. И по возвращении почти сразу ему был заказан билет на самолет. Это тебе о чем-то говорит?
– И о чем?
– О том, что не нашел он там следов никакой Татьяны. Или нашел, но не с тем лицом. Потому и заспешил. Потому и отправился туда, где наш эскулап уже три с лишним года проживает со своей русской женой. И тебе туда надо срочно вылететь. Пока не стало поздно, брат.
– Хорошо. Я сделаю, как ты велишь, – кивнул он.
Вдруг вспомнились сумки, с которыми ушли его подельники в день налета. Ушли и исчезли в никуда. И подельники, и сумки. Вспомнилась удушающая волна адреналина, опалившая внутренности, когда он посыпал все вокруг себя смертоносными пулями. Не думал тогда, что живым останется. И вообще ни о чем не думал, просто стрелял и стрелял без остановки. И страха в тот момент не было. Страх появился позже. Когда на съемной квартире залег, вздрагивая от каждого шороха и полицейской сирены за окном. Долго ему пришлось вздрагивать. Очень долго. Потом притупилось.
– Он найдет ее. Я уверен. – Брат сцепил пальцы в замок, принялся постукивать ими по столу в такт каждому слову. – И он попытается ее привезти сюда. К Кадашову.
– Может, тогда мне и не надо…
Брат не дал ему договорить. Резко выбросил руку и схватил его за шею, нагибая к столу.
– Надо! И еще как надо, брат! Ты должен его опередить. Ты должен выжать из этой бабы все, что она знает. Она должна рассказать все тебе, прежде чем она раскроет рот в подвале у Кадашова. А она его раскроет. И тогда все зря! Мы опоздаем.
– Как ты это видишь? – подумав, зло фыркнул Вадик. – Как ты видишь то, что я в чужой стране допрашиваю человека? Где? В гостиничном номере?! План? У тебя есть хоть какой-то план, брат?!
И по тому, как хищно тот ощерился, Вадик понял – да, план есть. И план «а», и план «б» у его брата имеются. Потому что не знал Вадик в своей жизни более умного человека, чем его брат. Умного, вероломного, хитрого.
Он разложил на столе все тот же рекламный проспект, выпущенный минимальным тиражом, и принялся тыкать пальцем в фотографии.
– Она весь день дома одна. Весь день, насколько я понял. Ее муж работает доктором и часто задерживается.
– А соседи?
– Соседей немного. Мало кому хочется жить почти в полосе прибоя на семи ветрах. Дома стоят на приличном расстоянии друг от друга. У тебя будет время ее разговорить, брат.
– А если она станет молчать? А если она мне ничего не скажет?
– Тогда это «ничего» она не должна рассказать никому.
И они замолчали, уставившись друг на друга. Все было предельно ясно.
– То есть сюда она вернуться не должна?
– Нет.
– Независимо от того: скажет она мне что-то или нет?
– Все так. Эта девка должна остаться на острове со всеми ее тайнами. Навсегда остаться. Ты понял мою мысль?
Мысль его была понятна. Непонятно было, как все это Вадик сумеет претворить в жизнь. Как, без рисков для собственной жизни?!
Он сойдет на берег и сразу станет предметом внимания и обсуждения местного населения, которое насчитывало столько же народу, сколько жило в его микрорайоне. Может, даже меньше! И затеряться там не выйдет. Это противоречило его правилам: ты всегда на виду в малонаселенном месте. К тому же он не знал языка. А разговорник, купленный им в аэропорту, мало помог. Он чуть язык не сломал, пытаясь объясниться с барменом, когда захотел просто-напросто сожрать бутерброд с лососем. Как он станет изображать туриста, заинтересовавшегося местными красотами?
Вадик стоял на верхней палубе большого парома, совершающего обычный рейс между островами, и с ненавистью смотрел на темную полоску островного берега, становившуюся с каждой минутой все ближе и ближе. Он не хотел туда! Он не хотел задания, навязанного ему братом. Все внутри его противилось, все сжималось от нежелания снова убивать.
– Ты слишком долго жил в зоне комфорта, – вынес вердикт брат, провожая его в аэропорт. – Как хищник, долго проживший в зоопарке. Но обстоятельства вынуждают тебя покинуть теплую клетку, брат. Ради нашего с тобой будущего. Поверь, это нам поможет.
Он долго обдумывал его слова. И в самолете. И на пароме. И, хоть убей, не мог взять в толк, чем конкретно мог помочь лично ему такой риск. Такой неоправданный риск! И вдруг, за минуту до того, как нога его коснулась гранитной пристани, его озарило.
А что, если его брат таким образом зачищается? Что, если деньги, с которыми ушли его подельники, никуда не пропадали? Если он их забрал? Возможно такое?
От таких ужасных мыслей он даже споткнулся о последнюю ступеньку, чертыхнулся по-русски и тут же привлек к себе внимание сразу трех местных жителей. Двое сходили на берег вместе с ним. Один кого-то встречал – пожилой дядька, грузный, в объемной теплой куртке, с длинными седыми волосами, выбивающимися из-под вязаной шапочки.
Он так никого и не встретил – этот старик. Зато встретился с Вадиком взглядом. И взгляд этот Вадику совсем не понравился. Так смотрят полицейские и прокуроры. Он даже поежился. Цепко смотрят, стараясь просмотреть тебя, как рентгеном, до самых внутренностей. И он, не раздумывая, шагнул в сторону этого старика. Улыбнулся и проговорил, ткнув себя в грудь рекламным буклетом:
– Я – русский. Здравствуйте.
И старик неожиданно ответил ему тоже по-русски, с едва заметным акцентом.
– Здравствуйте.
– О, вы знаете наш язык?
Вадик насторожился еще больше. Вдруг этот дед – коп под прикрытием? Вдруг явился на пристань прямо по его душу?
– Так вышло. – Тяжелые плечи под огромной курткой чуть шевельнулись. – Вы к нам в гости?
И это прозвучало, как на допросе. У него даже на таможенном контроле с другой интонацией спрашивали. У Вадика нехорошо засосало в желудке. Как если бы он натощак выпил стакан водки и не закусил.
– Нет. Не в гости. Я здесь никого совершенно не знаю. – Он послал в сторону внимательного местного старика одну из самых лучезарных своих улыбок. – Осваиваю новые туристические направления.
И он, сунув руку во внутренний карман теплой куртки, вытащил оттуда рекламный буклет.
– Слышал.
Дед остался равнодушным. Возможные перспективы развития этого забытого богом местечка его, казалось, совершенно не интересовали. А интересовал его неожиданный турист, явившийся накануне Нового года. Накануне зимних штормов и дикой стужи. О чем он тут же и сказал.
– Так надо спешить. Сейчас на рынке туриндустрии дикая конкуренция.
Вадик потянул за завязки капюшона. С моря дуло так, что его «проверенный холодом» пуховик казался тонкой ветровкой. Ноги в высоких меховых ботинках будто примерзли к ледяным камням пристани.
– Ну-ну. Может, и так.
Дед повернулся, чтобы уйти. Он так никого и не встретил, стрельнуло Вадику в мозг. И он решился.
– Эй, простите! – громко крикнул он в спину местному жителю. – Не подскажете, где я могу здесь остановиться?
Старик притормозил, нехотя обернулся. Пожевал губами. И вдруг его хмурый взгляд озарился странным паскудным светом.
– Пойдете вот по этой улице, – указал он Вадику на широкую брусчатку. – Она приведет в самый центр. Там отель на самом утесе. В нем и остановитесь.
– Отель у вас один? – спросил он, сразу почуяв какой-то подвох, западню.
– Отель один, – кивнул старик.
– А чего-нибудь попроще нет? Боюсь, у меня не хватит денег на отель. – И он, натянуто улыбаясь, демонстративно похлопал себя по карманам. – У меня слишком много здесь дел. Придется задержаться. Боюсь, что на отель не хватит средств.
– Через квартал от отеля гостевой дом, – буркнул старик, сразу поскучнев, и ушел.
Он точно хотел его столкнуть нос к носу с Устиновым. С бывшим ментом, который работал на Кадашова. Тому наверняка было выдано немало командировочных. По слухам, Кадашов не скупился и вновь принялся сорить деньгами, в надежде найти убийц своего сына. То есть и его, Вадика, в том числе. Так что Устинов мог себе и отель позволить, и номер люкс в этом отеле. И сто процентов он остановился именно там.
Нет, туда путь заказан. Надо найти жилье попроще и подальше от того места, где предположительно остановился Устинов.
Вадик быстро пошел по широкой брусчатке, передергиваясь от противного морозного скрипа под толстыми подошвами высоких зимних ботинок. Он шел и зло посмеивался над странной идеей освоения этого острова туристами. Сложно было представить путешественника, получающего удовольствие от ледяного ветра, замерзающих на лету соленых морских брызг и неприветливого местного населения. Хотя один старик – это еще не все островитяне. Вполне возможно, здесь живут добрые и веселые люди.
Он быстро нашел гостевой дом, о котором ему говорил старик. Уютный двухэтажный особняк, зажатый с двух сторон похожими домами. Узкие окна, низкие двери. Хозяева – супружеская пара средних лет – по-русски не говорили, но будто бы понимали. Поселили его на втором этаже в угловом номере с видом на море. Будто ему могла понравиться беспокойная водяная пучина темного, почти черного цвета. Он бы с большим удовольствием смотрел на брусчатку, по которой сновали люди и ездил транспорт. Ему надо наблюдать. Для начала ему просто надо наблюдать. А потом он примет решение. Сам его примет. И не станет выполнять указания брата, требующего не затягивать с решением их общей проблемы.
– По ситуации, брат, – скупо ответил ему Вадик, когда тот позвонил ему в номер. – Я только прибыл.
– Хорошо, хорошо, не тороплю. Но сам понимаешь, Устинов может тебя вычислить. И тогда шансов у тебя просто не будет.
– Что ты этим хочешь сказать? – Вадик вскочил с узкой деревянной кровати, протяжно скрипнувшей под его весом.
– Я тут подумал, брат… – последовала затяжная пауза, стоившая немалых денег, с учетом международного роуминга. – Он тоже не должен вернуться домой.
– Кто он?! – Вадик скрипнул зубами, безошибочно угадав ход преступных мыслей своего троюродного брата.
– Устинов. Он не должен вернуться, брат. Потому что рано или поздно он на нас выйдет. Он умен. Он профессионал.
– И он наверняка вооружен, – задыхаясь от бешенства, просипел в трубку мобильного Вадик. – Ты хоть понимаешь, о чем просишь?! Он профессионал!
– Ты тоже не пальцем деланный, – возразил со смешком брат. И напомнил о событиях трехлетней давности. – Тебе одному удалось уйти. И это сто баллов, старик!
Он еще о чем-то говорил и говорил, списывая деньги с мобильного счета Вадика. Тот его почти не слушал. Он понял его. Только сейчас понял.
Отправляя его сюда, брат не надеялся больше встретиться. Он просто-напросто убрал его из страны, убрал из своей жизни, которая год от года становилась все стабильнее и обеспеченнее. Интересно, откуда? Откуда у него столько денег?
Ответ всплыл сам собой. Всплыл за ужином, который входил в стоимость номера.
Деньги, что пропали в день налета на кортеж Кадашова, могут быть у его брата. Он обвел вокруг пальца всех. И Вадика заставил поделиться тем, что ему удалось сберечь. Сволочь!
Вадик услышал, как противно скрипнула по тарелке его вилка. Покосился на хозяйскую дочку, что хлопотала на кухне, отделенной от обеденной комнаты низкой перегородкой. Кажется, она не обратила внимания на нервозный визг его столовых приборов. Как и минуту назад, пухлая девятнадцатилетняя девушка что-то быстро крошила ножом на большой деревянной доске. И что-то тихонько напевала себе под нос. Мелодию Вадик не узнал, но то, как пела девушка, ему понравилось. Это звучало слегка фальшиво, но нежно, по-домашнему.
Он скользнул осторожным взглядом по ее бедрам, на которых в такт ее движениям колыхалась широкая юбка. Опустил взгляд на стройные лодыжки, аккуратные ступни, обутые в мягкие войлочные туфли с затейливым орнаментом. Перепугался, что взгляд его кто-нибудь заметит, поднял глаза и…
– Привет, – на ломаном русском произнесла хозяйская дочка, перестав орудовать огромным кухонным ножом.
Она смотрела на него в упор. Жадно смотрела, алчно. И очень сексуально облизывала красивый рот. И при этом она так искусно выпятила грудь, что и под широкой кофтой в сборку Вадик безошибочно угадал пятый размер. И рассмотрел напрягшиеся соски.
– Как дела? – снова с трудом проговорила она и, засмущавшись, рассмеялась.
– Спасибо, хорошо, – ответил он сдержанно, почувствовав легкое возбуждение.
Показал на опустевшую тарелку пальцем. Потом сложил пальцы в кулак, оттопырив большой, и произнес:
– Очень вкусно. Супер!
– О, супер, супер. – Она звонко рассмеялась, запрокидывая голову.
Вадик уставился на стройную белоснежную шею. На крохотные сережки-капельки, поблескивающие в аккуратных мочках. Ему вдруг сделалось жарко дышать. Эта девятнадцатилетняя островитянка знала толк не только в приготовлении пищи. Она умело соблазняла его, да!
И если вдруг…
Ну не сто процентов, конечно, а просто вдруг, эта девчонка постучится к нему сегодня ночью в номер, он ее впустит. Ему нужно разрядиться. Ему необходимо расслабиться, выдавить страх и подозрение из сердца. Ему надо, чтобы он снова ощутил привычную легкость. Чтобы двигаться дальше. Чтобы самостоятельно принимать решения. И подумать, хорошенько подумать, что двигало его братом, когда он отправлял его в такое опасное путешествие.
