Настала пора расстаться с семейством волколаков.

Пока у них гостили, Медяник помог Волху расчистить от зарослей землю вокруг дома, соорудил небольшой загон, где метался теперь дико визжащий хряк, и клетку, в которой тряслись от страха два пойманных зайца. Они положили начало возрождению хозяйства. Владелец погоста клятвенно заверял, что обязательно вернёт добрую славу постоялому двору и «выбьется в люди». Это подразумевало пока только радушный приём, если, конечно, пожалуют посетители, а также торговлю добытым в лесах мясом на ближайшем рынке в Зареченске. Там, кстати, можно приобрести необходимые для работы по дому инструменты и кое-какие недостающие продукты. А ещё восстановить утраченные за долгие годы отшельничества деловые связи.

Михайлик на столь далеко идущие планы смотрел скептически:

– Никогда такого не было, чтобы люди с нежитью торговлю вели. – Но тут же был вынужден признать: – Да разве с вами, Велесовичами, разберёшь, что правильно, а что нет. Уж не раз убеждался, когда своими глазами видел такое, о чём раньше и помыслить не смел.

В отличие от усача Юнос помалкивал, многозначительно хмыкая. Избрал себе роль стороннего наблюдателя и с советами не лез, предоставив землянам право поступать по своему усмотрению. С одной стороны, такая политика невмешательства их очень даже устраивала. Однако с другой – сильно раздражала. А если Стас нервничал, он ругался. Чтобы не крыть по матушке, поминал чёрта по всякому поводу. Боялся, видимо, нареканий со стороны ведунов за нецензурную брань в общественном месте, чего совершенно не мог себе позволить, как истинный блюститель порядка. И не зря опасался. В какой-то момент Юнос не выдержал и решительно пресёк его ругательства:

– Чего это ты, Станислав, расчертыхался? Тут и без твоих поминок полно нежити. Лучше попридержи язык, пока до беды не довёл.

От погоста они отъехали уже довольно далеко. Густой лес кончился, сменившись равниной, бугрящейся пологими холмами, покрытыми каменной крошкой и чахлой растительностью. В низинах между возвышенностями стояла затхлая вода. Трава там была высокой и густой, создавая иллюзию ровной лужайки, поэтому коней вели чуть выше по склонам. Их копыта нет-нет да съезжали с осыпавшейся каменистой почвы. Тогда людям приходилось выравнивать ход животных, чтобы те оставались на сухом участке, а не лезли в густые заросли, скрывающие неприятные сюрпризы.

В очередной раз поднимая на склон съехавшего по осыпи Лумумбу, Пырёв занял своё место рядом с Юносом. Только потом ответил:

– Да понимаешь, когда у Волха гостили, мне во сне Чёрт явился. Сказал, что послан Велесом. Тот якобы велел передать, чтобы мы не к Кощею ехали, а на восток шли. Там, вроде как, новое войско Скал собирает. Ну, после этого черти у меня с языка и не сходят.

– Вестник? Хм, странно… А сразу чего не сказал?

– Думал, просто сон. Мало ли какая чушь приснится. Да и Чёрт был странный, в одежде из моего мира. Но вот в чём штука. Я тут повспоминал на досуге, ведь у меня много таких снов и раньше было… Нет, не с чертями, – успокоил Стас насторожившегося ведуна. – Там я совсем другое видел. Только всё это или почти всё потом сбылось. Не буквально, конечно, однако прослеживается некая закономерность между сном и явью. Получается, мои сны – это иносказательное описание будущих событий. Понимаешь?

– Не ты первый, кто грядущее зрит во снах, – важно заметил Юнос. – Любой человек в состоянии сна подобен нежити. Потому как в это самое время он полноценной жизнью не живёт. Находится промеж Яви и Нави, допуская к себе существ с той и с другой стороны. А поскольку между ними пролегает путь Прави, то не мудрено, что спящий видит истину, касаемую его и окружающей действительности. Вот и тебе доводилось видеть нечто правдивое. Но Вестник – это плохо. Если он тебя нашёл один раз, то теперь не отвяжется. Найдёт везде и всегда. Хуже этого только известия, которые он приносит.

– Ты хочешь сказать, что этот Чёрт будет постоянно являться ко мне, сообщая самые скверные новости?

– Да. И будет подстрекать тебя действовать в угоду ему или его хозяину.

– Велесу?

– Раз его назвал хозяином, то да.

– Хреновая перспектива. Всё равно, что работать в милиции. Всегда смотришь одну и ту же программу под названием «Криминальные хроники», не в состоянии переключить канал. Выходит, ничего в моей жизни не поменялось… Разве только транспортное средство.

Размышляя над словами Чёрта, Стас решил поинтересоваться:

– Думаешь, Скал опять затеет войну?

– Коли Вестник это сказал, значит, так оно и есть.

– Но зачем ему или Велесу предупреждать нас и отправлять туда? Мы же помешаем. Это нарушит его замыслы.

– Чьи, Велеса? Откуда тебе знать, что замыслил бог? Одно ясно: тебя и Скала хотят столкнуть. И неизвестно чем это может грозить мирозданию. Поэтому лучше продолжим наш путь, коль скоро мы его избрали. А то, что нам палки в колёса вставляют, лишний раз доказывает верность избранного пути. Когда дойдём до Кощея, там и разберёмся, что к чему.

– Хорошо бы понять это заранее. Как говорится, предупреждён, значит вооружён. Может, беседы с этим Вестником прольют какой-то свет на творящиеся в мире события?

– Может и так, – согласился Юнос, но предостерёг: – Однако старайся не поминать чёрта вслух. Нежить, коли её позовёшь, обязательно явится. А уж про чертей и говорить не приходится. Эти твари завсегда тут как тут. Потому смотри, беду не накликай.

– О чём это вы? – С ними поравнялся Башка, отставший от ехавшего впереди Михайлика.

– Да так, – махнул рукой Стас. – Черти мне во снах являются.

– Без водки? – деланно изумился Аркаша. – Это ж каким сильным желанием надо обладать, чтобы внушить себе такое опьянение! Научишь?

– Иди ты к чё… – снова едва не чертыхнулся Пырёв. Сплюнул сгоряча. Вот ведь жизнь пошла, даже не выругаешься как следует! Более спокойно закончил: – Когда в следующий раз он придёт, я вас обязательно познакомлю.

Холмы с каменистыми склонами сгладила равнина, спрятавшаяся под покровом густой сочной травы. Всё чаще попадались деревья, превращаясь в рощи, обступавшие людей с разных сторон. Спустя ещё какое-то время всадники ехали уже по настоящему лесу, упустив из вида момент, как в нём оказались. Скорость резко снизилась из-за густых переплетений веток. Выслали вперёд Митьку. Он высматривал дорогу между стволами деревьев и расчищал путь широкими взмахами меча. Ошмётки листьев и веток щедро усеивали землю там, где он прошёл, а треск ломаемых сучьев был настолько громким, что никто не боялся за дровосека, даже когда тот углубился в чащу, пропав из поля зрения. Оставалось лишь ехать по его довольно заметным следам, обрубая свисающие ветви, до которых не смог дотянуться Медяник.

– Тихо! – вдруг поднял руку Юнос.

Пырёв замер с мечом в руке, занесенным для удара, и ветка, которую намеревался срубить, тут же хлестнула по лицу. Чертыхнувшись, он запоздало придержал коня. Виновато покосился на Юноса, ожидая очередной взбучки за сквернословие. Но тот, похоже, не расслышал.

– Чуете? – Юнос неопределенно ткнул указательным пальцем в небо. Вернее, в сведённые над головой кроны деревьев, почти полностью закрывающие небесную синь.

– Ничего не слышно, – произнёс Аркаша в абсолютной тишине.

– Вот именно…

До Стаса дошло. Сопровождавший продвижение Митьки отчётливый треск неожиданно стих. Дровосек почему-то перестал проламываться сквозь дебри. Что-то случилось? Не успев как следует над этим поразмыслить, Пырёв саданул каблуками Лумумбу, прильнув к его гриве. За долю секунды до этого конь сам рванул с места, низко наклонив голову. Что значит понимать друг друга без слов!

Внизу мелькали срубленные ветки. Лумумба пока безошибочно следовал по проторённой Медяником дороге. И вдруг встал. Стас чуть не вылетел из седла. Первым, что увидел, подняв голову, была спина медного дровосека. Целый и невредимый Митька спокойно стоял, что-то разглядывая прямо перед собой. Ну, слава богу, нашлась пропажа.

– И чего мы тут бездельничаем? – начал было требовать Стас объяснения внезапно наступившей тишины.

И тут разинул от удивления рот, увидев на что уставился Медяник. Прямо перед ним возвышались огромные ворота, закрывающие проход в глухой стене из толстенных брёвен высотой с трёхэтажный дом, а то и выше. Крепость посреди дремучего леса! Что-то новенькое. Зачем она здесь? Да и на крепость мало похоже. Ни рва вокруг стены, ни бойниц. Ничего такого, что говорило бы о ней, как об оборонительном сооружении. Но возводить такую громадину только затем, чтобы она служила простым забором, по меньшей мере, не разумно. И вот ещё что – ворота были заперты на здоровенный засов снаружи! Да-да, скобы для запирающего бруса торчали на воротах с внешней стороны, а не с внутренней, где им и положено быть, в чём убеждало закругление убегающей вдаль стены по обе стороны от ворот. Что за бессмыслица? Одна загадка за другой. Насколько мог судить Пырёв, стена огораживала участок такого же густого леса, в котором они находились.

– Там есть люди. Много людей, – шепнул Юнос, успевший просканировать пространство за стенной.

Общими усилиями поддели запирающий брус плечами, вынув его из скоб. Не было нужды стучаться, коль скоро ворота открывались отсюда. Куда проще открыть самим и посмотреть, что же они скрывают. А там оказалось целое село из аккуратных ухоженных домиков, прятавшихся в тени между деревьями. Только хозяйственных построек нигде не видно, как в элитном коттеджном посёлке. Ни скотников с животными, ни птичников с вечно гомонящей на разные голоса пернатой живностью, ни амбаров или сарайчиков. Одни жилые постройки. И пусто. Ни души вокруг. Может, никаких людей здесь вовсе нет, а Юноса подвело чутьё? Это вряд ли.

С деревней явно что-то не так. Не зря же обнесена таким заборищем и заперта снаружи.

– Похоже на пионерский лагерь, – пробормотал Пырёв, осматривая домики.

– Ага, – поддакнул Башка. – Лагерь общего режима. Не хватает колючки под током поверх забора и вышек с вертухаями. Тогда был бы «строгач».

– Тут вообще охраны нет. Больше на колонию-поселение смахивает.

Экскурс в систему уголовно-исправительных учреждений остался за пределами понимания ведунов, которые хранили задумчивое молчание. Всадники осторожно ехали вдоль центральной аллеи своеобразного жилмассива, держа оружие наготове. Вокруг тихо и безлюдно, будто все жители вымерли. Но множество мелких деталей указывало на то, что жизнь в селении всё-таки есть. Или была, по крайней мере, совсем недавно. Ведущие к домам хорошо утоптанные тропинки, невысокая трава, идеальный порядок во дворах, целые стёкла в окнах и плотно закрытые двери говорили о присутствии людей. В центре деревни обнаружилась просторная, залитая солнечным светом поляна. Земля здесь утоптана до такой степени, что трава на ней не росла. А посреди поляны, прямо под открытым небом, располагались составленные в два длинных ряда столы, грубо сколоченные из тёсаных досок. На них расставлена посуда, наполненная едой и питьём, словно здесь должен вот-вот начаться грандиозный банкет.

Михайлик слез с коня и деловито прошёлся вдоль столов, заглядывая во все тарелки с мисками. Сделав круг, заметил:

– Еда-то не тронута. Уж ни для нас ли пир готовили?

– Для нас одних многовато будет, – возразил Юнос. – Тут целой дружиной пировать можно.

– Не скажи. Мы тоже поснедать не противники. – Михайлик мечтательно погладил свой живот, но потом признался: – Хотя, оно конечно, за раз всё не съесть. Либо желают накормить до отвала, чтобы меч поднять не могли, ежели вовсе не лопнуть, либо задержать надолго хотят.

– Оба варианта нам не годятся, – подвёл итог Стас.

Он спешился вместе с остальными, отдав коня Митьке под присмотр.

– Но перекусить-то мы можем. – Аркаша уже держал в одной руке ломоть хлеба, жадно откусывая от него и запивая молоком из крынки.

Покачав головой, Стас вдруг заметил движение на краю поляны. Сюда шли люди. Мужчины и женщины, одетые в белые просторные рубахи одинакового покроя. Они появлялись отовсюду из-за деревьев, окружая поляну. Казалось, всё население этого странного места вышло из домов и направилось к ним. Остановившись на безопасном расстоянии, местные настороженно косились на незнакомцев, не предпринимая никаких действий. Никто из них не принёс оружия или нечто, способное заменить его. Поэтому толпа, если не брать во внимание многочисленность, выглядела вполне мирно.

Что-то ещё было не так в облике деревенских, помимо их однотипной одежды. Стас пригляделся, пытаясь уловить это. Неожиданно понял, что здесь нет ни одного старика. Да что старики, нет и пожилых. Все сравнительно молодые. Возраст от шестнадцати до тридцати лет. Причём женщин в разы больше. Самому старшему из парней на вид около двадцати пяти. Хотя нет, один пожилой дядька всё-таки нашёлся. Тучный мужчина с пузатым брюхом и начинавшим образовываться вторым подбородком отделился от угрюмой толпы, обступившей поляну, и в одиночку приблизился к замершей между столами четвёрке. Слишком близко тщедушный мужичок подходить не стал. Остановился шагах в пяти. Окинул взглядом странную одежду пришельцев, их лица. Обратил внимание на ладони, сомкнутые на рукоятях мечей, готовых в любой момент покинуть ножны. Только затем спросил:

– Вы откуда, люди добрые?

Голос оказался звонкий, хорошо поставленный, как у профессионального певца. Агрессии в мужичке не ощущалось, как и в остальных жителях. Возможно, до мечей дело и не дойдёт.

– Мы пришли из-за стены, – осторожно, тщательно подбирая слова, ответил Стас.

Мужчина повернулся к народу. Воздел руки к небу слегка театральным жестом и громко продекламировал:

– Хвала богам! Они прислали нам пищу и новых друзей!

Толпа возбуждённо загомонила, вторя только что брошенному кличу. Все направились к столам, уже не обращая внимания на незнакомцев. Напряжение сразу спало. Началось шумное застолье. Пухлый мужичок, наверное, был старостой. Он пригласил гостей присоединиться и отведать «чем одарили боги». Отказываться от угощения никто не стал. Отослав Митьку выгуливать коней, гости заняли свободные скамейки. Вливаясь в общий гвалт чавкающих, прихлёбывающих и переговаривающихся ртов, а также стука посуды по деревянным столешницам, приступили к трапезе.

О ложках здесь, похоже, слыхом не слыхивали, не говоря уже о вилках. Стасу порядком надоело полнейшее отсутствие в этих диких местах даже слабого подобия столовых приборов. Он демонстративно ел с ножа, наплевав на опасения грубо нарушить правила местного этикета.

– Почему ваши ворота заперты снаружи? – спросил старосту Михайлик, доставший из сапога свою ложку.

– Наши боги нас оберегают, – непонятно прошепелявил мужичок набитым ртом. Прожевав, уточнил: – Издавна они привели сюда наших предков. Огородили поселение и снабжают нас едой и питьем. Посему мы ни в чём не нуждаемся. От врагов нас надёжно защищают. Живём в своё удовольствие, не ведая забот.

– То есть вы не возделываете землю, не охотитесь, не ухаживаете за скотом? Даже огородов у вас нет? – Стас удивлённо уставился на старосту.

Тот противно захихикал, от чего заколыхался выступающий жирок на его теле.

– А на кой нам это. Мы даже за стену никогда не ходим. Всё, что надо, боги дают и так.

– Чем же вы занимаетесь?

– Как чем, разве не видите? Едим, пьём, наслаждаемся жизнью и прославляем богов.

– Чревоугодничество, прелюбодеяние, праздность, – пробормотал уже насытившийся Аркаша.

– Что? – повернулся к нему Стас.

– Перечисляю грехи, – пояснил тот. – Странно, что, имея такой набор греховных деяний, они ещё почитают каких-то там богов. А те почему-то продолжают их подкармливать.

– А при чем тут прелюбодеяние?

– Да оглядись вокруг. Это же настоящая вакханалия.

Последовав совету, Пырёв осмотрелся. Да, пока болтал со старостой, ситуация за столами разительно поменялась. Всех присутствующих парней, находившихся в явном меньшинстве, облепили женщины. Они весьма откровенно прижимались интимными местами. Сидели на коленях, кормили мужчин с рук и даже изо рта. Одновременно умудрялись целоваться, позволяя хватать себя за любые части тела. Кое-где раззадорившиеся юнцы в порыве страсти валили девок прямо на стол или на землю, продолжая там любовные игры, зачастую оголяя им грудь и ноги. Причём те были вовсе не против, и ни капли этого не стеснялись. Всё вертелось в бесшабашном веселье и сопровождалось заливистым смехом его участников. Оставшиеся не у дел девицы кисло улыбались, с плохо скрываемой завистью поглядывая на счастливые лица веселящихся подруг. Совсем как посетительницы дискотеки, которых никто не приглашает на медленный танец. Но при этом они не забывали постреливать похотливыми взглядами в сторону приезжих. Сначала робко, потом по мере нарастания страстей всё более откровенно. И вот уже первые молодицы, заманчиво виляя бёдрами, подошли и уселись на скамейку, занятую четырьмя никем пока не привеченными незнакомцами. Теперь по обе стороны от Стаса находились две смазливые молодые девчонки, весьма аппетитные на вид. Одна сразу подлезла под его руку, позволив обнять себя за талию. Строя глазки, призывно приоткрыла пухленькие коралловые губки. Вторая плотно прижалась шикарной грудью, положив простоволосую голову ему на плечо, и принялась нежно гладить рукой низ живота, периодически ныряя проворными пальчиками промеж ног. От столь откровенных действий желание пробудилось само собой. К тому же под ладонями сквозь тонкую материю рубашек, под которыми больше никакой одежды не было и в помине, явственно проступали манящие обводы женских тел. Устоять перед такой доступностью казалось невозможным.

Стас растерянно посмотрел на товарищей. Аркашу тоже активно обхаживали две не менее симпатичные подруги. Он совсем не сопротивлялся. Отвечал на ласки поцелуями, приговаривая:

– Да, именно таким я и представлял себе рай…

Ведуны подверглись атаке сразу шести представительниц прекрасного пола – по три на каждого. С явным наслаждением целиком отдались в руки прекрасных нимф, хватаясь то за одну, то за другую, а то и за всех сразу, пребывая в состоянии беззаботного ребячьего веселья. Ещё умудрялись других свободных девок зазывать. Того и гляди, приступят к оплодотворению всей деревни скопом. С них станется, ещё те ловеласы. Дай волю, обработают всё женское население по дороге к Кощею и обратно.

Длительное пребывание в компании двух ведунов позволило Стасу с Аркашей узнать их гораздо лучше, чем за время зимовки в Трепутивле бок о бок с Михайликом и в течение ещё более короткого, практически шапочного знакомства с Юносом при переходе от подворья Ставра к столице княжества.

Объединённые одной жизненной позицией и одним родом занятий, они были столь же одинаковы, сколь и разные. Рассудительный, умудрённый богатым жизненным опытом седовласый Михайлик вёл бродячую жизнь пилигрима, постоянно перемещаясь с места на место в поисках новых приключений. Обелённый сединами, он был юн душою и не собирался бросать своё любимое занятие, пока тверда рука, сжимающая оружие, пока зорок глаз и не подводит чутье. С его опытом сидеть бы ему сейчас в каком-нибудь окружном городишке, а то и в самой столице, руководить прибывающими на зимовье ведунами, распределяя их по населенным пунктам, что он и проделывал с успехом в тех местах, где настигала его зимняя ночь. А тёплым солнечным летом он мог спокойно наслаждаться тихой, размеренной жизнью, устроив себе полугодовой отпуск. Но нет, не таков был Михай. Не привык он сидеть сиднем без дела, пребывая в ленной праздности. Спокойствие, наоборот, утомляло его, терзало душу, выматывая больше, чем самая тяжелая битва.

– Я лучше сам отыщу десяток-другой волколаков, – говорил он, объясняя свою неусидчивость, – чем дожидаться их стану, лёжа на печи, в надежде, что нежить никогда сюда не заявится. Зато буду знать, что зимой их придёт меньше ровно настолько, сколь за лето я успею срубить голов.

Непревзойденный стрелок из лука, первоклассный рубака, в совершенстве владеющий мечом и копьём, он считал неправильным давать отдых своим талантам, если они могут послужить людскому благу. В этом и заключалось жизненное кредо ведуна – всегда быть полезным людям, стремиться приносить им пользу, проявляя инициативу во всем.

Активный образ жизни наложил на Михайлика своеобразный отпечаток. Не было случая, чтобы он не обратил внимания хоть на одну миловидную женщину, попадавшуюся на пути. И чем моложе и привлекательнее оказывалась красавица, тем больше он распускал хвост, заменой которому ему служили усы, стоявшие буквально торчком при сильной заинтересованности ведуна той или иной особой. В такие моменты он напоминал похотливого юнца с горящими глазами и улыбкой до ушей. Вылитый мультяшный Рокфор, беснующийся при виде сыра. Самое удивительное, что дамочки, на которых падал подобострастный взгляд Михайлика, независимо от их возраста всегда отвечали ему взаимностью, и частенько на погостах он исчезал куда-то в суетливой спешке, а через определённое время возвращался уже спокойный с туповато-сладостной улыбочкой на физиономии и застрявшей в волосах и одежде соломой.

Пожалуй, женщины не меньшая его страсть, чем нежить. Только к первым он испытывает безграничную любовь, а ко вторым такую же безграничную ненависть. Так и уживаются в нём два наиболее сильных, полностью противоположных друг другу чувства.

Не равнодушным к женским чарам был и Юнос, тоже тот ещё любитель сходить «налево». Этот представитель братства ведунов был не в пример сдержаннее Михайлика и не столь откровенно проявлял свои чувства. Будучи натурой более утончённой и романтической, он не стеснялся тратить время на ухаживания, чтобы больше расположить к себе избранницу. Зато слабый пол всегда отвечал ему такой взаимностью, которой не могли похвастать подруги Михайлика, поддавшиеся банальной мимолётной страсти, порождённой одноразовым душевным порывом. Что же касается дам сердца Юноса, то они зачастую после проведённого с ним времени приходили провожать своего кавалера, тайком утирая слёзы, или вовсе бросаясь ему на грудь, ни за что не желая отпускать. Он просто влюблял их в себя, внушая мысль, что данная любовная связь та самая, единственная и неповторимая, каковую он наверняка уже никогда в своей жизни не встретит, не испытает и т. д. и т. п.

Такое легкомысленное отношение к представительницам противоположного пола вызывало у Пырёва недоумение. Он успел узнать Юноса как профессионала в своём деле. Фехтовал тот не хуже Михайлика, а магией владел не в пример эффективнее. Хоть и не бродяжничал в поисках нежити, но всегда был при деле. Одно то, что сам Князь в своё время доверил этому ведуну возглавить гарнизон Пограничной Крепости, говорил о многом. Юнос при желании вполне может сделать карьеру на княжеской службе. Но сколько государственных мужей погорело из-за баб. Стасу были хорошо известны такие случаи. Столь необдуманно, как Юнос, обращаться с женщинами нельзя. Наименьшей неприятностью в результате подобных действий может стать групповое избиение виновника толпой этих самых женщин, обманутых в своих лучших чувствах. И что только в нём бабы находят? Слишком большие лупатые глаза на выкате, огромные для человека клыки, выступающие из верхней челюсти как у вампира, целиком обнажающиеся, когда ведун «мило» улыбается. Вот кого надо было Упырём прозвать, а не Стаса. Только дамочки этого почему-то не замечают. Видимо, дело здесь в особой магии обольщения, которой ведуны владеют не хуже других чар. Всё же мужики, как-никак, а значит, это в них заложено природой.

– Располагайтесь, где вам понравится. Наслаждайтесь жизнью вместе с нами! – Голос старосты доносился уже из-за спины.

Обернувшись, Пырёв увидел толстяка в компании трех женщин, удаляющихся к видневшимся за деревьями домам. Поглаживая двум из них круглые ягодицы, он одновременно целовал в губы третью, повисшую у него на шее. Многие уже повставали из-за столов и разбредались в разные стороны, разбившись на стайки, состоявшие из компании нескольких женщин, вьющихся вокруг одного или двух мужчин.

Увели куда-то и обоих ведунов. Аркаша тоже поднялся, обхватил за талию своих подружек, помогая им перепрыгнуть через скамейку, покружил немного, заставив девок игриво завизжать, и лишь после этого поставил на землю. Они так и не отлипли от него, продолжая нежно обвивать руками шею своего избранника.

– Ты как хочешь, Петрович, а я, пожалуй, расслаблюсь. – Он подмигнул Пырёву, чмокнул подружек в губы и, предвкушая будущее наслаждение, самодовольно произнёс: – Ну, девочки, где тут у вас нумера? Ведите в свои апартаменты. Надеюсь, это бесплатно…

Вскоре и он исчез между деревьями, оставив Стаса в одиночку разбираться с двумя прилипшими к нему особями и своим желанием ими обладать. Ну и чёрт с ним. Почему бы и не расслабиться в самом-то деле, когда все и так уже расслабляются. Что он теряет?

Пронырливая ручка девицы окончательно обосновалась в области паха, где, настойчиво поглаживая интимную часть мужского тела, не давала униматься проснувшемуся возбуждению.

– А пошли-ка и мы куда-нибудь, – решился Стас, обращаясь к девчонкам, и те с готовностью покинули насиженную скамью, уводя его в одно определённое, только им известное место.

Потом он возлежал на широкой постели в объятиях двух извивающихся обнажённых женских тел, не переставая удивляться своей стойкости, с которой поочередно ублажал то одну, то другую жаркую подругу. Каждый раз, когда он уже думал, что окончательно выбился из сил и больше ни на что не способен, нимфы, умело орудуя руками и другими не менее эротичными прелестями, непременно убеждали его в обратном. И всё повторялось вновь.

Сколько это длилось, определенно он сказать не мог, так как пребывал совсем не в том состоянии, чтобы ещё и за временем следить. Поэтому даже не заметил, как насытившиеся красавицы, наконец, оставили его в покое и отключились. Тогда он и сам смог забыться долгожданным сладким сном.

– Очень интересно, – раздался над ухом чей-то насмешливый голос.

Пырёв приоткрыл один глаз. Он лежал на кровати один, совершенно голый и ничем не прикрытый, а над ним стоял давешний Чёрт-эсэсовец, скрестив руки на груди, с насмешкой посматривая на уставший, обессилено сжавшийся мужской орган Стаса.

– Чего тебе опять? – Манера Чёрта бесцеремонно врываться в сон начинала раздражать.

– Если будешь вести такой образ жизни, то и после смерти от меня не избавишься. Продолжай в том же духе.

– Ты пришёл читать мне мораль?

– Да ни в жизнь. Просто хотел спросить, что вас привело к Хопотуну?

– Не знаю такого. Он кто?

– Колдун, демон, нечистая сила – всё это подходит ему в полной мере. Деревня, в которой вы сейчас находитесь, является его пастбищем, а люди в ней, его пищей.

– Что?! – Стас, кажется, окончательно проснулся. Однако Чёрт никуда не делся, по-прежнему стоял над ним вполне реальный в своём нелепом чёрном мундире и глубоко насаженной на голову фуражке. Его поросячьи глазки весело блестели из-под козырька.

– Он их жрёт, – подтвердил горе-эсэсовец догадку Стаса.

– Вот дьявол!

– Эй, я не понял, это что, ругательство?

– Заткнись, мне надо проснуться.

– Вот она, людская благодарность. Что ещё от вас ждать. Потому-то вы завсегда наши постоянные клиенты…

Нашарив рукой что-то твёрдое, Стас запустил этим в Чёрта. Тот ойкнул и испарился. Керамическая кружка, которой оказался твёрдый предмет, пролетела через то место, где мгновение назад был Чёрт, и разбилась о стену. Проснувшиеся от шума подруги завизжали.

– Тихо, девочки, тихо. Всё в порядке, просто дядя уронил стаканчик. Ничего страшного. – Успокаивая женщин, он одновременно одевался.

Схватив меч, выбежал во двор. На улице царило полное безлюдье и тишина. И где теперь искать ведунов с Аркашей? Он же не видел, в какой именно из домов тех увели любвеобильные девицы. А ну как явится туда Хопотун этот, желая отобедать? Интересно как он выглядит, хотя лучше с ним и вовсе не встречаться.

Ну так что, забегать в каждый дом, распугивая отдыхающих после сытной трапезы и бурного секса граждан? Не вариант. Ходить по деревне и орать, словно съехавший с катушек горлопан, тоже не хотелось. «Ладно, любители женских прелестей, сейчас вы сами ко мне повыскакиваете».

Стас вышел на поляну, где они недавно пировали, поднял поваленную скамью, поставил ее на землю, и решительно сел спиной к столу, водрузив на него локти. Подставив лицо солнечным лучам, расслабился и, высвобождая Силу, широко расплескал её по кругу. Плавно продвигаясь по молчаливой деревне, Сила ощупывала внутренности каждого дома, выдавая информацию о тех, кто там находится. Большинство обитателей спали в своих постелях, как правило, не одни. Но были и такие, кто всё ещё ублажал женщин. Столь завидная потенция наверняка не обходилась без естественных для этих людей магических способностей и держалась только на них, потому как стоило Силе коснуться шевелящихся тел, и те мгновенно теряли подвижность и замирали в недоумении, не понимая, что происходит. То же самое произошло с ведунами, когда Сила добралась и до них. В отличие от местного населения те сразу смекнули, откуда ветер дует и, быстро одевшись, направились к поляне, чтобы высказать Стасу за грубо прерванный отдых. Башка тоже нашёлся. Он безмятежно спал в одном из домов с двумя вполне удовлетворёнными женщинами и плевать хотел на все прощупывания чьей-то там Силой. Зато теперь Пырёв знал где его искать. Он уже хотел прекратить ментальную разведку, когда дотянулся до ворот, обнаружив, что кто-то вернул засов на место. Неприятный сюрприз, чёрт побери. Быстро убраться отсюда, как планировал Стас, уже не получится. Придётся что-то придумывать. А пока к поляне уже подходили два ведуна, злобно постреливая глазами из-под нахмуренных бровей, готовые выплеснуть на Пырёва всё накопленное негодование.

– Мы во владениях Хопотуна, – с ходу остудил их пыл Стас, выдав информацию в лоб. Не без удовольствия понаблюдал, как ведуны резко встали, а их лица потрясённо вытянулись. – Ворота заперты. Как будем выбираться?

Герои-любовники призадумались, позабыв о своих невысказанных претензиях. Юнос лихорадочно стал прощупывать окружающую местность, воспользовавшись тем, что Стас предусмотрительно свернул свою Силу.

– Вот оно что. – Михайлик задумчиво жевал усы. – Я-то думаю, чего это люди здесь такие праздные, ничего не имеют, ничем не занимаются, даже скотину не держат, но еду где-то берут. А оказывается, они и есть та самая скотина. Их же Хопотун себе на убой откармливает, как стадо какое-то.

– Он кто вообще? – поинтересовался Стас.

Ему ответил Юнос, одновременно продолжая наблюдать за местностью:

– Дух мёртвого Колдуна, ставший нежитью. Он использует внешнюю оболочку, кожу трупа для того, чтобы заедать живых людей, кровь у них высасывать. В обычных людских селениях Хопотун поджидает, когда в чьей-нибудь семье появится покойник, и как только душа расстанется с телом, входит в покойника. Человек вроде как не умер, но в такой семье одно несчастье следует за другим. Хопотун может проникнуть под чужой личиной в семью человека, чей облик он принял или в какую другую семью, тогда не только из этого дома, но из всей деревни станут люди пропадать. Заедает он их. А здесь, поди ж ты, целую свою деревню соорудил. Живых людей как скотину разводит.

– Убить его больно тяжко, – посчитал нужным добавить Михайлик. – От оружия всякого он легко уворачивается. Можно, правда, свалить ударом плети от нехолощенного коня, а ещё тележной осью, но только наотмашь, и с первого раза, потому как второй удар его снова оживит.

Пырёв представил, как они разбирают телегу, вытаскивая оси и, легко ими играючи, идут на колдуна. А кому ось не досталась, те размахивают плётками, громко щёлкая, словно заправские дрессировщики в цирке. Нарисованная в воображении картинка выглядела смехотворно, заставив усмехнуться.

– Не вижу ничего смешного, – пробурчал Юнос. – Если сюда явится Хопотун, нам совершенно нечем его встретить.

Действительно, ни плёток, ни телег в их арсенале не было. У местных жителей, наверняка, тоже бесполезно спрашивать. Вряд ли Хопотун мог допустить, чтобы в его загоне хранилось оружие, способное с ним справиться. Вся надежда на мечи да на умение ведунов противостоять нечисти.

– А ты откуда про Хопотуна знаешь? – поинтересовался Юнос.

– Вестник, – коротко пояснил Пырёв.

– Понятно. Нет худа без добра.

– Ещё одна напасть на нашу голову, – недовольно пробурчал Михайлик, но расспрашивать о Вестнике не стал. Как видно, Юнос уже успел поделиться с ним этой новостью.

– Ладно, под лежачий камень коньяк не течет. – Стас решил, что пора действовать. От простого обсуждения проблемы она сама собой не разрешится. – Забираем Аркашу и выдвигаемся к воротам. На месте определимся, что будем делать. А где Митька с лошадьми?

Только сейчас он понял, что совершенно упустил это из виду. Дома просканировал, выкуривая ведунов, а поискать дровосека тем же способом не додумался.

– Чего нас-то спрашивать? – удивился Юнос. – Это ты с нежитью якшаешься, вот и позови его.

– Как?

– А как ты с берендеями общался в Трепутивле, забыл?

И в самом деле, Стас почему-то не подумал об этом. Ведь Митька тоже сродни нежити, так почему бы не попробовать связаться с ним на расстоянии. С берендеями это получалось. Он сосредоточился на образе Медяника и мысленно его позвал. Почти сразу услышал ответ: «Уже иду». Помимо этого неожиданно для себя получил ещё один похожий посыл, который пришёл, как он понял, от… его собственного коня. Через пару минут Митька появился на поляне, ведя за собой четырех лошадей. Вернее, за узду он держал только троих, а Лумумба с независимым видом вышагивал рядом совершенно свободный. Подойдя прямиком к Стасу, конь всхрапнул, будто докладывая о своём прибытии и готовности нести службу. В который уж раз восхищаясь проявлением разумности этого необыкновенного коня, Стас ласково потрепал его гриву и угостил куском припасённого сахара. Лумумба губами пропихнул кусок между зубов и принялся хрустеть, послушно топая за хозяином, так как все, разобрав лошадей, отправились к воротам.

По дороге разбудили недовольного вторжением Башку. Он уже хотел послать всех куда подальше, но, уяснив ситуацию, терпеливо втолковываемую в его сонную башку, быстро оделся и вышел. Попутно, правда, он пытался прихватить с собой кого-нибудь из давешних постельных партнёрш, а то и сразу обеих, но те ничего не поняли или не захотели понимать, а на долгие объяснения времени ему не дали.

– Там у забора тоже деревья есть, – Пырёв на ходу пытался разработать хоть какой-то план, – попробуем по ним перелезть через стену. Спустимся с той стороны и откроем ворота, чтобы выпустить коней. Верёвка у кого-нибудь найдётся?

– Угу, – утвердительно промычал запасливый Михайлик.

– А то как же, – отозвался и Башка. У этого вообще, как у Плюшкина, можно было найти практически всё. Он, не стесняясь, принимал любую амуницию, присылаемую Князем, и даже больше, запустив свои загребущие лапы в княжеские склады, пользуясь предоставленным правом отбирать всё, что посчитает нужным для успешного осуществления предстоящего похода. Половину набранного имущества пришлось оставить в Трепутивле по причине его чрезмерно большого количества, которое не могли в себя вместить никакие дорожные сумки, сколь бы объемными не были.

Но вспомогательные средства на этот раз им не понадобились.

Четверо всадников остановились у приоткрытых створок, пребывая в лёгком смятении. Митька выскочил за ворота, походил снаружи, потом вернулся, кратко сообщив:

– Никого.

– Они только что были заперты, я уверен. – Стас недоуменно посмотрел на Юноса, который кивнул, молча подтвердив его слова.

Получается, кто-то специально открыл ворота, чтобы приезжие беспрепятственно убрались отсюда, либо сам хозяин проник в свой загон, пока за входом никто не наблюдал и сейчас находится внутри.

Похоже, эта мысль посетила одновременно всех четверых. С тревогой, не сговариваясь, они посмотрели назад. Аркаша нетерпеливо бросил:

– Чего мы ждем? Ворота открыты, надо быстрее рвать отсюда когти.

– Согласен, – поддержал Михайлик, – нам тут лучше не задерживаться.

Но с места никто не тронулся, дожидаясь авторитетного мнения двух давно признанных лидеров, Юноса и Пырёва, имевших солидный опыт командования войсками, как большими, так и малыми. А те молча взирали друг на друга, думая об одном и том же. Они-то уедут, а что станется с населением деревни? Его так и будет безнаказанно заедать Хопотун? Бросить беззащитных людей на съедение нежити Стас не мог, да и не хотел. Просто уйти, даже не попытавшись избавить их от смертельной напасти, было не в его правилах и не в правилах ведунов. Кому, как не им это знать.

Башка, кажется, догадался, о чём размышляют эти двое и, опасаясь, что к ним присоединится Михайлик, оставив Аркашу в меньшинстве, попытался урезонить героев, призвав на помощь железную логику:

– Даже не думайте. У вас никаких шансов, сами говорили, что нужна плеть или тележная ось, а их нет. Ворота открыты, путь свободен. Что вам ещё надо?

Юнос, посмотрев на него долгим оценивающим взглядом, задумчиво произнёс:

– Как знать, Аркадий, как знать. У нас, возможно, ничего и не получится, а вот Дети Велеса вполне могут совладать с колдуном.

Подлил масло в огонь и Стас:

– А как же твои подруги, Башка? Они ведь понравились тебе. Их тоже бросим?

Не зная, что на это ответить, Аркаша молчал. И тут со стороны деревни донёсся пронзительный женский вопль. Так душераздирающе может кричать человек лишь перед лицом неминуемой гибели, причём гибели страшной и мучительной. Не сговариваясь, оба ведуна и Стас развернули коней и помчались к видневшимся между деревьями домам, на скаку выхватывая мечи. Следом, часто перебирая металлическими ногами, унёсся Медяник.

– Вы куда, идиоты?! – закричал им вдогонку Башка, пытаясь успокоить гарцевавшего под ним скакуна. – А-а, пропади оно всё пропадом!

Обнажив сабли, Аркаша пустил коня за быстро удалявшимися спинами товарищей, стараясь не терять их из виду.

Крик не умолкал, тревожной сиреной разлетаясь над лесом, давая возможность отыскать нужный дом без применения волшебного дара. Затих он лишь когда кони, гася набранную ими скорость, вспахали копытами дёрн у входной двери. Первым в дом вбежал Юнос и сразу остановился, замерев, как хищник перед прыжком, изогнувшись в боевой стойке. Затем из-за него появились остальные, обходя комнату по сторонам вдоль стен, держа оружие направленным на копошащееся возле кровати нечто. Люди видели только костлявую сгорбленную спину похожего на человека существа, склонившегося к безжизненному телу молодой женщины, подрагивавшей безвольно раскинутыми в стороны руками. Было похоже, что существо сосало кровь или выедало внутренности, смачно причмокивая ртом, впившимся в жертву где-то в районе шеи. В комнате висел запах свежей крови и тлена.

– Эй, урод! – позвал Стас. Хоть перед ним и была нечисть, пожирающая людей, бить её в спину он почему-то не хотел.

«Урод» перестал чавкать и резко повернулся на голос. Да, Стас не ошибся, назвав его именно так. Сгорбленное костлявое существо походило на обтянутый кожей скелет, прикрытый местами наполовину истлевшими лохмотьями. На лысом жёлто-зелёном черепе из глубоких темных провалов тускло светились красные глаза, между ними наполовину отсутствующий нос, а под ним широкая пасть, усеянная двумя частыми рядами длинных заострённых зубов. Не челюсти, а циркулярная пила. Рот и подбородок чудовища были перепачканы кровью. Существо потянуло свои уродливые руки к Стасу. Он успел заметить длинные узловатые пальцы, оканчивающиеся закругленными когтями, полюбоваться которыми не дал Михайлик. Подскочив сбоку, он своим широким мечом рубанул сверху вниз по рукам нечисти, отсекая их по самые плечи, и те синхронно шмякнулись на пол. Варяг в руке Стаса напряжённо гудел, требуя вонзить его в нежить. Сам не заметив, как это сделал, Пырёв по рукоять вогнал меч в худую впалую грудь врага и, глядя в затухающий огонь его глаз, произнёс прямо в оскаленную пасть:

– Не протягивай руки, а то протянешь ноги!

Голова нечисти вдруг отделилась от шеи, неуклюже упала и покатилась по полу. За существом стоял Митька, держа обеими руками свой меч, которым только что и снёс эту уродливую башку. Обезглавленный труп, перестав дергаться, рухнул рядом с отрубленными частями его же тела. Вынув из него клинок, Пырёв показал Митьке кулак:

– Поосторожнее своей железкой махай, а то и мне ненароком по голове съездишь.

Аркаша пнул недвижимое тело, убеждаясь, что оно не подает признаков жизни, вложил в ножны сабли, которые так и не пригодились, и с видом героя, только что в одиночку расправившегося со злым демоном, насмешливо произнёс:

– Ну, вот и всё, делов-то! А говорили: «Хопотун неуязвим, Хопотун силён, только плетью, только осью». Нате вам, сдох ваш Хопотун безо всяких ухищрений.

– Это не Хопотун, – вытирая клинок, спокойно проговорил Михайлик.

– Как не Хопотун? А кто тогда?

– Обычный упырь, мертвяк, сосущий кровь. Тупой и медлительный. Убивать их не сложно, особливо поодиночке. Они толпой только и сильны. А вот чего я в толк никак не возьму, почему это мертвяки днём по деревне шастают. Им зимой в самую пору бродить.

– Наверно, Хопотун постарался, – предположил Юнос, – помощников себе из земли поднял. Помните, местные про богов говорили? Не про одного какого-то бога, а про нескольких. Значит, Хопотун не в одиночку тут заправляет.

Стас, кивнув на мертвое тело, поинтересовался:

– И как часто они по одному кормиться ходят?

– Почти никогда, так с ними легко справиться можно… – Начав говорить, Юнос осёкся, поняв смысл заданного вопроса, встретился с многозначительным взглядом Пырёва и снова потянул из ножен спрятанный было меч.

Упырь действительно был не один, в чём вскоре пришлось убедиться. Донёсшееся снаружи дикое ржание перепуганных лошадей заставило всех выбежать на улицу. Стаса, помимо этого, вёл туда мысленный зов Лумумбы. Его конь выплясывал перед домом какой-то сумасшедший танец, поднимаясь на дыбы и взбрыкивая передними ногами в попытке отогнать стоявшие перед ним зловещие фигуры. Фигур было ровно в два раза больше, чем выскочивших к ним людей, включая Митьку. Их внешность ничем не отличалась от внешности только что убитого в доме упыря. Ну, просто братья-близнецы.

– У кого есть горох, крупа какая-нибудь или деньги? – быстро спросил Михайлик.

– А зачем? – Аркаша достал кошелёк со звенящими монетами, но отдавать его не спешил.

– Перед упырями рассыпать, тогда они примутся их собирать и внимания на нас не обратят.

– Может, всё-таки горох у кого найдётся? – жалобно протянул Башка без какой-либо надежды на положительный ответ.

Михайлик вырвал из его руки кошель, высыпал монеты себе на ладонь и, размахнувшись, зашвырнул в середину строя упырей. Что тут началось! Гниющие мертвецы упали на колени и принялись проворно ползать, отыскивая упавшие в траву деньги, пряча их за пазуху, в зажатые кулаки и даже в рот. При этом грубо отпихивали друг друга, наносили удары и кусались. Люди смогли приблизиться к занятой своими делами копошащейся кучке нежити и, беспрепятственно расхаживая между ними, методично протыкали мечами ползающих кровопийц, оставляя на траве неподвижные тела в лохмотьях, умершие теперь уже окончательно. Когда с упырями было покончено, им на смену пришёл Аркаша, который так же, как и те, вдруг упал на колени и принялся ползать, лихорадочно складывая каждую найденную монетку обратно в пустой кошелёк. Остальные только наблюдали за ним. Стас укоризненно качал головой, а Михайлик, улыбаясь в усы, весело проговорил:

– Хорошо, что он не сделал этого раньше, а то бы я его за кровососа принял.

То ли разнёсшиеся по округе вопли погибшей женщины привлекли внимание местного населения, то ли громкое тревожное ржание лошадей и шум схватки заставили людей выйти из своих домов, но сделали они это лишь после того, как наступившая вслед за всеми произошедшими здесь событиями тишина убедила их в том, что на улице безопасно. Постепенно они стягивались к месту скоротечного боя, внимательно разглядывая лежавшие на траве трупы, опасаясь подходить к ним слишком близко, и негромко переговаривались между собой, бросая беспокойные взгляды в сторону пришельцев. Вперёд протолкался староста, быстро окинул взглядом представшую перед ним картину и, подняв на гостей глаза, широко распахнутые поселившимся в них ужасом, дрожащим голосом, срывающимся на фальцет, завопил:

– Вы что себе позволяете?! Вы что сотворили?! Как вы посмели убивать наших богов?!!

– Какие это боги, – возмутился Михайлик. – Посмотрите на них, это ведь упыри. Они же вас едят.

– Они нас кормят и оберегают!

– Только для того, чтобы самим было кого жрать. Вас же разводят и держат в загоне как скот. Сами-то разве не видите?

– Такова божья воля, и перечить ей не след!

– Вам надо покинуть это место, – добавил Юнос. – Сюда придут другие упыри, а то и сам Хопотун, их хозяин. Уходите, пока ворота открыты.

– Никуда мы не пойдём! – взвизгнул староста, сведя кустистые брови на раскрасневшемся от сильного возмущения лице. – Лучше сами убирайтесь, не гневите богов!

– Вы что, не понимаете? – Стас вышел вперёд и вплотную приблизился к отшатнувшемуся в испуге толстяку. – Они не перестанут сюда наведываться, будут делать это всё время. Так и собираетесь жить в страхе, что не сегодня-завтра вас всех слопают?

Пятясь, староста упёрся спиной в толпу, плотно обступившую пространство перед домом, обернулся к односельчанам в поисках моральной поддержки и, кажется, найдя в их лицах то, что искал, обратился к ним:

– Вы хотите, чтобы боги нас покинули?!

Ответом был нестройный хор возмущённых голосов. Никто из жителей, понятное дело, этого не желал. Воодушевлённый таким началом, староста ораторствовал дальше:

– Чужеземцы принесли нам раздор с богами, убивая их на наших глазах! Неужели мы позволим лишить нас божьей благодати?

Более уверенное, дружное «нет!» разнеслось над собравшимися. И без того единодушные селяне сплотились ещё крепче, выступая единым фронтом против произвола пришельцев. А толстяк продолжал вещать, распаляясь всё сильнее:

– Погоним прочь эту заразу, явившуюся извне! Освободим наши дома от неугодного богам сора! Выбросим его за ворота!

Теперь толпа просто ревела в порыве всеобщего негодования. Слышались отдельные выкрики в адрес незваных гостей:

– Им не место среди нас! Пусть убираются!

– Гони их взашей!

– Вышвырнуть за ограду! Убивцы!!!

Клокочущая негодованием людская масса надвинулась на молчаливую четвёрку, но близко не приближалась, ограничиваясь пока только угрозами. Вразумить это стадо было невозможно. Они скорее предпочтут отправиться на корм упырям за ту сытную и беззаботную жизнь, которую те им обеспечивают, чем рискнут самостоятельно обустраиваться на новом месте, постоянно испытывая связанные с этим лишения. Поняв тщетность увещеваний, Пырёв не стал больше распыляться, прыгнул в седло и повел свой отряд к воротам через образовавшийся в толпе коридор, однозначно указывающий на выход.

– Идиоты чёртовы, – ругался он по пути, не замечая, что снова поминает чёрта. – Готовы глотки свои подставлять упырям лишь бы их не лишили похлёбки.

– Ты пробовал им помочь, – успокаивал Юнос. – Другой жизни они не знают, считая единственно правильной ту, которой живут. Само собой, им не хочется её менять на нечто неведомое.

Как только выехали за пределы ограждения, следовавшая по пятам гомонящая толпа захлопнула за ними створки ворот, отрезав себя от окружающего мира, навсегда оставляя себя в добровольном заточении. Сплюнув под ноги, Аркаша зло прокричал в глухой забор:

– Ну и сидите там, придурки! Жирейте упырям на радость, свиноматки ходячие!

Горько вздохнув, Юнос подозвал Медяника:

– Надо обойти этот загон и двигаться дальше. Поищи-ка обходной путь, братец.