Книга: «Весы» и другие пьесы
Назад: Прощание с бумагой
Дальше: Весы

Шёпот сердца

Впервые публикую два варианта одного и того же художественного произведения – монодрамы «Шёпот сердца». Между этими вариантами – два года и сто пятьдесят сыгранных спектаклей.
Первый вариант был написан изначально до сценического его воплощения. Второй записан после длительного исполнения спектакля.
Когда я решил подготовить текст «Шёпота сердца» для публикации, то увидел огромную разницу между изначальным замыслом и тем, что звучит со сцены.
Я попытался редактировать, изменять старый первоначальный текст, вставлять в него новые находки и зафиксированные сценические импровизации, однако убедился, что это невозможно.
Невозможно потому, что жалко отказываться от откровенно литературных и подробных фрагментов первого варианта, который писался именно как литературный текст, заменяя их короткими и более эффектными сценическими фразами. Но так же жалко отказываться от той композиционной лёгкости, которая пришла в это произведение в результате длительного сценического использования этого текста.
В итоге я решил оставить первоначальный вариант в неизменном виде и записать новую сценическую версию «Шёпота сердца», даже не заглядывая в исходный её вариант.
Надеюсь, что вам будет любопытно и даже интересно прочесть оба текста и увидеть, что происходит с литературным замыслом в результате его длительного сценического исполнения, увидеть удивительные метаморфозы. Метаморфозы композиции, смысловых акцентов и даже отдельных слов в процессе их переноса на сцену и в живое выступление.
Что называется, найдите тысячу различий.

 

Шёпот сердца
2014 год. Литературная версия

 

Человек! Послушай меня… Я твоё сердце! Услышь меня… Прислушайся. Тебе надо послушать то, что я скажу тебе.
Пора… Понимаешь, пора!
У тебя же ко мне много вопросов…
Я их знаю. Я все твои вопросы к себе знаю.
Вот и послушай!
Я же знаю, что тебе хочется узнать, что мне нужно, чего я хочу и что надо делать, чтобы я тебя не беспокоило, чтобы не пугало тебя, не мучило.
Ты хочешь, чтобы я не привлекало к себе много внимания.
Чтобы я не ограничивало тебя в чём-то…
Я знаю эти твои вопросы.
Но у меня к тебе тоже много вопросов, хоть я и знаю про тебя всё, человек мой.
Но я тебя совсем не понимаю. Мои знания не приводят к пониманию.
Я не понимаю тебя, мой человек!
Не понимало раньше и не понимаю сейчас, и чем дальше, тем сильнее не понимаю.
А как тебя можно понять? Как? Начнём с простого… Ты только не отвлекайся…
Вот мой вопрос. Это простой вопрос, но ответа я не знаю. Потому что не понимаю тебя вовсе!

 

Посуди сам…
Ты утром рано покидаешь город и едешь долго, подальше в тихое, потаённое, любимое тобой место. Едешь к дивному гладкому озеру или к заветной заводи на реке. Выезжаешь ещё затемно. Встречаешь светлеющее небо в пути. Не включаешь радио, не нарушаешь внутренней тишины. Дорога знакомая. Она связана только с приятным и радостным. Ты же любишь эту дорогу… А дождя нет. Дождь был вчера. Да и тот не сильный. Хороший такой дождик. Всё промылось, освежилось. Хорошо. И машин нет ни встречных, ни попутных. Тебя никто не обогнал, и ты никого. Ну хорошо же?.. И мне хорошо!
Доехал до места, остановился, огляделся. Вблизи ни одной палатки, ни одной машины. Заглушил двигатель, посидел, привык к тишине. Вышел из машины, вдохнул полной грудью утренний этот воздух. Различил в нём и траву, и дикую смородину, и водную гладь. Понял, что воздух вообще неподвижен… А когда пробрался сквозь кусты и сочные прибрежные травы к воде…
Вот оно! Вода гладкая, гладкая, мошки есть, но их мало, и они не назойливы… Над гладью туманчик… Скоро рассвет, он поднимется и исчезнет. В небе нежная, предрассветная, неописуемая, вся из полусвета и полутонов сплошная красота. Ни единого звука дальнего мотора проходящей лодки, ни эха голосов из соседней заводи или с другого берега, ни гула самолёта… Ни одного человеческого звука. Вот! Этого ты так хотел! Об этом скучал и этого очень ждал. Хотел именно этого…
Зачем же ты тогда взял с собой удочку? Зачем?
Как только на водной глади чуть дальше ряски, рядом со стеной крепкого камыша появится поплавок, всё спокойствие и красота, ровное твоё дыхание и безмолвие в черепной коробке закончатся. Твой взгляд вопьётся в этот поплавок и будет ждать его малейшего трепета. Тело твоё замрёт в неудобной позе только для того, чтобы хранить неподвижность и тишину. Ты затаишься…
И так ты пропустишь рассвет и взлёт тумана, не увидишь чудес, которые случатся в небе, забудешь про запахи…

 

Ты сейчас хочешь сказать, что именно это и есть то, чего ты хотел. Этот напряжённый взгляд на поплавок и есть то спокойствие, о котором ты мечтал. Именно этот процесс ожидания трепета поплавка и отвлекает тебя, заставляет забыть будни, хоть ненадолго отринуть так называемые проблемы и всё, что так хочется забыть… Это и есть твоё спокойствие, ты хочешь сказать?
Вот только не надо мне лгать, что ты готов на этот поплавок смотреть сколько угодно долго, без всякого волнения, пусть он даже остаётся неподвижен… Кому ты врёшь, что для тебя главное, чтоб он был?.. И была водная гладь, и воздух, и небо, отражённое в воде…
Не лги мне!!! Если поплавок будет неподвижен, ты очень скоро начнёшь сомневаться… Будешь перебрасывать снасть с места на место, будешь недоверчиво разглядывать наживку, менять её, бросать в воду прикорм, снова и снова изменять глубину от поплавка к крючку… А в итоге засомневаешься в правильности выбранного любимого места, в погоде, во времени года и даже в стране проживания… Ты не сможешь сидеть и любоваться неподвижным поплавком.
Так что не лги мне и себе! Неподвижный поплавок не даёт тебе покоя, он тебя злит. Бывает, что доводит до бешенства. А я, твоё сердце, от этого стучу нервно и совсем неспокойно. Ну, а если всё же какая-то глупая рыба клюнет?..
Любое лёгкое подрагивание поплавка заставляет меня бешено колотиться, а его подёргивания, кивания или ныряния под воду просто-таки меня останавливают, а потом пускают в дикий скач.
Или, не дай бог, поклёвка была серьёзной, и ты подсёк рыбу, почувствовал её вес и силу, почувствовал, как она согнула удочку… И вдруг рыба сорвалась, плеснула и исчезла… В такой момент я чуть не лопнуло, чуть не разорвалось… Но тебе-то какое дело до меня? Ты просто заорал на всю округу, выматерился, бросил удочку, плюнул… И всё! А я? Я… я… чуть не погибло, чуть не остановилось навсегда. А потом ещё долго бешено прыгало, не в силах успокоиться.
Разве это отдых? Для тебя – может быть. Но не для меня. Для меня это тяжёлая нагрузка.
Видишь, как для нас всё по-разному?!
А если бы поплавка не было?.. Как много ты мог бы увидеть, услышать и вдохнуть! Как много смог бы отбросить на время или навсегда! Какие мудрости смог бы постичь… Но ты взял с собой удочку и сам себе всё испортил. Сам себя запутал и обманул.
Тебе же вроде не рыба была нужна? Сколько раз ты сам себе и другим об этом говорил! Говорил, что точно нужна не рыба… Но ты взял удочку и без рыбы уже не можешь… Без рыбы, которая вроде бы не нужна, которую ты не ешь и запах которой тебе неприятен.
Ты всё путаешь, ты всё портишь, ты совсем меня не слышишь и не желаешь слышать.
Ты не умеешь быть со мной в гармонии и единстве. Ты не желаешь понять, что то, что хорошо мне – хорошо и тебе. Ты не можешь понять, поверить и принять то, что если хорошо мне, то ты тогда меня не замечаешь, забываешь, что я у тебя есть… А когда ты забываешь, что я у тебя есть, тогда мне прекрасно! Тогда мы едины.

 

Ты спрашиваешь меня, что мне нужно? А мне даже неудобно отвечать, потому что это слишком просто и очевидно. Это так очевидно, что не хочется говорить вслух.
Я лучше скажу, что мне не нужно…
А мне не нужна та самая удочка среди красоты, не нужен поплавок на неподвижной глади воды, с отражённым утренним небом. Рыба не нужна… Которая и тебе не нужна. Мне не нужно то, что тебя волнует, а меня тревожит и беспокоит.

 

Мне так важно тебя понимать, но я не могу понять тебя, человек! Ты требуешь от меня подчинения и работы. Но подчинение без понимания тяжко втройне. Тяжко и унизительно. Вот например…
Ты боишься летать на самолётах, но летаешь на них. В этом ты весь! Боишься же! Не показываешь вида, изображаешь расслабленное равнодушие к происходящему, мол, эка невидаль летать на самолётах, мол, я уже привык летать, мол, это самый надёжный вид транспорта… А сам боишься! Ещё журнальчик какой-нибудь вальяжно открываешь, шутишь непринуждённо со стюардессами, дескать, видите, я в своей тарелке, я опытный, если что, можно положиться именно на меня… А сам боишься! Боишься ужасно и стыдишься своего страха. Прячешь его.
Но меня ты не обманешь! Ты боишься, и я из-за этого страха бьюсь мелко и часто, дрожу, можно сказать. А ты истекаешь холодным потом спины, у тебя сохнут губы, ты вспоминаешь молитвы, которых, в сущности, не знаешь…
Зачем тебе это?! Если так боишься, то зачем?! Ну доедь ты поездом или вообще не едь…
Нет!!! Ты покупаешь себе билет… Дорогой! И понимаешь, заходя в самолёт, что сам себя загоняешь туда, где тебе страшно. Ты сам себя усаживаешь в кресло, где от тебя ничего не зависит. Ты в нём только и можешь, что пристегнуться покрепче ремнём, и всё. И ты послушно пристёгиваешься, потому что ничего больше для своей безопасности сделать в самолёте не можешь… А я в это время колочусь в три раза быстрее, чем надо, и в два раза сильнее, чем можно.
А ты? Ты перед взлётом быстро-быстро вспоминаешь все новости об авиакатастрофах за последние пару лет. Зачем? От этого же только хуже. И мне невыносимее. И зачем ещё при этом ты изображаешь улыбку и бесстрашие на своём бледном и взмокшем на лбу лице?
А ещё смешнее то, что ты, так боясь летать, понимая всю жуть и риск полёта, зная кучу страшных фактов авиакатастроф… Ещё ужаснее боишься на самолёт опоздать…
Ставишь будильник, опасаешься проспать, толком не спишь… Перед выходом из дома десять раз проверяешь, не забыл ли паспорт. Выбегаешь из дома, конечно же, позже намеченного собой срока. Страшно волнуешься, мчишься, переживаешь, поминутно смотришь на часы. Всем этим ты доводишь меня до изнеможения… Ради чего? А ради того, чтобы успеть на самолёт, на котором ты так боишься летать.
Ну а если летишь не один, с семьёй, то всех торопишь, теряешь терпение, злишься, подгоняешь жену и детей… Орёшь! Изводишь меня злобой и раздражением. Зачем? А только затем, чтобы не дай бог не опоздать на самолёт… Чтобы и детей туда же… И жену… В этот страшный самолёт.
Как тебя можно понять?!

 

Ты боишься чего угодно… Чего и кого угодно. Боишься эпидемии где-нибудь в Африке или результатов выборов где-нибудь за океаном. Боишься, что нефть подорожает или подешевеет, хоть никакого отношения к нефти не имеешь. Боишься сокращения рыбных ресурсов Индийского океана. Боишься озоновых дыр…
А бояться тебе следует только меня. Я самая большая твоя опасность. Я должно быть самым большим твоим страхом. Я самое смертоносное для тебя.

 

Ты же знаешь массу примеров и историй того, как человек живёт в постоянном страхе и войне со своим сердцем. Эти примеры у тебя всё время перед глазами. Но ты никак не уймёшься! У тебя же куча знакомых, которые своего сердца боятся, а их сердца боятся твоих знакомых. Они живут в постоянном страхе друг друга.
Как много людей боятся своего сердца, которое в какой-то момент не смогло соответствовать тому образу жизни, которым живёт его человек. До поры до времени могло, держалось, терпело, а потом дало сбой… То ли возраст уже подошёл и устало сердце от такого образа жизни… То ли в какой-то момент не совпало сердце со своим человеком возможностями… То ли сердце просто взяло и взбрыкнуло. Взбрыкнуло, как ретивый конь, как своенравная кобыла… Просто взбунтовалось, отказалось слушаться, устроило сердце короткую истерику.
Случился с человеком инфаркт, например… И человек после этого начинает жить другой жизнью. Точнее, он отказывается от прежнего образа жизни. Затихает человек… или, наоборот, становится таким, сяким, но не прежним… А все родственники, знакомые и коллеги ещё про это говорят… Мол, у него же был инфаркт… Все начинают к этому человеку присматриваться, жалеют, в его присутствии ведут себя тише и скромнее, чем прежде, сочувствуют… Почти хоронят. И жена всё время норовит поддержать его под локоть, подать что-нибудь за столом, не дать что-нибудь поднять, норовит сказать как бы украдкой, но чтобы все слышали: «Коля, тебе этого нельзя». Скажет и обведёт присутствующих скорбным взглядом, будто уже хоронит Колю.
А если кто-то не знал про инфаркт и весело, хлопнув Колю по плечу, налил ему рюмочку и сказал ему, мол, давай, встряхнись, не будь, как этот… На что Коля, скроив виновато-грустную и многозначительную улыбку, покажет рукой на то место, где у него сердце, разведёт руками, пожмёт плечиками, мол, сами понимаете, не могу… Тут же веселье утихнет, все перейдут на громкий шёпот и почувствуют вину за то, что живут свободно и весело в то время, как другой человек уже ничего весёлого позволить себе не может.
Человек после инфаркта, после любой проблемы с сердцем начинает своего сердца бояться. Бояться как тайного, глубоко внедрённого, смертельно опасного врага. Причём врага, который, в сущности, победил. Врага, который нарушил, уничтожил, испортил прежнюю жизнь. Врага, который подчинил своей воле все действия, планы, поступки, да и самою жизнь. Врага, с которым нужно не только всё согласовывать, но и спрашивать у него разрешения на любую мелочь. Своеволие же и непослушание может быть в любую секунду безжалостно и страшно наказано. Наказано сердцем. Человек это знает и… Не любит… Боится… Ненавидит своё сердце.
А я помню, как ты в первый раз испугался меня. Ох и испугался! Перетрусил… Запаниковал. Помню, помню!
Ты в принципе знал, что со мной шутки плохи. Ты знал, что кто-то из дальних родственников умер довольно молодым от инфаркта. Умер неожиданно. Раз – и умер. Вся родня тогда обсуждала, мол, как так, совсем ещё не старый, занимался спортом, вёл вроде нормальный образ жизни… И на тебе – инфаркт. То есть сердце остановилось.
Ты читал в книгах и видел в кино, как персонажи хватаются за сердце, бледнеют и достают заветную баночку или пузырёк с лекарством… И под язык его. Ты знал, что у дедушки болело сердце и ему нельзя было пить кофе. И коньяк. И курить. И вообще… А дедушка делал это тайком. Ты видел несколько раз, как людям становилось плохо с сердцем. Видел, знал, читал, слышал… Но это всё было не про меня. Это всё было про другие, чужие сердца. Во мне ты не сомневался. Про меня ты попросту не думал.
И вдруг тебе стало больно слева в груди. Вдруг стало больно дышать полной грудью. Стало больно двигать левой рукой, наклоняться, двигаться.
Как же ты испугался! Меня испугался! Растерялся, запаниковал… стал беспомощно озираться по сторонам, сел, замер, слабым голосом, почти шёпотом, попросил помощи… На вопрос, что с тобой, сделал трагическое лицо и страдающие глаза… Да только и смог прошевелить бледными губами: «Сердце». Тут же вокруг все закудахтали, засуетились… А ты быстро дал себе зароки и клятвы, что если выживешь, то больше никогда… Никогда того, того, того и этого… Никогда! Отныне режим, умеренность во всём и забота обо мне…
Вскоре выяснилось, что дело было не во мне. Межрёберное что-то там заболело. Чепуха какая-то. Не опасная вовсе… И ты обрадовался. Возликовал!
А то шёл скрюченный, едва ножки передвигал, умирал буквально… А тут! Отпустило… Плечи сразу расправил. Выдохнул. Посмеялся своим клятвам и зарокам, вдохнул полной грудью воздух, жизнь и радость от того, что не во мне было дело.
Дело было не во мне! Но ты же сначала этого не знал. Сначала ты испугался меня. И это был такой страх, какого ты прежде не испытывал. И ты этого страха не забыл. И не забудешь. Ты тогда впервые подумал обо мне серьёзно.
Именно с того момента ты потерял доверие ко мне… До-ве-ри-е! Нет-нет, да и стал ты ко мне прислушиваться… Мол, как я там? Стал стараться спать на правом боку… Вспомнил, что кто-то когда-то, ещё в детстве, надоумил, что на правом боку спать полезнее для сердца.
Стал ты с тех пор иногда задерживать своё внимание на программах про здоровье. Особенно если речь заходила о сердце… Переключал каналы… А тут вдруг на экране человек в белом халате, да ещё и говорит что-нибудь о каких-то бляшках в сосудах, о холестерине, о сердце… Или журнальчик листал, а там статейка про сердечную мышцу и что для неё хорошо, и что плохо. Листал журнальчик-то, а статейку ту прочитал.
Потом кардиограмму меня сделал по случаю. Просто так. Были какие-то дела. Нужна была справка. Подумал: сделаю-ка я и кардиограмму. Сделал. Доктор её смотрел, смотрел… Ты рядом сидел тихонечко, улыбался. Кротко так сидел. Разглядывал картинки на стене. А доктор возьми да и скажи: «Кардиограмма у вас хорошая, но…»
Дальше ты даже и не расслышал. Тебе этого «но» уже хватило сразу.
Потом были первые витамины и какие-то таблетки для укрепления меня, для профилактики моих заболеваний… Были просто модные средства.
Появилась у тебя тревога. Стал ты меня опасаться.
Любил и любишь кофе. Настоящий! А тут раз! – и купил кофе без кофеина. Дрянь невкусную купил. По сути – не кофе. Потому что без кофеина. Купил, чтобы меня поберечь… смешной ты человек!
Купил домой кофе без кофеина, а на работе пьёшь двойной по крепости. Вроде бросил курить, но вдруг кто-то из собеседников достал сигарету, и ты не удержался и попросил одну, потом ещё… И кофейком крепким сверху… А сам себе говорил при этом: «Завтра ни-ни! Да что там завтра? Уже сегодня больше никакого кофе и сигарет… Да я вообще больше курить не буду никогда!» Убеждал ты себя… Себя убеждал!
Меня ты при этом не спросил. Ты с собой договорился. С самим собой. Я в расчёт не бралось. Ты всё сам решил. Сам и только сам. За себя и за меня.
У тебя от кофе бодрость, энергия… Что там ещё? Ясность мысли… А я? Я колочусь, колочусь, колочусь. Я надрываюсь…
Это ты хочешь кофе и договариваешься с собой, пытаясь обмануть меня. Но меня обмануть невозможно. Вся твоя бодрость и ясность мысли – это только мои усилия. Только мои заслуги. Только мой труд.
И так у тебя во всём! Боишься летать – и покупаешь билет на самолёт… Боишься меня, боишься сердца своего – и пьёшь крепчайший кофе… Да что там кофе?! Чего только ты не пьёшь, чтобы заставить меня спешить, ускоряться, мчаться галопом, надрываться…
Как же смешно, когда ты пьёшь кофе или что-то покрепче тайком от врачей! Неужели ты не понимаешь, что это смешно? От меня ты тайком даже воды выпить не можешь…
Ты должен бояться меня, а боишься врачей… Глупость какая!
А если боишься меня… Если я тебя напугало, если больно укололо, дало сбой, плохо и тяжело работало… Если напоминало о себе – ты меня боишься.
Стоит же мне перестать о себе напоминать, стоит наладить ритмичную, хорошую работу… Ты тут же перестаёшь думать обо мне, забываешь мои тебе намёки и сигналы… Тут же сам себя уговариваешь и успокаиваешь, что, мол, всё наладилось… И сразу устраиваешь мне встряску…
Вот я тебя и боюсь. Сердце тоже может бояться.

 

Оно боится, не доверяет и не понимает человека. Сердце всё время с опаской ждёт какого-нибудь подвоха или сюрприза. Сердце знает, что человек может в любой момент что-нибудь отчебучить, вытворить или устроить сердцу тяжелейшее и изнурительное испытание… Невыносимую нагрузку, безумное напряжение.
Но сердце также знает, что намекать и предупреждать бесполезно, если человек что-то решил, то сделает то, что хочет…

 

Я боюсь тебя, человек!
Боюсь! Я всё время начеку и всё равно никогда не готово к твоим выходкам.
Я не готово к тому, что ты неожиданно вдруг возьмёшь да и напьёшься до бессознательного состояния… Вроде же было всё нормально. Ты собирался поехать домой после работы. Ты устал. Ты сам себе обещал отдых. Хотел отдохнуть. У тебя было много трудных дней…
Или наоборот. Ты устал от затяжного веселья… Хотел выспаться, привести мысли и дела в порядок. Ты утомил и измучил меня, да и сам устал до невозможности… всем сказал, что хочешь и надо отдохнуть. Отказался от всех предложений, приглашений и вариантов, думал о том, как с удовольствием поужинаешь дома, посидишь в тишине или что-нибудь почитаешь. Ты думал об этом, потому что давно в тишине и спокойствии не читал книг. Чёрт знает, сколько ты уже не читал литературу. Ты думал о том, как примешь душ перед тем, как лечь спать… Тихий семейный вечер, разговоры, чай, книга… Вот что тебе грезилось. И это было совсем рядом и решено. И этого хотелось. Это было необходимо, а главное, очень доступно и просто… И я успокоилось. Поверило… Кому поверило?
А ты вдруг встретил кого-то, кого давно не встречал, или кто-то тебе позвонил… Или ты приехал домой, а тебе кто-то из домашних что-то не так, по твоему мнению, сказал… Или тебе показалось, что как-то что-то не по-твоему в твоём доме… Да мало ли…
И ты сорвался. Ты либо не доехал до дома, либо доехал, но злой из дома выскочил… И пил, пил… Курил одну за одной… Веселился просто так или веселился кому-то назло. Или спорил с кем-то… Как явился домой, ты не мог потом вспомнить. И как уснул… И поспал всего ничего…
А я? Я работало на износ. На износ от твоего веселья или спора, от твоего гнева или пьяной удали. А ты же ещё и танцевал… Или орал песни уже под утро…
Я не хотело. Мне нужен был отдых и тишина. А ты вместо этого только умножил усталость. С больной головой, разбитый и опухший поехал на работу…
Этого не надо было делать! Какая тебе работа в таком состоянии и виде? Но ты же туда попёрся. Попёрся ещё и потому, что дома невозможно было оставаться, потому что ты всех уже допёк и никто тебя видеть дома не желал… Попёрся на работу, потому что надо было туда, потому что необходимо, потому что там много проблем. Попёрся и только всё усугубил на работе… Усугубил, усложнил и испортил… Потом корил себя… Корил и при этом хорохорился. И домой после работы опять не поехал. Потому что дома после таких выходок и речи не могло быть о тихом ужине, семейных разговорах, чае, тёплом душе и книге. Не пошёл ты домой… точнее, ты домой всё же явился… Но прежде чем явиться домой, ты опять…
А я… Я пахало и пахало… Я трудилось на разрыв. И всё время, постоянно… Никак не могло понять… Зачем?! Неужели не ясно, что лучше всего сразу после работы поехать домой. А если хочется выпить и покуролесить?.. Так это же тоже, пожалуйста! Никто же не запрещает. На праздники, на выходные… Да когда угодно! Ты только меня заранее предупреди. Подготовь меня. Не обманывай…
Я же боюсь тебя. Не доверяю. Ты мне всё время устраиваешь сюрпризы и испытания на прочность. Тогда почему ты удивляешься моим сбоям? Доверие должно быть взаимным! А если нет доверия, то недоверие взаимно по определению.

 

Ну как я могу тебе доверять, когда ты вдруг и ни с того ни с сего включишь телевизор и станешь смотреть какой-нибудь биатлон и страшно при этом переживать? Или пойдёшь на футбол… Дался тебе этот футбол! А там во время матча ещё возьмут и назначат пенальти несправедливо в ворота твоей команды… В чём моя вина? Я не нарушало правил, я не виновато, что твоя команда играла плохо. Но надрываюсь-то я. Я колочусь, как сумасшедшее. Колочусь в любом случае. Колочусь, даже когда твоя команда выигрывает. Я о рёбра твои разбиваюсь! Я из горла твоего готово выскочить!
Я боюсь тебя. Боюсь с твоими загулами и марафонами веселья. Боюсь того, что ты глушишь себя и меня алкоголем, не зная удержу, да ещё козыряешь, что можешь ещё дольше и больше.

 

Боюсь твоих припадков чего угодно. То ты обжираешься без меры и всем подряд, а потом вдруг не влезешь в брюки или увидишь себя в зеркале при реальном освещении и начнёшь терзать меня спортзалом, бегом или плаванием. У тебя случится спортивный припадок. Задыхаешься, усираешься, потеешь, и всё у тебя болит. Я у тебя пульсирую аж в ушах. Даже селезёнка и та протестует. Про меня и говорить нечего. Я бухаю, как большой барабан. Прокачиваю и прокачиваю твою загустевшую кровь… Думаешь, мне это нравится? Думаешь, это полезно? Нет! Но ты же хочешь быть красивым и стройным…
А как только брюки налезли, да ещё если они стали чуточку свободны… Ты тут же в какую-нибудь другую крайность.
Вот чего я боюсь! Твоих крайностей.

 

Очень боюсь твоего азарта!
Я запретило бы карты, нарды и даже шашки. Про более азартные игры и не говорю… Я даже не говорю про дурацкие пари… На деньги или не на деньги – это не важно… Хотя на деньги споры и пари я запретило бы строго, целиком и полностью.

 

Я боюсь твоих вспышек алчности и денежных соблазнов. Боюсь твоей жажды лёгких денег…
Деньги… Они заставляют меня биться так… Как…
Из-за денег я бьюсь так…
Бьюсь, как я не хочу! Совсем не хочу! Это самое мерзкое и какое-то особенное биение.
Оно какое-то…
Оно отличается от всех. Оно…
Не знаю даже, как и сказать. И моё биение из-за денег такое… Которое ты сильнее всего хочешь скрыть, не показать его, не выдать… Ты сам стыдишься его.

 

А твои так называемые страстные крайности?! Как же твои похотливые взгляды, идеи и фантазии меня застают врасплох!.. Понимаешь, о чём я?
Понимаешь! Ты понимаешь, о чём я!..
Но я не буду… А то ты просто не станешь меня слушать… Перестанешь! Не захочешь…
Ты и так-то меня не слушаешь. А тут ещё решишь, что я полезло читать морали. И что все твои страстишки – это твоё личное, потаённое дело… Дело, конечно, твоё! Но колочусь-то я.
Но про это не буду! Тема большая…

 

Вот видишь, как я тебя боюсь! А ещё для всех твоих крайностей, страстей и фокусов… Для всех, всех! У меня должен быть особый, отдельный ритм, громкость и сила. Для всех твоих переживаний должно быть разное биение… И ты не даёшь мне права хоть что-то перепутать. Как я устаю от тебя! Устаю бояться и ждать от тебя подвоха.
Ты боишься меня, а я боюсь тебя. И этот страх растёт и усиливается год от года. Ты наводишь справки обо мне. Пытаешься выяснить, как я и что со мной. Ты спрашиваешь об этом врачей, ты всё внимательнее следишь за статистикой сердечно-сосудистых заболеваний. Покупаешь какие-то новомодные приборы, измеряющие пульс… Периодически у тебя случается почти паранойя на мой счёт. Ты следишь за мной. Вместо того, чтобы следить за собой. Вместо того, чтобы следить за своими страстями, желаниями и переживаниями. Ты, чуть что, легко готов обвинить меня в чём угодно. Не себя, а меня.

 

Всё делаешь только ты! Это же ты влюбляешься или ненавидишь. Я не могу любить! Не приписывать мне того, на что я не способно. Это ты любишь и изводишь меня всеми радостями и ужасами любви. Я не хочу этих твоих влюблённостей и любовей. Не хочу этих стремительных переходов, а точнее, перепадов от дикой радости и счастья к страшным сомнениям и тоске…
Твои эти любови невыносимы! То ты скачешь, как ребёнок, то ты впадаешь в мрачное, ужасное отчаяние от своей любви… И постоянно всё приписываешь мне. Вспоминаешь дурацкие песенки типа: «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь…» Это, кстати, правильные слова. Так и есть. Твои любови случаются тогда, когда я их не жду. Но дальше-то в этой песне идут глупые слова: «Сердце, тебе не хочется покоя». Ничего глупее про меня придумать просто нельзя!
Я же тебе заявляю, что как раз таки покоя я и хочу. Покоя!!! Хочу его, как живой орган. Хочу, как постоянно работающий трудяга желает стабильной и размеренной работы без спешки, без авралов и аварий, без тревог и экстренных ситуаций. Я хочу покоя! Понял? Так что не пой этой глупой песни про меня. Она не про меня! Её написал человек… Что может человек понимать про сердце? А ещё в этой песне есть такие дурацкие слова: «Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить».
Чушь, глупость, враньё! Я не умею и не могу любить! Я даже не знаю и не могу знать объекта твоей любви. Я его не вижу. Это ты влюбляешься! Сам! И списываешь ответственность на меня… Мол, сердце подсказало, сердце обмануло, сердце было слепо, сердцу не прикажешь…
Врёшь! Это ты мне приказываешь биться и мучиться. Это ты не даёшь мне отдыха и покоя. Это ты не слышишь моих подсказок… А я подсказываю всегда только одно: не надо, не влюбляйся! Я кричу тебе: «Ты что, забыл, как было тяжело и невыносимо в прошлый раз?» «Не вздумай снова», – подсказываю я тебе… Но нет! Ты не слышишь меня! Не хочешь! Ты глух к моим советам. Вот мне и приходится тебе давать болезненные сигналы. Приходится делать тебе больно. Приходится пугать тебя… Приходится показывать плохую кардиограмму, нарушать ритм… Покалывать…
Мне не нужна любовь! Твоя любовь мне не нужна! А ты, как назло, влюбчив…
Ты влюбчив, не я! Я же, по-твоему, мотор. Ты даже иногда меня так называешь. А как мотор может любить или не любить? Как?
И если я мотор, то вспомни, чего мотор не любит? А любой мотор не любит сбивчивой работы и грубого отношения. Не любит невнимания к себе…
Ты это прекрасно знаешь! Ты же заботишься о моторе своего автомобиля? Стараешься его заправлять хорошим топливом, вовремя менять масло, регулярно делать техосмотр, по возможности не перегружать его… Хотя в любой момент можешь продать старую машину и купить новую.
Я же незаменимо! Я незаменимый и главный твой мотор. Почему же ты так нещадно меня эксплуатируешь без должного внимания и заботы? Меня чинить трудно. Опасно. А если я забарахлю, то уже полностью починить меня невозможно. И уж тем более трудно меня поменять…
Однако ты влюбляешься…
И ещё… Как же глупо и обидно ты меня изображаешь! Что за дурацкое изображение сердца ты выдумал! Разве я такое?! Разве так можно меня рисовать? То, как ты меня рисуешь, это же даже не дружеский шарж, не карикатура… Это просто совсем не я! Совершенно! И это привычное тебе изображение меня говорит о том, насколько плохо ты меня знаешь. К тому же этим дурацким рисунком ты часто обозначаешь «любовь». Ещё и стрелой норовишь проткнуть.
То есть сердце, по твоему мнению, это и есть любовь. А значит, по твоему мнению, любовь – это я. Ты думаешь, что я осуществляю столь тяжёлые и непосильные переживания. Так? С чего ты это взял? Видимо, с того, что в процессе любви ты заставляешь меня биться так, что всё время меня слышишь и чувствуешь. То есть заставляешь биться сильно.
Но я же этого не хочу!
Я покоя хочу!
Я не люблю работу под названием любовь!
Эта работа изнурительная, непонятная, не имеющая перерывов на нормальный сон и отдых… Иррациональная и бессмысленная работа… Которую ты приказываешь мне делать, сам не понимая, что такое, в сущности, любовь. Ты же не знаешь этого! А я знаю, что это… Я знаю, что любовь – это для меня ужас.
Я не хочу и не умею любить… Мне от любви трудно и плохо…
А знаешь, что мне нравится?
А я тебе скажу!
Я расскажу, что мне нравится.
Мне нравится, когда тебе хорошо. Просто хорошо. Не прекрасно, не супер, не шикарно, не офигенно… А хорошо.
Мне нравится, когда ты сосредоточен на чём-то, твой мозг напряжённо работает и у тебя получается понимать то, над чем ты трудишься. Ты принимаешь быстрые и правильные решения, тебя никто не отвлекает, и ты сам не отвлекаешься… Мне нравится, когда ты получаешь удовольствие от ясности ума и собственных идей. В этот момент я работаю ритмично, чётко, ровно. Я твой компаньон в это время. Приятно участвовать в хорошем деле. Я понимаю в такие моменты, что тебя беспокоить нечёткостью своей работы нельзя. Нельзя привлекать к себе внимание, что мозг в этот момент важнее. Я понимаю, что, когда ты сосредоточен, я работаю в одной команде со всем организмом. Мне нравится такая командная работа.

 

Мне нравится и обычная, повседневная работа. Когда ты делаешь то, что делаешь каждый день. Делаешь привычное дело, которое у тебя получается. Когда тебя ничто не тревожит. Когда тебе не надо спешить. Когда ты уверен в том, что знаешь, что делаешь, и не сомневаешься в результате. Мне хорошо тогда. Я тогда работаю на автомате, работаю, как метроном, как хорошо отлаженные часы, простые часы, без кукушки, без боя и без секундной стрелки.
Мне нравится, когда ты просто что-то медленно, не торопясь и обстоятельно обдумываешь. Что-то необязательное. Что-то прочитал и думаешь об этом, глядя в потолок или в окно, пропуская мимо ушей звуки. Или думаешь о том, почему что-то именно так, а не иначе. Или думаешь, чем бы заняться… Перебираешь в голове разные приятные или занятные варианты, но понимаешь, что вот так лежать или сидеть и думать приятнее. И ничего другого не хочется.

 

Мне нравится, когда тебе ничего не хочется. Совсем! Это так редко с тобой бывает! Нравится, когда ты не хочешь никуда идти и не хочешь никого видеть. Не хочешь есть или пить, не хочешь новую машину, не хочешь бросить всё и полностью поменять жизнь, которая тебе надоела, и ты так, как жил, больше жить не можешь. Мне нравится, когда ты не хочешь никому ничего доказывать… В такие редкие моменты я могу полениться. Не отдохнуть, а именно полениться.

 

Мне нравится, когда ты смотришь какую-нибудь вполне дурацкую комедию и смеёшься. Понимаешь, что комедия дурацкая, но умничать не хочется, и ты просто смеёшься. Нравится, когда тебе весело в компании и ты не тянешь на себя внимание, а просто веселишься. Мне так нравится, когда ты смеёшься! Не хохочешь, не ржёшь, а смеёшься. Я тогда весело подпрыгиваю, скачу, как ребёнок на упругой кровати.
Мне нравится, когда ты с удовольствием и аппетитом ешь. Когда ешь не просто так, некий обычный обед или ужин, не чувствуя вкуса привычной еды, в привычном ежедневном кафе, где-то возле работы, или дома… Ешь какой-нибудь регулярный, а то и вчерашний суп или курицу… ешь без желания, а просто потому, что надо и ты так привык… И ещё за едой читаешь какую-нибудь глупость или, не вникая, смотришь телевизор. Когда ты так ешь, мне работать просто скучно.
Мне нравится другое! Мне нравится, когда у тебя случается аппетит и ты к этому аппетиту получаешь то, что есть любишь. Как же тогда ты прекрасно и радостно ешь! Мне в этот момент работать одно удовольствие. Не быстро и не медленно. А как-то хорошо! Я стучу с оттяжкой, основательно, солидно… Жаль только, что, когда у тебя аппетит и любимая еда совпадают, ты обычно торопишься… Спешишь и не можешь посмаковать, потянуть удовольствие. И жаль, что ты быстро при этом насыщаешься… А потом обязательно в отсутствие чувства меры переедаешь. Переедаешь и сидишь, отдуваясь и медленно моргая. А я в этот момент редко, но тяжело бью тебя в рёбра, как в большой и гулкий барабан. Ты дышишь тяжело. Нам с тобой не хватает воздуха… Нет чтобы тут пойти и прогуляться. Пройтись… Чтобы всё улеглось, чтобы дыхание восстановилось и чтобы я заработало не так гулко… Так нет, ты же закажешь десерт. Или будешь доедать уже остывшее, невкусное, а главное, ненужное, из вежливости или от нечего делать.

 

Мне нравится, когда ты гуляешь. Ты так редко гуляешь… Ты редко ходишь пешком бесцельно. Ни откуда-то куда-то, ни по туристическому маршруту незнакомого города… А просто так… Гуляешь, не думая о том, что прогулка полезна для организма.
Мне нравится, когда ты вдруг возьмёшь да и решишь пройтись по парку, или по набережной, или просто по улице среди людей. Мне нравится, когда ты гуляешь один или гуляешь с кем-то и беседуешь. Не споришь, не желаешь и не ждёшь ничего от этого разговора, а беседуешь…

 

Мне нравится, когда ты доволен собой. Когда ты не сомневаешься ни в чём, а главное, в себе. Когда ты понимаешь, что всё если не хорошо, то нормально. Когда ты чувствуешь, что всё на сегодня сделано правильно, когда не о чем беспокоиться, когда все здоровы…
Мне нравится, когда ты сделал что-то хорошее и сам понимаешь, что сделал хорошее и хорошо. Нравится, когда ты устал. Но устал по-хорошему. Не вымотался, не утомился, не надорвался, а довёл что-то до конца, до хорошего, желаемого результата и устал. Я тоже устало… И как же мне нравится, когда ты, по-хорошему усталый, засыпаешь. Засыпаешь легко, быстро, глубоко. Как мне нравится входить в ритм твоего такого хорошего и глубокого сна, сна без сновидений.

 

Мне нравится, когда ты себя любишь…

 

Мне так нравится, когда ты вдруг среди каких-то тревог и сомнений, среди затяжных проблем и волнений вдруг совершенно неожиданно поймёшь… Ни с того ни с сего… Вот вышел на балкон, посмотрел во двор… Увидел там что-то приятное… Дети бегают, или две соседки повстречались и о чём-то говорят, или увидел собаку, или деловых ворон на крыше дома напротив, или посмотрел в небо и увидел самолёт высоко-высоко… Посмотрел на самолёт и подумал, что зря боишься летать… Или увидел низкие облака, а из них закапал дождик… Да мало ли… И вдруг неожиданная мысль: «А всё хорошо, всё прекрасно!.. И жить ещё долго… И вообще!..» В такой момент я так люблю подпрыгнуть и мягко, мягко, мягко толкнуть тебя в грудь чуть выше обычного. Тебе нравится этот толчок, я знаю.
Мне нравится, когда ты вообще ни о чём не думаешь. И от этого, сам того не замечая, бормочешь песенку. Ты когда-то давно сочинил… даже не сочинил, а набормотал… И она запомнилась и закрепилась. С юности… Бессмысленные слова в рифму: «Сизари, сизари, улетели сизари. До зари, до зари улетели сизари…» Ты бормочешь бесконечно это, даже не зная толком, кто такие сизари. Просто слово приятное… Едешь куда-то. Едешь ежедневным утренним маршрутом. Звучит радио. Ты его не слушаешь, ни о чём не думаешь… в голове ни одной мысли. В голове только одно: «Сизари, сизари. До зари, до зари». Или даже этих слов нет, и ты просто тихонечко насвистываешь несуществующий мотивчик.
Мне хорошо с тобой таким. Мне нравится быть твоим сердцем, когда тебе хорошо.
Почему же с тобой это так редко происходит?! Ну почему? И почему всё реже и реже? Тебе же самому всё это нравится…

 

Почему ты так хочешь и ждёшь летнего отдыха, заранее покупаешь поездку к морю и мечтаешь, что будешь на пляже лежать и загорать, окунёшься в море и опять лежать и загорать. Мечтаешь за время отдыха прочитать несколько книг и просто есть, спать, загорать – и всё. Ты действительно этого хочешь! Тебе это грезится…
Кого ты опять обманываешь?! Стоит тебе, усталому и издёрганному, добраться до моря и пляжа под зонтиком, так ты и одного дня пролежать спокойно не сможешь. Сразу начнёшь вертеть головой по сторонам, потому что тебе станет скучно. Тут же с кем-нибудь познакомишься и будешь говорить, говорить… Или прямо на пляже будешь писать кому-то бесконечные послания и отвечать на все сообщения… Или станешь кому-то звонить… На третий день вообще к морю не выйдешь. Куда-нибудь тебя потянет. Или всю ночь будешь куролесить, а потом весь день спать. Или засядешь за переписку сразу с несколькими людьми. Или придумаешь какое-то неотложное дело, которое надо срочно решать на расстоянии… Или… А ведь хотел просто лежать пластом на пляже! И всем ещё говорил: «Ой, доеду до моря, упаду и буду лежать как овощ. Как же я устал! Пролежу весь отпуск…»
Как мне это не нравится!

 

Мне ужасно это не нравится… Не нравится, когда ты, измотанный, издёрганный, ложишься спать и не можешь уснуть. И крутишься, и маешься. Всё что-то вспоминаешь из прошедшего дня. И лезет тебе в голову всякая дрянь. И придумываешь ты слова, которые завтра скажешь, те слова, которые сегодня сказать не получилось… И так полночи… Ворочаешься, вспоминаешь, сердишься… И не можешь тему отпустить. А я не знаю, как при этом стучать. Стучать как в постели перед сном или как во время сердитого разговора, который ты фантазируешь… И такие бессонные ночи у тебя всё чаще и чаще! Ни усталость, ни недостаток сна… Ничего не помогает уснуть. Ни мне, ни себе не даёшь покоя… Вследствие этого начинаются успокаивающие, потом снотворное… А днём клюёшь носом, мечтаешь добраться до постели, а когда, наконец, добираешься, снова не можешь уснуть.
И вспомни… В юности… Ты думал, что бессонница – это какая-то выдумка. Какая может быть бессонница?! Чушь! Как можно не мочь уснуть? Это какая-то ерунда для аристократов, которые высыпаются днём. Какая для тебя могла быть бессонница, когда ты засыпал, даже не успев головой примять подушку до предела, когда ты мог спать при свете, при шуме… Спать сидя и даже спать на ходу. Как хорошо у тебя получалось засыпать! Как не хотелось тебе просыпаться!.. Что же ты сделал с собой? Как мне это не нравится!

 

Мне не нравится, когда ты легко раздражаешься и чуть что срываешься… Из-за ерунды. Особенно легко срываешься на близких… Циклишься на мелочах и гневаешься, гневаешься…
Мне не нравится, когда ты исступлённо смотришь и смотришь новости. Читаешь новостную ленту, снова и снова мусолишь одни и те же события… Бесишься от того, что всё несправедливо, что все дураки, что все врут, что всё решено за тебя и всё плохо кончится.
Не нравится мне, когда ты с кем-то споришь. Споришь до помутнения в глазах. До того, что вскипаешь и бегаешь по комнате. Злишься на то, что тебя пытаются успокоить. Хочешь доказать кому-то, а лучше – всем, что ты лучше знаешь суть, что все ошибаются и напрасно не хотят тебя слушать. Споришь до хрипоты.

 

Не нравится мне, когда ты непременно хочешь сказать последнее слово в споре. Непременно последнее! Терпеть не могу, когда ты от бессилия и обиды хлопаешь дверью, прерывая спор… Когда клянёшься сам себе больше с этими людьми никогда не иметь дела и предрекаешь, что все они ещё пожалеют и убедятся в твоей правоте…
Я в такие моменты бьюсь как-то по диагонали. Двигаюсь неудобно, быстро и очень нерационально. КПД такой моей работы низкий, а усталость от неё тяжёлая и скорая.

 

Не нравится мне, когда ты маешься и не знаешь, чего хочешь. Всё тебе не так и не эдак… Тебе не нравится то, что ты делаешь, и не нравятся люди, тебя окружающие. Не нравится твоё жильё, жизнь, которую ты сам себе устроил… И отражение в зеркале тебе тоже не нравится.
Мне не нравится, когда ты ревнив ко всему. Когда тебе кажется, что про тебя забыли друзья, что никто не ценит твоих заслуг и тебя самого, что друзья, которых ты познакомил, дружат друг с другом и как-то даже забыли, что дружбой этой обязаны тебе. Не нравится, когда ты не можешь порадоваться удаче и успеху приятеля или коллеги. Изображаешь радость, а сам ревнуешь к успеху. Не нравится, когда ты злорадствуешь по поводу неудачи какого-то человека, к успеху которого ты ревновал ещё вчера.

 

Мне плохо быть твоим сердцем, когда ты такой. Мне плохо, когда ты себя не любишь и терзаешь… Ешь поедом… Мне нехорошо. Я устаю и не хочу. Ты не нравишься мне, когда не нравишься себе.
Почему ты так часто себе не нравишься? Часто терпеть себя не можешь?! Зачем? Я не понимаю! Хоть убей, не понимаю!
Хотя слова «хоть убей» от собственного сердца звучат двусмысленно…
Просто я не понимаю, зачем ты себе врёшь-то? Не ври! Сознайся, что когда ты раздражён, когда ты всем и всеми недоволен, когда уверен, что сам делаешь всё правильно и хорошо, а все остальные делают всё плохо и неправильно… Когда ты гневаешься, гневаешься, гневаешься на всех и вся… В этот же самый момент ты и сам собой недоволен. Ты себя в этот момент не любишь. И где-то глубоко понимаешь, что сам во всём виноват. Просто ты лжёшь себе… Я понимаю. Самого себя винить трудно и неприятно.
Но разве не ясно, что, когда ты гневаешься, ты себя, и прежде всего себя, делаешь несчастным, потому что себя в этот момент не любишь. Если бы любил, то не делал бы несчастным.
А знаешь, как плохо мне работать, когда ты себя не любишь и когда не любишь жизнь? Ужасно плохо! Это как выполнять нелюбимую, тяжёлую работу из-под палки. Да ещё в унизительных условиях.

 

Я устало! Устало! Ты не слышишь? Я устало от тебя!
Неужели нельзя всего поменьше?! Я же многого не прошу. Просто всего поменьше!
Поменьше всяких желаний, часто взаимоисключающих… Хоти чего угодно, пожалуйста, я не запрещаю. Но хоти не так сильно, не так жадно. Останавливайся хоть немного на достигнутом.
Не делай сегодня то, что можно сделать завтра!
Поменьше азарта, пожалуйста! Не так азартно спорь, доказывай и настаивай. Не так азартно болей за сборную по футболу или хоккею, не так азартно рыбачь… Попробуй делать всё это просто с удовольствием, а не с надрывом… Выиграли – хорошо, проиграли – неплохо… Поймал рыбу – приятно, не поймал – тоже приятно, потому что рыба осталась жива. Это же так просто! С удовольствием, но без азарта. С приятностью, но без страсти.

 

Меньше друзей, пожалуйста. Приятели лучше. Приятель – это тот, кто приятен. И не более того… Тебе приятно и ему приятно – вы приятельствуете. Хорошо! Спорить и доказывать ничего не надо. В известной степени тебе всё равно, что там думает приятель. Хорошо себя ведёт, улыбается, одного с тобой социального статуса и уровня, симпатичный, ничего не просит – очень хорошо. Приятный человек! И жена у него приятная… Как они там по-настоящему друг с другом живут, что реально думают о том и о сём – это неважно. С ними же детей не крестить. А пообедать, поужинать или выехать за город – приятно.

 

А друг!.. А друг – это трудно. С другом всё иначе. С ним либо спор до крика, либо пьяные объятия и слёзы примирения до утра. Друга ты знаешь от и до, но любишь… Дети его, жена его, дом его – это всё тебе не чужое. И во всех и во всём ты участвуешь… С другом связано так много всего в жизни!..
«Друг сердечный» ты говоришь… Глупости! Мне не надо друзей, которых ты любишь, за которых переживаешь, на которых сердишься за то, что они забывают иногда твой день рождения или подолгу не звонят. Друзья твои мне не нужны! Они добавляют мне работы. Они утомляют меня…

 

Я за приятелей. Я за рациональное использование сил и жизненных ресурсов.

 

Поменьше амбиций, пожалуйста! Поскромнее! Ну пожалуйста! Твои амбиции доводят меня до судорог. Твои волнения и боязнь всяких дурацких мелочей… Боязнь неуспеха и неудачи. Просто поменьше амбиций – и всё. А лучше совсем без них… Совсем без тщеславия. Тщеславие твоё меня изводит! Ты его скрываешь, а оно из тебя вылезает. А мне приходится всё это обслуживать.
Поменьше требований к окружающим и к себе! Не замечай мелочей и не будь так внимателен к деталям. Я не прошу тебя быть безразличным! Просто меньше переживай и требуй.
Пожалуйста, меньше ответственности! Не надо брать на себя столько ответственности! Это же сплошное беспокойство! Не надо тебе ответственных заданий, должностей, решений, за которые ты, и только ты, несёшь ответственность. Не надо брать чужую ответственность на себя. Зачем тебе это? Это всё нагрузка на меня. На меня, слышишь?
Поменьше желай денег и не желай их много. Поменьше! Ты их очень много и не имел, но надо допустить, что если их будет много, то и хлопот, проблем и ужаса тоже будет много. Иначе не бывает! Ты же знаешь.
Поменьше! Всего поменьше! И поменьше тех, за кого ты несёшь ответственность.
Я скажу честно! Скажу, как есть! Чем меньше тех, кого ты любишь, тем легче и лучше мне. Правда! Я же говорю сугубо о своих интересах. Я себя защищаю и говорю о том, что мне лучше. И я думаю, что то, что хорошо мне, то, безусловно, хорошо тебе…
Так вот я тебе скажу! Не удивляйся… Было бы лучше, чтобы тех, кого ты любишь, вовсе не было бы… Точнее, чтобы не было тех, кого ты любишь. Погоди… Нет! Проще говоря, мне было бы лучше, чтобы ты никого не любил… Чтобы не страдать, не беспокоиться, не ревновать, не нести ответственности, не любить…

 

Я даже больше скажу… Я было бы радо, если бы у тебя совсем не было друзей, любимых людей, семьи, детей, любимой работы. Но я настаивать на этом не могу… Если этого не будет, ты же что-нибудь всё равно сделаешь не так… Если не будешь любить людей, то страстно полюбишь деньги или со всей страстью возлюбишь себя… Так что пусть будет всё: и дети, и жена, и друзья, и любимые люди… Только пусть всего в меру, и лучше поменьше… А то ты как-то без чувства меры!.. Поменьше, понимаешь?! Поменьше друзей, детей, жены, людей… И люби их поменьше…
Не обвиняй меня только в мещанстве и чёрствости. Чёрствым, холодным, нечувствительным мещанином может быть только человек. Ты можешь быть. А я сердце. Я орган. Я… Я… Мотор… Я не хочу так, как всё происходит у тебя. Я хочу ровнее, спокойнее, стабильнее и… Дольше! Понимаешь? Дольше! Как можно дольше!
Неужели наши желания не совпадают?
Ты же тоже хочешь дольше! Хочешь, хочешь! Даже иногда прикидываешь, сколько ещё в принципе тебе осталось… А сколько осталось в добром здравии и уме? Присматриваешься к тем, кто старше. И к старикам присматриваешься. Спрашиваешь, сколько им лет, и прикидываешь. Хочешь подольше! Ведь хочешь?
А если хочешь подольше, тогда надо поменьше, понял? Поменьше желаний, амбиций, страстей, споров, азартов, друзей, детей… Поменьше… Ну, и любви! А как же?! Любви тоже… Всего поменьше… Всего без исключения! Тогда будет подольше.
Подольше жить! Жить!!! Жизнь – это самое удивительное и бесценное чудо! Бесценное, понимаешь?!
Нет ничего ценнее!
Мне-то это яснее ясного! Я в этом уверено. Абсолютно! Почему же ты этого не можешь понять так, как понимаю это я?!
Услышь меня! Услышь своё сердце!
Главное – жить! Жить!

 

Мне в этом смысле твои индивидуальные черты безразличны. Мне лишь бы жить. Мне лишь бы хорошо и спокойно работать.
Мне не важно, умный ты или дурак. Если от твоего ума у тебя большие хлопоты, то будь лучше дураком, но спокойным. Мне не важно, добрый ты или злой, нежный или жестокий. Если ты добрый и чувствительный, а от этого беспокойный и волнующийся, то лучше будь чёрствым и бесчувственным, но спокойным, чтобы я лучше и дольше работало.
У нас с тобой разные интересы. У тебя интересы человеческие, а у меня практические. Но ты никак не можешь понять, что интересы-то у нас разные, а задача у нас одна – жить.
Ты просто не можешь понять, что жить – это и есть самая главная задача.
Ты сейчас скажешь, что так нельзя рассуждать, что нельзя жить любой ценой, что должны быть принципы и идеалы. Скажешь, что нельзя быть бесчувственным и жестоким, а спокойным дураком быть стыдно.
Но это ты так придумал. Это всё твои выдумки. Ты выдумал такие глупости, типа, холодное сердце, жестокосердный, каменное сердце. А я не могу быть ни жестоким, ни добрым. Я могу быть живым или не живым.
Это ты, человек, бываешь глупым, добрым, смелым, трусливым, холодным, равнодушным… Или вот ещё такая глупость… Надо же было такое выдумать: бессердечный человек.
Всё это придумываешь ты… Придумываешь правила, принципы, мораль. И сам же эти принципы, правила и мораль нарушаешь.
Ты говоришь, что так жить можно, а так жить нельзя. Ты с гордостью говоришь, что готов отдать жизнь за некую свободу, за Родину, за других людей. Отдать жизнь! То есть умереть… Отдать то, что тебе даже непонятно. И отдать то, что принадлежит не только тебе. Жизнь принадлежит и мне. А я за жизнь любой ценой.
Это ты гибнешь или готов погибнуть ради идеалов или ради наживы, в угоду своим страстям и амбициям или ради спасения совершенно незнакомого тебе человека.
Я с тобой в этом смысле никогда не соглашусь. Услышь меня! Я за жизнь любой ценой! Я сердце. Я почти и есть сама жизнь.

 

А ты вообще знаешь, что я было раньше тебя? Не знал?.. Конечно! Ты не знаток анатомии. А помнить ты этого не можешь. Потому что я уже было, а тебя ещё не было… Сейчас объясню… Это просто. Сердце формируется раньше, чем формируется всё остальное, в том числе и мозг… Так-то! Ты же привык считать, что твоё неповторимое сознание – это и есть ты.
А сознание находится в мозгу… Так ты привык думать. Ну так вот! Я уже пульсировало вовсю… Доктора меня могли слышать. А мозга твоего и в помине не было. Не было сознания. Не было того, кем ты себя ощущаешь. А я уже было. Я пульсировало… Ещё не было понятно, мальчик ты или девочка. А я уже работало. Я уже было твоим сердцем без тебя.
Или ты появился, когда я запульсировало?.. Это уже был ты? Я не знаю. Ты подумай об этом. Мозг же твой… Вот пусть и подумает.

 

А потом ты долго даже не знал, что я у тебя есть.
Н-е-е-т! Ты знал, что там, внутри, у тебя что-то стучит, и тебе сказали, что это сердце… Просто ты не знал, что я могу быть с тобой не согласно, могу как-то себя проявить без твоего ведома и воли… Ты вообще не думал обо мне. А мне с тобой было бесконечно интересно, увлекательно и хорошо.
Я могло выполнить всё, что тебе было угодно! Почему? А потому, что тебе было угодно только что-то весёлое, увлекательное и занятное… Ты хотел бегать, и я хотело, чтобы ты бегал быстрее всех. Я готово было биться быстрее всех сердец в мире. Ты плескался в воде, и тебя невозможно было вытащить из воды, и я было радо этому. Ты не мог сидеть на месте, и я рвалось и жаждало всего, чего угодно, только бы не сидеть на месте в неподвижности… Ты не хотел засыпать, когда укладывают, и я не хотело. Ты засыпал моментально и в любой позе, и я с тобой. Мне всё нравилось… Ты ждал радости и трепетал от ожидания, я трепетало вместе с тобой. Волновался, что радости не будет, и я волновалось…
Как же это отличается от твоей сегодняшней неуёмной жажды удовольствий. Ты если и хотел тогда денег, то это не было тем, что с тобой теперь. Ты если хотел денежку, то только чтобы иметь радость на эту денежку что-то купить. Купить что-то радостное. Ты не хотел денег как таковых. Тогда сама денежка не была тем самым, чем деньги стали для тебя сейчас. Мне нравилось радостное твоё и моё волнение, которое давала денежка, как возможность получить что-то приятное взамен. И как же мне тяжело и невыносимо твоё волнение из-за денег как таковых теперь. Мне тяжелы твои алчные желания.
А тогда у тебя были только сладкие желания.
Мне нравились даже твои страхи. Ты боялся оставаться один дома и фантазировал в темноте коридора, под кроватью и в туалете всё, что только мог нафантазировать страшного. Ты боялся шорохов и шелеста в пустом доме. Я замирало и старалось биться через раз. И билось мелко, мелко, чтобы не шуметь. Ты ходил один по дому на цыпочках, и я билось как бы на цыпочках.
Ты слушал страшные рассказы про вурдалаков, покойников и разную нечисть. Боялся. И я вместе с тобой. Ты боялся в кино, когда что-то откуда-то выскакивало, боялся инопланетян, которые забирают детей невесть куда… Я боялось вместе с тобой. Мне нравилось. Потому что тебе тоже нравилось бояться. Как же сладко ты умел бояться!
И как невыносимо для меня ты боишься теперь! Боишься чего-то потерять, боишься соврать и боишься быть разоблачённым. Боишься своих желаний и боишься их неосуществления. Боишься тех, кто облечён властью… И самой власти боишься.
Ты даже темноты глухого переулка, тьмы в подъезде и звуков в темноте теперь боишься иначе. Там теперь тебе даже не мерещатся, а там скорее ожидаются совсем не вурдалаки и не какая-то жуткая, но интересная нечисть, ты боишься в темноте только людей… И боишься ты так, что я, как и ты, хочу скрыться, быть не там… Я ухожу, как ты говоришь, в пятки.
А как же мне нравилось бояться твоих фантазий! И как же мне не нравится бояться людей! Почему ты перестал бояться фантастического, а стал бояться другого человека?! Теперь ты боишься только людей. Почему это случилось с тобой?
Почему ты так многого боишься? Как мучают меня твои глупые и постыдные страхи! Страхи часто мелочные…

 

Ты всё время по мелочи что-то нарушаешь. Не по-крупному, а по мелочи. Боишься нарушать и нарушаешь. Нарушаешь скоростной режим, знаешь, что нарушаешь, боишься штрафа, наказания, но нарушаешь. Пересекаешь двойную сплошную, оставляешь машину где нельзя и боишься. Обманываешь налоговое законодательство. Не сильно. Не много. А боишься сильнее, чем нарушил.
Любишь случайную халяву… Боишься, что увидят, застукают, засмеют или выразят презрение, но от халявы отказаться не можешь. Не можешь спокойно и гордо, не заставив меня колотиться, пройти мимо.
Боишься обмана, но всё время влезаешь в ситуацию, когда тебя обманывают. Всё время! Потому что всё время чего-то хочешь, претендуешь на то, на что не можешь претендовать.
Ты уверен в том, что разбираешься в людях. Этакий знаток человеческих душ, человек-рентген и физиогномист… И чем больше ты в этом уверен, тем чаще ошибаешься и бываешь обманут. Нарываешься на лжецов… А сам врёшь хорошим людям. Боишься врать и врёшь. Ради красного словца… Или сам себя убеждаешь, что врёшь во благо. Волнуешься, никак не можешь окончательно убедиться, что врать не умеешь и что всегда будешь выведен на чистую воду. Но врёшь… Всё запутываешь до невозможности, но продолжаешь. Стыдишься, конечно, мучаешься и меня мучаешь… Но врёшь и всегда бываешь обманут.
Ты хочешь новую машину и покупаешь её. А вместе с ней получаешь и страх, что её угонят, что она слишком дорогая в обслуживании и что выгодно продать её не удастся. Боишься, но покупаешь.
Ты постоянно боишься глупо выглядеть, сказать что-то не так и оказаться дураком. Часто боишься у кого-то что-то спросить или просто переспросить. Боишься всякой ерунды.
А мне-то какая разница, чего ты боишься?! Я-то только и делаю, что колочусь и колочусь от этих твоих страхов.
Ладно бы боялся чего-то по-настоящему опасного. Опасного для жизни, как в случае с самолётом, или опасного для дела… Так нет же! Боишься всякой чепухи, а в серьёзных вопросах и ситуациях часто безрассуден и не видишь никакой опасности, подвергая смертельному риску не только себя, но и меня.
А мы когда-то с тобой любили всё маленькое… Ты любил маленькую машинку, маленьких солдатиков, маленькие разные штучки… И я было маленькое. Мне было хорошо с тобой быть маленьким в тебе маленьком.
Теперь твои желания большие. Страхи и волнения большие. Я не справляюсь… Меня попросту не хватает. Я устаю от тебя!
Потому что часто… И всё чаще и чаще ты чего-то хочешь, а я не хочу.

 

Вспомни, ну вспомни! Ты мог нестерпимо хотеть того же самого, что есть у кого-то из мальчишек, а у тебя не было. Или кто-то из твоих приятелей со двора умел громко свистеть, бесстрашно лазить по деревьям, метко и далеко бросать камень, ловко драться… А ты этого не умел и хотел так же и даже ещё лучше.
Кому-то разрешали делать то, что для тебя было под запретом. Ты очень хотел того же самого… Но ты не завидовал. Ты не желал зла обладателям того, что тебе было недоступно. И я чувствовало себя хорошо.
Откуда взялась в тебе зависть?
Ты сам себе говоришь, что не завидуешь никому. Стараешься задушить всякие признаки зависти в себе. Но зависть, тёмная и душная, есть в тебе и, чуть что, выползает из мрачных глубин.
Как противно мне обслуживать твою зависть! Особенно когда ты изображаешь радость за того, кому завидуешь, пытаешься сам себя убедить, что зависти в тебе нет и в помине… А сам завидуешь… Как мне тошно быть твоим сердцем в эти моменты.
Откуда в тебе взялась ненависть? Ненависть к тому, кому завидуешь… Ну откуда она проросла? В тебе же её не было! Ты мог обижаться, дуться, сердиться… Но недолго… Ты только и ждал возможности и повода, чтобы скорее забыть обиду, не держать её на кого-то и снова вернуться к игре и радости. Ты знал, прекрасно знал, что обида не даёт тебе быть весёлым и счастливым. Ты это знал когда-то…
И почему сейчас ты так легко гневаешься? Не сердишься, а именно гневаешься. И гнев может бурлить в тебе долго, днями, неделями, целыми кусками жизни… Как ты не можешь усвоить, что гнев лишает тебя счастья? Совсем! Когда в тебе гнев, в тебе не остаётся и крошек и лоскутков счастья.
Ты сам делаешь себя несчастным, гневаясь. Но ты не можешь справиться с гневом. И не хочешь… Ты гневом упиваешься!
А я страдаю в темноте твоего гнева. Мне невыносимо обеспечивать твой гнев своей пульсацией. Я чувствую себя предателем, который обслуживает твой гнев, как будто обслуживает оккупантов, предавая доброе и справедливое…
Но ты сладострастно упиваешься гневом! Гнев оглушает и ослепляет тебя. Ты не слышишь и не видишь ничего… И не хочешь слышать и видеть… Потому что в гневе ты уверен, что прав! Прав абсолютно и без всяких дурацких сомнений.
Мне невыносимо быть в тебе, когда ты гневаешься. Невыносимо, как в самой унизительной и страшной тюрьме. Вот, когда я устаю ужасно, вот когда я расходую свой ресурс так, как нельзя…
И не важно, как и почему ты гневаешься. Гневаешься ты на тех, кто не сделал хорошее дело, или на тех, кто сделал плохое. Это не важно! Гнев – он всё равно тёмен и отвратителен мне! Даже когда тебе кажется, что твой гнев оправдан высокими задачами и справедливостью, – он всё равно гнев.

 

И ещё! Ну скажи мне, откуда в тебе берётся отчаяние и тоска?
В тебе же их не было!
Не было и в помине!

 

Ну вспомни! Вспомни… В тебе было только желание жить… Жить интересно, весело и активно… Тебя в юности разрывало от любопытства и жажды пробовать что-то, ощущать, узнавать… Жить!
И откуда взялось это нежелание что-то испытывать и чувствовать новое?.. Откуда взялся скепсис?.. Откуда взялись скучные привычки?
Скучно ходить и ездить привычным маршрутом и путём?.. Но при этом нет желания попробовать другой путь. Скучны старые приятели?.. Но нет желания познакомиться с новыми людьми. Надоело что-то? Но нет желания от этого отказаться.
Откуда взялось нежелание и непонимание, как жить дальше, и невидение смысла что-то дальше делать? Откуда взялось отсутствие азарта попробовать делать что-то новое?
Я не согласно! Я ничего другого не хочу, кроме как жить! Я ничего другого не умею… А ты впадаешь в отчаяние и тоскуешь… Ты мучаешься тоской… Тебе от тоски даже дышать тошно…
Разве ты не понимаешь, что твоя тоска противоречит самой моей сути? Моя суть – это жизнь! Понимаешь? Жизнь!!!
А тебя жизнь как таковая, когда ты тоскуешь, не радует…
Так нельзя!
Это предательство самой жизни!

 

Мне невыносима твоя тоска! Ты же не хочешь ничего, когда тоскуешь! Ты даже не хочешь жить…
А я тогда не могу тебя выносить! Мне душно в тебе, как тебе душно в тоске. Тебя ничего не радует… А я не понимаю тогда, для чего работаю.
Когда ты тоскуешь, я работаю вопреки твоему нежеланию жить. Мы из-за твоей тоски существуем вообще отдельно…

 

И вот что получается… Получается вот что…
Ты, когда боишься меня… всё время боишься, что я сломаюсь, испорчусь, подведу и не смогу дальше жить.
То есть ты боишься, что твоё желание жить не совпадёт с моими возможностями…
Точнее, ты, человек, жить ещё очень хочешь, а я, сердце, уже не могу… Ты боишься, что я убью тебя…
А я боюсь, что ты так разуверишься и разлюбишь жизнь… Так заскучаешь, что не послушаешь меня, не услышишь моей жажды жизни…
То есть я боюсь ситуации, когда я – сердце – буду очень хотеть жить, а ты – человек – уже жить не захочешь…

 

Нет ничего страшнее!!! Нет страшнее твоей тоски и отчаяния…

 

А ещё меня удивляют твои иллюзии. Особенно когда тебе плохо.
Когда тебе плохо, тоскливо и одиноко, ты почему-то думаешь, тебе кажется, тебе верится, что всё же есть такие места… И такие люди, которые могут быть спокойны и счастливы, и что если жить и делать, как они, то и тебе будет так же хорошо…
Ты хочешь верить в то, что где-то там, где ты никогда не был… Далеко-далеко… есть та мудрость, которая тебе неведома или есть такие знания, которые позволят, если эти знания постичь, стать другим. Быть прекрасным, таким, каким ты не был.
Ты хочешь верить, что спасение есть. Спасение от страданий, сомнений и душевных мук. Спасение от суеты и бессмысленности той жизни, которой ты живёшь. Спасение от нескончаемых переживаний и путаницы… Путаницы, которая никак не распутывается, а только становится всё запутаннее и запутаннее.
Как там поётся в твоей любимой песне? В той песне, которую ты частенько напеваешь сам себе почти беззвучно… Напеваешь, чтобы никто не слышал… Но я-то слышу…
И вот мне приснилось, что сердце моё не болит.
Оно колокольчиком в жёлтом Китае
На пагоде пёстрой висит и тихонько звенит…
В эмалевом небе, дразня перелётные стаи.

Что тебе нравится в этих словах?
То, что сердце не болит в Китае?
А что ты знаешь про Китай?
Китай!.. Что он тебе? Неужели ты правда веришь, что где-то может быть наше с тобой спокойствие? Неужели ты можешь всерьёз допустить, что в Китае может тебе быть хорошо и что там эмалевое небо?…
Ты же знаешь, что Китай – это огромная страна с огромными, шумными городами, огромными домами и с непонятным количеством людей, которых ты не знаешь, но при этом догадываешься, что если и узнаешь, то ни за что не поймёшь, а они не поймут тебя…
Билеты в Китай продаются, и самолёты летают туда каждый день. Но ты же в самом деле не думаешь, что там можно найти спасение и спокойствие.
Ты так не думаешь. Поэтому ты там никогда не был. Поэтому ты туда не спешишь.

 

Но какая-то странная, таинственная надежда есть.
Есть надежда на особые знания и философии, которые существуют где-то у неких мудрецов. Есть какие-то книги, которые, если их прочитать, откроют другой взгляд на всё и подарят другую жизнь.
Есть великие учителя, которые научат.
И есть надежда на то, что если будет совсем невмоготу, то где-то есть спасение.
Где-то…

 

Ты слышал про тибетских монахов и про то, что к ним всегда можно прийти и что они рады всякому. Слышал, что есть индийские чудесные гуру, которые могут подарить просветление и счастье… И ты знаешь, что дверь к ним открыта. Открыта всегда… Эта дверь не закрывается. А там, за этой дверью, мудрость, спокойствие и гармония… Там новые, могучие знания… И истина.
Что же тебя держит-то? Что не пускает к монахам и индийским учителям?.. Дела? Ответственность? Дети, пожилые родители, коллеги?
Там это всё будет отринуто. Всё станет мелочью. Дела свои ты увидишь как чепуху, суету и шелуху.
Что ж не входишь ты в те двери?
И если ты в них не входишь, то зачем тебе знать о том, что эти двери есть?

 

Зачем тебе иллюзия, что где-то там… Далеко-далеко… В неведомой Японии тоже есть неведомая тебе мудрость, красота и душевное равновесие. Почему ты думаешь, что там есть особое счастье?
Иллюзии и фантазии твои рисуют цветущую и сбрасывающую розовые лепестки сакуру. Розовые лепестки летят на землю с ветвей. Медленно… Голубое небо, розовые цветы…
А среди всего этого под деревом сидит самурай. Любуется, созерцает. И сердце его так же спокойно и мудро, как он сам.
Этот человек постиг тебе неведомое. Он жил по таинственным самурайским кодексам. Жил в строгости и мудрости. И теперь может довольствоваться только падением лепестков, наблюдая которые чувствует он всю скоротечность жизни, ощущает себя крошечной песчинкой, лёгким дуновением, понимает себя одним мгновением вечности… И при этом он счастлив.
Зачем ты думаешь об этом? Ты же не жил по кодексам и строгим правилам. И ты знаешь, что так, как самурай, не сможешь. Ты даже в такой позе, в какой самураи сидят и что-то созерцают, не высидишь и пяти минут…
Почему тебе хочется знать, что где-то есть такой человек… Человек спокойный и счастливый.
Тебя что, успокаивает сама мысль о мудром самурае?

 

Тогда почему тебя так тревожат иногда ночные гудки поездов и вереница огоньков окон вагонов, которые тянут куда-то вдаль локомотив?
Почему тебе иногда так нестерпимо хочется туда?.. За одно из этих окон… И чтобы принесли чай, и чтобы смотреть в темноту за окном, и видеть только своё отражение в этом окне, и не знать, где ты едешь, какие поля, перелески, реки и города ты проезжаешь… И при этом ехать далеко-далеко… Пусть меняются попутчики. Пусть рассказывают они свои истории и выходят на станциях. И пусть в этом пути будет с тобой бесконечная книга, и пусть будет простая еда… И чай… Лишь бы ехать… Далеко…

 

Или грезится тебе маленький домик, укрытый снегом. Одинокий домик у леса. Ночь, луна. И светится только окно твоего дома да эта луна. Тихо. Всё и все далеко. Дров достаточно. Дров хватит на всю бесконечную зиму. И еды хватит. Нет телефона, телевизора, радио. И интернета нет. Дорогу замело. А есть книги… Большие, интересные, мудрые, добрые книги. Книги, которые ты в своей суетливой жизни не прочтёшь. Книги, которые накопились за многие века… И ещё чай с пахучими травами… А если понадобится, то есть чистые листы бумаги и есть чем писать. Если захочется…
А ещё есть клетчатый плед. Плед обязательно! Он в твоих иллюзиях и фантазиях просто непременный атрибут спокойствия, уюта и несуетной мудрости.

 

Какой сладкой тоской отзываются в тебе огни проходящего мимо твоего берега корабля. Огоньки иллюминаторов, ходовые огни, далёкий, ровный гул двигателя… Тепло, уют и спокойствие в этих огнях.
Даже лодочка с одним огоньком на мачте, скользящая в темноте мимо твоего костра на берегу, и та волнует… Тебе иногда так вдруг захочется туда… На борт… И чтобы плыть мимо берегов, костров, домов, городов… Или вообще, не видя никаких береговых огней, плыть под звёздами… Плыть далеко и долго, туда, где не бывал.

 

Но ты же уже плавал на кораблях и лодочках… Ты же знаешь, как может сладкой тоской отозваться чей-то костёр на берегу, когда ты смотришь на него из своего иллюминатора. Ты помнишь, как хочется к этому костру с корабля.
Ты ездил в поездах и помнишь, как быстро надоедает купе и полка. Помнишь, как сам подгонял время прибытия в город, где на перроне тебя будут встречать…
Ты уже оставался в доме один с хорошей книгой и даже с пледом. На сколько тебя хватало?
На сколько тебя хватает? Сколько ты можешь пробыть в спокойствии?..

 

Ты слышишь меня, человек?..
Я думало, тебя позабавит, что я тебе только что сказало. Слышишь меня?..
Ой…
Ты уснул?.. Я тебя заговорило?.. Убаюкало тебя…
То-то я чувствую, что стало хорошо… Спи…
А я тебе ещё немного пошепчу.

 

А ты спи… Спи сладко, спи глубоко. Выспись! Спи, пожалуйста, без страшных сновидений. А то если будешь бояться во сне, я же буду колотиться как наяву. А ты будешь спать, бояться и дрыгать ногой во сне, как собака, спящая на коврике.
Не бойся ничего! Я сейчас быстренько успокоюсь и тоже вместе с тобой посплю.
Я надеюсь, ты запомнишь то, что я тебе сейчас прошепчу. Проснёшься и как-нибудь неожиданно в течение дня вспомнишь.

 

Знаешь, мне так нравилась твоя детская способность любить. Но ты совершенно разучился так любить, как в детстве…
Вспомни, когда к тебе, ребёнку, прикасались любимые люди… А любимые люди – это были большие, взрослые… дедушка с бабушкой, мама и папа… Когда они к тебе прикасались, ты сразу успокаивался, и я успокаивалось. Нам становилось с тобой так хорошо-хорошо, спокойно и безопасно.
А теперь всё совершенно наоборот. Когда к тебе прикасается любимый человек или ты прикасаешься к любимому человеку… Особенно к ребёнку, я начинаю страшно колотиться, а тебя переполняет тревога за него и непонятная нежность. То есть когда-то от любви я успокаивалось, а теперь от любви я колочусь.
Конечно, мне больше нравится, как раньше.
Но я не знаю, какая любовь лучше. Не знаю… Не знаю!

 

Давай будем спать! Я уже достаточно сегодня тебе наговорило и совсем немножко тебе пошептало… Человек мой.

 

Шёпот сердца
Редакция 2017 года. Сценическая версия

 

Послушай меня, человек! Я твоё сердце. Ты мой человек, а я твоё сердце. Послушай меня… Надо послушать. Есть много причин послушать… Ты же хочешь знать, тебе интересно… Тебе необходимо знать, что нужно мне, твоему сердцу, чтобы я тебя не кололо, чтобы я тебя не пугало, чтобы я работало хорошо и долго, чтобы я тебя в какой-то момент не убило… Ты же хочешь это знать? Вот и послушай меня!
Но ты меня не слышишь. Ты не слушаешь меня… Ты не прислушиваешься ко мне, потому что у меня очень странная логика. По твоей странной логике тебя совсем не интересуют хорошие новости. То есть, когда я работаю хорошо, ровно, стабильно, ты вообще забываешь о том, что я у тебя есть. А стоит мне забарахлить, уколоть тебя, начать работать аритмично, ты тут же начинаешь за мной следить. У тебя начинается прямо-таки паранойя на мой счёт.
Точно так же с новостями. Если новости плохие, ты не можешь от них оторваться. Когда где-то воюют, где-то катастрофы, террористические акты, когда жуткие эпидемии, когда режут, убивают… Вот это ты смотришь! Ты от новостей просто отлипнуть не можешь. А когда сообщают, что собрали хороший урожай, ожидается прекрасная погода, построили новую школу, нашли вакцину – тебе это не интересно. Ты тут же переключаешь туда, где режут, убивают… Такая у тебя логика.
Но послушать тебе меня надо. Пришло время. Пора. Лучше с этим не тянуть… Вот и послушай меня, человек мой. Надо послушать.
Почему? А потому, что ты меня совсем не знаешь! Ты не знаешь того, что мне действительно нужно. Ты не знаешь моего устройства. Ты не знаешь ничего.
А я тебя знаю досконально! Я знаю тебя изнутри. Я знаю все твои желания, все твои переживания, все фантазии и мельчайшие оттенки чувств. Знаю, потому что я всё обслуживаю своим биением. Я знаю тебя детально…
Но при этом я тебя вообще не понимаю! Все мои знания не дают мне совершенно никакого понимания тебя. Ты самое непонятное мне существо, человек мой.
Вот так и живём: ты меня не знаешь, а я тебя не понимаю. Это нормально вообще?!

 

И у меня к тебе масса вопросов. Масса! Претензий ещё больше… Но я хочу начать с вопросов…
Не волнуйся! Все мои вопросы будут очень простыми. Элементарными. А по тому, какие у меня вопросы, ты поймёшь, насколько сильно я тебя не понимаю. Ты же знаешь, что чем проще вопрос, тем сильнее непонимание…
С какого бы вопроса начать?.. Их так много… Очень сложно выбрать… А! Начнём с этого…
Вспомни-ка, человек мой дорогой, в каком возрасте ты почувствовал, что что-то ты устал. Не просто устал, а устал как-то раз и навсегда. Постоянно чувствуешь себя усталым. Пришёл на работу – сразу устал. Ты на работу едешь уставшим. Ты просыпаешься не отдохнувшим. Ты устаёшь от умывания и чистки зубов…
И весь день у тебя один и тот же внутренний монолог… Я же слышу твои мысли. Я же в курсе того, о чём ты думаешь.
Так вот, весь день у тебя такой внутренний монолог: «Отдохнуть бы, отдохнуть бы… Отдохнуть бы, отдохнуть бы». В обеденный перерыв сидишь, ешь и думаешь: «Отдохнуть бы, отдохнуть бы».
Так отдохни!!! Я же не против! Я за отдых. Слышишь, сердце за отдых.
И вот мой первый вопрос: как ты отдыхаешь?!
Ты отдыхаешь так, что я устаю! Ты отдыхаешь так, что лучше бы работал. Для меня от твоей работы меньше нагрузка, чем от твоего отдыха. Ты постоянно путаешь одно с другим. Ты путаешь отдых с безудержным весельем.
Но при этом у тебя есть постоянная, наивная мечта: «Вот отдохнуть бы по-настоящему. Отдохнуть бы так, чтобы вырваться из города. Побыть одному. Слиться с природой. Умиротвориться. Быть спокойным и самодостаточным».
Ты об этом мечтаешь. Хотя что тут сложного? Главное, хочет он вырваться из города! Кто тебя здесь держит? А мечта сама по себе хорошая. Мне нравится. Я за спокойствие, за умиротворение, за самодостаточность. Но только как ты эту мечту реализуешь? Это же просто смешно.
Ты для реализации этой своей мечты дожидаешься своего любимого времени года, чтобы был конец августа или начало сентября. Ждёшь хорошей погоды. Чтобы наверняка. И хочешь ты вырваться из города не в выходной, когда везде полно народу, а в будний день. Берёшь отгул или денёк за счёт отпуска, выбираешь какой-то будний день недели… Да хоть понедельник… И вот ты поехал.
Выезжаешь из дома ещё затемно. Проехал по спящему городу, на улицах увидел только несколько такси да поливальные машины. Радио не стал включать, чтобы в голове тишина и на душе спокойствие… Где находится у тебя душа, мы, внутренние органы, не знаем. Но тебе нравится рассуждать про душу – на здоровье. Дело твоё.
И вот ты едешь, направляясь к выезду на дорогу, которая у тебя связана только с самым приятным. Ты хочешь к своей любимой речке. Точнее, к твоему заветному повороту реки, где есть тихая заводь, нет течения, крепкий камыш, ивушка склонилась над водой… Тебе надо туда.
Ты ехал, ехал… А в небе уже появилась предрассветная кутерьма. По дороге тебя никто не обогнал, ты никого не обогнал. Хорошо? Да прекрасно!
И вот ты приехал. Ещё не рассвело, но всё хорошо видно. Ты огляделся. Убедился, что нигде палатка не разбита, ничья машина в кустах не припрятана. Ты один. Заглушил двигатель. Посидел, привык к тишине. Открыл дверцу. Сразу вдохнул всю эту утреннюю смесь смородины, крапивы, росы, тумана. Комарики есть, но их немного. Пошёл к воде по звонкой, мокрой траве.
И вот речка! На заводи лежит беленький туманчик, скоро рассветёт, и он улетит белым облачком. В небе все самые нежные краски перемешались. Вот-вот уже рассветёт…
Ты прислушался: не слышно голосов с другого берега или соседней заводи, только комарики звенят, да птица какая-то посвистывает далеко. Послушал ещё – нигде моторная лодка не жужжит, весло не плещет. Ещё послушал: самолёт над тобой не пролетает… То есть ни одного человеческого звука в этом мире. Ты же этого хотел? Так вот оно! Получай! Наслаждайся! Вот оно – умиротворение.
А теперь мой второй вопрос… Зачем ты взял сюда с собой удочку?! Что, рыбки захотелось?
Ты же прекрасно знаешь, что, как только на водной глади появится маленький дурацкий поплавок, ты вперишься только в него. Меня приведёшь в состояние сжатой пружины. Мой отдых закончился сразу, не начинаясь. Ты будешь смотреть и смотреть только на этот поплавок. Ты пропустишь рассвет. Ты не увидишь восторга природы, не увидишь, как улетучится туман… Ты будешь смотреть только на поплавок. А если какая-то глупая рыба потрогает под водой наивную наживку твоей удочки и поплавок слегка дрогнет, ты запустишь меня в дикий аллюр…
Ну а если эта рыба клюнет серьёзно, ты её подсечёшь, а она сорвётся и уплывёт, со мной же в этот момент чуть ли не инфаркт…
И только не надо мне говорить, как ты привык говорить жене, коллегам, приятелям… Им ты можешь, сердцу своему не надо… Меня ты не обманешь! Это ты им говори: «Вы знаете, мне вообще-то эта рыба не нужна. Мне нужен процесс. Я люблю просто саму ситуацию рыбалки. А рыба?.. Это совсем не обязательно».
Кому ты врёшь?! Мы же с тобой знаем, что, если в течение получаса поплавок твой будет оставаться неподвижен, ты начнёшь сомневаться… Ты начнёшь уменьшать или увеличивать глубину снасти, будешь перебрасывать свою удочку то туда, то сюда, станешь менять наживку, подбрасывать прикорм… Потом начнёшь сомневаться в погоде, потом в речке, дойдёт до того, что начнёшь сомневаться в стране проживания. И если до полудня у тебя ни одна рыба не клюнет, ты приедешь домой злой, раздражённый… К вечеру нажрёшься. Называется: отдохнули!
Так что, если тебя, человек мой, интересует то, что мне нужно для нормальной работы, я тебе скажу про то, что мне не нужно. Мне не нужен поплавок! Мне не нужны твои волнения. Мне нужен… Прислушайся сейчас ко мне, я тебе скажу не банальную вещь: мне нужен ты, человек мой, спокойный, умиротворённый, самодостаточный.
Если говорить честно, мне и речка с заводью не нужны. И туман не нужен. Если ты можешь умиротвориться дома на диване – на здоровье. Можешь быть самодостаточным на балконе – пожалуйста…
Однако я тебе обещало задавать только простые вопросы. А тема умиротворения, самодостаточности – дело сложное. Задам-ка я тебе ещё один простой вопрос. Совсем из другой оперы будет мой вопрос.

 

Вот скажи мне, человек мой дорогой… Ты же прекрасно знаешь, что очень боишься летать на самолёте и сам себе покупаешь билет. Тебя никто не заставляет.
Как это можно понять?!
То есть честно заработал деньги и сам себе на них купил ужас. Это нормально? Ты отлично понимаешь, что у тебя аэрофобия, что полёт на самолёте для тебя непреодолимый, жуткий страх, что он с годами не проходит. Ты когда-то пытался лечиться от страха алкоголем, но понял, что это не помогает. К тому же выпивать на борту запретили. А ничего другого взамен не предложили. И нет никаких других методов. Снотворное же применить невозможно. Спящим в самолёт не войдёшь…
Ты всё это знаешь и при этом продолжаешь летать. А мне приходится надрываться, обеспечивая и обслуживая твой страх.
Но ты начинаешь меня мучить задолго до полёта. Ты к полёту всегда готовишься – читаешь статистику. Тебе нужна самая безопасная авиакомпания. Почитал и выяснил, что на нужном тебе направлении летает только одна, самая опасная компания. Однако ты всё равно полетишь. Называется: подготовился! А если туда, куда тебе надо, летают безопасная и опасная компании, при этом билет на безопасную намного дороже, чем на опасную, – купишь на опасную. Сэкономил на ком? На мне.
Ты пойми меня, человек! Я же не осуждаю твой страх. Этот страх понятный. Летать страшно. Никто же не знает, как летают самолёты. Особенно реактивные. Особенно огромные. Даже те, кто их делает, не знают, как они летают. Одно ясно: если ты попал на самолёт, от тебя уже ничего не зависит.
Я тебе подсказало бы, дало бы тебе сердечный совет, мол, не летай. Если так боишься, не летай. Доедь поездом или доедь на машине. Если вопрос рабочий, то постарайся решить его по телефону или путём переписки.
Я, конечно, понимаю, что такие советы давать легко. Я знаю, что далеко не все вопросы можно решить по телефону. Я прекрасно знаю, что страна у нас такая большая, что не везде можно доехать на машине и не хватит времени ездить по ней поездом. Так что летать надо…
К тому же страна такая огромная, что в ней не отдохнуть. Не для отдыха страна! Из неё регулярно надо куда-то вылетать на отдых. То есть летать надо, хоть и страшно.
Я не об этом. Меня интересует, зачем ты, так сильно боясь летать, всегда пытаешься изобразить в самолёте бесстрашие. Мне в этот момент нужно обеспечивать своей работой и твой страх, и твоё мнимое бесстрашие.
Вот ты заходишь на борт, улыбчиво здороваешься со стюардессами, мол, видите, я опытный пассажир, ничего не боюсь, всё хорошо знаю, в случае чего можно положиться именно на меня. А у самого побледнели губы, пот выступил на лбу и потёк по спине, ты видишь самое страшное для тебя пространство – ряды кресел и иллюминаторы. Но с деланым безразличием садишься в кресло, вальяжно достаёшь и открываешь журнальчик… На самом деле читать ты не можешь, буквы от ужаса плывут перед глазами.
И стюардессы ещё ни о чём не попросили, а ты уже самостоятельно пристегнулся.
Пристегнулся очень тщательно! Щёлкнул замком, подтянул ремень, проверил его прочность.
В машине ты не пристёгиваешься, сколько ни проси. А в самолёте обязательно! Почему? А потому, что ты прекрасно знаешь, что ничего, кроме как пристегнуться, ты сам для себя, для своей безопасности, в самолёте сделать не можешь.
Чик – и обезопасился! Фактически пристегнул себя к самолёту.
А дальше происходит совсем страшное. Самолёт начинает выруливать на взлётную. Ты в этот момент пытаешься вспомнить и прочесть молитву, которой не знаешь ни одной. И всякий раз клянёшься себе, что к следующему полёту выучишь две самые надёжные. Но поскольку теперь ты ни одной молитвы не знаешь, ты пытаешься хотя бы найти слова покаяния… Нужно успеть покаяться, пока самолёт не взлетел!..
А самолёт разбегается по взлётной… Ты, человек мой, цепляешься в поручни так, что пальцы немеют и белеют, и зачем-то берёшь и усиливаешь свой страх. Чем? А тем, что бросаешь взгляд в иллюминатор только для того, чтобы увидеть, как во время разгона самолёта трясётся его крыло, что, конечно же, говорит о ненадёжности конструкции. В этот момент я колочусь за пределами возможного и допустимого. Я чуть не разрываюсь. Я чуть не лопаюсь.
Вот он, твой страх… Но он мне понятен!
Вопрос же мой не в том, бояться или не бояться летать.
Я тебя подводило к другому вопросу. К вопросу, который меня мучает и удивляет давно…
Скажи мне! Как можно понять то, что, так сильно боясь летать на самолёте, ты периодически ещё боишься на самолёт опоздать?! Это-то как можно понять?
Обязательно накануне полёта не можешь уснуть. Мучаешь меня своей тревогой и надвигающимся страхом неизбежного жуткого испытания самолётом. Толком ночью не спишь. То и дело просыпаешься, опасаясь не услышать будильник… В итоге, не выспавшийся, судорожно умываешься, одеваешься, собираешься в дорогу… Сто раз проверяешь, на месте ли паспорт.
Конечно! Паспорт нельзя забыть! Почему? А потому что без паспорта не пустят в страшный самолёт.
А если вылетаешь не один, а с семьёй… Ты же на всех орёшь, всех подгоняешь, у всех стоишь над душой… Зачем? А чтобы не опоздать… Чтобы и детей туда же… И жену… В этот страшный самолёт… Чтобы если что – всей семьёй.

 

Ты так многого боишься, человек мой. Ты весь соткан из страхов. Ты боишься серьёзных вещей, таких как летать на самолёте, потому что это действительно страшно. Ты боишься за близких и родных, боишься болезней, катастроф… Ты боишься безденежья, проблем на работе… Боишься террористов, войны, воров и бандитов… Но ты боишься и всякой чепухи. Ты просто притягиваешь страхи. Ты новости смотришь и читаешь только ради новых страхов.
Например, посмотрел новости и в результате всерьёз стал бояться оскудения рыбных ресурсов Индийского океана. Ты боишься того, что происходит на мировых рынках, страшишься падения котировок цен на нефть… Хотя никакого отношения ни к рынкам, ни к нефти не имеешь.
Ты чего только не боишься… Боишься выглядеть дураком, и чем сильнее боишься, тем глупее выглядишь.
Ты боишься лгать… Ты прекрасно знаешь, что лгать это плохо. Тебе дедушка и отец всегда говорили, что лгать это плохо. Тебя правильно воспитывали. Ты сам про себя знаешь, что врать не умеешь… Ты боишься лгать… И при этом каждый день врёшь. Каждый день! Хотя бы по мелочи. И врёшь-то преимущественно хорошим людям. Потому что плохим ты лгать боишься. Почему? А потому что плохие люди – страшные.
Ты боишься во сне… Ты чего только не боишься.
А по-настоящему и прежде всего тебе, человек мой, следует бояться именно меня!
Я, твоё сердце, – самое смертоносное, что только существует в этом мире. Я самое страшное и опасное для тебя.
Ты можешь построить себе хороший, надёжный дом. Ты можешь строить в этом доме планы на долгую, интересную жизнь. Ты можешь всё что угодно застраховать на большие суммы.
А я могу тебя убить в любую секунду, прямо у тебя дома.
Я – самое страшное и смертоносное для тебя.
Я – твоё сердце.

 

А ты помнишь, как ты меня боялся уже в детстве?
Забыл! Тогда я тебе напомню…
О-о-о! Это был очаровательный, трогательный, милый детский страх… Вспомни, бабушка тебе часто говорила: «Внучек, если уронил иголочку, найди! Иголка не должна валяться на полу. А то вопьётся в ручку или в ножку и пойдёт, пойдёт по венам, дойдёт до сердца и тебя убьёт».
Ты боялся и предпочитал, чтобы иголочка была обязательно с ниточкой, чтоб если впилась и пошла к сердцу, то можно было бы её поймать за ниточку и вытащить.
Но всё же ты тогда боялся не так меня, как саму иголку. Иголка была чем-то страшным и смертоносным.
А теперь ты боишься меня! И как много твоих знакомых, друзей, коллег, родственников… Людей твоего возраста, постарше, помладше… Как много людей, которые боятся своих сердец. Люди живут в страхе.
Как это происходит? Да очень просто. Характерный пример… Вспомни своего приятеля, который до поры до времени был уверен, что он спортсмен. Прям-таки убеждён был человек, что он спортивный и обманул возраст. Ещё бы! Он прекрасно помнил, что у него где-то есть велосипед. У него каждую среду был волейбол в спортивном зале с друзьями, а по субботам футбол на открытом воздухе при любой погоде.
То, что происходило между волейболом и футболом, как бы не важно… А особенно после футбола по субботам… Человек был уверен, что он спортсмен…
А сердце намекало своему человеку… Намекало, что надо как-то изменить образ жизни, привести его в соответствие с возрастом. А человек не хотел слушать. Тогда сердце начинало покалывать, давало сбои в работе, напоминало о себе. А человек не прислушивался…
Тогда надоело сердцу намекать и устроило оно своему человеку первую серьёзную встряску. Устроило сердце человеку первый инфаркт…
А после инфаркта человек меняется! Он меняет свой образ жизни. То есть прежний человек исчезает и появляется другой человек. Как правило, после инфаркта человек затихает. И все этому способствуют.
Все стараются, чтобы человек после инфаркта затих… Коллеги, друзья, родственники. Жена больше всех способствует затиханию человека.
Как коллеги способствуют? А очень просто! Возвращается человек после инфаркта на работу в коллектив. А коллектив же в курсе, что стряслось с человеком. Все переживали. И вот он вышел на работу, и все коллеги на него очень внимательно смотрят. Присматриваются. Мол, какой он теперь у нас? Вроде какой-то не такой. Вроде какой-то квёлый, бледный… И все стараются с человеком после инфаркта говорить вежливо, сочувственно, с улыбочкой… Немножко как с дурачком.
А жена… Жена обязательно постоянно будет говорить: «Так! Это слишком тяжело, давай я сама донесу… Здесь нужно всё проветрить… Ты лекарства не забыл принять?» А во время застолья она непременно при всех скажет: «Коля! Тебе это нельзя!!!» И скажет она это так тихо, чтобы все услышали. А потом ещё обведёт всю компанию скорбным взглядом: мол, понимаете, хороним Колю. Буквально на поминках у него сидим.
А если кто-то не знал про Колин инфаркт, то нальёт он Николаю рюмку и скажет: «Коля, ты чего как не родной? Давай выпьем нормально!..»
На что Коля обязательно сделает печальные глаза, скроит виноватую улыбочку, пожмёт плечами, разведёт руки в стороны… И всенепременно исполнит классический жест, то есть укажет на место, где у человека сердце, и печально покачает головой, сделав трагическую гримасу.
В этот момент всё веселье сразу же затихает. Людям становится совестно радоваться жизни, когда среди них есть человек с больным сердцем. Люди за столом остро осознают, что им ещё всё можно, а Коле уже ничего нельзя.
То есть после инфаркта человек начинает ощущать своё собственное сердце внутри себя, как глубоко внедрённого врага. Как агента и шпиона вражеской смертоносной армии… Как диверсанта, как террориста. Человек вдруг осознаёт своё сердце как врага, который, в сущности, победил. Сердце оккупировало, подчинило себе человека. И на всё необходимо испрашивать разрешения у этого победившего врага, потому что всякое своенравие и всякое своеволие может быть немедленно, безжалостно, жестоко и непоправимо наказано… Сердцем!.. Сердцем!..

 

А ты помнишь, человек мой дорогой, как ты меня испугался, будучи уже взрослым? Испугался именно меня… Забыл? Тебе неприятно вспоминать? Ещё бы! Как же ты тогда запаниковал! И выяснилось, что всё, что касается здоровья, для тебя – это такая паника! Ты, оказывается, такой паникёр!
Ты, конечно, с детства знал, что с сердцем шутки плохи. Бабушка не только про иголочку говорила. Она ещё постоянно напоминала: «Внучек, нужно спать только на правом боку! Это полезно для сердца. Будешь спать на левом – раздавишь сердце». И бабушка рассказывала, что был у тебя когда-то дядя, прекрасный человек. Все его любили, он не пил, не курил, пел в хоре!.. Всем был хорош человек. Вот только спал не на том боку. Умер.
Ты помнил, что у деда было больное сердце. Ему нельзя было курить, коньяк, кофе. Всё это он, конечно, делал тайком от бабушки. Тебе это нравилось. Потому что дед тебе доверял свои секреты. Ты знал, где спрятаны дедовы сигареты. Тебе нравилось взрослое доверие. Всерьёз про опасность для деда ты не думал.
Ты однажды видел на вокзале, как человеку стало плохо с сердцем. Только что человек разговаривал, смеялся и вдруг побледнел, обмяк… Но главное, ты видел, как страшно изменились лица тех людей, которые были с этим человеком. Ты видел, как их лица стали ужасно серьёзными, ты увидел на этих лицах страх, растерянность…
Но всё это было не про меня. Всё это было про какие-то другие, чужие сердца. Это была статистика неких сердечно-сосудистых заболеваний.
И вот в один прекрасный день… Причём буквально прекрасный. У тебя было хорошее настроение, стояла хорошая погода, ты делал что-то приятное… И вдруг на вдохе ты почувствовал страшную боль. Ты сразу понял, что вдохнуть до конца не можешь, но и выдохнуть не можешь тоже. Боль застала тебя между вдохом и выдохом. Такая боль, какую ты прежде не испытывал. Всепроникающая боль. А эпицентр её ты почувствовал там, где ты дышишь, слева, там, где бьюсь я. В это место как будто попала молния да там и застряла. Ты понял, что тебе больно двигать левой рукой, тебе страшно нагибаться, ты запаниковал, где стоял, там и сел, губы твои обескровились. Кто-то спросил тебя, что с тобой. А ты только и смог прошептать: «Сердце!»
Тут, конечно, все забегали. Как же – человеку плохо с сердцем! А ты сидел на стуле смертельно бледный и давал себе клятвы и зароки. Ты клялся себе, что если выживешь, если только выживешь, то больше никогда… Никогда этого, этого и особенно этого. Отныне, клялся ты, умеренность во всём, свечку – каждую неделю. И жить, жить, жить.
Когда тебя вели к врачу, у тебя ножки подгибались… Вскоре выяснилось, врач сказал, что дело вовсе не во мне. Это у тебя что-то межрёберное заболело, неопасное совершенно… Невралгия межрёберная.
Как только ты это услышал, сразу вдохнул полной грудью и понял: да не больно ни фига! Обрадовался, возликовал! Посмеялся своим клятвам и зарокам. Вечером нормально отметил с друзьями своё чудесное выздоровление. Я даже уточнило бы: не выздоровление, а воскрешение…
Но когда ты сидел на стуле с обескровленными губами и не знал, что дело не во мне, ты, как раз наоборот, был уверен, что дело во мне, ты в тот момент испытал такую боль и такой страх, которых раньше не испытывал. Ты тогда впервые отчётливо почувствовал внутри себя смерть. Смерть в моём лице. Это был ужас!
И ты этого страха не забыл и не забудешь. Это был всепронизывающий, цепенящий страх…
Вот тогда ты потерял доверие ко мне. Врач, конечно, объяснил, что дело не во мне. Но доверие ты потерял к сердцу. Навсегда!
Как это стало проявляться? Да очень просто!
Вот ты сидел по своему обыкновению, глядя телевизор, переключал каналы. И вдруг реклама. Ты прежде никогда не обращал внимания на рекламу медикаментов. Особенно каких-то препаратов для укрепления сердца и улучшения сердечной деятельности, всяких там калия, магния… А тут видишь такую рекламу: весёлый старик даёт таблетку невесёлому старику, а потом они оба вместе пляшут.
Увидел, пошёл и купил себе такие таблетки. Следом приобрёл ты себе измеритель пульса, который ещё считает ежедневную нагрузку, количество шагов… Стал ты какое-то время за мной следить.
Потом совершенно неожиданно ты сделал кардиограмму меня… Не специально! По случаю. Нужна тебе была какая-то справка. Ходил ты по поликлинике. А врач предложил: «Не сделать ли вам кардиограмму?» Ты подумал, подумал – и согласился.
Сделали тебе кардиограмму. Доктор её долго читал. А ты рядышком сидел в кабинете. Тихий такой, милый, трогательный, покладистый… Не задавал никаких вопросов, разглядывал картинки на стенах… Но тебе уже не нравилось, что доктор долго читает кардиограмму.
А он её читал, читал, а потом сказал: «Знаете, кардиограмма у вас совсем не плохая, но…»
Дальше ты уже не слышал. Тебе этого «но» вполне хватило.
Ты у меня с юности любишь кофе. Ты настоящий знаток и любитель кофе. Тебе нравится, как шипит его пенка, ты можешь по запаху определить степень прожарки и страну изготовителя… А тут взял и купил себе кофе без кофеина. В сущности, не кофе! Дрянь купил.
Назад: Прощание с бумагой
Дальше: Весы