У Северных Врат творилось нечто невообразимое. Толчея на стенах, крики, лязг металла, падающие с высоты люди и валяющиеся на земле убитые. Подъёмный мост уже опущен. Дрогнули и пошли в стороны воротные створки, открывая захватчикам доступ в крепость. Заблокировать им путь спешила разношерстная команда ополченцев, ведомая тучным дядькой с мечом в руке, облачённым в доспех, размера на два меньше, чем его чересчур полное тело. Опередить бы этих мужичков, чтобы потом под ногами не путались.

Увидев мчавшуюся в том же направлении конницу, командир ополчения разумно придержал своих ребят. Стас узнал в нём Прохора, владельца рыночной снедальни. Конечно, где бы ещё довелось встретиться с бывшим работодателем. Буквально пролетая мимо него, успел поманить за собой и остановился перед открывающимися воротами. От необходимости выстраивать отряд избавил Юнос, показывая солдатам, кому какое место занять, выдвинув на передний край наиболее хорошо защищённых бронёй и лучше вооружённых бойцов. Пырёв устало кивнул в знак благодарности, когда ведун снова встал рядом.

Подбежал запыхавшийся Прохор.

– Как это ты Пиланью с Марфой одних оставил? – спросил его Пырёв.

– Они… у меня… бабы самостоятельные, – криво улыбнулся толстяк, пытаясь бороться с одышкой. – За хозяйством… приглядывают… А я вот… в ополчение подался… Не всё же время… снедальню-то держал… Фууух. Смолоду в услужении был… в дружине княжьей. Так что… воинская выучка имеется…

– Сколько у тебя людей? – перебил Стас, наблюдая за расширяющейся щелью между створками.

– Да сотни две с лишком… А то и три наберётся.

– Попробуй выбить скитов из башни, пока я здесь их держу. Надо закрыть ворота и поднять мост.

– Добро, – отчеканил Прохор и застучал тяжёлыми сапогами по мостовой, удаляясь к застывшим в стороне ополченцам.

Похоже, военная выучка у него действительно была. Сразу понял, что от него требуется, и без лишних вопросов побежал выполнять. В таком случае, за этого мужичка можно быть спокойным. Костьми ляжет, а всё, что надо, сделает, чего бы ему это ни стоило.

Проводив людей Прохора взглядом, Стас переключил всё внимание на ворота. Вытянул из ножен оба клинка. Обнажил меч и Юнос. Вполне обычный на вид, но по лезвию уже пробегали солнечные блики. Створки разошлись едва наполовину, когда хлынули первые солдаты врага.

– Ну, начнём, помолясь, – проговорил Юнос

Пришпорив коней, рванули вперёд.

Кочевники не ожидали наткнуться на столь мощный заслон. Увидев летящую навстречу конницу, многие опешили. Куда подевалась их уверенность?

Неслаженно тренькнули арбалеты, не причинив ополченцам никакого вреда. Не даром Юнос поставил впереди латников.

Конный клин врезался в беспорядочную толпу атакующих.

Через открытые ворота продолжали напирать скиты, набиваясь в длинный арочный карман. Стас, непрерывно работая мечами, упрямо прокладывал себе путь через ощетинившуюся клинками людскую массу. Справа не менее успешно продвигался Юнос. Идущие следом ратники тоже не отставали, сохраняя плотный строй. Помогал опыт прошлых стычек, пускай и небогатый. Получилась неплохая контратака с реальными шансами на успех. Глядишь, и удержат ворота. Чем чёрт не шутит.

Скиты решили, как видно, что дверь в Трепутивель для них открыта, и в большинстве своём ринулись к мосту. Их натиск на остальных направлениях заметно ослаб. Это не могло не облегчить положение защитников. Горожане стали отвоёвывать потерянные позиции, кое-где сразу сумев сбросить врагов со стен, больше не давая им подняться. Да и подниматься особенно было некому. Вскоре скиты остались только в башне да снаружи. Толпились у проёма, ожидая своей очереди, когда войдут, наконец, под полукруглый, украшенный конским черепом свод. Но там, на сужающемся фронте крепко держала оборону подоспевшая конница. А скитский резерв, который и должен был развить успех, по-прежнему торчал на берегу, где в это время отбивался от армии волколаков, почти не уступающей ему числом.

«Как там дела, Ганнибал?» – запросил Стас берендея, ни на секунду не переставая рубиться.

«Половину людишек порешили, – отозвался тот с небольшой задержкой. Наверно, обращение Пырёва застало его в тот момент, когда расправлялся с очередным кочевником. – Ещё можем их потрепать. Только немного. А то уже опомнились, огрызаются».

«Давай. Режь, пока режется. Не пускай их сюда. Если будет совсем худо, тогда отступай. Не рискуй понапрасну. Одного генерала мы уже потеряли».

Следующие полчаса Стас только и делал, что отбивал чужие мечи и сам наносил удары. На месте каждого убитого скита тут же вырастал новый, непременно стараясь дотянуться до землянина своим оружием. В гуще сражения трудно думать о чём-то другом и следить за изменением обстановки. Пырёв не замечал, что его конь шагает прямо по трупам, поскольку мёртвых тел нападало столько, что в ограниченном пространстве арки больше не найти свободного места. Не отвлекаясь на посторонние мысли, Стас выполнял тупую механическую работу, задействуя только инстинкт, рефлексы и грубую силу мускул, почти при полной отключке мозга. Возможно, потому и не отложился в памяти тот получасовой отрезок времени до момента, когда Лумумба вынес своего седока на открытое пространство перед воротами, под лившийся сверху свет закреплённых на башне хоршней. Опомнился лишь после того, как вдруг осознал – перед ним нет ни одного врага, которого можно достать мечом.

Сгрудившиеся перед воротами скиты замерли на безопасном расстоянии, не предпринимая никаких попыток приблизиться. Невнятное бормотание вполголоса и боязливые взгляды. У некоторых просто-таки ужас в глазах. В гомоне слышна лишь одна более-менее различимая фраза, что металась над головами перепуганных людей, будто раненая птица:

– Железный Клинок… Железный Клинок…

Ну, да, клинки у него железные, как и панцирь на теле, и шлем. Что здесь такого? Стас посмотрел на свои мечи, на себя… Боже, на кого он похож! Вся одежда от груди до сапог пропиталась кровью, обретя однотонный красно-бурый цвет. Потяжелевший, насквозь мокрый плащ прилип к спине. Свисая с конского крупа, тянул за плечи. По рукам, опущенным вдоль тела, сбегали кровавые струи. Перетекая с пальцев на мечи, они быстро сбегали по лезвиям. Срываясь с испещрённых зазубринами режущих кромок, орошали снег ярко-красными каплями. Бока и грудь Лумумбы тоже лоснились алым, придавая его иссиня-чёрной туше демонический вид. Конь тяжело дышал, с хрипом выдувая из ноздрей густой пар, отчего походил на огнедышащего дракона. Стас тоже с изрядным шумом прогонял через лёгкие морозный воздух. От разгорячённых тел поднималась испарина, делая всадника с конем ещё более похожими на обитателей преисподней, только что вышедших из её недр. Вылитый дьявол воплоти. Даже самому стало жутковато.

«Не могу больше их сдерживать, – пришло сообщение от Ганнибала. – Увожу оборотней, не то всех перебьют. Сейчас на тебя ещё уцелевших сотен пять навалятся. Держись, Упырь».

С той толпой, что стояла сейчас перед ним, пятью сотнями больше, пятью меньше… Нет никакой разницы.

Через мгновение к мосту подлетели остатки резерва. Первым скакал Череп, легко узнаваемый по его роскошной шубе. В запале он слишком далеко вырвался вперёд и въехал на мост задолго до того, как за ним поспели остальные. Стас обернулся. Сзади, в проёме ворот выстроились его конники во главе с Юносом, заперев собою путь в город. Но как же мало их осталось! Обвёл взглядом продолжавших стоять в нерешительности кочевников, соображая, как лучше использовать их замешательство.

– А ну, расступись! – гаркнул, тронув коня. – Нам с вашим вождём потолковать надо. Один на один, если он, конечно, настоящий мужик!

Скиты безропотно подались в стороны, освобождая проезд. Для них Великий Скал всё-таки был настоящим мужиком. Значит, мог и сам за себя постоять.

Ни на кого не глядя, Пырёв двинулся навстречу Черепу, одиноко пересекавшему мост. Словно чувствуя ответственный момента, преисполненный гордостью Лумумба, высоко подняв голову, величаво шествовал сквозь толпу вооруженных до зубов людей. Череп заменжевался. Остановил коня, воровато поглядывая назад, на отставших всадников. Прикидывал, наверно, успеют ли те доскакать, когда Стас поравняется с ним. По всему выходило, что успеют. Это слегка успокоило бандита. Он даже позволил себе расслабиться, слегка откинувшись в седле. Изобразил на бледной физиономии кривую полуулыбку.

Однако подъехавшие скиты не спешили ступать на мост. Остановились перед ним, явно намереваясь не вмешиваться в переговоры между Великим Скалом и Упырём. А вдруг повезёт, и удастся поглазеть на поединок, чтобы увидеть, как Вождь прикончит ещё одного заклятого врага. Кажется, Стас угадал правильно – такая традиция разборок вождей между собой здесь приветствовалась.

Когда до Черепа оставалось метров двадцать, Пырёв громко, чтобы все слышали, заговорил:

– Скал, я вызываю тебя на честный бой! Если ты действительно Великий Вождь скитов, то сразишься со мной один на один!

Колючие глазки Черепа беспокойно забегали, уголки рта опустились, мгновенно стерев с лица самоуверенную ухмылку. Он лихорадочно искал выход из положения, в котором оказался по воле Пырёва и собственной неосмотрительности. Отказываться от поединка нельзя, иначе окончательно потеряет свой авторитет, и без того сильно пошатнувшийся за время не совсем удачной осады. Но драться на мечах его вряд ли учили, как Стаса. Уголовник считал себя паханом и не признавал ничьего превосходства даже в такой малости, как умение владеть мечом. А уж о том, насколько искусным фехтовальщиком был Пырёв, говорил один его внешний вид и тот факт, что Стас до сих пор цел.

Сжимая побелевшими пальцами рукоять бесполезного меча, вождь сунул вторую руку за отворот шубы. Достал пистолет, направив его на Стаса. Что ж, этого следовало ожидать.

– У тебя «маслята» хоть есть? – не переставая сближаться, спросил Стас.

– На тебя, ментяра, и одного хватит! – зло бросил Череп и послал своего коня навстречу.

Есть у него патроны или нет, а драться придётся. Пистолет мог служить отвлекающим манёвром. Меч-то не убрал. Вон, в руке, наизготовку держит.

Лумумба ускорился, чуя близость неприятеля. Подняв мечи, Пырёв направил один в Черепа, а второй отвёл в сторону. И тут раздался выстрел. Надо же, не блефовал.

Действительно, приберёг один патрон, сволочь! Неужто последний?

Успел заметить, что затвор остался в крайнем заднем положении. Качнувшись в сторону, попробовал уйти с линии огня, да не успел. Тупой удар в плечо, мгновенно ожёгший правую руку. Она онемела, безвольно повиснув. Клинок выскользнул из ослабевших пальцев, звякнув по камням. Оказавшись рядом, Череп рубанул с плеча в яростном стремлении добить Стаса. Неумело так рубанул, будто не меч держал, а палку. Блокировать этот удар оставшимся мечом не составило труда. Проскочив мимо, Стас крутанул клинок локтем и кистью, пройдясь им по спине соперника. Рассечённая наискось шуба отвисла, обнажив скрытый под ней чешуйчатый доспех. Не прост скитский вождь. Предохранился-таки бронёй, спрятав под шубу.

Кони, едва разминувшись, опять повернули и помчались навстречу. Правая рука Стаса болталась, как плеть. Боль в простреленном плече нарастала. Он чувствовал тепло стекающей по телу крови, вместе с которой безвозвратно терял силы.

«Нужно быстрее кончать с этим придурком, – мелькнула мысль. – Ещё немного и меня можно будет голыми руками брать».

Когда лошади поравнялись, Пырёв развернулся к Черепу всем корпусом. Резко отбил его меч так, что тот засветил обратной стороной в лоб своему же хозяину. Пока не разъехались, успел нанести ещё два рубящих удара в плечо и бедро. От потери конечностей бандита спас длинный густой ворс его долгополой шубы. В итоге клинок располосовал только мышцы, не задев костей. Но и эти раны оказались чересчур глубокими. Кровь из них так и хлестала, заливая бок лошади, словно торопилась выбраться из ненавистного тела.

Кажется, Великий Скал отключился после первого же удара в голову, который сам себе и нанёс. Молча, как мертвец, кулем вывалился из седла и остался лежать без движения в быстро растекающейся луже крови. По рядам скитов пробежал испуганный ропот. Мгновение они стояли, замерев. Потом одновременно, как по команде, бросились с двух сторон к павшему вождю.

Конь довольно далеко увёл Стаса от места схватки, не дав убедиться, жив ли поверженный враг. Теперь было не до того. Все толпившиеся под воротами скиты неслись прямо на Пырёва. С берега, приближалась их конница. Стас крепче сжал меч. Кажется, настало время последнего боя.

Понимая, что против такой массы народа протянет недолго, и любые попытки прийти на помощь окажутся тщетными, он готовился как можно дороже продать свою жизнь. Но никто из кочевников даже и не смотрел в его сторону. Один за другим они проносились мимо, спеша к лежавшему без движения Скалу. Сбились там в большую копошащуюся кучу, о чём-то беспокойно кудахча над телом. Туда же подскочили и всадники с берега. Каждый стремился пробиться к вождю, расталкивая столь же сердобольных товарищей, создавая при этом невообразимую толкотню, которая, однако, скоро закончилась. После непродолжительной возни кочевники, оказавшиеся у самого тела, подняли Черепа на руки и, сопровождаемые всей многочисленной толпой собравшегося народа, что-то возбуждённо галдящего по пути, понесли его в сторону берега. Сойдя с моста, останавливаться и опускать вождя не стали, а отправились дальше, к лагерю.

Долгий изнурительный штурм вдруг сам по себе стал затухать. Стоило вывести Великого Скала из строя, как скиты превратились в неуправляемую массу людей, разбитых на племена и роды, какими, собственно, и были до его появления. Могучая, многотысячная армия в одночасье превратилась в сборище небольших разрозненных отрядов, представляющих собой своеобразные общины, живущие каждая своим отдельным мирком. Члены таких общин объединены лишь собственными шкурными интересами. А на соседей им плевать.

Уцелевшие кочевники, сбиваясь в мелкие группы, потянулись от городских стен к лагерю, где их встречало зарево пожарища. Вражеский стан, весь объятый пламенем, весело полыхал, постреливая искрами в сумеречное небо, словно признал поражение и пускал салют в честь жителей Трепутивля, поражённый их героической стойкостью. Горело всё, что могло гореть. Это был прощальный «подарок» от волколаков Ганнибала. Отступая через пустующий лагерь, те не могли просто так пройти мимо, чтобы не напакостить. Вот и похозяйничали, подпалив походные жилища скитов заодно со всем их добром. Нечисть, одним словом. Теперь неприятельское войско не только без командующего, но и без крыши над головой. Пожар стал ещё одной веской причиной к отступлению. Кочевники спешили спасать своё имущество.

Продолжая сидеть на жеребце, Пырёв смотрел на поднимавшийся дым, подсвеченный снизу пламенем, на бегущих скитов, с облегчением понимая, что всё кончено, и город всё-таки отстояли. Потом в глазах потемнело. Сдавило голову. Тело сделалось ватным и непослушным, наотрез отказываясь держаться в седле. Перед тем, как потерять сознание, он почувствовал, что упал в чьи-то заботливо подставленные руки. Плечо тут же отозвалось острой болью, и Стаса накрыла мгла…

Временами он приходил в себя, смутно сознавая, что его куда-то несут, снимают доспехи и окровавленную одежду, переворачивают с боку на бок, обмывая водой. Перед глазами появилось расплывающееся лицо Михайлика. Только по чапаевским усам его и узнал. Будто какая-то полупрозрачная плёнка на глазах. Что за противное состояние.

– Там пулю надо вынуть, – приглушённо, как через толстый слой ваты, послышался голос Аркаши. – Ну, то есть, это… наконечник такой… закруглённый.

– Да вот он, – Михайлик поднял что-то маленькое, зажатое между пальцами. – Наскрозь прошёл. Броню пробил спереди-то, а сзади она и не пустила. Эк-как его расплющило. Мягок шибко, вот в одёже и застрял. А доспех сняли, он и выпади…

Стаса опять вертели, бинтуя плечо. Что же они творят, ироды!

Его мутило. Голова звенела, словно колокол. Кажется, он снова потерял сознание, потому как увидел такое, что никоим образом нельзя принять за реальность. Такое, что может привидеться лишь в горячечном бреду.

Плоская вершина того самого Капища, где их с Аркашей выбросило в этот мир. Пырёв стоит посреди трёх исполинских колонн смолисто-чёрного цвета. Заворожено смотрит на электросветовые волны, синхронно пробегающие по камням снизу вверх извивающимися голубыми змейками. Слабый сухой ветерок, лишённый всяческой свежести, лениво играет волосами. Они тоже наэлектризованы и потрескивают. Ни одна травинка, ни один цветок вокруг не гнутся. Выходит, волосы шевелит вовсе не ветер? Наверное, это проходящий по колоннам ток.

Откуда трава среди зимы?

Время года то же, что и тогда, во время переброски. Хотя, не совсем. Светло, будто днём, а вот солнца не видно. Даже зари нет, чтобы хоть стороны света определить. То ли ранний вечер, то ли позднее утро.

Волны бегут по камням всё быстрее, пока не превращаются в ровный немигающий свет.

Электрическое напряжение, кажется, возросло, заставив сильно отросшую за последнее время шевелюру вздыбиться, превращая голову в ощетинившегося дикобраза, словно каждый волосок захотел вдруг с наслаждением потянуться, проснувшись от зимней спячки.

Наверху полыхнуло. Хлёстко и раскатисто ударил гром. По воздуху растёкся свежий запах озона. Стас поднял голову. Там, высоко в небо уходило три луча, вырвавшихся из вершин каменных четырёхгранников. Постепенно преломляясь, лучи притянулись друг к другу, а в месте их соприкосновения стало зарождаться нечто, похожее на шаровую молнию. Она быстро расширялась, тускнея. Из небольшого ярко-белого шарика выросла в огромную полупрозрачную сферу, внутри которой плавал… Дракон!

Волосы бы точно встали дыбом, если бы уже не топорщились.

Дракон выглядел весьма странно. Длинное, по-змеиному извивающееся тело, сплошь покрытое чешуёй. Короткие, далеко расставленные лапы. Два длинных рога венчали крупную голову с торчащими из пасти клыками, поросшую густой гривой, похожей на львиную. Сильно напоминает китайского дракона. Чешуя переливается всеми цветами радуги. То изумрудно-зелёная, то ярко-оранжевая, как огонь, то почти совсем темнеет до глубокой черноты с пробегающими фиолетовыми вспышками, подражая мигающим звёздам в ночи.

Сфера медленно спускалась, а Стас не мог оторвать глаз от завораживающей игры цветов и грациозных движений мощного тела. Дракон безостановочно кружил, словно демонстрируя своё изящество, ловкость и силу. Вдруг всё замерло. Казалось, вот-вот что-то должно произойти. В один миг Стас понял, что смотрит прямо в вертикальные зрачки… Змея.

Змей Волос или Велес – вот, кто перед ним! О боже!

«Да, это я!» – раздался в голове надменный громовой бас.

Показалось, или губы чудовища чуть растянулись в лёгкой усмешке? Могло и пригрезиться. Не мудрено, если не в состоянии отвести глаз от огромных, почти с человеческий рост, узких зрачков, а всё прочее видно лишь боковым зрением.

«И чего тебе надо?» – осторожно спросил Стас.

«Неправильно. Вопрос в том, чего хочешь ты».

Надо же, божество интересуется желаниями простого смертного. Что-то новенькое. Или здесь между людьми и богами принято относиться друг к другу с должным уважением и взаимопониманием? Живут себе вместе в полной гармонии, исполняя свои капризы и не мешая исполняться капризам других. А может, боги периодически тешат себя тем, что выслушивают пожелания людей, чтобы потом их исполнить?

«Даже не надейся, – пробасил дракон. – Как там у вас говорят, человек сам кузнец своего счастья?»

Да, телепатические способности у него великолепные. Мысли схватывает налету, словно в раскрытую книгу глядит. Ещё бы, он же Бог! Берендеи, которые слышат лишь то, что хочет Стас, ему и в подмётки не годятся.

«Они ж мои Дети, как и ты».

– Давай-ка и мы поднимемся, – кивнул Михайлик.

Пырёв уже убедился, что ведуны обладают мощной магической силой, берущей начало в энергии солнца, и видел её в действии. Но даже не представлял, что несколько собранных вместе ведунов могут быть самым настоящим оружием массового поражения.

Тихомир стоял над вратами, направив меч на мешанину серых тел внизу. Два его помощника замерли по бокам в той же позе. Лезвия трёх мечей одновременно вспыхнули. Засияли так, что буквально слепили глаза. Золотистый свет струился по клинкам, срывался и падал вниз, прожигая в однородной звериной массе путь к земле. Там он стал скапливаться в лужу, которая начала медленно раздаваться вширь. Попавшие в этот волшебный свет волколаки просто исчезали, рассыпаясь в прах, как при вспышке ядерного взрыва. Увидев опасность, ближайшие оборотни пятились, но сзади на них напирали новые силы тёмного воинства. Ещё один испарившийся передний ряд заставлял тормозить следующий, потом следующий и так дальше. В итоге до оборотней дошло, что творится нечто ужасное, и всё войско сначала замерло в недоумении, потеряв ещё пару рядов, а затем разом хлынуло назад. Однако это больше походило на вынужденное отступление, чем на паническое бегство. Понеся ещё кое-какие незначительные для такой орды потери, оборотни сумели уровнять скорость отхода со скоростью роста светового пятна. А та, наоборот, стала замедляться. Было видно, что ведуны выдохлись. С клинков уже не струится сияние, а созданное пятно света остановило свой рост и гаснет, как раскалённый металл, извлечённый из горна и медленно остывающий.

«Так это из-за тебя, папочка, мы здесь очутились?»

«Частично… Я бы сказал, из-за совпадения желаний».

«Чьих?»

«Моих и ваших».

«Что-то не припомню, чтобы я сюда рвался».

«Ты хотел последовать за человеком, которого называешь именем „Башка“. Он хотел убраться подальше из Нижнего Мира».

Интересненько получается. Во всём, значит, Аркаша виноват. Пожелал смыться, куда подальше, и Пырёва за собой потащил. А за ними ещё и Череп увязался. Тоже угодил в эту ловушку. Ну, Башка, будешь думать впредь, чего следует желать, а чего нет. Стоп! Речь же шла о совпадении желаний. Причём всех. В том числе, и Велеса. Какой у него интерес?

«Самый банальный, – напомнил Змей о своей способности читать мысли. – С вашим приходом здесь такое завертелось. Весело стало, а то скука смертная была. Повседневная рутина, можно сказать. Раньше-то люди с нежитью всякой только и делали, что даром небо коптили. Теперь хоть смысл жизни у них появился».

«Это войну ты называешь смыслом жизни? – возмутился Стас. – Массовые убийства для тебя всего лишь развлечение?»

«Подумаешь, малость населения урезали. Ещё наплодятся. Зато сплотились, дружнее стали. Неорганизованная нечисть, и та проявила лучшие, что называется, человеческие качества. Видел бы ты рожу Перуна. Со смеху помереть!»

Громогласно захохотав, Змей в порыве безудержного веселья кувыркнулся через голову, отчего сфера заходила ходуном.

«Как он тебе не накостылял за такое зрелище?» – скромно поинтересовался Пырёв.

«Ещё чего, – фыркнул Велес. – Брат же. Мы с незапамятных времён друг друга не трогаем. Один раз попробовали, так чуть конец света не настал».

«Чего не поделили-то?»

«Так, это… – дракон замялся, скромно потупив взор. Смешно было смотреть, как его морда стала пунцовой от смущения. – Бабу я у него увёл. Вот и сошлись в драке. Ох, и что тут началось!..»

«Ого! Да ты, папуля, шалун».

«А то, – теперь он точно улыбался, имея вид вполне довольного собой ловеласа. – Но речь не обо мне. Мы ушли от основной темы. Итак, чего же ты хочешь?»

«Вообще или конкретно, в данную минуту?»

«И вообще в целом, и сейчас в частности».

«Ну, если мыслить глобально, то вернуться на Землю и…»

«Не получится», – равнодушно прервал Змей.

«Это ещё почему? Что, не всё тебе подвластно? Я-то думал, раз ты Бог, то всемогущий…»

«Ой, только вот не надо давить на гордость, всё равно не прокатит. Просто этого не хочу я. А желания наши, как ты уже понял, должны совпадать. К тому же, сам толком не знаешь, хочется тебе возвращаться или нет».

«Как это?»

«А так! Поразмысли на досуге. Разберись со своими желаниями. Только с истинными. А потом и ко мне подгребай».

«Ну и хрен с тобой, – разозлился Стас. – Тоже мне, Бог называется. Не по силам задача, так и скажи, а не юли, как девочка на первом свидании. Без тебя обойдёмся».

«Знаю, знаю, – Велес поднял обе передние лапы, растопырив когтистые пальцы. – Вы собираетесь найти Кощея. Хорошо, флаг в руки, ступайте. Только вряд ли он чем-то сможет вам помочь».

«Это мы ещё поглядим».

«Да ради бога. Тем более, что ваши планы пока нисколько не противоречат желаниям этого самого Бога, то бишь меня».

Дракон подмигнул и вдруг резко взмыл вверх. Стены сферы устремились за ним, мгновенно сжавшись в яркую точку, которая, несколько раз мигнув, так же быстро погасла, не оставив на небе никакого следа. Вот и разберись теперь, был Змей или привиделся. Говорили с ним или всё это лишь игра больной фантазии?

Курган с тремя колоннами подёрнулся рябью и поплыл, постепенно растворяясь в воздухе. Резко начало темнеть. Вскоре сквозь сгустившуюся ночную мглу не пробивался даже свет звёзд. Поблизости раздался чей-то душераздирающий, преисполненный нестерпимой боли стон…

Стас очнулся в чужом, совершенно незнакомом доме. Он лежал в просторной комнате на застеленной чем-то мягким лавке. Та тянулась вдоль стен через всё помещение и была сплошь забита ранеными. Перевязанные люди находились не только на ней. Лежали и сидели повсюду, даже на подоконниках и на полу. Кто-то негромко переговаривался, кто-то стонал или просил о чём-нибудь, но большая часть либо спала, либо валялась в беспамятстве. Из тех, кто стонал, особенно старался один, по закону подлости расположившийся рядом, на полу. Это под его громкие рулады Стас пришёл в себя.

Осмотрелся. Увидел, что лежит под толстым, сшитым из грубой ткани, тёплым покрывалом. Заглянул под него. Так, одет в исподнее. Плечо туго забинтовано вместе с половиной груди. Ступни упёрлись в набитую соломой подушку, на которой покоится лохматая голова соседа по лавке. А подушка Стаса вплотную прижата к босым ногам другого товарища по несчастью. Рана под повязкой заныла, напомнив о себе. Не слишком больно. Можно терпеть.

– Проснулся, касатик? – услышал женский голос.

К нему со свечой в руке пробиралась между ранеными сухая маленькая старушка. Настолько маленькая, что приподнимись Пырёв на локте, обязательно стукнет лбом в её острый, выступающий подбородок, над которым нависал не менее выдающийся крючковатый нос, украшенный большой горбинкой. Вылитая Баба Яга. Только вот глаза у старушки, такие ясные, цвета чистого дневного неба, светились неподдельной теплотой и заботой. Во второй руке большая крынка с водой, которую бабка не замедлила поднести к пересохшим губам Стаса. Тот вцепился зубами в край посудины, наклонив её на себя. Торопливо хватая ртом, жадно глотал живительную влагу. Насытившись наконец, разжал челюсти, блаженно откидываясь на подушку.

– Вот и хорошо, – улыбнулась бабуля. – Скоро поправишься. Тяжко с тобою было. Верно люди гутарят, что вас, Велесовичей, ни хворь, ни лечение никакое не берёт. Вы сами себя лечите с божьей помощью, волею самого Велеса, отца вашего.

– Велеса?.. Он привиделся мне… Чушь всякую нёс.

– Вот. И слава Богу.

– Да ну… Бред какой-то.

– А когда ж ему являться-то, коли не в бреду? Не всякий смертный может похвастать, что лицезрел Бога, хотя бы и во сне.

– Кто ты? – Пырёв устал от старушечьей проповеди, поэтому просто сменил тему.

Бабуля, кажется, почувствовала его нежелание обсуждать сильных мира сего, понимающе улыбнулась, ответив просто:

– Я баба Маня. Присматриваю тут за мужичками пораненными да выхаживаю. Тебя, стало быть, тож. Ну-ка давай подмогну тебе сесть. Рану надобно перевязать.

Вопреки ожиданиям руки у бабы Мани оказались довольно-таки сильными. Она с лёгкостью, но бережно усадила кряхтящего Стаса. Стянула с него нательную рубаху и принялась разбинтовывать плечо. Повязку, видимо, меняли не раз, пока без сознания валялся. Засохшей крови на ней немного, и то лишь на первом, нижнем слое.

Местная знахарка работала сноровисто. За считанные минуты уже закончила перевязку и надевала ему через голову рубаху, приговаривая:

– Вот и ладушки. Поправляйся, сынок. Велес тебе допоможет.

Что-то было в ней, отличавшее эту сердобольную бабулю от других таких же неприметных старушек. Стасу показалось, он вот-вот поймёт, в чём тут дело, но из глубины комнаты донёсся просительный стон:

– Пииить…

– Иду, касатик, иду. – Баба Маня подхватила свечу и крынку с водой, повернулась и зашагала между лежащих на полу тел, безошибочно определив, кто стонал.

– Бабуля, а скиты-то где? – стараясь не сильно шуметь, спросил вдогонку спохватившийся Стас.

Но баба Маня, похоже, была глуховата и оставила вопрос без ответа. Зато отозвался сосед снизу, переставший вдруг стонать:

– Ушли скиты, братец. Почитай, сполоха два тому, как последнее кочевье снялось.

Голос у него был хриплый, надтреснутый, уставший от постоянного напряжения. Несмотря на это, сосед продолжал говорить:

– Сперва своего Скала увезли. Родичи его расстарались. Опосля другие кочевья начали потихоньку отваливать, пока все не убрались. А наши им и не мешали. Пусть себе уходят, не воюют же…

Мужичок попался разговорчивый. Судя по всему, этим он спасался от мучающей боли. Когда не с кем было поговорить, просто стонал в голос. Сейчас у него появился слушатель, вот мужик и пользовался подвернувшимся случаем на всю катушку.

– Сам-то я того не видал. Брат ко мне приходил. Он всё и сказывал. Должон ишо прийти. Давно не был. Занят, видать. Оно и понятно, скиты вон какой погром учинили. Много восстанавливать приходится. Трупы тож собрать надобно да схоронить. Ишо волколаков кругом полегло, хоть пруд пруди. Ежели их колом-то не проткнуть и не спалить, то под землю скроются мертвяками. Отыскивай потом их могилы упырьские с весны на лето, пока земля рыхлая и хорошо копается. Не то станут по зиме у скотины да у людей кровушку пить. Сейчас куда проще собрать да сжечь, как подобает. Ведуны все, кто остался, тем и заняты теперича. Только сами они не управятся, нет. Вот мужики-то и помогают им…

Пырёв с трудом сел. Где, интересно, его одежда? Хотелось выйти на воздух, справить нужду и просто прогуляться. Перспектива лежать и выслушивать болтовню соседа, мягко говоря, не прельщала. Попробовал встать. Получилось. На полу стояли его сапоги. На голенищах сложенные стопкой чистые портянки. А вот и одежда. Лежит себе спокойно у стены, кем-то заботливо выстиранная и даже, кажется, отглаженная. Дыры от порезов и от пули аккуратно заштопаны. Покрывалом оказалась собственная вотола.

– Меня-то в последнем бою зацепило, – продолжал вещать сосед снизу. – Две стрелы грудью поймал, и обе в правую сторону. Не везёт мне на правый бок. Прошлой зимой волколак руку покусал. Благо, я левша. Пока одну руку грыз, второй я ему голову-то и свернул. А ишо до этого два пальца на руке потерял. Как думаешь, на какой? Знамо, на правой…

Под монотонное бормотание словоохотливого левши Стас оделся. Насилу справился с портянками, обув сапоги. Завершив сборы, накинул на плечи вотолу. Своих верных мечей не нашёл. Только скитский пояс, и тот без ножа. Ну да, зачем оружие в госпитале? Повесив ремень на шею, как перевязь, продел в него руку, и двинулся к выходу.

Улица встретила шумным многоголосьем. Было тепло. Снег уже подтаивал, небо стало светлее, а хоршни, наоборот, начали тускнеть. Всюду сновали горожане, торопившиеся по своим делам. Кто стройматериалы вёз, кто личные вещи. Семьи возвращались в оставленные дома. Невдалеке над крышами зданий виднелась верхушка надвратной башни. По её очертаниям Стас понял, что находится в районе северной стены, и пошёл в сторону Врат. По пути полной грудью вдыхал свежий, заметно потеплевший воздух, наслаждаясь ароматами наступающей весны.

Через открытые ворота в оба конца то и дело сновали повозки. Из города выезжали порожними, а возвращались гружёные горами всякого хлама. Подойдя ближе, разглядел в этих кучах скитские доспехи с оружием. Не иначе, трофейная команда работает. А вот, похоже, и её начальник у ворот. Грузы осматривает, указывая, куда что везти.

– Кому война, а кому и мать родна, – прокомментировал Стас, подойдя к Аркаше. – Решил организовать пункт приёма цветмета? И тут умудрился лапу наложить.

Махнув рукой, Башка отпустил очередную повозку. Лишь после этого повернул совершенно серьёзное лицо, сказав:

– А чего добру пропадать. Трофеи по праву принадлежат победителям. Между прочим, нам ещё до лета тут сидеть. На что ты жить собираешься? Военную пенсию и компенсации за ранения здесь не выплачивают. Радуйся, что мне удалось Кардаша уболтать, а то заладил своё: «Воинов должно хоронить в броне и при оружии». Я ему говорю, какие это, к чёрту, воины, если грабят и убивают простых мирян. Не будь Упыря, говорю, хрен бы вы город удержали. Убедил. Кардаш распорядился все трофеи нам с тобой передать.

Он говорил, не переставая выводить писалом какие-то закорючки на большом берестяном листе. Потом отвлёкся, внимательно посмотрел на Стаса и уже совершенно другим тоном участливо спросил:

– Сам-то как, оклемался?

– Нормально… – пожал плечами Стас, невольно морщась от боли.

Заметив его гримасу, Аркаша назидательно произнёс:

– Вот видишь. Ещё неизвестно, сколько ты на больничном проваляешься. Предоставь лучше мне заботу о нашем обеспечении.

Въехала ещё одна гружёная повозка, и Башка зарылся в её содержимое.

– А где Кардаш? – Спрашивать пришлось покрытую вотолой спину.

Выросшая из одежды рука молча ткнула пальцем в башню. Оставив увлечённого работой земляка, Стас пошёл туда. Перед лестницей глубоко вздохнул и начал неторопливый подъём. И как раньше не замечал, что ступени здесь такие высокие? Не раз и не два за сутки мог пробежать вверх-вниз, испытав только лёгкую одышку. А сейчас дважды останавливался, чтобы дух перевести.

Добравшись, наконец, до смотровой площадки, увидел там Кардаша с четырьмя стражниками. Надо полагать, с ординарцами по особым поручениям. Воевода наблюдал за работой под стенами. Подойдя к нему, Стас тоже выглянул из бойницы. Все трупы внизу были уже собраны. Их водрузили на приготовленный для погребального костра настил, сооружённый прямо на речном льду из брёвен, переложенных тонкими жердями да сушняком. Вокруг собралось много жителей. Мужчины, женщины, старики, даже дети. Людьми занято всё свободное пространство. Они ещё подходили. Проститься с героями спешил, похоже, весь Трепутивель, который отстояли эти воины ценой собственных жизней.

Настил получился огромный, на добрую половину ширины реки. И мертвецов на нём лежало не то чтобы много, а очень много.

– Здесь лишь те, кого собрали у Северных Врат, – тихо проговорил Кардаш, словно услышав мысли Стаса. – На южной стороне костёр чуть меньше получился. Его запалили ещё вчера. А тут… Только вот закончили.

Они стояли рядом, с тяжелым сердцем наблюдая, как несколько человек подожгли факелами сухие ветки с разных сторон. Огонь, постепенно разгораясь, охватил всю конструкцию вместе с лежавшими на ней телами. Рванулся вверх, превращаясь в исполинского великана, подбрасывая к небу дымный жар.

В какой-то миг дым над погребальным костром сделался чёрным. Видимо, горела смола на брёвнах. Копоть закрутило, складывая из неё замысловатую фигуру, очертаниями похожую на огромного чёрного пса. Кардаш пробубнил:

– Лохматая Собака пожаловала.

– Что за собака? – машинально спросил Пырёв, не отводя глаз от завораживающего зрелища.

Запоздало понял, что спрашивает о банальных вещах, известных каждому жителю этого мира. Забеспокоился, было, но понял, что никто не обратил внимания на его оплошность. Воевода всё же ответил:

– Верный друг усопших. Тех, кто при жизни творил и дурное, и праведное. Она помогает пройти по звёздному мосту в светлый ирий.

Контуры Лохматой Собаки растаяли в воздухе. Дым снова посветлел, обретая обычный мутновато-серый цвет.

– Немного провожатых ей достанется, – продолжал бормотать воевода. – Полегли-то, почитай, все добрые и праведные мужи. А их души как-нибудь и сами дорогу до ирия сыщут.

– Лучшие люди, как правило, умирают первыми, – изрёк Стас услышанную когда-то чужую мудрость.

Ничего не ответив, Кардаш продолжал смотреть на брызгавший искрами костёр, думая о чём-то своём. Собравшиеся внизу люди вдруг в едином порыве вскинули руки. Над многотысячной толпой вырос густой лес из мечей и копий. Сейчас оружие носил практически каждый второй горожанин. Те же, кто не был вооружён, просто держал зажатую в кулаке шапку. И все, от мала до велика, грянули хором:

– Слава! Слава! Слава!

Выжившие отдавали дань уважения павшим, провожая их в последний путь – к светлому ирию, своеобразному славянскому раю.

– Слава вам, воины! – как эхо торжественно повторил Кардаш.

Позже от него Стас узнал, что всего костров было шесть, по три у северной стены и у южной. Один предназначался для павших защитников города, другой для скитов, а в третьем сжигали трупы оборотней. В числе последних во рву между Южных и Северных Врат ведуны нашли берендея, изрубленного и сплошь утыканного арбалетными стрелами. Он лежал на красной от крови ледяной корке среди множества разодранных им скитских солдат и лошадей. Косолапов, первый генерал оборотней, погиб достойно. Доказав, что и оборотни способны на подвиг во имя преданности, оказавшейся для них далеко не чуждой. Всё, что для этого требовалось – самозабвенно служить Хозяину, который достанется им по воле судьбы, и будет пасти это неразумное стадо полулюдей. Учить полноценной жизни, правильно сочетая в себе человеческую и звериную суть, чтобы чада его достигли гармонии столь разных начал своей противоречивой, двоякой природы.

Уцелевшие оборотни ушли. Пырёв чувствовал, что в округе не осталось ни стай, ни одиночных волколаков. Попытки ментальной связи с Ганнибалом ни к чему не привели. Кто знает, где сейчас этот единственный произведённый в генералы человек-медведь? Возможно, в преддверии весенней оттепели он распустил остатки своей армии, а сам спрятался в лесной чаще до прихода следующей зимней ночи. Или преследует отступающих скитов, делая запасы еды на лето, стаскивая куски свежего мяса в свою берлогу. Всё может быть.

Даже лёгкий осадок остался от того, как по-английски, не попрощавшись, исчез Ганнибал. Хотя, Стас в это самое время лежал в отключке, что, кстати, тоже могло заставить оборотней уйти. Попробуй сейчас, разберись. А может, оно и к лучшему? Иначе пришлось бы объясняться с берендеем, выдумывая причины, из-за которых тому нельзя нападать на людей и скот. Это после такого-то месива! Интересно, как бы тогда повели себя оборотни. Сразу разорвали бы Стаса или чуть погодя?

А тут ещё Юнос, порядком измотанный поиском и сбором трупов – соответственно, злой как собака, – улучив момент, когда остался наедине с Пырёвым и Аркашей, принялся их пропесочивать:

– Предупреждал же я вас, неслухов, чтобы о слове Всегляда, вам в назидание сказанном, помалкивали. Почему ослушались? Нет, чтобы тихонько за печкой отсидеться, они в драку лезут. Войско собирают. Ладно, если бы только людское, то во благо, так ещё и нежить на людей подняли.

– Зато город за нами остался, – спокойно возразил Стас.

Но ведун и не думал униматься:

– Ты ж волколаков на живой люд натравил. Это ж неслыханно. А ещё горячей смолой поливал и сжигал заживо. Как только в голову такое могло прийти!

– А тебе не пришло в голову подсчитать соотношение наших сил и скитских? – резко заявил Пырёв, переходя в решительную контратаку. Не хватало ещё, чтобы его упрекали в том, что не допустил врага в город! – Как, по-твоему, меньше десятка тысяч солдат, большинство из которых неорганизованные ополченцы, а остальные новобранцы-стражники, смогли бы справиться с двадцатитысячной конной армадой? Причём враг хорошо вооружён и подготовлен, а у гарнизона крепости один меч и одна кольчуга на двоих, а то и на троих. Умели бы ещё мечами махать, так нет же, орудуют ими, как оглоблями. Только стрельцы из охотников и спасали, но стрел не хватало. В итоге всё решалось на стенах, в рукопашной. Да кочевники бы нас одним числом задавили. Вот и пришлось делать всё возможное, чтобы уменьшить их превосходство. Пулемётов и гранат у меня, извини, не было. Использовал то, что под руку попало.

– Да не нападай ты на него, – встрял Аркаша. – Оставь человека. Он ранен, ему покой полагается, а ты на нервы действуешь. Какая разница, чем город защищали? Главное результат. А он самый, что ни на есть положительный.

Тут крыть было нечем. Юнос молча сопел, сведя брови да поглядывая исподлобья то на Стаса, то на Аркашу. Эта перепалка проходила за обеденным столом в большом зале дружинного дома, куда Пырёв перебрался из лазарета, чтобы спокойно здесь отлежаться. Домовой со всеми прочими духами куда-то попрятались, едва пошёл разговор на повышенных тонах. Не желали, как видно, попадать под горячую руку. Прекрасно знают, шельмы, что ни одному из этих троих глаза не отведёшь, как ни старайся.

Тяжко вздохнув, Юнос махнул рукой – бесполезно, мол, с вами разговаривать – и демонстративно отвернулся. Сидя так, вполоборота, недовольно пробурчал:

– Надобно скорее вас до Кащея свесть. За весну, надеюсь, управимся здесь, да и в дорогу, не мешкая. После всех ваших выкрутасов, народ и без того косо смотрит. Благо, не всем ведомо, кто вы такие на самом деле. Ведуны только и знают. А им я настрого запретил о том болтать.

– А как же бабка в лазарете? – вдруг вспомнил Стас. – За ранеными ухаживала. Она мне так и сказала, что тяжело вас, Детей Велеса, лечить.

Юнос насторожился, повернув к Стасу напряжённое лицо.

– Какая бабка?

– Говорила, что бабой Маней зовут.

– С горбатым носом? – В голосе ведуна так и сквозило подозрение.

– Да, – недоумённо уставился на него Пырёв.

– Угу, – многозначительно промычал тот и замолк, разглядывая свои шершавые руки, сложенные друг на друга на столе.

– Чего «угу»? – не выдержал Аркаша. – Колись давай. Она кто?

– Ведьма, – просто ответил Юнос, обводя взглядом лица землян. – От неё ничегошеньки не скроешь. Давно не слыхивал о ней. В лесу жила, в непролазных чащах. Одна совсем. Видно, волколаки уйти заставили, хотя… Прежде не трогали её. Странная бабка. Никогда не поймёшь, что у неё на уме. Не думаю, что станет судачить про вас повсюду.

Аркаша поднялся из-за стола, решительно заявив:

– Один хрен, шило долго в мешке не утаишь. Сваливать надо. И чем быстрее, тем лучше. Не ровен час, линчевать начнут.

– Он прав, – поддержал Стас. – Давай, заканчивай быстрее свои дела, и пойдём на поиски Кащея.

– Лишь бы князь в иное место меня не услал, – вздохнул Юнос. – Надобно с ним о том столковаться…

Князь не заставил себя ждать. Примерно через неделю после снятия осады он с войском пришёл в Трепутивель.

За это время беженцы, увидев, что нежить им не угрожает, стали возвращаться в покинутые сёла. Караваны повозок потянулись из города, увозя семьи со всем их скарбом. Выезжали за ворота и там расходились по разным направлениям. На запад, на юг, на восток – туда, где раньше эти крестьяне вели тихую деревенскую жизнь. За каждой повозкой брели домашние питомцы. Люди ехали в приподнятом настроении. Напоследок обнимали стражников у ворот, благодаря за спасение от оборотней и кочевников, целовались или просто махали на прощание. Их можно понять. Людям посчастливилось выжить в этой неимоверно суровой зиме. Теперь они спешили домой, где надо было восстанавливать хозяйство.

Горожане, между тем, готовились к встрече княжеского войска. А вместе с ними и те беженцы, кому податься было некуда. Многие лишились крыши над головой, найдя приют у отзывчивых жителей славного Трепутивля, ставшего для них новым домом.

Все без исключения уже знали время, когда прибудет князь, и суетились в явном нетерпении. Стас недоумевал, как такое возможно в мире, где совершенно отсутствуют элементарные средства связи? Но факт остаётся фактом.

Работы по всему городу прекратились сами собой. Народ высыпал из домов и слонялся по улицам, неторопливо продвигаясь к Северным Вратам, через которые должен въехать князь. И вот, когда на дороге, уже освободившейся из-под снега, показалась голова колонны, стражник на смотровой площадке радостно заорал собравшимся внизу:

– Княже! Княже едет!

Этот крик подхватили несколько таких же лужёных глоток, разнося его дальше. Он стремительно полетел над улицами, в одно мгновение покрыв расстояние от северной стены до южной, разросся вширь, достигнув запада и востока. Подстегнул тех, кто ещё только собирался выходить из дома, и тех, кто уже выдвигался к Северным Вратам, заставляя ускорять шаг. К моменту, когда первые дружинные лошади ступили на мост, берег перед ним, привратная площадь и прилегающие улицы были полны народа. В его плотной массе оставался свободным единственный проезд посередине. Туда и влилась дружина, прошествовав парадным маршем до самого Детинца под приветственные крики горожан.