Глава 16
«Битва с морскими чудовищами»
…Они выдвинулись в Пуэрто-Монт на двух внедорожниках Toyota Land Cruiser. Машину вел неулыбчивый ливиец Ахмед аль-Сануси. Лаврову, как самому габаритному, досталось пассажирское сиденье возле водителя. Осинский, Феррер и Кремень устроились сзади. Второй «тойотой» управлял сириец Разан Зайтунех, рядом сидел Али Фазрат, а ливиец Ахмед аль Зубаир и еще два боевика разместились на заднем сиденье. «Обычно приходится передвигаться в Чили по ночам в багажнике или в кузове грузовика, – подумалось украинскому фотографу. – Наконец-то можно и на красоты посмотреть!» Местность за окном напоминала Карелию или Финляндию, единственным отличием от которых были величественные горные вершины Анд, стоящие стеной по всей западной части горизонта.
Основанный немецкими колонистами чилийский город Пуэрто-Монт архитектурой напоминал аргентинский Сан-Карлос-де-Барилоче. «Балочные» дома с остроконечными черепичными крышами, увенчанные характерными флюгерами, декоративные балконы с коваными решетками, увитыми плющом и другой зеленью, безупречно прямые улицы, содержащиеся в идеальной чистоте. Процессия из двух внедорожников Toyota Land Cruiser проехала мимо кафедрального собора из красного дерева и прибыла в порт. Прибой шелестел нежно, словно бабушка, поющая колыбельную: «Ой люлі, люлі, люлі, налетіли гулі…»
Почему в особо опасные для жизни моменты человек впадает в детство? Хочется послушать бабушкину колыбельную, положить голову маме на колени, почувствовать на себе руки отца, когда тот учил плавать на мелководье. Наверное, потому, что в такие минуты человек беззащитен, как ребенок. А кто поможет ребенку, как не взрослые? Вспомните громадного дога, который, до сих пор думая, что он щеночек, лезет к крохотной хозяйке «на ручки», или здоровенного гуся, который продолжает считать курицу мамой и бежит за ней по всему двору… Всем взрослым иногда хочется снова побыть детьми. Иногда это происходит подсознательно.
Детство, на миг посетившее Лаврова бабушкиной колыбельной, закончилось.
На берегу «арабскую экспедицию» с европейскими пленниками ожидали два семиметровых открытых мотобота с центральным постом управления и легким навесом от жаркого солнца. Одним распоряжался тот самый индеец со ртом размером с пожарное ведро, на другом Али Фазрата, Осинского, Лаврова, Кремня и сеньориту Феррер встретил «латинос». «Капитан Хуан Гарсия де Сото йо Сото-майор» – так он им представился. Грязная рубашка «капитана», расстегнутая у ворота, местами торчала из-под пиджака. Он не брился дня четыре. Острый нос с горбинкой. Пальцы неопрятного моряка покрывали длинные тонкие шрамы от капроновых сетей. А глаза были похожи на два уголька в голове у снеговика. Хуан Гарсия де Сото подал руку Анабель Феррер, первой ступившей на борт.
Настил и на носовой платформе, и по всей площади кокпита был «нескользящим» или, как говорят рыбаки, хватающим за ноги в штормовую погоду. Впрочем, погода была спокойной и солнечной.
У самого берега вода была изумрудно-зеленой, светлой и прозрачной, сквозь нее было видно песчаное дно. Однако уже метрах в десяти от берега она стала мрачной и темной и приобрела странный сине-чернильный оттенок. Мотобот индейца «пожарное ведро» шел первым, следом за ним – лодка «капитана Хуана как-его-там майора». За первым ботом тянулись буруны волн, и в этом кильватере резвые прибрежные чайки высматривали зазевавшуюся рыбешку.
Только с воды обширный порт Пуэрто-Монта открывался во всем многообразии. Рыбацкие шхуны, элегантные катамараны и даже деревянные яхты, имитирующие старинные испанские галеоны. Того и гляди, возьмут на абордаж, и на борт корабля выпрыгнут пираты и, бряцая кривыми саблями, сверкая серьгами в ушах, возьмут в плен и не выпустят…
«Лучше уж пираты, чем эти…» – думал Виктор.
Какой-то катер проплыл совсем близко от их мотобота. Всех пассажиров «Капитана Хуана» с ног до головы обдало холодной морской водой. Но солнце и ветерок обсушили всех пассажиров, едва Пуэрто-Монт скрылся из виду. Северный берег залива Релонкави был очень красив при взгляде с моря. Путешественники-пленники плыли мимо далеко выступающих скалистых мысов с пещерами, крохотные каменистые островки заставляли капитана Хуана глядеть в оба. Берег залива состоял из множества маленьких бухт и скалистых утесов. Поэтому каждый раз, подплывая к очередному утесу, пассажиры мотобота с нетерпением ждали, что же откроется там, за поворотом, скорее бы Вилья Мелимойу!
Судя по позеленевшему лицу, Али Фазрата серьезно мутило.
– Это на берегу он я сеид, а здесь – салага! – смеялся капитан Хуан, болтая с Виктором.
Лавров встал на баке и заглянул за борт. Ему открылась искрящаяся кипельно белая пена, пляшущая на фоне темно-синих волн, настолько яркая, что если смотреть, не отрываясь, в глазах начинают появляться черные головастики. Ласкаемая дыханием соленого ветра Анабель сидела рядом с Виктором, ощущая могучую силу волн. Она смотрела на солнце, фонтаны радужных брызг, бескрайнее море и почему-то чувствовала себя бесконечно счастливой. Виктор не удержался, достал фотоаппарат (арабы сумели найти в Сантьяго их разбитый «фольксваген» и привезти вещи пленников) и сделал несколько снимков сеньориты, подставляющей лицо солнцу и долетающим брызгам, а также прикорнувших на корме Осинского с Кремнем в громоздких спасжилетах.
– Я вернул вам камеру не для баловства, господин Лавров, – недовольным голосом одернул его Али Фазрат. – А для того, чтобы снять исторический момент моей встречи с Адольфом Гитлером!
Лавров, не возражая, быстро убрал Nikon в водонепроницаемый кофр.
– Беда нашего мира в том, что в нем не осталось места великим целям. Нет великих целей – нет и великих людей. Какие цели, такие и люди, – произнес Али Фазрат, вглядываясь в морскую даль.
– Не совсем понимаю, о чем вы, – сдержанно сказал Виктор.
– Вот, например, мировая революция – это была великая цель. Космос – великая цель. Какие цели есть сейчас? Чтобы такого сожрать, чтобы похудеть, – с этими словами Али Фазрат расчехлил бинокль Steiner Commander. – Зачем нужны великие умы, если заработать на Porsche Cayenne и дом может любая посредственность, а большего никому и не нужно? Какие цели, такие и люди…
– Я все никак не пойму, господин Али Фазрат, – насмешливо спросил Виктор. – Вы когда-нибудь бываете настоящим?
– Еще одно слово, и я вас утоплю, – процедил сквозь зубы араб.
– А как же сеньор Гитлер?.. – продолжал измываться Лавров.
– …Мелимойу! – перебил Виктора капитан Хуан и указал рукой на северо-восток. Вдали возвышалась покрытая неестественно белым снегом громадина горы-вулкана.
– Подойдем поближе, и вы увидите конечную цель нашего путешествия – тихую и живописную деревушку Вилья Мелимойу.
– Скорее бы, – пробормотал себе под нос Лавров. – А то все, что мы сегодня с голодных глаз съели, вот-вот выскочит наружу.
Единственным, кого из всех пассажиров обоих ботов не укачивало, был Сергей Кремень. Потомственный моряк чувствовал себя на плавсредствах в буквальном смысле как рыба в воде. Нет никакого сомнения, что даже если бы случился шторм в двенадцать баллов, он все так же спокойно лежал бы себе где-нибудь и даже не проснулся бы. Осинский же, разбуженный морской болезнью, уже не спал и ходил по палубе взад-вперед.
– Кто придумал плавать по морю? – злился блондин. – Я бы ему голову оторвал.
Удивительно, раньше Виктора такие проблемы никогда не одолевали, а тут вдруг укачало. Притом что море было спокойным, насколько оно вообще может быть таковым. Анабель уже несколько раз отбегала в сторону, перегибаясь через борт.
– Во, смотри – нормальный человек! – говорил Олег Виктору, показывая на Анабель. – Не то, что тот псих.
Олег с завистью смотрел на спящего Сергея, для которого на море, кажется, был полный штиль.
Али Фазрат приложил к глазам мощный морской «Штайнер». Довольная улыбка осветила его побледневшее лицо, но всего лишь на миг. Затем весь облик сирийца стал мрачно-торжественным.
– Смотрите, господин Лавров, – он передал бинокль украинцу. – Видите на склоне вулкана, ближе к вершине, алтарь? Это святилище усыпальницы Адольфа Гитлера. И ваш друг был там.
– Сергей, ты и вправду там бывал? – обернулся Виктор к Кремню.
Тот открыл глаза и сел, недовольный тем, что его разбудили.
– Индейцы водили меня, но как пройти туда – помню, а что там внутри – ничего не помню! – сокрушенно ответил неудачливый кладоискатель.
Виктор навел бинокль на впереди идущий бот. Индеец «Пожарное ведро» что-то показывал своим пассажирам, энергично указывая рукой на море. Лавров перевел бинокль и увидел стаю стремительно приближавшихся к ним косаток. Ему удалось насчитать не менее девяти плавников, высоко торчащих из воды.
– Косатки, – пробормотал Лавров.
– Orcas!!! Оркас! – вдруг закричал капитан «Хуан как-его-там майор».
– Они опасны? – испуганно спросила Анабель.
– Нет, сеньорита, – ответил капитан Хуан. – Обычно не опасны, но эти явно нацелились на ту лодку! Я не знаю почему… Косатки сами никогда не нападают на людей. Лишь бы они не начали стрелять, сеньор Али Фазрат, – обратился он уже к сирийцу. – Страшнее раненой косатки на море зверя нет!
– Не стрелять! – закричал Али Фазрат в рацию. – Ле та клехкуняр!!!
Но даже невооруженным взглядом уже было видно, что на том мотоботе поднялась паника, и боевики вовсю молотили по косаткам из автоматов Калашникова. Огромный десятиметровый кит на большой скорости выскочил из воды почти во весь свой рост и со страшный силой упал рядом с лодкой арабов. Мотобот опрокинулся, люди в оранжевых спасжилетах, как мячики, закачались среди стаи буйствующих хищных китов. Вдруг один из китов ухватил перевернутый мотобот за край: раздался такой хруст, что дрожь проняла даже капитана Хуана.
– Пресвятая Дева Мария, мать всех матросов! Что это?! Господи!
Громадные челюсти косатки – потом второй, третьей – раздирали мотобот на части.
– Плывите к нам! – кричали с бота Виктор, Сергей и Олег людям в оранжевых жилетах.
– Они не играют. Они пришли убивать… – грустно сказал капитан.
Никто на воде не заметил, как высоко над скалами висел вертолет. В нем бесновался от радости… профессор Ройзенблит.
– Я спасу этот мир! Им будет править совершенный мозг!
Излучатель причудливой конфигурации стоял рядом. Он был включен, и его фазированные антенные решетки были направлены на поверхность океана.
– Поднимается ветер, сеньор! – сквозь шум лопастей кричал пилот. – Нам надо улетать!
– К черту ветер! К черту! – в эйфории кричал Ройзенблит. – Смотри! Смотри, что сейчас будет! Сначала приплыли косатки – они разрушат лодки, потом будут белые акулы – они съедят людей! А потом осьминоги, кальмары и мелкая рыба доклюют остатки! Вон! Видишь? Видишь?!
Профессор с нечеловеческим хохотом показывал пальцем вниз, где громадные киты-убийцы под действием адского излучателя разгрызали остатки первого бота.
– Али Фазрат, – кричал обезумевший профессор куда-то вниз. – Ты слышишь? Ты меня слышишь?
Он поднял к глазам двадцатипятикратный морской бинокль и посмотрел на второй бот.
– Это он! Али Фазрат, я убью тебя, как убил твоего брата! Усилим эффект!
Розенблит с остервенением принялся крутить ручку управления излучателем.
Тем временем косатки заметили и лодку капитана Хуана. Часть из них отделилась от стаи и направилась прямо к ней. Все, кто был здесь, окаменели от ужаса.
– Поворачивай! – приказал Али Фазрат капитану Хуану. – Turnos!
– Нельзя! Нельзя! – закричал капитан, прибавляя оборотов мотору. – Надо подобрать людей! Они погибнут!
– Turnos! – заорал нечеловеческим голосом Али Фазрат и приставил пистолет к голове капитана.
– Hijo de la flauta… – пробормотал капитан.
Удар… Мотобот испытал сильный толчок. Еще удар, и Али Фазрат с криком вылетел за борт. Все остальные вцепились, кто во что мог, пытаясь не вывалиться вслед за Али Фазратом. Косатки играли семиметровой лодкой, как мячом. От каждого удара гигантских хвостов людей обдавало галлонами морской воды, мотор взвывал, когда лодка зарывалась носом в воду, а гребной винт оказывался на поверхности.
«Лавров, куда тебя опять занесло-то, а?» – вопрошал журналиста внутренний голос. Но к этому внутреннему голосу Виктор Лавров никогда не прислушивался. Если бы прислушивался, то остался бы на родной Борщаговке, рулил бы своим бизнесом, женился на дочке «красного директора». Что еще? Завел бы ребятишек, читал бы им по вечерам сказки про Колобка и Серую Шейку, дарил бы домашних питомцев на дни рождения, мягко бранился бы с женой из-за того, до какого времени детям можно смотреть телевизор. Он бы даже разбогател на районе: двухэтажный дом с мансардой, две машины в гараже с бильярдной, выезд в пригородный ресторан по воскресеньям и подборка свежих глянцевых журналов на стеклянном столике в гостиной. У жены «фитнес», а у него «качалка». Но нет, нашему украинцу подавайте большой океан, рыбацкие лодки и обезумевших китов. «Бачили очі, що купували…»
Лавров одной рукой держался за какую-то рукоять, а другой намертво вцепился в спасательный жилет Анабель. Та вскрикивала при каждой атаке кита, плакала и молилась Пресвятой Деве Марии. На корме в два голоса матерились Кремень с Осинским.
Высоко в небе над скалами Ройзенблит продолжал чудовищно хохотать.
– Сеньор, ветер! Давайте возвращаться! – умолял пилот.
– Нет, смотри! Ты видел? Видел? – кричал профессор. – А теперь – акулы!
Профессор опять взялся за рукоятку управления орудием убийства. Неожиданно налетевший порыв ветра накренил вертолет и бросил его в сторону. Александр не удержался и с диким воплем сорвался вниз, вслед за ним полетело и его уникальное изобретение – излучатель Ройзенблита-2… Испуганный вертолетчик, посмотрев вслед улетающему гению, поспешил направить вертолет обратно к берегу, подальше от этого страшного места… Диковинный излучатель вдребезги разбился о скалы.
Внизу все стихло. Агрессивные киты-убийцы вдруг успокоились и бросили изрядно потрепанное суденышко с заглохшим мотором на волю волн и ветра.
– Никто не ранен? – спросил Лавров.
– Нет! – отозвалась Анабель.
– Ц-целы! – заикаясь, ответил Осинский.
– Твою Колумба мать через пролив Босфора и Дарданеллы, – разразился Кремень.
– Капитан Хуан? – окликнул Виктор.
– Muy bien, señor, я в порядке, сейчас заведу мотор, до берега недалеко, эти чертовы киты допинали нас до самой Вилья Мелимойу.
– Я такого еще не видел, – сообщил Кремень. – Мне кажется, они и подлодку сожрали бы.
– О да, сеньор, эти косатки прыгали выше, чем обычно, и съели второй бот, словно ужин.
– Надо вернуться и подобрать тех, кто остался в живых, – предложила Анабель.
– No se puede, senorita, мы не сможем, солнце уже садится, а у нас открылась течь, – безапелляционно возразил капитан. Впрочем, спорить с ним никто и не собирался.
Никто не заметил, как запоздалая белая акула, приплывшая к скалистому берегу с целью поживиться, подобрала тело погибшего профессора Ройзенблита и исчезла в морских глубинах.
* * *
Вилья Мелимойу, маленькая рыбацкая деревушка из двенадцати домиков, прилепившаяся на крутом морском берегу близ одноименного вулкана, будто выпала из времени. Здесь нет автомобильного движения, как и самих автомобилей. Все, как в старину: пешком вверх от пристани. Как и много-много лет назад рыбаки здесь уходят в море и возвращаются с уловом. Иногда не возвращаются. Вот и в этот раз Хуан Гарсия де Сото чудом остался жив и по такому случаю налил своим гостям по чарке чилийской чачи – писко.
– Вот что я вам скажу, уважаемые сеньоры и сеньорита, – торжественно произнес капитан Хуан, поднимая чарку. – Никогда еще киты не нападали в наших водах на лодки. Такое со мной в первый раз!
– Пусть будет и в последний, сеньор капитан! – в тон ему ответил Лавров, и украинцы выпили горячительное, не поморщившись.
Капитан Хуан Гарсия де Сото йо Сото-майор у себя в деревне оказался птицей совсем другого полета. Его дом был большим и старым, в тени таких же больших и старых деревьев черемойя. Двухэтажный, обшитый дранкой, с тонкими колоннами, поддерживающими крышу веранды. Фигурные столбики балюстрады, обрамлявшей веранду, напоминали ножки старомодного рояля. На веранде сидело несколько ветхих стариков, укрытых индейскими пончо, несмотря на то, что лето в Вилья Мелимойу было жарким.
На ужин молчаливая жена капитана Хуана подала «кальдийо де конгрио» – густой суп из свежего угря с овощами и вкусные морские водоросли.
– Как это называется, сеньора? – спросил про водоросли Лавров.
– Кочайуйо, – односложно ответила жена Хуана, которую тот даже не представил. Женщина была не старая и не молодая, не слишком чистая и не слишком грязная, смуглая, обтрепанная и, судя по всему, сварливая и глупая.
Почему Виктор так скрупулезно все отмечал? Потому что когда ты только что вырываешься из плена, а заодно и лап смерти, каждая мелочь превращается для тебя в событие, каждый шаг приобретает значение. Когда все автоматические жесты, такие давние и привычные, становятся отдельными волевыми актами. Словно учишься заново ходить после инсульта… Ничего не получается само собой, абсолютно ничего. Свобода и уверенность в завтрашнем дне – это слова антагонисты. Когда ты по-настоящему свободен, то не можешь быть уверен даже в следующем мгновении, не то что в следующем дне.
– Рыбаки Вилья Мелимойу на вулкан не ходят, нам там делать нечего, а вот индейцы раз в год откуда-то появляются. Если ваш друг там с ними бывал, то он вас и отведет, если, конечно, завтра утром не передумаете, – напутствовал их перед сном капитан Хуан.
– Нет, не передумаем, – ответила за всех Анабель. – Слишком дорогого нам стоило сюда добраться, чтобы отступить перед последними двумя километрами восхождения.
Путешествуя на поезде или машине по родной стране, Виктор зачастую встречал такие местечки – хутора, железнодорожные полустанки, придорожные села. Всякий раз, проезжая мимо, он задумывался: чем живут эти люди? Пасут коров, откармливают свиней, копаются в огороде. О чем они думают, когда в руки им попадается глянцевый журнал из большого города или когда они включают телевизор и видят совсем другую жизнь?
Здесь, в Вилья Мелимойу, телевизоров не было – не добивал сигнал ни из чилийского Пуэрто-Монта, ни из аргентинского Сан-Карлос-де-Барилоче. Мобильные телефоны тоже не работали, только спутниковая связь и рация. Чем можно жить, если ближайший населенный пункт, которого можно достичь по морю, – это захолустный, по большому счету, Пуэрто-Монт?
Что для этих людей Адольф Гитлер, что для них «Аль-Каида»? Чужестранные слова и не более того. Гораздо больше «капитана Хуана» взволновало нападение касаток на лодки, чего не случалось уже много лет. Что было общего у семей рыбаков из Вилья Мелимойу с остальным человечеством? Язык и стандартный набор религиозных мифов о мироустройстве. У хуторянина, выращивающего свиней где-нибудь под Глуховом в Сумской области, те же представления об основах мирозданья. Селянам, воспитанным телевизором, ведь нет дела до скифского кургана, возвышающегося за околицей их села и мешающего пахоте. Кто его насыпал? Кого там похоронили? Что там еще лежит, помимо давно истлевших костей? Пустые и праздные вопросы. А вот корова заболела – это да, это повод для беспокойства и раздумий…
Уложив спать всех своих друзей, Виктор вышел на крутой берег Вилья Мелимойу и посмотрел вдаль. Иногда он любил оставаться один. Ночной бриз выдувал свои чилийские мелодии, аккомпанируя ими размышлениям украинского журналиста.
Давным-давно, в детстве, маленький Витя мечтал быть моряком, космонавтом, милиционером, солдатом – и одновременно, и попеременно. Не было гаджетов, не было компьютеров, не было целей, зато были мечты…Одна из них сбылась: он стал путешественником. И вот перевернута еще одна страница его странствий. Завтра – последний штурм, который расставит все точки над «і», и Лавров, может быть, когда-то расскажет своим внукам об этом удивительном приключении, вспоминая десятые годы XXI века как далекое прошлое.
Как жаль, что Артем Боровин, его добрый друг, убийцы которого найдены и наказаны высшими силами, никогда больше не выйдет с ним на связь и не порадуется его успехам вместе с ним. Но недаром в миру бытует фраза: «Приказал долго жить». Виктор будет жить, обязательно будет жить и помнить замечательного друга и журналиста Тему Боровина…
…На следующее утро путешественники встали рано, поскольку в таких местах все люди начинают свой день с восходом солнца. Анабель выпила лишнюю чашку кофе, Осинский выкурил лишнюю сигарету, Лавров съел лишний жареный блинчик «эмпанада» с мясом сладкого краба. Кремень не сразу нашел тропу на вулкан, и поначалу они просто шли вверх, огибая большие вулканические «бомбы». Календарная зима, то есть лето для Южной Америки, позволяла быть легко одетыми. А древний, никогда на памяти людей не извергавшийся стратовулкан Мелимойу не требовал специальной альпинистской экипировки. Удобная обувь да дорожная палка – вот и все снаряжение.
Путников провожала густая роща черимойи, из-за которой выглядывал последний дом деревушки Вилья Мелимойу. Под дубом потряхивала головой лохматая собака на привязи. На земле сидел загорелый мальчишка и что-то ел из свернутой стаканчиком газеты. Гревшаяся на камне ящерица исчезла, словно ее и не было. Из людей последней встретилась девушка, которая вела на выпас козу. На юной пастушке была домотканая юбка и пестрая блузка. У козы был заспанный вид, и хозяйка ласково с ней ворковала.
Низкая облачность, к досаде все фотографировавшего Лаврова, закрывала значительную часть окружающего пейзажа, включая сам Мелимойу. Но и видимая область была хороша собой: «гималайские» пейзажи, причудливая растительность, изможденная морским ветром, темный вулканический шлак с пятнами нетающих ледников.
Индейская тропа на вулкан искателям приключений понравилась: под ногами – ровная вулканическая порода, никаких камней, о которые сильно разбивали ноги люди и мулы, когда Виктор Лавров путешествовал в Гималаях. Опять же, в отличие от пути в Непале, дорога шла вверх и только вверх: никаких сопочек, на которые то взбираешься, то спускаешься. Подъем был довольно сложным только для изнуренной офисом Анабель, которой он представлялся чередой высоких крутых уступов. Но даже ей шагалось хорошо, быстро. Путники, конечно, останавливались отдохнуть и перевести дыхание, однако потребность в этом возникала нечасто, несмотря на всю крутизну подъема. Облачность осталась внизу, и фотообъективу Лаврова открылись захватывающие дух виды: по левую руку от них простиралось облачное море, скрывавшее лежащую за вулканами долину Пуэрто-Монт. С правой же стороны высились хребты, за которыми расположился аргентинский горнолыжный курорт Сан-Карлос-де-Барилоче.
Группа уже поднялась на высоту более двух километров над уровнем моря. Было, конечно, ветрено и довольно холодно, как это всегда бывает на высоте, но не настолько, чтобы это мешало их продвижению. Кремень предупредил, что снег очень скользкий, а потому, пересекая снежник, надо использовать палки. Приходилось быть крайне осторожным – не дай бог поскользнуться, поехать и вылететь на шлак и камни. Но все оказалось не так страшно: слежавшийся снег был достаточно плотным, чтобы выдерживать вес взрослого человека, да и горные ботинки, выданные им вчера Али Фазратом, не подвели.
Начался очень крутой подъем: больше сорока пяти градусов, а Анабель казалось, что и все шестьдесят. Тем не менее, несколько шагов по тропе – и вот они уже стояли выше своего роста. Идти стало крайне тяжело. Большая высота давала о себе знать. Стоило начать движение, и сразу начинала кружиться голова, а шагов через десять-двадцать возникали круги перед глазами. Мужчинам после сорока высотная болезнь не страшна, из-за особенностей организма в адаптации они не нуждаются. Но им приходилось часто делать перерывы, чтобы дать возможность Анабель прийти в себя.
Она оказалась слабее своих спутников, хотя с утра держалась с ними почти наравне. Упорная аргентинка не сомневалась, что дойдет, но теперь было неясно, сколько для этого понадобится времени. Кремень как проводник бодро карабкался вверх, а девушка на некоторое время повисла на Лаврове, который тащил ее почти так же, как это уже было с другой женщиной в горах Непала… На локоть Осинского присела бабочка, занесенная ветром в края, где совершенно нет зелени. Олег нес ее, неловко держа руку до тех пор, пока она не упорхнула.
Подъем на высоту более двух километров был пройден за четыре часа. Наконец Кремень нашел искомую расщелину, ведущую в пещеру, которая простиралась внутрь полого, давно остывшего вулкана. Они измученно присели лицом к пещере. После нескольких часов альпинизма им предстояло стать спелеологами.
Камни расщелины были скользкими. Их омывали дождевые и талые воды, из года в год стачивая поверхность когда-то острых выступов. Идти приходилось очень осторожно, перед каждым шагом нащупывая ногой устойчивую поверхность, которую Лавров подсвечивал ярким светом фонарика, добытого из многочисленных карманов операторского жилета. Они уже спустились метров на десять вниз. Здесь склон был не таким крутым, как поначалу, но Кремень все равно не торопился.
Из всей компании Лавров был самым опытным исследователем пещер, ему пришлось много по ним полазать во время экспедиции в Непале. Всем, кроме Кремня, идти оказалось тяжелее, чем они ожидали. Ноги идущего предпоследним Осинского заскользили по мокрым камням, и его тело с размаху растянулось на холодных камнях. Анабель, идущая следом, помогла ему подняться и похлопала по плечу. Мол, ничего, бывает. Обернувшийся Лавров продолжил спуск за Кремнем, показав, что инцидент исчерпан. Феррер пошла за ним, поднявшийся Олег замыкал процессию. Постепенно пещера стала сужаться, дальше идти приходилось немного пригибаясь.
Внезапно Кремень остановился и помахал им рукой. Они приблизились и увидели огромный зал с высокими сводами. Зал, скорее всего, был рукотворным, так как ни сталактитов, ни сталагмитов там не было. Посередине зала бежал мелкий ручеек, пробивший себе путь откуда-то сверху. В зал вели ступени, вытесанные в камне и покрытые липкой грязью. С потолка постоянно падали капли, как с деревьев после дождя. «Исследователи поневоле» натянули на головы капюшоны анораков из непромокаемой ткани.
Наконец они добрались до «алтаря» подземного индейского святилища. В середине зала на естественном возвышении стояли в ряд глиняные горшки с орнаментом мапуче. Рядом были видны миски для копала – индейского фимиама. На их дне сохранились остатки этой ископаемой природной смолы, похожей на янтарь. Виктор насчитал сорок восемь индейских горшков. Если индейцы приходят сюда раз в год, то эта коллекция собиралась почти полвека.
Осинский, который тоже шарил по пещере лучом фонаря, наткнулся метрах в десяти от алтаря на горку из человеческих останков. Анабель в ужасе вскрикнула. Лавров тоже посветил туда: от жертвоприношений уже мало что осталось, лишь черепа с пустыми глазницами и полуразвалившиеся кости, прикрытые клочками ветхой одежды.
Но пещера у алтаря не заканчивалась. Путники прошли еще несколько десятков метров. В глубокой нише Сергей отыскал свою самую важную находку – штабеля военных ящиков, покрытых каменной пылью многих десятилетий. Там, где Кремень еще в прошлый свой визит стер рукой эту пыль, была видна нацистская символика.
– Смотрел, что в них? – живо поинтересовался Лавров, поморщившись от гулкого эха.
– Пневмобуры, отбойные молотки, сверла – ржавое железо проходческой техники, ничего ценного, – с досадой кладоискателя ответил Кремень. – Я и не рассмотрел толком. В прошлый раз светил факелом, да и мапуче раскричались, зашпыняли меня, я уж было испугался, что сейчас в жертву меня принесут, как вот тех вон.
Кремень полоснул лучом света в сторону человеческих черепов.
Из глубины ниши Лавров почувствовал слабое дуновение сквозняка. Он подозвал Анабель, дал ей в руки фонари Кремня и Осинского, последний предварительно выключив: батареи надо было экономить. Мужчины принялись перекладывать тяжелые ящики, высвобождая нишу, которая оказалась заставленным проходом в еще один зал пещеры.
Протиснувшись между ящиками, они будто перенеслись в параллельную реальность. Пещера диаметром метров сто и высотой около семи метров была сплошь покрыта кристаллами горного хрусталя, отчего свет одного-единственного, пусть и мощного, фонаря в руках Анабель многократно отражался и заливал все пространство искристым потусторонним сиянием. Вдоль стен пещерного зала стояли штабеля, но уже не грубых деревянных коробов, а герметичных термоящиков с символикой «Аненербе» и отчетливыми надписями.
– «Золото Индии», «Артефакты тамплиеров», «Манускрипты Тибета», «Книги майя», – читал по слогам высвечиваемые немецкие буквы Олег Осинский.
– Институт Аненербе собирал их по всему свету! – в восхищении произнесла Феррер.
– И я не дошел всего три метра до этих сокровищ! – простонал Кремень.
Но вовсе не сокровища «Аненербе» было самым поразительным в этой пещере. В центре зала, на невысоком пьедестале, в хрустальном саркофаге сидел в позе лотоса окаменевший человек в оранжевых одеяниях буддийского монаха. Голова его была совершенно без волос, ввалившиеся глаза закрыты.
– Кто это? – испуганно шепнула Анабель Виктору, указав подбородком на мумифицированного старца.
– Господа, – вполголоса произнес ошеломленный Лавров, – представляю вам фюрера Германии Адольфа Гитлера!
