20

— Entrez, monsieur Bull, je vous attendais. J’espère que tu as de bonnes nouvelles pour moi?

Шорохофф закрыл за сыщиком ворота, и они вдвоем зашагали по дорожке к увитой диким виноградом террасе. Солнце припекало, надо было надеть шляпу, как говорил ему доктор, но так хотелось уже настоящего лета, без дождей и гроз, которые просто обрушились на предместье Парижа, что Александр даже притормозил, чтобы дать лучам позолотить лицо, веки.

Он выздоравливал, но силы возвращались медленно. Хотя иногда он чувствовал себя совершенно здоровым.

С тех пор как он видел Зою последний раз, прошло целых четыре года. Так много произошло за это время, что ему казалось, будто бы эта встреча была совсем в другой жизни или вообще в другом измерении. Девушка, которая стала частью его жизни, пусть даже не совсем уже и реальной, продолжала волновать его, будоражить в моменты творческой слабости, придавая силы. Что он знал о ней? Просто девушка, находясь рядом с которой чувствуешь себя счастливым. Люди называют это чувство любовью, Шорохофф же считал, что это больше, чем любовь. Вот если бы они встречались, ели, спали бы вместе, путешествовали, просто находились постоянно рядом, тогда это можно было бы назвать любовью, а так, на расстоянии, чувствуя и не в силах словами объяснить эту тягу к ней, он не знал, что с ним происходит.

Самым простым было бы вернуться за ней после болезни. Простым для него, для эгоистичного Шорохоффа, но трудным для нее. Зачем он ей, старый и больной? А что он сам о ней знает? Красивая девушка, танцовщица. Булль узнавал о ней, она танцовщица, училась в балетной школе, потом работала в стрип-клубе «Золотая нимфа», где о ней не любили вспоминать, слишком конфликтная, не умела найти общий язык с клиентами. Припомнили скандал, связанный с попыткой ее изнасилования. Зоя разбила голову мужчины бутылкой. После «Золотой нимфы» она работала в ресторане, тоже танцевала. И в какой-то момент исчезла из поля зрения. Булль, который подключил к ее поискам своего человека в Москве, сказал, что ее нигде нет. Спустя несколько месяцев вышли на родственников Зои. Это совпало по времени с визитом Шорохоффа в Москву. Он сам пришел по адресу, позвонил, дверь открыла женщина, которая на вопрос, где Зоя, ответила, что и сама хотела бы узнать.

Она появилась неожиданно, он заметил ее, стоящую в толпе его почитателей в книжном магазине. Как красивая статуэтка, как произведение божественного искусства, она стояла одновременно и в толпе, и как бы отдельно от нее. Александр называл подобное перемещением в параллельное пространство. Она, влюбленная в него девочка, конечно же, пришла не ради его книг, а ради него самого. Пожалуй, она и сама бы не могла объяснить, почему ее так тянет к нему. Должно быть, кто-то там, наверху, распоряжается их судьбами и связывает их невидимыми, но крепкими нитями, веревками, приковывает друг к другу кандалами сильнейшего чувства, от которого так сильно бьется сердце, что, кажется, приближает к смерти от переизбытка эмоций.

Он жалел ее, зараженную вирусом этого чувства. Она была похожа на героиню его романа, Лорелею, которая покрылась золотой чешуей, едва взглянув на дракона. Она, единственная, стала возлюбленной этого дракона, и эта ее золотая чешуя выдавала ее, над ней смеялся весь город, ей в спину бросали камни. Со временем между ее пальцами наросли перепонки, вдоль нежного позвоночника, пробив кожу, протянулся ряд пока еще мягких зубцов, начинавшийся от шеи и переходящий в хвост, который она тщательно скрывала под юбками. С каждым днем она все больше и больше начинала походить на самку золотого дракона. В какой-то момент она, забравшись во сне на крышу своего дома, оттолкнулась ногой (уже с когтями и сильными мышцами) и взлетела… Оказалось, что это не сон и что она действительно совершила свой первый полет над ночным городом. В конце романа она находит своего дракона, израненного, умирающего. Она приносит ему сосуд с драконьей кровью, который запрятан на самой вершине «Серебряного ледника», и спасает ему жизнь…

Взрослая сказка, которая на удивление пришлась по душе многим его читателям. А ведь он просто записал свои фантазии. Он, мужчина, который до встречи с Зоей видел в женщинах лишь зло. Его брак стал тому ярчайшим доказательством.

И вдруг эта встреча в галерее, где он оказался совершенно случайно. Бывая в Москве, он, как правило, следовал заранее составленному его литературным агентом плану, но не всегда его визиты носили официальный характер. Иногда, особенно вечерами, он бывал совершенно свободен и тогда просто гулял, заглядывал в бары, пил или заказывал такси и просто катался по ночной Москве. В тот вечер он оказался на незнакомой улице, увидел светящиеся окна, за которыми происходило какое-то действо, вспомнил Гессе и его «Степного волка» и подумал, что, возможно, оказался вот в таком же волшебном месте с дверями, за которыми он может стать счастливым.

«Это наш театр, — объявил Пабло, — веселый театр, надеюсь, вам удастся здесь посмеяться».

Так он попал в арт-галерею «Анаис» на выставку фоторабот Артема Собакина.

На удивление, многие его узнали, подходили, заговаривали, подошел к нему и сам автор, фотохудожник Артем Собакин, принес потрепанный том «Стеклянной гильотины» и попросил автограф. «Вы не представляете себе, как я благодарен вам, что вы оказали честь и пришли на мою выставку!» — сказал Собакин, прижимая к груди книгу. К счастью, он действительно оказался хорошим фотохудожником, и Шорохоффу не пришлось лгать из вежливости, комментируя его работы.

Он не помнил, кто познакомил его с девушкой, у которой был взгляд человека, который зашел туда случайно и сильно пожалел об этом. Ей явно хотелось уйти. Такая тоска и разочарование сквозили в ее взгляде, что он просто не мог пройти мимо. Они потянулись друг к другу сначала взглядами, потом он схватил ее за руку…

«В моем театрике столько лож, сколько вы пожелаете, десять, сто, тысяча, и за каждой дверью вас ждет то, что вы как раз ищете…» Старина Гарри, как же я тебя понимаю!

В гостинице, куда он ее привез, с ними обоими случилось какое-то сумасшествие. Оставшись одни, они вели себя как любовники, которые были разлучены и вдруг, спустя годы, встретились и бросились друг к другу. Совсем как Лорелея и Дракон.

Уже в Париже, вспоминая эту встречу, он хотел только одного — чтобы они были вместе. Но дома его ждал ад, истеричка и алкоголичка Мария, сорвавшаяся с оси и летящая в пропасть с огромной скоростью. Она бы и погибла, не появись рядом с ней ее брат Сева, который, быстро сориентировавшись и сыграв на желании Шорохоффа развестись с женой, предложил ему условия: обмен всего материального на свободу. Шорохофф сразу же согласился. В ожидании гонорара, который позволил бы ему снять дом и спокойно работать, удалив из своей жизни пропитанную виски и водкой потерявшую человеческий облик женщину, он почувствовал себя счастливым.

И лишь освободившись от Марии, поселившись в пригороде Парижа в скромном доме с садом, он смог вернуться к начатому роману, и так уж случилось, что он «провалился» в него, забыв абсолютно все.

Он пришел в себя уже зимой, когда роман был закончен и отправлен в Москву и одновременно агенту — для перевода на французский и английский. К счастью, права на перевод принадлежали ему, а это гарантировало ему деньги, которые теперь, когда он остался после развода ни с чем, были ему так необходимы. К тому же он мечтал пригласить к себе Зою. А для этого также нужны были деньги.

Понимал ли он, что все те месяцы, что он не видит ее, она живет своей жизнью? Нет, не понимал. Вернее, он вполне допускал, что она даже вышла замуж, что ж, она молода, и вокруг нее много мужчин, которые мечтают о ней, но никакой брак, по его мнению, не помешал бы их встрече. Но после развода, оставшись без средств, он вдруг запаниковал, когда понял, что не может ей предложить ничего! Совсем ничего! Что он снимает дом, а не владеет им, что у него много расходов, связанных с его образом жизни: на письменном столе копились счета за аренду, электричество, воду, телефон и прочее. Плюс он платил женщине, которая убиралась у него и готовила еду, и садовнику, без которого его скромный сад просто зарос бы сорняками. Да и сам он в последнее время чувствует себя разбитым и усталым. Да что там — он старик! Ему уже пятьдесят три. Он и сам не понял, как так быстро постарел. И хотя внешне это пока никак не проявлялось, он выглядел молодо, у него практически не было морщин, да и тело выглядело почти так же, как и двадцать лет назад, да только силы поубавилось. Слабость накрыла его с головой.

Но там, в книжном магазине, когда он увидел ее второй раз в своей жизни, когда понял, что она пришла к нему, словно кто-то вдохнул в него жизнь, мысль заработала, как запущенный и смазанный маслом механизм: он сделал все, чтобы не дать ей уйти. Они встретились, как родные люди. Ему все время казалось, что она хочет ему что-то сказать, но не решается. Должно быть, в ее жизни произошли перемены, и она колеблется, сообщить ему, предположим, о том, что у нее появился постоянный мужчина. А может, наоборот, она хочет его спросить, есть ли у них будущее, теперь, когда он свободен и живет один. Спросить, не появилась ли в его жизни другая женщина? Он знал, что замужество для молодой девушки — это естественное желание, продиктованное инстинктом, что это нормально. И глупцы те мужчины, которые думают, что девушки хотят брака исключительно из корыстных соображений, чтобы обеспечить себя. Нет, безусловно, есть и такие, но все же в большинстве своем девушка, влюбившись, хочет родить от мужчины ребенка, стать матерью и женой, создать семью. Быть может, об этом она хотела поговорить? Что ж, он готов. Но только разговор этот он хотел бы перенести в другие декорации, в Париж, где они, сидя на террасе, все обсудят в тишине и покое. Ему важно было сделать это на своей территории. Тогда он будет чувствовать себя увереннее.

Кроме того, после ночи, проведенной с любимой, он чувствовал себя обессиленным. И стыдился этого. В минуты, когда ему было совсем уж плохо и когда начинала болеть голова, словно в нее поместили ведро с раскаленными углями, он с трудом мог представить себе приезд Зои и уж тем более судьбоносный разговор с ней о браке.

Вот поэтому он, сославшись на дела, отложил все важное на потом, пообещал позвонить, чтобы обсудить ее поездку и помочь с визой. Он, держа ее в своих объятиях, был и сам уверен, что все так и случится. Он не видел никаких преград для ее приезда.

Внезапная болезнь нарушила все их планы. Вместо того чтобы забрать ее в Париж и поселиться вместе, видеть ее, наслаждаться ее обществом, он много месяцев провел в клинике. Он и сам не мог понять, как так случилось, что его медицинская страховка не сработала, что все его данные и страховые взносы просто исчезли из системы и он, полуживой, был доставлен в клинику, как какой-то бомж. И это просто чудо какое-то, что нашелся человек, русский эмигрант Алекс Муравьев, который просто пришел в клинику и принес деньги на его лечение, на операцию. Господин Булль, к услугам которого Александр обращался по всем своим делам, связанным с поисками Зои, в тот раз довольно долго рыскал по Парижу в поисках этого Муравьева и нашел его в одном подвале, в ювелирной лавке. Муравьев был сдержан, неразговорчив, сказал только, что эти деньги не его, что его просто попросили передать их в клинику. И сказал, что деньги «из России».

— Кому же мне сказать спасибо? — пожимал плечами Александр, узнав про это.

— Вот всей России и скажите. Когда будете давать очередное интервью, поблагодарите всех тех, кто собрал деньги и передал доверенному лицу в Париже. Муравьева не называйте. Он просил. И вообще, был удивлен, когда понял, кого я представляю.

…

— Avez-vous trouvé Zoya?

Булль открыл папку и выложил на стол фотографии, сделанные его человеком в Москве. На них была Зоя, чудесная Зоя, запечатленная в самые разные моменты своей женской жизни. В папке по-русски под каждым номером фотографии имелось описание. «1) В парке, З. прогуливается вместе с молодой женщиной Катей, с коляской с ребенком. 2) На крыльце училища «Фаберже». 3) Перед входом в ювелирную мастерскую Виктора Абросимова. 4) З. в салоне «Алмазы Якутии», примеряет колье. Рядом — бизнесмен Петр Аркадьевич Захаров. 5) З. возле кабинета гинеколога в частной клинике Ляйфера. 6) З. в ресторане «Коломбина» вместе с г-ном Захаровым.

Шорохофф испытал боль. Так больно ему еще никогда не было. Зоя и этот представительный мужчина, бизнесмен Петр Захаров, тот самый, который вместе со своим другом детства (и тоже теперь бизнесменом) Марком Убейконем (Булль узнал это также от своего русского источника) развлекаются тем, что устраивают чуть ли не охоту на людей, которые им перешли дорогу. Одного человека так вообще отвезли в тайгу или в лес и оставили там на неделю! И вот с таким чудовищем его Зоя, этот ангел, живет под одной крышей!

— Tu irais la prendre, tu ne sais jamais ce qui pourrait lui arriver, — не выдержав, произнес Булль, плотный маленький человечек с красным потным лицом. Глядя на него, кажется, что он постоянно бежит, не останавливаясь, оттого у него такой взъерошенный и загнанный вид.

— Да? И что я ей скажу? Как объясню, почему меня не было столько времени? Да ни одна девушка не простит такого обмана. Я пообещал, что помогу ей с визой и куплю билет в Париж, мы говорили с ней о будущем, строили планы, а я, получается, повел себя как самый настоящий мерзавец. Переспал с ней, наобещал всего и исчез. Даже не звонил.

Булль проворчал, что Александр сам виноват, что так поступил с ней. Ведь мог бы позвонить и все объяснить.

— Да ты пойми, мне тогда было так плохо, что я не чувствовал в себе силы вообще двигаться… И не хотел, чтобы она сидела возле моей постели. Хотел, чтобы она жила в свое удовольствие.

Булль высказал предположение (причем, произнося это, он спрятался за шкаф, боясь, что Шорохофф запустит в него чем-нибудь тяжелым), что, прежде чем предполагать, что девушка будет жить в свое удовольствие, надо было выяснить, как она вообще живет, на что.

— Vous les Russes ne pensez jamais à l’argent, mais votre petite amie a besoin de manger quelque chose, de payer pour un appartement… Alors, qu’avez-vous fait pour l’aider? Est-ce qu’ils lui ont donné de l’argent? Avez-vous pris soin d’elle? Alors… C’est pourquoi elle est devenue une femme entretenue!..

Шорохофф швырнул в него русско-французский словарь, но промахнулся.

— Я еду в Москву, — сказал он, поднимаясь из-за письменного стола. — Сейчас же попрошу Натали отвезти свои костюмы в химчистку и начать собирать мои чемоданы.

Булль остановил его, обратив внимание на даты, проставленные в отчете московского сыщика.

— Il l’a perdu de vue. Elle est nulle part à être trouvée. Il y a des informations que M. Zakharov la cherche aussi. Peut-être que quelque chose lui était arrivé ou elle lui avait échappé. Mais personne ne s’est adressé à la police.

Единственная ниточка, которая могла бы привести к Зое, — это Катя, ее подруга. Но она по-прежнему проживала в съемной квартире вместе со своим маленьким сыном, время от времени ее навещал Виктор Абросимов, особенно часто он стал появляться у нее после того, как его друг Юрий Л. уехал в Италию. Судя по тому, что Катя сильно располнела и стал заметен ее большой живот, следящие за ней и ее квартирой люди (а их было двое, со стороны Булля-Шорохоффа и Захарова) сделали вывод, что Виктор Абросимов и является отцом мальчика по имени Макс и неродившегося младенца, которого Катя носила под сердцем.

Шорохоффу пришло приглашение из Америки, и он, понимая, что ему в жизни ничего больше и не остается, как проводить время со своими книгами и читателями, дал согласие. А вернувшись через полгода, принялся за новый роман, написав который отправился в Москву — он задыхался без Зои и решил во что бы то ни стало ее найти.

Прямо из аэропорта он отправился к Кате.

Молодая женщина открыла ему дверь. Она узнала его. Возможно, Зоя рассказывала подруге о его существовании, да и Интернет был полон его изображений. Иначе разве впустила бы в дом, где двое маленьких детей, самый младший мальчик был совсем крохой, незнакомого мужчину?

— Я правда не знаю, где она, — женщина смотрела на него глазами, полными слез. — Она пропала. Да вы проходите… Я знаю, кто вы. Шорохофф. Знаю, что поступаю нехорошо, но вы должны знать, просто должны. Зоя… Она на самом деле пропала. Если раньше она скрывалась от вас и все ее окружение твердило, что она пропала, на самом же деле она была в определенном месте, ей было что скрывать, поверьте…

Шорохофф сидел за столом на кухне, слушал Катю и ничего не понимал. Что такого могла скрывать Зоя? Какие такие свои дела? От стыда? Или, быть может, она замешала в криминале?

— …а сейчас она действительно пропала. И виноват в этом Захаров, я просто в этом уверена… Это он со своими идиотскими розыгрышами или наказаниями. Ненавижу его! А Зоя… Вы просто ничего не знаете!

И Катя, рыдая, принялась ему рассказывать все, что знала.

Обливаясь слезами, она призналась ему, что решилась все раскрыть исключительно из-за детей, его, Шорохоффа, детей.

— Думаю, что она погибла, — сказала она, уставшая от долгого разговора, нервно потирая покрасневший нос. — Вы просто не знаете Зою. Будь она жива, она нашла бы способ сообщить о себе. Мы в какое время живем — телефоны, Интернет! Любой помог бы ей, дал телефон, если предположить, что ее телефон отняли…

Шорохофф не мог воспринять услышанное — его мозг словно на время заблокировали.

Двое маленьких мальчиков Макс и Женя — его дети? И Зоя скрывала это, чтобы, если верить Кате, «не портить» ему жизнь? Неужели он выглядел в ее глазах таким уродом? Человеком, которому нельзя признаться в том, что он стал отцом?

— Знаете, я и вас тоже ненавижу! — вдруг в сердцах воскликнула Катя и хлопнула ладонью по столу так, что зазвенели чашки. — Она постоянно скрывала свою беременность. И от Захарова, который в самом начале сделал ей предложение — родить ему наследника… Она пряталась от него, все боялась, что он увидит и не простит ей обмана. Кстати, дважды ей пришлось скрывать беременность. Потом от вас, господин писатель… Замучили девчонку совсем!!! А она хотела только одного — быть с вами и воспитывать детей. А еще… еще она стыдилась того, что работала стриптизершей, сильно переживала и очень боялась, что вы об этом узнаете…

Катя, эта маленькая хрупкая женщина, все эти годы находящаяся рядом с Зоей и помогавшая ей во всем (даже носившая какое-то время накладной живот!), сейчас, раскрывая все тайны своей близкой подруги, которую она очень любила, говорила о ней в прошедшем времени, так, словно Зоя действительно умерла.

— Я нисколько не сомневаюсь, что это мои дети, — произнес сильно взволнованный Александр, — и я хотел бы узнать, что я должен сделать, какие документы и экспертизы, может, чтобы забрать их? Макса и Женю? Вы, вы, Катя, отдадите их мне? Я готов забрать их прямо сейчас! Обещаю, что сделаю для них все, что в моих силах.

— Вы что?! Никому я их не отдам! Они мне как родные. И пока я не узнаю, что с Зоей, как я могу их кому-то отдать, даже родному отцу?

— И что же теперь делать?

— Оставьте мне свой телефон или напишите Зое. Я хоть и волнуюсь, и боюсь, что ее нет в живых, но все же надеюсь на чудо…

Шорохофф достал коробку и с опозданием протянул Кате.

— Здесь подарок Зое. И мой номер телефона. Скажите, я могу обратиться в полицию, чтобы ее нашли?

— Конечно, можете! Быть может, вы с вашим авторитетом сумеете расшевелить полицейских и они начнут ее наконец искать.

Александр заглянул в спальню, где на ковре играли дети, прошел, присел рядом с ними, погладил каждого по светловолосой головке.

— Макс… Женя… — Он почувствовал, как по щекам его заструились слезы.

Он вышел на улицу, чувствуя себя лишенным твердой жизненной опоры. Еще недавно он был человеком, писателем, мужчиной, реальным существом, который писал романы, пил по утрам кофе и вечерами следил со своей террасы за полетами бабочек и шмелей. А кем он стал сейчас? Куда пригласила его жизнь, какую волшебную дверь пред ним приоткрыла? Или же он все-таки ошибся дверью? Нет-нет, это молодая прекрасная женщина ошиблась в нем самом. Да он преступник! Это его надо было отправить на ту жестокую «стеклянную гильотину», которую он придумал для своего антигероя.

«Ну вот, Гарри, теперь ступайте и будьте в хорошем настроении. Привести вас в хорошее настроение, научить вас смеяться и есть цель всей этой затеи — надеюсь, вы не доставите мне хлопот. Вы ведь хорошо себя чувствуете? Да? Не боитесь? Вот и прекрасно, вот и отлично. Теперь, без страха и с полным удовольствием, вы вступите в наш фиктивный мир, войдя в него, как это принято, путем маленького фиктивного самоубийства».

Ну уж нет, Гарри, нет… Жизнь только начинается.