18

Выхаживали Юру у Зои на квартире. Его привезли спустя две недели из больницы и, несмотря на его протесты, устроили на кухонном диване, отгородив ширмой. В спальне обитали Зоя с Максом, в большой комнате, гостиной, спала Катя.

Первые дни Юра много спал, а когда ему стало лучше, ширму убрали, Вик привез небольшую плазму, чтобы «пациент» мог смотреть телевизор. Привезли ему и его ноутбук.

Его история была связана с тем образом жизни, что он вел. Влюбленный гей с нежным сердцем и ранимой душой узнал об измене своего любовника, который много месяцев обманывал его (в том числе обещая финансировать его шоу), и во время выяснения отношений набросился на предателя с ножом. Но тот увернулся, схватил Юру, подмял под себя, и нож вошел Юре в живот. Любовник, он же почти убийца, человек небедный, заплатил следователю, и дело замяли.

— Хорошо, что дело замяли, — говорил Вик вполголоса, когда они втроем, Зоя, Катя и он, сидели в гостиной, а Юра спал в кухне на диване. — Юру могли посадить, а этот, не хочу даже называть его имя, мог бы отделаться условным сроком, а может, и вовсе вышел бы сухим из воды. Ведь он зарезал его, обороняясь. На ноже наверняка отпечатки Юры оставались. Нет, хорошо, что все вот так закончилось.

— Вик, это же этот человек помог тебе с мастерской? — осторожно спросила Зоя.

— Да, он. Но я понятия не имел обо всем этом… В смысле, я знал, что они с Юрой вместе… Словом, меня никогда не интересовала эта сторона их отношений. Для меня Родионов был человеком, которого заинтересовал мой проект и который его профинансировал. Конечно, сначала он хотел, чтобы я работал на него, но у меня друзья-юристы, они объяснили мне, каким образом надо составить договор, чтобы я не остался в дураках. Словом, после того, как я выкупил помещение и закупил новое оборудование, я просто оставался должен ему деньги. Большие деньги. И никаких партнерских отношений с ним. Но поскольку он сам же начал поставлять мне заказчиков, потому что был заинтересован в том, чтобы я вернул ему деньги, причем с процентами, то я практически полностью вернул долг.

И тут Вик так посмотрел на Зою, что она догадалась.

— Послушай, те серьги и перстень… Заказчиком случайно был не сам Родионов?

Вик кивнул.

— Поэтому ты не выдержал тогда, в тот день, когда Юре делали операцию, и попросил меня сделать тебе эскиз?

— Каюсь. Да. Причем у меня к этому времени был готов весь материал, металл, камни… Мне не хватало только идеи. И я сразу подумал о тебе, о том, что ты могла бы развить эту тему.

Разговор плавно перетек в ювелирное русло, и Зоя была даже рада отвлечься от своих мыслей и проблем.

Вик и Катя знали, что она заняла деньги, и Вик помог перевести их своему близкому другу, живущему в Париже, чтобы тот сам, лично отдал их нужному человеку в клинике, где лежал Шорохофф. Зоя согласилась сделать это еще и потому, что не желала, чтобы хоть кто-нибудь в клинике узнал имя человека, по сути, спасшего писателя, чтобы ее имя нигде не фигурировало. Конечно, она рисковала, отдавая деньги Вику, потому что сама была с ним мало знакома и вообще научилась не доверять людям. Но решилась, сделала и потом никогда об этом не пожалела. Возможно, этот жест доверия и решил в дальнейшем ее судьбу. Ведь с определенного момента вся ее жизнь уже неразрывно была связана с Виком.

Но в тот вечер, когда она привезла Вику деньги для Шорохоффа, она дома не ночевала. Вернулась к Захарову. Сначала они ужинали в ресторане, потом поехали к нему.

— Мне надо привыкнуть к тебе, — сказала она ему в спальне, чувствуя себя предательницей по отношению к Шорохоффу. Настроение было отвратительным. От выпитого шампанского мутило — под конец вечера, еще в туалете ресторана ее вырвало.

— Я умею ждать, — сказал он, нежно целуя ее в губы, не подозревая, как ей неприятны его прикосновения.

Всю ночь она не могла уснуть в чужой спальне, на чужой кровати. Боялась, что Петр не выдержит и придет к ней, потребует расплаты. Но не пришел, сдержал слово.

Утром он спросил ее, когда и куда отправить машину за ее вещами, она сказала, что сама решит этот вопрос и что вечером она в любом случае переедет к нему. Он подвез ее до «Макдоналдса», где она пожелала позавтракать, и уехал на работу. Зоя же взяла такси и вернулась домой. Рассказала все Кате.

Катя заплакала.

— Надеюсь, ты не рассказала ему про Макса?

— Нет, конечно. Но если он когда-нибудь выследит меня, я скажу, что Макс — твой сын, хорошо? Не плачь, Катя. Сама видишь, у меня не было другого выхода.

Целое утро ее тошнило, Катя сходила в аптеку, купила тест на беременность.

— Вот, — она протянула Зое коробочку, — проверься. Тебя рвет целое утро. Да и выглядишь ты ужасно. Пока не переспала с Захаровым, проверься. У Шорохоффа, сама знаешь, хорошо дети получаются.

Тест оказался положительным.

— Это Сашин ребенок, — Зоя стояла в ванной комнате и смотрела на Катю в полной растерянности. — Что же это получается? Сначала я, беременная, танцевала в «Золотой нимфе», теперь, снова беременная, должна спать с Захаровым.

— Я бы на твоем месте поехала в Париж, к Шорохоффу, и во всем ему призналась.

— В чем? В том, что провела вчерашний вечер в компании Захарова? Что ночевала в его спальне? Что взяла у него сто пятьдесят тысяч долларов, за которые должна расплачиваться своим телом? Признаться в том, что я проститутка? Ты-то сама понимаешь, что предлагаешь? Он сейчас в больнице…

— Ты узнала, что с ним?

— Да, аневризма головного мозга… Но все это я знаю из Интернета, сама понимаешь. А там могут такое написать!

— А откуда эта бешеная сумма в сто пятьдесят тысяч долларов?

— Да из статьи той журналистки.

— Но это колоссальная сумма, не думаю, что эти сведения достоверные.

— Да что уж теперь… Отправила же.

— Ты извини меня, но Вик… Ты ему доверяешь?

— Да, доверяю. Он друг Юры.

— Зоя! Тот человек, который пырнул его ножом, тоже был его другом…

— Хочешь сказать, что Вик обманет меня?

— Если он и не обманет, то может обмануть его друг там, в Париже.

— Катя, мне и так плохо. Давай уже не будем об этом… Дело сделано, понимаешь? Захаров дал мне деньги. Я поручила Вику переправить их в клинику, а сама я стала любовницей Захарова. Вернее, почти стала… Плюс беременность… Все, колесо завертелось, Катенька. Обратной дороги нет. Что же касается Саши… Зачем я ему такая?

Ей необходимо было побыть одной, слишком много событий за последнее время. Она оделась и вышла из дома, зашла в кафе, взяла кофе с молоком.

Перед глазами почему-то стояла Катя, ее лицо, недоверчивый и вместе с тем испуганный взгляд. Она попыталась поставить себя на ее место и вдруг поняла, откуда это выражение лица, эта паника. И сквозящее во взгляде недоверие.

Сумма сто пятьдесят тысяч долларов, которые Зоя отправила в Париж, — вот что ее поставило в тупик. Катя, пожалуй, самая здравомыслящая, крепко стоящая на ногах девушка. Про таких говорят «обыкновенная» или «простая». Но в самом хорошем смысле этих слов. Она далеко не дурочка, умна, ответственна, серьезная. Но, в отличие от Юры и Вика, не говоря уже про Зою, она начисто лишена потребности творить. Она читает женские романы, с удовольствием просматривает видео, где домохозяйки делятся рецептами, или записи телевизионных шоу, но у нее нет потребности сделать что-то свое, оригинальное. К примеру, будь она портнихой или вязальщицей, то могла бы сотворить какую-нибудь оригинальную вещь, изобрести новый узор или придумать новый фасон. Или же увлеклась бы такими модными видами рукоделия: декупажем, валянием, мыловарением, пэчворком, начала бы мастерить кукол-«тильди» или просто вышивать крестиком. Но нет, в ней этого нет, и именно отсутствие творческой сущности в Кате делает ее в их сложившейся компании самой здравомыслящей, «нормальной». Что Юра с его нездоровой любовью к таинственному и опасному Родионову и страстью к танцам, что Вик, увлеченный созданием оригинальных ювелирных шедевров, что сама Зоя, легкомысленная танцовщица (да к тому же еще и бездомная), влюбленная, как сумасшедшая, в какой-то призрак, фантом по имени Александр Шорохофф, который, появившись в ее жизни на ночь, дарит ей ребенка и снова исчезает, растворяясь в своей или общественной жизни…

У Кати уже сам факт того, что Зоя раздобыла где-то такую огромную сумму, наверняка вызвал удивление. А что, если она не поверила ей, не поверила, что мужчина, которого она в последнее время попросту дурачит, или, как это принято сейчас говорить, «динамит», вдруг согласился дать ей кучу денег? Она даже не попыталась выяснить, какую причину, по которой Зое потребовались деньги, она озвучила Захарову.

Думая о Кате, Зоя вдруг поняла, что боится ее потерять. Что она теперь зависит от нее. Катя — няня Макса и, возможно, будущая няня для второго ребенка. Кроме того, деньги Зоей получены, значит, она точно должна переехать к Захарову, с ним шутки плохи, и надо быть готовой к тому, что он может установить за ней слежку. И когда ему доложат, что она часто бывает по определенному адресу, где проживает молодая женщина с ребенком, то Зое ничего другого не останется, как представить ему Катю самой близкой подругой, матерью-одиночкой. Во-первых, такая дружба в глазах Захарова будет выглядеть невинной, во-вторых, он вряд ли запретит Зое помогать подруге, а это значит, что большую часть выдаваемых ей денег она сможет смело тратить на сына с няней, по сути, на нужды своей маленькой семьи. Так, с Катей разобрались.

Теперь Юра. Думая о Юре, она ненавидела себя. Эгоистка, которую совершенно не интересовала жизнь и судьба самого близкого друга и помощника, человека, который так заботился о ней. Причем совершенно бескорыстно (в отличие от Захарова, к примеру). Хоть бы операция прошла успешно и он остался жив, не превратился бы в инвалида. Конечно, она не оставит его и после того, как его выпишут, она возьмет его к себе. Все, решено.

Теперь Вик. Человек, которому она так легко вручила пакет с деньгами и который ждал от нее какого-то рисунка, эскиза будущих украшений. Вот про серьги и перстень как-то не думалось совсем. В голове был черный дым. Что это? Недоверие к Вику, которое успела ей внушить Катя? На самом деле, если не Вик, а его друг в Париже присвоит эти деньги себе? Возможно ли такое? Конечно!!!

Зоя обняла чашку кофе ладонями, но кофе уже остыл.

— Горячий шоколад, пожалуйста.

Высокий прозрачный бокал с какао, который все дружно почему-то стали называть шоколадом, приятно грел руки. И это тепло словно помогало ей размышлять дальше.

Как узнать, поступили ли на счет клиники деньги для Шорохоффа? Позвонить в Париж? А почему же она до сих пор этого не сделала? Не сделала, потому что боится услышать «нет». Ну и, кроме того, она не знает французский. Разве что собраться духом и отправить туда письмо с вопросом на эту тему, письмо, переведенное гугл-переводчиком? Или же попытаться вспомнить, может, у нее есть кто знакомый, который знает французский и кто бы мог помочь ей в этом деле? Так, стоп. Английский. Можно же спросить на английском. Ее двоюродные братья — Егорка и Влад. Она горько усмехнулась. Куда они все подевались? Почему перестали ей писать, общаться с ней по Интернету? Родители запретили. Точно. Мать. Отрезали Зою от семьи только за то, что она потребовала свою квартиру. Хорошие родственнички, ничего не скажешь.

Ладно, она все переживет, справится. У нее есть Макс. И это главное. А все остальное жизнь сама расставит по своим местам. Зоя допила какао, расплатилась, вышла на улицу и подняла голову к небу. Рваные прозрачные тучи неслись, подгоняемые ветром. Но ветер же утихнет, небо расчистится, и выглянет солнце. Обязательно выглянет. Как и в ее жизни, надо просто немного подождать.

Зоя зашла в цветочный магазин, купила две красные розы и поехала на кладбище — проведать маму. Поговорить, посоветоваться.