Княжеская дружина приблизилась и вошла в город спокойно, обычным походным порядком, абсолютно ничего не опасаясь. Поначалу Стас решил, что Кардаш и Юнос успели обменяться с князем последними новостями, но всё оказалось куда банальнее. По дороге к Трепутивлю дружинники разбили несколько разрозненных скитских отрядов, не оказавших почти никакого сопротивления. Захваченные в плен кочевники подробно поведали о всех ужасах, пережитых во время осады. Эти племена шли на север с одной лишь целью – вернуться к семьям на свои исконные земли, чтобы мирно пасти скот. В них уже не было той прежней жадности к чужому добру, которую щедро взрастил в их душах Великий Скал. Добраться бы только домой.

Взяв с пленников слово, что никогда при своей жизни не придут больше с оружием, князь отпустил их с миром. Так уж здесь заведено. Коли дал слово, так обязательно должен его сдержать. Очень удобно. Ни тебе лишних смертоубийств, ни лагерей для военнопленных, ни тюрем, где неизбежно несёшь расходы на содержание, охрану и жизнедеятельность заключённых. Вот бы на Земле так. Впрочем, когда-то и на ней было нечто подобное. Куда всё девалось?

Высыпавший навстречу народ приветствовал солдат радостными криками. Мужики подбрасывали шапки, женщины энергично махали яркими платками, словно флагами. Улицы и крепостные стены вблизи ворот, облепленные зеваками, окрасились в цвета их одежд. Жители принарядились по такому случаю. Настроение у всех по-праздничному приподнятое. Весело гомонила ребятня, шумной ватагой бежавшая через весь город следом за колонной. Даже когда всадники скрылись в Детинце, люди не спешили расходиться и ещё долго бродили по Трепутивлю, встречая знакомых, делясь впечатлениями, поздравляя друг друга с возвращением князя. Само собой, такое знаменательное событие грех было не отпраздновать. Поэтому скоротечный парад войск довольно скоро перерос в массовое народное гулянье.

На следующий сполох в дружинном доме объявился Юнос. Душа пропащая. Всё-то трупы оборотней собирает, чтобы колышком их проткнуть, а то и сжечь. Этакий местный Ван Хельсинг. Уже все деревни, наверно, исколесил. От него за версту несло запахом гари.

– Одевайтесь, – взял сразу быка за рога. – Светлый князь к себе требует.

Покои князя не отличались особым изыском. Обычный спартанский стиль из набора предметов первой необходимости, лишённый какой-либо роскоши. Минимум простенькой мебели, среди которой преобладали скамейки, стульчаки, стулья и кресла. В единственном наиболее шикарном из них, похожем на обтянутый бархатной тканью трон с витиевато изрезанными боковинами, сидел князь, расслабленно разбросав руки по подлокотникам. Высокую спинку над головой венчало барельефное изображение лика Перуна. На закруглённое навершие надет шлем, ослепительно сиявший позолоченными узорами. Очевидно, это символ княжеской власти. Вроде короны или шапки Мономаха. Других регалий Стас не увидел. Одет князь тоже просто, как обычный горожанин. Уже одно это вызывало к нему симпатию.

Стас не понимал, почему никто не произносит имени князя, используя в разговорах лишь обезличенный титул. Похоже на то, как в земных учреждениях подчинённые называют своё начальство словами «директор», «шеф», «босс» или «командир». Но чтобы к самому руководителю обращались таким вот образом, случалось редко, и то больше среди военных. Здесь же создавалось впечатление, что никто не знает, как на самом деле зовут главу государства. Или сознательно умалчивают?

Надо было видеть округлившиеся глаза Юноса, когда Стас перед входом в Детинец пытался выведать у него имя князя. Сначала ведун какое-то время приходил в себя, озираясь по сторонам и высматривая, не слышал ли ещё кто-нибудь столь нелепый вопрос. Потом зашипел, словно змея:

– С ума сошёл такое спрашивать? Ты хоть и чужеземец, но думай головой, о чём говоришь. Князь не таков, как все. Он управляет нами по воле богов.

– Ну и что? – не понял Стас.

Ведун застонал, вспылив ещё больше:

– А то! С момента, когда боги поставили его над людьми, он перестал быть кем-то ещё. Теперь он только Светлый князь.

Пырёв пожал плечами. Для него все эти тонкости местного этикета – сплошная китайская грамота. Вздохнув, Юнос более спокойно пояснил:

– Представь, что боги наделили княжить некоего человека, чьё имя в миру, скажем, Ярослав. То бишь славящий бога Ярилу. Как с таким именем он будет исполнять волю остальных богов?

– И всё? Что тут такого?

– Как что. Князь отрекается от своего имени. Он, конечно, не становится богом, но уже и не совсем человек, чтобы согласие меж богами было, чтобы слово божье людям нести. Иначе, ежели правая рука не ведает, что творит левая, а ноги несут вовсе не в ту сторону, куда смотрит голова, долго ли так протянешь? Мир, когда сладу нет, разрывается на куски. Понял?

– Только то и понял, что светская власть и власть духовная у вас неразделимы.

– Вот любишь ты мудрёно выражаться, – покачал головой ведун. – И не разберёшь сразу, чего сказать-то хотел. Ну, ладно, пойдёмте. Главное, не додумайтесь князя про имя спрашивать. Обращаться к нему нужно просто – Светлый князь.

Приёмная правителя находилась в самом центре Детинца, на верхнем этаже. Это позволяло ей иметь широченные окна, через которые помещение наполнял яркий свет. Но это днём, а не в нынешние сумерки. Если бы не подставки с несколькими небольшими хоршнями, расставленные по углам, здесь было бы мрачновато. Зато хоршни создавали уют и атмосферу гостеприимства.

Как и Юнос, Пырёв с Аркашей коротко поклонились князю, ответившему лёгким кивком. Кивнули в ответ и несколько сидевших возле него мужчин, среди которых знакомым оказался только Кардаш. Вперёд выступил Юнос и торжественным тоном заговорил:

– Светлый Князь, позволь представить Станислава и Аркадия, чужеземцев пришлых, усердными стараниями которых горожане славно сражались с ворогом и одержали над ним победу.

Князь поднялся, упругим шагом пересёк зал и остановился на вытянутую руку от Пырёва. Цепкий изучающий взгляд стремительно пробежал по фигуре землянина. Правитель оказался не выше Стаса. Обычное, не запоминающееся лицо с рыжеватой бородой. И что такого особенного нашли в нём боги? Разве только глаза. Большие, светлые, лучащиеся, умиротворённые. Говорят, глаза – зеркало души. В таком случае с княжеской душой всё в полном порядке.

– Сыны Велеса?

Голос у него такой же мягкий и спокойный, но за ним ощущалась великая Сила, сравнимая только с объединённой мощью всех колдунов мира. И как вопрос-то поставил! Всего два слова, а сколько глубинного смысла. Единственной фразой спросил сразу обо всем.

Стас даже растерялся, не зная, с чего начать. Только глазами хлопал. Предполагаемый ответ выходил за рамки короткой беседы. В итоге пришлось лишь промычать нечленораздельное «угу». Мысленно успокоил себя тем, что переплюнул князя по краткости, которая, как известно, приходится сестрой таланту.

– Ясно. – Такой ответ, кажется, его удовлетворил. – Упырём за что прозвали?

Опять короткая, но ёмкая фраза с угрожающим подтекстом.

Что-то сильно смахивает на допрос. Это уже начинало раздражать. Первое чувство гостеприимства и уюта вдруг развеялись. На освобождённую жилплощадь стал въезжать дискомфорт со всей своей громоздкой мебелью, телевизором, посудой, холодильником, коврами, любимыми тапочками и домашними питомцами, решив поселиться здесь навсегда. Грубая отповедь уже готова была сорваться с губ, когда на помощь пришёл Башка:

– Тут целиком моя вина, Светлый князь. Ещё в нашем мире Станислав свет Петрович вцепился в меня, словно клещ. Никакого спасу от него не было. Я, само собой, не праведник, вот он и учил меня жить по совести. Такое чувство было, что кровь, извините, пьёт. Ну, и прилипла к нему кличка эта. Здесь я Стаса несколько раз Упырём называл, ведуны услыхали, тоже за мной повторять начали. А там уже и народ узнал. И пошло-поехало на каждом углу: «Упырь да Упырь». По имени к нему и не обращался никто. Так что никакой это не кровопийца. Просто должность у него такая, как и у вас. Вам ли не знать.

Сравнение с правителем, по мнению Пырёва, было совсем уж лишним. Князь мог и оскорбиться. Но, играя на грани фола, Башка сумел внести ясность и разрядить обстановку. Князь улыбнулся, открыто и вполне доброжелательно. Кажется, он прекрасно знал ответы на все свои вопросы. Просто хотел услышать их от землян.

– Да, это я могу понять, – простодушно признался князь.

Фух, отлегло от сердца. Раздражение, начавшее было расти, отпустило. Но аудиенция только началась. Не все интересовавшие князя вопросы были заданы, поэтому он продолжил:

– Без всякого сомнения, вы проявили себя с наилучшей стороны, встав на защиту города. Все, в том числе и я, благодарны вам за это. Только скажите мне, что за битва тут была?

– То есть? – Стас переводил непонимающий взгляд с князя на Юноса и обратно.

Оба выжидающе уставились на него, из чего следовало, что никаких дополнительных пояснений от правителя не последует.

Невозможно представить, чтобы князь не обладал полной информацией, особенно связанной с попыткой захвата его столицы. Или попросту интересуется мнением Стаса? Что ж, пускай услышит.

– Думаю, что кочевники совершили весьма хитроумный манёвр, сосредоточив свои основные силы на Трепутивле, оставленном практически без войск. Рассчитывали быстро, с малыми потерями захватить город, чтобы блокировать с двух сторон вашу армию и в дальнейшем использовать Трепутивель в качестве плацдарма для успешного продвижения вглубь страны.

– Чудно излагаешь, но смысл ясен, – усмехнулся князь. – Я другое хотел узнать. Насколько мне известно, в мир явились три Сына Велеса. Как вышло, что все они оказались в одно время в одном и том же месте?

– Совпадение, – буркнул Стас, испытывая нехорошие предчувствия.

А князь продолжал напирать:

– За весьма короткий срок Сыны Велеса собрали две сильные рати, сошедшиеся здесь в жестокой сече. Причём вовлекли в неё и нежить. В результате погибло несметное число людей и нелюдей, опустошены многие селения. В некоторые из них жизнь уже никогда не вернётся или вернётся совсем не скоро. Я не верю в совпадения со столь разрушительными последствиями.

Вот, значит, под каким соусом преподносит князь эту осаду. Ты, Пырёв, конечно, молодец, что не испугался и кинулся грудью на скитские мечи. Но, с другой стороны, не будь здесь тебя с Аркашей и пресловутым Скалом, этого противостояния не было бы и в помине.

Самое обидное, он прав. Из-за них сюда стянулась нежить со всей округи, устроив пир на весь мир. А кто, как не их троица, заварила всю эту кашу с битвой за город. Хоть Череп и был инициатором, Стас ответил ему тем же, спровоцировав широкомасштабное боевое столкновение со всеми вытекающими.

– Что же мне, надо было сидеть, сложа руки, и спокойно наблюдать, как убивают людей? – удручённо пробормотал Пырёв.

– То мне неведомо, – тяжело вздохнул князь.

В задумчивости прошёлся по залу, остановился у своего трона. Постоял. Не оборачиваясь, тихо добавил:

– Так оно, может статься, было бы к лучшему. Кто сейчас разберёт. Одно знаю точно, если б вы оба приняли сторону Скала, война бы ещё не кончилась. И намного больше людей, нежели теперь, ушло бы по звёздному мосту в светлый ирий. А возможно, что и все. – Он порывисто повернулся к землянам. – Лучше скажите, что вы дальше намерены делать?

– Дорогу домой искать, что же ещё, – не задумываясь, выпалил Аркаша.

– Верное решение, – удовлетворённо кивнул правитель. – В этом деле я вам даже помогу. Чем раньше вы покинете нас, тем скорее мы восстановим нормальную жизнь в стране. Можете просить у меня всё, что угодно. Тем более, что вы достойны награды.

Подходящий момент, пожалуй, чтобы выпросить сундук золота. Башка, судя по загоревшемуся в глазах алчному огню, собирался заказать нечто подобное, но Стас опередил. Прокашлявшись, произнёс:

– Благодарствуем, конечно. Только у нас лишь одна просьба, Светлый князь. Отпусти с нами Юноса проводником. Он знает, куда нам следует идти.

– Вот как? – Внимательный взгляд князя метнулся к ведуну.

На секунду Пырёву показалось, что между ними происходит немой диалог, похожий на то, как он сам общался с нежитью. Даже если и так, содержание диалога осталось тайной за семью печатями. Скорее по наитию, нежели осознанно, Пырёв успел понять, что Юнос подтвердил его слова и дал согласие на поход. Через мгновение услышал уже вполне ожидаемое решение князя:

– Добро. Юнос пойдёт с вами. Но не раньше, чем закончит зачистку деревень от мёртвых волколаков. Малым числом ведуны и так едва справляются, а надобность в их делах тебе, Упырь, я надеюсь, доказывать не надо.

– Не надо, – эхом отозвался Пырёв, прекрасно понимая намёк правителя, выделившего интонацией его экстравагантное прозвище.

– Вот и славно. Только у меня одно условие.

Началось. Теперь ещё ультиматумы будут предъявлять. Интересно, какой дембельский аккорд им ещё предстоит? Оказать помощь ведунам в уборке прилегающих территорий?

Правитель снова подошёл вплотную к Стасу и, не отводя взгляд, настойчиво, с небольшой долей металла в голосе проговорил:

– Когда найдёте дорогу домой, вы должны забрать туда и Скала.

– Как вы себе это представляете? – удивился Пырёв после небольшой паузы, потребовавшейся, чтобы переварить услышанное.

– Никак, – прозвучал до одури простой ответ. – Сами думайте.

– Добровольно с нами он не пойдёт.

– Ну, меж вами двумя тоже не всё ладно, однако вы вместе. Сыновьям Велеса проще сговориться друг с другом, нежели с кому-то ещё. Юнос вам сообщит, когда сможете выступать. Дерзайте.

Князь крутанулся на каблуках и зашагал к трону, давая понять, что аудиенция окончена. Гости, задумчиво помалкивая, вышли на улицу, пересекли двор и покинули Детинец через открытые ворота.

– Что он себе позволяет! – Возмущался Башка. Выплёскивая своё негодование в окружающий мир, он старался избавиться от эмоций, но распалялся всё больше. – Этот ваш князь практически выставил нас за дверь. Ещё и пинка дал для скорости. И это после того, как мы наголову разбили армию скитов и чуть не шлёпнули самого Скала!

– Он же сказал, что благодарен вам, – спокойно возразил шагавший рядом Юнос, избранный Аркашей в качестве цели для словесных нападок. – Сами же хотите домой вернуться. К тому же ваше пребывание здесь и в самом деле может быть опасным.

– Для кого?

– Для окружающих. Не забывайте, что присутствие Детей Велеса губит всякую чудотворную Силу, что есть в людях.

– До сих пор мы, вроде, только пользу приносили. Никто не жаловался.

Ведун резко остановился, посмотрел по сторонам, выискивая что-то взглядом. Пырёв с Аркашей переглянулись, не понимая, что привлекло его внимание. Тот вдруг показал на игравших в отдалении детей:

– Видишь, дети на горке на санках катаются и снежки бросают?

– Ну?

– Дотянись до них своей Силой. Ничего не делай, только дотронься. А потом смотри внимательно, что будет.

Сложив руки на груди, Юнос выжидающе уставился на Аркашу. Чувствуя подвох, Башка насупился, но отступать не стал. Набрав полную грудь воздуха, сосредоточился, нащупывая Силу, и с выдохом послал её вдаль, как учили. Невидимая волна докатилась до горки и мягко накрыла веселившуюся ребятню. Сначала ничего особенного не происходило, но потом вдруг что-то неуловимо изменилось. Мальчишки, до того ловко передвигавшиеся, метко попадавшие снежками в соперников, если те вовремя не успевали увернуться, вдруг стали неуклюжими, поскальзывались и падали на ровном месте. Пущенные снежки перестали попадать в цель или не долетали, а то и вовсе рассыпались в руках. Те, кто катался с горки, один за другим начали переворачиваться, выпадая из санок, врезаясь в соседей, сваливаясь на съезде в «кучу малу». Под кем-то сани вообще разлетелись в щепки. Детский смех смешался с криками возмущения и боли, послышался плач. Так и до серьёзных травм недалеко.

– Хватит-хватит, – торопливо проговорил Юнос.

Аркаша поспешил вобрать Силу в себя. А Стас отвесил ему лёгкий подзатыльник и с укором посмотрел на ведуна, пристыдив обоих:

– Что это вы, балбесы великовозрастные, решили на детях поэкспериментировать? Совсем из ума выжили?

– Зрелые люди ещё больше зависят от своей Силы. Коли с чадами такое происходит, когда лишаются Сил, то можете представить, каково взрослым. – Ведун старался выглядеть невозмутимым, но заметно нервничал, потому как сам не ожидал столь явных последствий.

Дети, тем временем, оправились от мимолётного приступа неуклюжести. С новым энтузиазмом принялись штурмовать горку. Съезжали вниз и лепили снежки, перебрасываясь ими с друзьями.

Эффект, произведённый этой демонстрацией, заставил Аркашу замолчать. Он перестал возмущаться и дальше брёл молча, стараясь не задевать прохожих.

В городе царило весёлое оживление. По-прежнему никто не работал. Народ слонялся без дела по улицам и за пределами городских стен. Дети, а за ними и взрослые, строили высокие ледяные и снежные горы, крепости, городки, заливали водой для склоны речного берега, выбирая наиболее крутые. Такое впечатление, что люди никак не могут перестать праздновать счастливое освобождение от нашествия кочевников и триумфальное возвращение в столицу своей армии. Похоже, восстановительные работы в Трепутивле откладывались до лучших времён. Аркаша не удержался, высказал своё недоумение вслух.

– Комоедицы грядут, – непонятно пояснил Юнос.

Назойливыми расспросами Аркаша стал вытягивать из него подробности. Постепенно ведун разговорился. Оказалось, что Комоедицы – это священный праздник встречи дарованного небом наступления Весны, когда восходит Ярило-солнце, растапливая снега и пробуждая природу от долгой зимней спячки. Праздником завершалось годовое движение солнца вокруг планеты и стартовал отсчёт нового.

– Слыхал, Стас? – Башка ткнул в бок задумавшегося Пырёва. – Местный Новый Год наступает.

Ведун разговорился. Уже безо всяких вопросов, совершенно добровольно продолжал красноречиво расписывать землянам этот праздник. Ещё останавливать придётся.

Юнос поведал, что будет обряд, во время которого, помимо встречи весны, обязательно почитают Медвежьего бога, прародителя человечества. Люди приносят жертвы великому медовому зверю. Чем? А праздничными блинами, что первыми выпекают. Их со всеми почестями относят в лес. В этот день принято поминать усопших родителей. Садясь за стол, непременно приглашают умерших родственников разделить семейную трапезу, оставляя столы накрытыми для них на протяжении всего празднества.

– Духи великих предков, незримо присутствуя на празднике, радуются вместе с нами. Видят, что не угас ещё их род. Из века в век приходят люди на Комоедицы, чтобы соблюсти обычай. Ведь что есть праздник сей? Память человека о себе через богов и о богах через себя, очищение души от суетных забот и пустой памяти.

Во время Комоедиц разжигают костры, вокруг которых водят хороводы и прыгают через огонь, очищаясь от скверны. Угощают друг друга блинами, символизирующими солнце, и золотистым напитком – сурьёй. Устраивают игрища и разные забавы: штурм снежного городка, битву мешками на бревне, кулачные бои, качели, лазание на столб за подарками либо простые катания с горки. В конце праздника сжигают насаженное на шест соломенное чучело Марены, богини мрака и стужи.

– Это же наша Масленица! – воскликнул Аркаша. – Или Проводы Зимы. Там дети ещё на тройке катались, на санях.

– Ты уж определись: Новый Год, Масленица или Проводы Зимы, – усмехнулся Пырёв.

– Какая разница. Надо будет обязательно сходить, посмотреть.

Собирался на праздник и Юнос, пообещав захватить землян с собой. Он, оказывается, специально приехал для этого в Трепутивель. Всё равно во время Комоедиц нельзя работать, чем и объяснялось повальное безделье.

В дружинной избе их встретили ещё три ведуна, один из которых Михайлик. Тоже вернулись в город, чтобы поучаствовать в священном обряде встречи весны. Остальные ведуны, по всей видимости, решили остаться в сёлах, где люди также будут праздновать это знаменательное событие, хоть и с куда меньшим размахом.

Долгое время горевшая на востоке заря угасала. Небо светлело на глазах, окончательно вытеснив сумрак. Подгоняемый приближавшимся солнцем тёплый воздух прогнал морозы и будоражил запахами весны. В снегу появились проталины, заметно сдали сугробы, освободив ставшие сухими вершины холмов.

К празднованию Комоедиц было всё готово. Основное гуляние намечалось на реке. На береговых склонах выросли снежные городки, соседствующие с ледяными горками. В нескольких местах вкопали длинные отёсанные столбы с висевшими на самом верху подарками. Даже костры сложили заранее, чтобы в разгар веселья не отвлекаться на собирание дров. По городу витал блинный аромат. В каждой избе занимались выпечкой. С пустыми руками на всеобщее празднество идти никто не собирался. Ведунам по заказу Башки напекли блинов с пирогами в снедальне Прохора из расчёта на всю их немногочисленную команду. Оставалось только дождаться наступления Комоедиц.

Праздник начался, когда бившие в небо солнечные лучи, плавно опускаясь к земле, окрасили макушки самых высоких деревьев. Это словно разбудило притихший в ожидании город, возвестив, что пришла пора встречать весну. Очень хороший и вполне надёжный способ оповещения. Не надо никаких объявлений, обращений Президента или других официальных лиц к народу. Все и так всё знают, одновременно получив такой визуальный сигнал, после чего вместе идут на праздник.

Вышли на улицу и земляне в компании четырёх ведунов. Здесь повстречалась целая процессия. Нарядно разодетые горожане – и стар, и млад – двигались одной большой колонной вслед за ряжеными, лица которых скрывали пёстрые маски. Ряженые несли насаженное на длинный шест чучело Марены, то и дело меняясь. Чучелу создатели придали заметные женские формы, чтобы больше походило на богиню, размалевав яркими красками «лицо» и натянув на «туловище» кучу старого тряпья. На нём со всех сторон болтались наузы – старые, отслужившие своё обереги. Они делали Марену похожей на украшенную новогоднюю ёлку. Когда её проносили мимо стоявших вдоль улицы людей, те кланялись, приговаривая:

«Привет тебе, Марена Свароговна!

Приезжай ты к нам на широк двор:

На горах покататься, в блинах поваляться,

Сердцем потешаться…»

– Куда это они чучело несут? – поинтересовался захваченный зрелищем Аркаша.

– На Капище пошли, – ответил Михайлик.

– Её сожгут сейчас?

– Нет, ещё рано. Пока обряд смены дня и ночи пройдёт, потом блинами будут угощать и сурьёй. Видишь, люди узелки прихватили.

Многие, в основном женщины, несли матерчатые свёртки с гостинцами и глиняные посудины, в которых что-то заманчиво булькало.

– Обряд, – задумчиво протянул Башка, не отрываясь от проплывавших мимо угощений, прикидывая в уме, какое это будет богатство, если его собрать в кучу. – Нам тоже туда?

– Можно и туда. – Юнос назидательно поднял палец. – Только Силу при себе держите, чтобы людям не мешать и праздник не портить.

Они втиснулись в колонну и побрели по мостовой в сторону Восточных Врат, за которыми со слов Михайлика находилось то самое Капище, где происходил обряд встречи весны. По пути присоединялось всё больше народа. За воротами вся дорога оказалась забита людьми, идущими в одном направлении – к видневшемуся впереди вытянутому холму, на котором уже находилось несколько десятков человек, и полыхал большой костер. От головы колонны послышались торжественные слова, подхватываемые всё новыми людьми и оттого приближавшиеся. Не то песня, не то заговор:

«Весна – красная краса, русая косица,

Тридцати братьев сестрица,

Сорока бабушек внучка,

Трёх матерей дочка, кветочка,

Ягодка, перепёлочка».

Земля на вершине Капища уже подсохла. Там буквой «П» были расставлены накрытые скатертью столы, на которые люди водружали принесённые с собой горячие блины, пироги, овсяный кисель, мёды, квасы и всякие прочие закуски. Воздух вокруг холма наполнен птичьим гомоном, привнося ещё больше чувства приближения весны. Щебет, чириканье, карканье. Кто сюда только не слетелся. Кажется, со всей округи птицы собрались. Им рассыпали зерно поодаль от капища и на перекрёстках дорог. Пернатые с удовольствием и великим энтузиазмом отводили душу, устроив на зерновых полянах бойкую толчею. Оказалось, это не просто угощение для птиц. Так делалось для того, чтобы духи умерших предков – навьи, – непременно являвшиеся на праздник в образе сорок, поедали своё зерно в стороне и не лезли к столам, попадая под ноги играющим и активно веселящимся потомкам.

Угощение разделили на пять частей, поместив пятую на открытое место возле Священного Огня, куда каждый пришедший относил какой-нибудь гостинец. Обычно это были блины. Оставляя их там, приговаривали:

– Честные наши родители! Вот для вашей души блинок.

Когда ведуны приблизились к столам и совершили все обряды, собравшиеся начали угощать друг друга блинами. Между людьми сновали дети. Протягивая руки, выкрикивали:

– Первый блин комам! Первый блин комам!

Взрослые безропотно совали блины в протянутые маленькие ладошки, не игнорируя никого из просящих, что вызвало недоумение у Стаса с Аркашей. До них не доходил смысл этого действия. При чём тут «блин комом»? Дети выпрашивали себе испорченные блины? Но ведь им доставалась вполне нормальная на вид выпечка. Никто не кричал на ребятишек и не пытался прогнать. Все стало понятным, когда Михайлик в ответ на заданный Стасом вопрос пояснил, что Ком – это медведь, предок человека. Ему всегда жертвуют первый испечённый к празднику блин. Отсюда и фраза «первый блин Комам», то есть медведям, и само название праздника – Комоедицы. Собранные блины относили в чащу, жертвуя косолапому хозяину леса, великому медовому зверю Кому.

Обойдя все столы и насобирав приличную горку блинов, детвора опрометью понеслась в сторону ближайшего леса.

Капище, на котором стояли земляне, располагалось на берегу реки, на стыке с искусственно созданным рвом, поэтому с его вершины открывался прекрасный вид на речную гладь, где разворачивалось основное гулянье. Во многих местах на льду развели костры, вокруг которых люди закручивали хоровод, громко прославляя богов и предков. Многие были в масках или «харях», как назвал их Юнос, пояснив:

– Дабы не узнали злые духи.

Повсюду от костров доносились песнопения:

«Как на блинной на неделе

Из трубы блины летели!

Вы блины, блины, блины,

Вы блиночки мои…»

Потом хороводы распались, и все начали прыгать через костёр. На самом Капище тоже не пропустили это развлечение. Ведуны в полном составе присоединились к прыгунам и летали над огнем с таким энтузиазмом и радостью, что заразили своим настроением и Аркашу.

– Пошли, попрыгаем, – потянул он Стаса.

– Хочешь, так прыгай, а я не буду. Плечо пока побаливает.

– Ну, как хочешь, – и он ринулся к огню, с разбега перемахнув через невысокое пламя.

Сделав ещё несколько прыжков, смеющийся Башка вместе с Михайликом в компании нескольких развесёлых девиц хватали охапками талый снег и с шумным фырканьем умывали свои лица. Натерев щёки себе, принялись за девиц, а те, в свою очередь, за них. Умывание переросло в шутливую потасовку. Вываленные в снегу мужчины вскочили и бросились в погоню за пустившимися наутёк девушками, которые не переставали хохотать, оглядываясь на преследователей, явно желая, чтобы их догнали. Остальные ведуны, тоже умывшиеся снегом, швыряли им вослед снежки.

– Не нарвались бы они на мужей этих дамочек, – сказал Стас, подойдя к Юносу. – Те-то им накостыляют.

– Не накостыляют. – Юнос повернул к нему весёлое, раскрасневшееся от снега лицо. – У них повязки на рукаве.

– И что это значит?

– То и значит, что незамужние они.

– Надо же, как удобно, – усмехнулся Пырёв.

– А ты думал. – Ведун хлопнул его по здоровому плечу. – Пусть себе забавляются. Пошли-ка лучше сурью пить.

За столами всем наливали пенящийся золотистый напиток, внешне очень похожий на шампанское. Сначала Стас так и подумал, разглядывая исчезавшую пену на поверхности игристой жидкости в протянутой Юносом кружке. Здравый смысл подсказывал, что шампанскому здесь взяться неоткуда. Первая проба это подтвердила. Напиток, если и напоминал известное французское вино, то уж очень отдалённо. К тому же имел сильный привкус мёда. Пока Пырёв отпивал мелкими глотками из своей кружки, смакуя новые вкусовые ощущения, возле алтаря возникла какая-то суета. Протиснувшись к жертвенному камню, Стас увидел рядом с ним двух женщин в ритуальных одеждах жриц. Одна поднесла чашу сурьи к жертвеннику, а вторая неожиданно выбила эту чашу из рук. Та полетела в противоположную от камня сторону. Напиток расплескался, но ни одна капля не попала на жертвенник. Похоже, это был тоже ритуал, поскольку женщины не стали таскать друг друга за волосы, а спокойно повернулись к присутствующим и вместе со всеми хором проговорили:

– Уходи, Зима холодная! Приходи, Лето жаркое! Со страдной порой, с цветами, с травой!

Толпа радостно завопила и дружно двинулась к костру, почти совсем прогоревшему. Туда же подошли ряженые, неся чучело Марены. Торжественно водрузили её в кострище, обложив сухими ветками, по которым сразу побежал огонь, перескочив на тряпьё, быстро охватывая «тело» богини. Марена полыхала весело, щедро одаривая жаром людей, которые подбрасывали в костёр солому, всякий хлам и старые вещи, расставаясь с тем, что им больше не нужно. Восторженно кричали:

– Марена загорела! Всему миру надоела!

Особенно старались, конечно же, дети. Когда догоравшее чучело рухнуло в костёр, все снова принялись через него сигать. Кто-то говорил Семарглу, чтобы зажёг снега, кто-то прославлял Ярилу, кто-то скатывал горящие колёса с холма в честь восходящего солнца и орал во всю глотку:

– С горы катись! С весной воротись!

Несколько человек, выдернув из костра горящие головни, куда-то побежали гурьбой. В основном это были молодые парни и девушки. Никак, подраться решили. Что за праздник без драки, особенно после принятия горячительной сурьи. Можно понять парней, но девушки…

– Куда они? – обеспокоено спросил Стас, показав Юносу на удалявшуюся стайку молодежи с тянувшимся за ними дымным следом.

Посмотрев туда, ведун улыбнулся:

– А, медведя будить пошли.

– В самом деле? – забеспокоился Пырёв.

– Не настоящего. Ряженого. – Юнос весело засмеялся. – Это забава такая, пробудями называется.

Забава заключалась в том, что в яме, укрывшись валежником, лежал ряженый, изображавший спящего медведя. Участники праздника водили вокруг берлоги хоровод, крича, что есть мочи, стараясь разбудить косолапого. Затем начинали бросать в него ветки, снежки, прутья. «Медведь» не просыпался, пока одна из девушек не сядилась ему на спину, начав прыгать на нём. Тогда «медведь» пробуждался. Девушка убегала, оторвав кусок шкуры или медвежью ногу. Ряженый вставал и начинал плясать, подражая проснувшемуся медведю. Шёл искать свою потерю, опираясь на костыль. Поймав же обидчицу, тискал её в объятиях.

– Пошли на реку. Сам поглядишь. Там сейчас игрища начнутся.

Вдвоём они спустились с холма и двинулись по льду речного русла сквозь веселящуюся массу людей. «Пробудей» Пырёв с Юносом так и не увидели, только раз мимо них пронеслась молодая девица, за которой гнался облачённый в медвежью шкуру парень. Они молниеносно исчезли в толпе, ловко лавируя между людьми. Зато получилось вдоволь насладиться зрелищем штурма снежных городков.

Среди нападавших на одну из таких крепостей Стас разглядел Башку. Тот с несколькими парнями проворно карабкался вверх по крутому склону берега к сложенным из снега стенам городка, за которыми стояли вооружённые длинными палками девушки. Защитницы подпустили парней на расстояние удара и принялись нещадно лупить. Дубасили серьёзно, со всей силы, от чего у многих появились синяки, шишки и даже кровоточащие ссадины. Попавшие под раздачу парни скатывались по склону вниз, но снова вставали и, не обращая внимания на полученные травмы, упрямо продолжали лезть к городку. Аркаше пока удавалось уходить из-под палочных ударов, однако девчонки уж очень сильно старались его достать, особенно усердствовали те, с которыми он убежал с Капища. В итоге досталось и ему на блины. Пропустив несколько чувствительных шлепков, Башка не отступил, а распалился ещё больше и с возросшим проворством перемахнул стену городка, расталкивая визжащих девок. Остальные парни вдруг прекратили штурм и, не заходя в городок, начали понуро спускаться. А Башка принялся бесчинствовать в захваченной крепости, сгребая в объятия каждую из защитниц и целуя в губы. Те и не думали сопротивляться, словно только того и ждали.

После взятия городка начался самый настоящий пир горой. Затем продолжились забавы. Здесь и лазания на столб за подарками, и ручеёк, и кулачные бои, и катания с горок. Пырёв ещё долго мог ходить вдоль реки туда и обратно, и всё равно не увидел бы всего. Раненое плечо не давало в полную силу насладиться гуляньем. Устав от праздничной суеты и бесконечного хождения, в конец измотанный Стас отправился домой, проигнорировав приглашение Аркаши, обнимавшего за талию двух симпатичных девчат, присоединиться к их развесёлой компании.

Комоедицы праздновали несколько сполохов. Всё это время ведуны пропадали в городе. А если вдруг появляясь в дружинном доме, то порознь и лишь для того, чтобы отоспаться. Кульминацией праздника стала встреча первых блеснувших над горизонтом лучей восходящего солнца. В этот момент сошедшее было на тормозах веселье всколыхнулось вдруг с новой силой, выплеснувшись на улицы Трепутивля и его окрестности буйной народной радостью. Правда, почти сразу стихло. Наступала пора опять браться за работу, готовиться к возделыванию земель.

Гости, прибывшие на встречу Комоедиц, покидали город. Засобирались и ведуны, у которых тоже были незавершённые дела. Не все трупы волколаков ещё собраны.

Последними из дружинного дома уезжали Михайлик с Юносом. Уже стоя на пороге, сначала один, а за ним другой проговорили провожающим их землянам:

– Прости меня, пожалуй, буде в чём виноват перед тобой. – Затем оба обняли и троекратно расцеловали первым Стаса, отвесив ему низкий поклон.

Башка фыркнул:

– Умереть, как трогательно. Сейчас расплачусь. Давайте, может, обойдемся без этих сентиментальностей…

– Аркадий, не юродствуй, – твёрдым тоном прервал Юнос его разглагольствования. – Ответствуй тем же. Прощанием заканчиваются Комоедицы. С вами пока что не прощались.

Пристыженный Аркаша замолк, безропотно повторив слова ещё одного обряда из тех многих, которые узнал за прошедшие сутки, ответив столь же низким поклоном.

– Ну, бывайте, – уже вполне обыденно проговорил Юнос. – В конце весны ждите. Расквитаемся с волколачьими трупами, сразу двинем до Кощея.

– И я с вами пойду, – встрял Михайлик. – Всё одно в ту сторону подался бы. Где ж ещё найдёшь без труда нечисть среди бела дня. Знамо, в лесах да болотах тамошних.

– А дом кто содержать будет? – Башка больше переживал за свои трофеи, сложенные в сарай, которые пока не успел распродать. После смерти Кузьмы присматривать за домом и хозяйством стало некому.

– Тихомир в нём поживёт, – успокоил Михайлик. – Он уже согласился.

– Ну, тогда ладно. Чем больше компания, тем веселее. Будем ждать вашего возвращения.

После отъезда ведунов земляне на долгое время оказались предоставлены самим себе. Общались только между собой, иногда перебиваясь короткими беседами с Прохором и Кардашем. Остальное время Стас проводил в тренировках с оружием или отрабатывал приёмы рукопашного боя с Аркашей. А ещё скакал по холмам на верном Лумумбе, быстро набиравшем силы после вынужденного безделья во время лечения многочисленных порезов, полученных в битве.

Башка интенсивно осваивал рынок сбыта оружия. Получалось у него неплохо. Городские купцы, поиздержавшиеся во время осады, охотно скупали трофеи, а Башка, благодаря своим талантам, накручивал на них высокую цену. Как он это делал, одному богу известно. У Аркаши появились какие-то свои деловые связи в городе, не считая легкомысленных девиц, с которыми он тоже довольно часто встречался.

Так что без дела не сидели, в праздном ожидании часа, когда добрые дяди в лице ведунов явятся сюда и отведут их домой. У землян давно всё было готово к походу: запасы воды и пищи, дорожная и сменная одежда, оружие. Стас достал, вычистил и починил свои старые брюки и куртку с рубахой. До поры лежали на полке в комнате начищенные и смазанные пистолеты. Даже кейс Аркаши со всеми бумагами и никому не нужными здесь деньгами освободился от толстого слоя пыли. Оставалось дождаться прибытия ведунов, чтобы отправиться с ними на поиски дороги, ведущей на Землю, сделав последние, завершающие шаги по этой погрязшей в древности планете…