Глава 12

Замок Воронье Гнездо в Лохленне был огромным и невероятно тяжелым, словно уходящим глубоко в землю. Массивные стены, приземистые башни. Он был таким непохожим на воздушную Небесную Нит. Здесь не было моря, только быстрый полноводный Руарк, холмы, а дальше – непроходимые леса. Здесь все было иначе.

Лорд Хетт, поставленный правителем Лохленна, встретил нас у ворот. Мы пообедали вместе – просто, без всяких торжеств. Потом леди Рут, тихая пожилая женщина, спросила, не слишком ли я устала с дороги, и повела показывать замок. Она старалась не сильно надоедать мне… А может быть, общение со мной ей было неприятно, я решила не думать об этом. Все же я дочь врага, за что ей меня любить. Вежливо прошлась с ней по замку и отправилась отдыхать, тем более что все тело болело с дороги.

Три дня – сказал Эрнан. Задерживаться дольше он не будет, не стоит терять время. Он действительно приехал исключительно по делам, и я почти не видела его. Весь день он сидел с лордом Хеттом, а к вечеру собрался совет в Большом зале.

Не знаю, спал ли он вообще этой ночью, но утром, когда я встала, мне сказали, что король уехал в Улин и будет не раньше обеда.

Он вернулся с сэром Ливаном, тем самым стариком, что сидел рядом на пиру в Небесном Чертоге, и до самой ночи что-то обсуждал с ним.

Ко мне Эрнан заглянул совсем поздно, я давно легла спать, но никак не могла уснуть, ворочалась.

Он осторожно подошел, стараясь не шуметь, присел на край кровати.

– Как ты? – спросил он. – Не скучаешь? Я совсем бросил тебя.

– Нет, – я покачала головой. – Мне тоже есть чем заняться, я смотрела замок. Да и потом, у нас ведь будет дорога назад.

Он улыбнулся, прилег рядом, обнимая меня. Я потянулась поцеловать его и поняла, что он уже спит. Вылезла из-под одеяла, осторожно стащила с него сапоги. И долго сидела рядом.

Было в этом что-то простое и чудесное.

Было так легко.

Если бы Хаддин сейчас видел меня… Он бы не одобрил. Он был бы в ярости.

Любила ли я своего брата? На самом деле?

Я ужасно любила Оуэна, он был для меня самым близким… он был всей моей семьей. Я не знала мать. Отец всегда был занят своими делами, ему было не до меня. Он был огромным и грозным, и почти чужим. Я знаю, он любил меня, но… чужим все равно. Даже совсем маленькой я никогда не смела залезть ему на колени, обнять. Зато я залезала на колени Оуэну, и он спасал меня от ночных кошмаров и рассказывал сказки. Он был всего на три года старше меня, но казался взрослым, с ним я всегда чувствовала себя уверенно. Потом, став немного старше, я ходила за ним хвостом, была готова играть во все мальчишеские игры, главное – с ним.

Когда Оуэна не стало, моя жизнь словно схлопнулась. Я не понимала, как теперь жить. Не могла поверить.

Я не верила, что Оуэна мог убить Нарин. Несмотря на то что все говорили об этом. Уаткин, наш оружейник, видел, как Нарин стрелял. Он сам подтвердил мне. Я пришла к нему, я хотела услышать от него сама… Я помню, как он смотрел на меня и хмурился, и становился сам не похож на себя, и каким глухим и чужим был его голос. «Да, я видел, – сказал он. – Я видел, принцесса, как Нарин убил вашего брата». А через неделю, поехав с отцом на охоту, Уаткин упал с лошади и сломал шею.

«Это из-за тебя, – говорил Хаддин. – Это все из-за тебя!»

Он говорил это так уверенно, что я верила ему. Я не могла не верить. Я была еще совсем ребенком, а он был уже взрослым, ему было шестнадцать. Он должен был все знать лучше меня. Я просто чего-то не понимаю…

Он пришел ко мне почти сразу, как только схватили Нарина и Оуэна унесли, ему отчего-то казалось очень важным сказать это мне.

«Это из-за тебя!»

Я не понимала. Я ничего не понимала. Я ничего не сделала, меня даже не было рядом, когда это случилось. Почему?

«Ты просто глупая девочка, – говорил Хаддин. – Ты очень красивая и очень глупая девочка, не понимаешь, из-за чего мужчины могут убивать друг друга. Это все из-за тебя! Потому что ты ведешь себя так, как не подобает вести приличной девочке».

Нет… Оуэн уж точно еще не был мужчиной, он был мальчишкой, он был моим братом… Почему я…

Что я сделала?

Он так и не объяснил мне, но пришел отец и молча увел Хаддина за собой.

Потом я видела Хаддина на похоронах. Он стоял в стороне совсем белый и трясущийся. Я думала, он горюет о брате. Но сейчас мне кажется, отец что-то узнал.

Если это правда, если Оуэна убил Хаддин, то я сама готова убить его.

Очень долго Хаддин даже близко не подходил ко мне. А потом его словно подменили. Он стал таким тихим и больше ни в чем не обвинял меня. Очень долго потом ни в чем не обвинял. Он приходил, сидел со мной, пытался разговаривать. Мне казалось, он пытается заменить мне Оуэна. Но это пугало меня. Невозможно. Что-то изменилось, я не могла понять.

Весь мир тогда изменился и вся жизнь. Все прежние игры и увлечения потеряли смысл. Вокруг меня возникла пустота. Я все больше и больше сидела в комнате одна, все меньше разговаривала. Что-то сломалось. Я перестала лазить по деревьям и скакать верхом. Я стала вышивать и учить наизусть древние баллады. Замкнулась.

Я боялась снова что-то сделать не так.

Боялась, что из-за меня кто-то пострадает.

Я ведь думала, что Нарин тоже погиб.

Я помнила, как ему досталось из-за меня, из-за этой проклятой вишни, его чуть не убили. Тогда я тоже не понимала. А теперь он умер совсем.

Мне было страшно.

Из-за меня?

Мне казалось, я чудовище, приносящее беды.

Я пыталась закрыться от всего. Или даже, скорее, закрыть мир от себя.

Со временем я отошла, конечно. Я понимала, что не виновата, но этот старый ужас все равно жил в душе. Ничего уже не вернуть.

Года через два потом отец привел Флир, и стало немного веселее. Но все равно…

И только сейчас, рядом с Эрнаном, я чувствовала себя спокойно, словно ничего не было.

Он же знал все, что тогда случилось, он был там, но он не рассказывал мне, сколько бы я не просила. И все же я видела – он ни в чем не винил меня. Это было важно.

И сейчас он спал рядом со мной, страшно устав за день.

Мой герой.

Я лежала, смотрела на него и отчего-то была ужасно счастлива.

Я помню, когда стало известно, что Эрнан собрал армию и идет на Лохленн, Хаддин позеленел и затрясся, а отец вдруг рассмеялся. Громко и весело, хлопнув себя ладонью по колену.

– Этот сукин сын не просто выплыл, но еще и взлетел! – сказал он. – С ним еще придется повозиться!

Тогда никто не верил, что Эрнан сможет победить. Силы были слишком неравны.

Тогда я впервые узнала, что Нарин жив. Что тот далекий и непонятный человек, объявивший себя королем и пытающийся захватить Лохленнский трон, и есть тот мальчик, который когда-то жил у нас. Мне казалось – это невероятно. Невозможно. Я не представляла, как такое могло случиться. У меня не укладывалось в голове.

Он жив!

Я помню, первое чувство тогда – это радость.

Я пыталась скрыть эту радость, не показывать, но, думаю, не заметить было нельзя. Отец ничего не сказал мне тогда. Только Хаддин. Он приходил ко мне вечером.

«Даже не думай о нем!» – Мне показалось, Хаддин похож на разъяренную змею. «Даже не думай! Он чудовище! Он демон, вернувшийся с того света! Он умер и вернулся. Он не человек. Ты же помнишь, отец бросил его со скалы, но он вернулся. Такое невозможно без магии. Он убил нашего брата…»

Хаддин говорил что-то еще, так много, пытался расписать все беды, которые теперь могут посыпаться на нас.

Сначала я не верила и половине из того, что он говорил. Но потом слышала и от других. Эрнан неуязвим, морской демон, оборотень, он чудовище, разрывающее людей голыми руками. Он мертвый, он не человек, он придет и убьет всех!

Им пугали детей.

Я понимала, что это уже не тот мальчик из моего детства. Понимала, что он изменился. Но не так.

Никто не верил, что он сможет победить. Некоторые даже смеялись над его самонадеянностью, куда он лезет, какой-то полумертвый заморыш, против мощи Таррена!

Когда Эрнан взял Лохленн, стало не до смеха. А уж когда пошел к нам…

Я даже знаю, отец пытался договориться с ним, отправлял послов. Не знаю, что он там ему предлагал, какие условия.

Я видела, что отцу тяжело, он не находит себе места, не может смириться с тем, что какой-то парень, который столько лет был у него в руках, теперь может прийти и отнять все. Он сильно сдал, эта война совсем подорвала его силы. А потом… Сердце? Он даже не успел увидеть внука, которого так ждал.

Остановится ли Эрнан на этом завоевании? Или пойдет дальше? Может быть, Таррена ему будет мало?

Я поняла, что впервые думаю не о своем будущем, а о нашем общем. Любое его решение повлияет и на мою жизнь. А мое решение… не знаю.

Когда я проснулась утром, Эрнан уже ушел.

Вечером третьего дня, перед отъездом, нас ждал торжественный ужин. Все местные лорды собрались выразить почтение королю.

Я сидела рядом с Эрнаном за столом по правую руку, на почетном месте. Как жена, как королева. По левую руку сидел лорд Хетт, как правитель, а за ним сэр Ливан. На какое-то мгновение мне показалось, все это уже было со мной. Пир в Небесном Чертоге, в тот самый первый день. Тело Хаддина с распоротым животом…

Когда в очередной раз рядом подняли тост за победу, у меня дрогнули руки. Победу над Тарреном. Словно все случилось только вчера.

– Тиль? – Эрнан дотронулся до моей руки. Думаю, он все понимал, но это его люди, его победа, ему действительно есть чем гордиться. Для Лохленна победа означает свободу. Они имеют право радоваться.

Но как быть мне?

Я покачала головой, постаралась улыбнуться ему.

– Все хорошо. Просто немного устала.

– Мы посидим немного и пойдем, хорошо? – тихо сказал он. – Я не могу уйти сразу.

– Не волнуйся, все хорошо.

Сэр Ливан усмехнулся, глядя на нас. Кажется, он был уже пьян.

– Я смотрю, ты нашел общий язык с этой дикой кошечкой? И как она?

Эрнан дернулся, резко обернулся к нему.

– Она твоя королева, – холодно сказал он. – Не забывай.

Сэр Ливан осушил свой кубок, кивнул, чтобы ему налили еще.

– Пока еще не королева, – сказал он. – Дочь Майлога, твоя пленница. То, что она греет твою постель, еще не делает ее королевой. Ты подумай, стоит ли оно того?

Лицо Эрнана стало непроницаемым, почти каменным.

– Сэр Ливан, – сказал он. – У вас сегодня был долгий и тяжелый день, вы устали и много выпили. Думаю, вам пора пойти отдохнуть.

– Я только начал отдыхать, – Ливан поднял наполненный кубок. – Я хорошо помню, кто она и кто ты. Я уважаю тебя, как законного короля. Но не забывай, кто поддержал тебя и вытащил из грязи.

Эрнан молча поднялся на ноги.

Несколько мгновений, и все взгляды были устремлены на него. Зал умолк. Эрнан стоял в полной тишине. Он ничего не говорил и ничего не делал, просто стоял. И Ливан, сначала довольно ухмыляющийся, помрачнел. Потом поставил кубок, отодвинул. Огляделся по сторонам, словно стараясь оценить ситуацию. Вздохнул. И тоже, наконец, встал. Еще какое-то время он пытался справиться со своими чувствами и с отрыжкой. Потом поклонился.

– Прошу простить меня, ваше величество, – сказал он.

Потом повернулся и отправился прочь.

– Можно, я тоже пойду? – осторожно попросила я.

Он повернулся ко мне. Я видела, как он пытается справиться с собой, и чтобы злость и раздражение не коснулись меня.

– Если хочешь, – сказал он, подал мне руку. – Идем, – и потом, повернувшись к гостям: – Я скоро вернусь, продолжайте пока без меня.

Мы вышли вместе, прошли до открытой арочной галереи, выходящей к реке. Отсюда уже совсем недалеко до жилых комнат.

– Мне сейчас нужно вернуться, Тиль, – сказал он. – Не принимай все это близко к сердцу.

Я кивнула.

Думала, он сейчас уйдет, но он не уходил. Стоял хмурясь, поджав губы.

Сэр Ливан в чем-то прав. Я не королева. Я дочь Майлога, дочь врага, принесшего столько бед Лохленну. Пленница и трофей. Никто не обязан уважать меня.

– Он прав, – сказала тихо. – Я не королева, даже если грею…

Если грею твою постель. Теперь это правда. Все эти красные ленты – правда.

У меня не хватило сил договорить сразу.

– Он прав, – повторила я. – Я шлюха, а не королева. Я сама…

Эрнан вздохнул, обнял меня за плечи.

– Прости, Тиль, – сказал он. – Это моя вина, я поторопился. Стоило подождать до свадьбы, тогда тебе не в чем было бы себя винить. Тебе и так нелегко, а теперь еще и это.

– Поторопился? Я думала, это произошло…

Случайно? Само? Я сама захотела.

– Тиль… – он заглянул мне в глаза. – Ты думаешь, я позвал тебя с собой, чтобы ты посмотрела Лохленн? Я хочу быть честен с тобой. Это так цинично, наверно, но я решил, что долгая дорога, ночевки под небом у костра, звезды и песни помогут забыть об условностях и обязанностях, и помогут нам стать ближе… – он сморщился, старательно подбирая слова. – Я хотел, чтобы ты перестала меня бояться. Считай, что я сам это подстроил. Я даже выбрал место у реки для ночлега, я был там раньше и знал, что очень удобно купаться, я хотел предложить тебе сам… Прости меня.

Я смотрела в его глаза, и раскаянья там не было. А если было, то совсем чуть-чуть. Только нежность.

Хотелось обидеться, сказать, что он использовал меня, что это не честно… И в то же время я понимала, что он делает сейчас. Он берет ответственность на себя. Он не говорит, как Хаддин: «Это все из-за тебя. Ты ведешь себя так, как не подобает приличной девушке. Ты сама захотела». Хотя это так. Сейчас это действительно так. Он говорит: «Это я сделал. Ты не виновата».

Наверно, я слишком сильно привыкла быть виноватой во всем.

– Ты получил то, что хотел, – сказала я.

Хотелось расплакаться.

– Тиль… – он улыбнулся и вдруг встал на колени передо мной. – Луцилия, я хочу, чтобы ты всегда была со мной, всю жизнь, в горе и в радости. Я хочу, чтобы у нас были дети и внуки, я хочу состариться вместе, если, конечно, доживу до старости.

Он улыбался, и я видела – все это искренне, все эти слова от чистого сердца.

– Я люблю тебя, Луцилия, – говорил он. – Я клянусь защищать тебя и сделать все, чтобы ты была счастлива, все, что в моих силах. Если я поторопился, то только от того, что так долго этого ждал. Ты ведь станешь моей женой?

– Я могу отказаться? – спросила я.

– Можешь, – серьезно сказал он. – Если ты действительно этого хочешь, то можешь отказаться. Мы придумаем, как поступить.

Он смотрел на меня.

Его ответственность… Как это просто.

Хотелось убить и обнять его одновременно.

– Ты расчетливая свинья, – фыркнула я. – Да, ты говоришь это только для того, чтобы я не чувствовала себя виноватой, не боялась, и тогда со мной можно делать все что угодно, и я не буду сопротивляться, потому что я тоже люблю тебя.

Он засмеялся и вдруг подхватил меня на руки, закружил.

– Да, я еще та свинья, – весело сказал он. – Это ты пока плохо меня знаешь. Иногда мне становится страшно, что ты узнаешь меня лучше и ужаснешься. Ты ведь помнишь меня ребенком, но прошло столько времени. Я совсем не тот прекрасный и благородный рыцарь из сказки, победитель драконов. Я жестокая, циничная и расчетливая свинья. Но рядом с тобой мне очень хочется быть рыцарем из сказки.

Он целовал меня, и мне было так хорошо в его руках.

Мне казалось – он самый лучший, и что бы он ни говорил, я хорошо знаю его. Я вижу, какой он. Я готова любить его таким, какой он есть.

Потом он проводил меня до спальни и вернулся к гостям.

Когда все закончилось, я давно спала. Я слышала что-то сквозь сон. Слышала, как он пришел, разделся и залез под одеяло ко мне. Осторожно обнял, стараясь не будить, прижался щекой к моему плечу. Ночь уже подходила к концу.

А утром, на рассвете, мы готовы были выезжать.

На обратном пути мы заехали в замок леди Раэны, вдовы лорда Андроса. Здесь жили довольно просто, как и почти везде в Лохленне, но вполне благополучно. Нас встретили, хорошо накормили, и мы долго еще сидели у потрескивающего камина, и Эрнан рассказывал, какой Андрос был герой и как геройски погиб при штурме крепости.

Леди Раэна, молодая, красивая, но немного испуганная женщина с ребенком на руках, слушала, и я видела горе в ее глазах. И все же она просила Эрнана рассказать еще, он рассказывал и осторожно, почти незаметно поглаживал мою руку. Ребенок спал, тихо причмокивая, у леди Раэны на руках, наши разговоры не мешали ему. Ему было месяца три, примерно столько же, сколько должно бы быть Гарану сейчас. И я невольно задумалась, что же все-таки стало с моим маленьким племянником? Где он? Заботится ли о нем кто-нибудь? Держит ли вот так на руках? Но Эрнан всегда отказывался говорить об этом, а сильно настаивать я не решалась. Может быть, позже?

Если Гаран жив, то он может вырасти и заявить свои права на трон. Кто знает, когда это будет? А если он тоже захочет отомстить Эрнану, так же, как Эрнан хотел отомстить моему отцу. Он придет и убьет моих детей… если у нас с Эрананом будут дети.

Это все так сложно и страшно.

А Маргед? Что стало с ней, я даже представить не могла. У нас никогда не было добрых отношений. Я пыталась, но так и не смогла найти общий язык с женой Хаддина. Второй женой. Она была жесткой и властной, совсем не терпела возражений, даже Хаддин изменился рядом с ней, стал сдержаннее и тише. Думаю, став королевой, Маргед держала бы всю страну в кулаке железной хваткой, скорее она, чем Хаддин. Она была дочерью лорда Олмера, троюродного брата отца, и почти частью семьи. И семейные черты в ней прослеживались очень четко.

Первая жена Хаддина, Ллейшон, была, напротив, скромной и милой девушкой. Они были женаты почти пять лет, но Ллейшон так и не родила ни одного ребенка, даже не забеременела. И тогда было принято решение признать брак недействительным. Появилась Маргед. Стране нужен наследник.

Что, если я тоже не смогу родить Эрнану сына? Он откажется от меня?

Ребенок проснулся и заплакал, леди Раэна тихо извинилась и вышла вместе с ним. Мы с Эрнаном остались вдвоем.

– Ее муж был героем? – спросила я.

– Он был наемником и храбрым воином, – сказал Эрнан. – Он получил эти земли после освобождения Лохленна. Когда-то этот замок принадлежал Рэннам, но после той войны никого из них не осталось в живых, по крайней мере по прямой линии. Потом замком владел лорд Гуалтер, вассал твоего отца. Потом я передал его Андросу. Раэна дочь корабельщика из Тиссы, я знаю ее давно. Для нее этот ребенок – хорошая возможность сохранить свое положение и не вернуться домой.

– Одинокой женщине нелегко…

– Да, – Эрнан чуть заметно улыбнулся. – Но лучше быть матерью наследника, чем просто бездетной вдовой. А то сразу найдется много желающих оспорить право на землю.

– Она ведь любила своего мужа.

– Да, конечно, – Эрнан пожал плечами. – Она сбежала из дома вслед за ним. И даже сражалась наравне с мужчинами, ее дядя и братья моряки, немного пираты и контрабандисты, они научили ее владеть абордажной саблей и стрелять из лука. Такая женщина вполне может справиться сама.

Я пыталась и не могла представить Раэну с оружием в руках.

Нам принесли и налили еще вина.

– Ты когда-то тоже училась драться. Помнишь?

– Да, но для меня это была игра, и я никогда не смогла бы сровняться с тобой или Оуэном.

– Тебе и не нужно было. Но ты так отчаянно размахивала деревянным мечом! – Эрнан улыбнулся. – Столько огня!

– Надо будет вспомнить, как это делается.

– Обязательно, если захочешь, – он поцеловал меня. – Скакать верхом ты не разучилась. А еще, помнишь, ты умела оживлять бабочек.

– Не знаю, – мне вдруг стало не по себе. – Иногда мне кажется, что я не оживляла, что это была случайность. Бабочка замерзла и уснула, я отогрела ее. Так ведь не бывает, правда? Невозможно оживить?

– Я слышал о людях, которые оживляют мертвых, – сказал он. – Меня самого едва ли не с того света вытащили. Но Ингрун говорила, что можно вернуть, только если душа не успела уйти далеко. Иначе оживет лишь тело, и это будет чудовище, лишенное человеческих чувств. Без страха, без жалости, не чувствующее боли и усталости. Андрос рассказывал, что ему доводилось сражаться с такими, когда он служил в Тааракаре, их рубишь пополам, но они не умирают и все равно ползут на тебя… Он очень боялся, что пока он там, его убьют в бою и сделают с ним то же самое.

Я вздрогнула, поежилась.

– Прости, – сказал он. – Напугал тебя, да?

– Немного, – призналась я.

Он долго молчал, глядя в огонь. Но все же… Что-то волновало его.

– Говорят, даже если вернуть сразу, следы все равно остаются, человек меняется, – сказал он. – Мне всегда было интересно, насколько изменился я сам. Я понимаю, что изменился, но от того ли, что побывал там, или просто повзрослел, пришлось стать жестче… Вдруг я не замечаю чего-то важного?

Он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла.

Я сжала его руку.

– Прости, Тиль…

– Ничего, – сказала я. – Я и так всю жизнь жила с закрытыми глазами, не зная и не замечая ничего. Лучше ведь знать, правда?

Он кивнул, улыбнулся мне.

– Ты не изменился, – сказала я.

Он криво ухмыльнулся, словно говоря: «Ты просто плохо меня знаешь». И еще: «Не бери в голову». Потом поднялся на ноги.

– Пойдем. Уже поздно, – потянул меня за руку. – Я хочу еще немного побыть с тобой вдвоем.