После встречи с Ли Кэчжи Ню Айго изменил свое отношение к Пан Лина. Несколько лет назад Ню Айго ездил в провинцию Хэбэй в уезд Пиншань. Там, на берегу реки Хутохэ, Ню Айго обсуждал свою личную жизнь с боевым товарищем Ду Цинхаем. Несколько лет подряд Ню Айго вел себя с Пан Лина, в точности как посоветовал ему Ду Цинхай. Поскольку развода Ню Айго позволить себе не мог, он и не разводился. То, что у жены, возможно, роман на стороне, он решил для начала перетерпеть. Что же до отчуждения между ними, то Ню Айго пытался его чем-то заполнить. Едва между ними повисало молчание, он первым начинал разговор. Причем плохих слов он ей не говорил, для Пан Лина он подыскивал исключительно приятные слова. Иначе говоря, из двух одинаковых по смыслу фраз он выбирал ту, которая звучала более приятно. А плохие слова он теперь переделывал в хорошие. Для того чтобы с человеком нормально общаться, с ним нужно часто видеться. Для таких разговоров, или, точнее сказать, для приятных разговоров, Ню Айго снял на южной окраине Циньюаня комнату, это было временное семейное гнездышко, устроенное с той целью, чтобы Пан Лина не приходилось по выходным мотаться в деревню Нюцзячжуан. Да и сам Ню Айго, доставив на своем грузовике товар, вместо того чтобы возвращаться в деревню Нюцзячжуан, ехал сюда. Однако спустя несколько лет Ню Айго понял, что ему сложно подбирать слова для разговоров и говорить что-то приятное. Иначе говоря, подбирать слова в их отсутствие — уже дело непростое, но еще сложнее намеренно подбирать слова приятные. Если людям изначально нечего сказать друг другу, то намеренно найденные слова выглядят неубедительно. Если общения не получается, то не имеет значения, каких слов недостает, плохих или хороших. Если не находятся плохие слова, это отнюдь не означает, что найдутся хорошие. Если душевно люди отдалены друг от друга, то одну и ту же фразу они могут истолковать по-разному. К примеру, если ты думаешь, что говоришь что-то приятное, с ее стороны это не обязательно будет истолковано так же. К тому же, где взять столько приятных слов? Если каждый день придумывать сладкие речи, то голова треснет. Да и нет никакой гарантии, что с таким трудом придуманная фраза попадет в самое сердце и окажет свое действие. Чем больше говорилось приятных слов, тем фальшивее они звучали. Сначала еще ничего, но при ежедневном повторении они могли доконать кого угодно. Тут уже приятные слова превращались в неприятные. Раньше, когда им обоим было нечего сказать, они могли просто наслаждаться тишиной, но сейчас, когда Ню Айго день-деньской старался сказать что-то приятное, Пан Лина уже не знала, куда от него деваться. Едва Ню Айго открывал рот, пусть даже он хотел просто что-то спросить, Пан Лина тут же закрывала уши и умоляла: «Прошу тебя, замолчи, меня уже воротит от всех твоих слов». Или: «Ню Айго, какой же ты жестокий тип, из-за тебя я теперь вообще не переношу комплиментов». Только тогда Ню Айго понял, что совет Ду Цинхая был не более чем просто красивые слова. Как-никак между ними уже не было тех отношений, как десять лет назад во время службы, когда, сидя у речки Жошуйхэ, они говорили о наболевшем. После того как один вернулся в Пиншань, в провинцию Хэбэй, а другой — в Циньюань, в провинцию Шаньси, их разделяло больше тысячи ли. Такое расстояние сказалось и на ценности совета. Когда жизнь подтвердила бесполезность совета Ду Цинхая, Ню Айго принял решение прекратить подыскивать слова и перешел к конкретным делам. Он стал стирать для Пан Лина одежду, чистить ей обувь, а поскольку Пан Лина любила рыбу, он стал готовить ей рыбу. Раньше Ню Айго не умел готовить; когда он только-только учился готовить рыбу, он ее то пережаривал, то недожаривал, то пересаливал, то недосаливал или вообще превращал во что-нибудь мерзопакостное. Однако спустя месяц он-таки научился готовить рыбу: теперь он мог приготовить и рыбу под соевым соусом, и рыбу, тушенную без специй, и рыбные кусочки во фритюре, и рыбью голову в хлопьях красного перца — и все эти варианты удавались на славу. Ню Айго узнал, что если просто жарить рыбу с двух сторон, она пригорит, поэтому теперь он щедро приправлял ее тмином и кунжутной солью. Если же он готовил рыбью голову в хлопьях красного перца, то кроме стручкового перца добавлял еще и цветочный сычуаньский. Приготовив блюдо, Ню Айго мыл руки, переодевался в костюм, садился на велосипед и ехал на улицу Бэйцзе к проходной прядильной фабрики, чтобы встретить Пан Лина. Пан Лина выходила и, увидев его, спрашивала:

— Зачем приехал?

— Я сегодня приготовил рыбу, — отвечал Ню Айго.

Когда уже дома Пан Лина принималась за рыбу, на лице ее появлялась улыбка. Кулинарные изыски со стороны Ню Айго были и правда эффективнее, чем пустые разговоры — после таких рыбных ужинов Пан Лина обходилась с ним гораздо нежнее. Как-то ночью Пан Лина обняла Ню Айго и, заплакав, сказала: «Тебе тоже нелегко». Ню Айго и сам считал, что ему нелегко. Однако его мучения отличались от тех, о которых говорила Пан Лина. Все, что он говорил и делал, было ради того, чтобы угодить жене, и в результате он утратил собственные желания. Но ладно бы речь шла только о собственных желаниях. Что бы он ни делал, он делал это не от души, а напоказ, поэтому Ню Айго вдруг почувствовал, что потерял себя. В кого же он превратился, потеряв и себя, и свои желания? Но даже это не особо волновало Ню Айго. Уже одно то, что Пан Лина плакала в его объятиях, говорило о том, что его многолетние мучения не пропали даром. И тогда он откликнулся: «Все ради того, чтобы вернуть твое сердце». Этой фразой он намекал на ее связи с Сяо Цзяном из «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“» на улице Сицзе. Он никак не ожидал, что Пан Лина тут же изменится в лице и, оттолкнув его, скажет: «У меня изначально не было никаких дел сердечных, о чем вообще речь?» Впредь эту тему о возвращении чувств Ню Айго больше не поднимал, сосредоточившись исключительно на готовке рыбных блюд. Иначе говоря, Ню Айго услышал от Пан Лина то, что и хотел услышать, а именно — что между ней и Сяо Цзяном вообще ничего не было, а раз ничего не было, то о каких сердечных делах на стороне могла идти речь?

Работая дальнобойщиком, Ню Айго не мог позволить себе каждый день ездить на съемную квартиру на южной окраине Циньюаня, чтобы готовить рыбу. Но он делал это каждый раз, когда возвращался из рейса. Приготовив рыбу, он переодевался в костюм и ехал на улицу Бэйцзе к проходной прядильной фабрики, чтобы встретить Пан Лина. Постепенно все рабочие прядильной фабрики узнали, что если за Пан Лина приехал Ню Айго, значит, дома у них уже готова рыба на ужин.

Как-то раз Ню Айго доставлял в Линьфэнь соленые овощи. Расстояние от Циньюаня до Линьфэня больше трехсот ли. При этом половина пути проходила по горной дороге. Из-за крутых поворотов и постоянных пробок вышло так, что, выехав из Циньюаня еще на рассвете, Ню Айго добрался до Линьфэня только к вечеру, когда в городе уже зажглись фонари. Разгрузив на складе товар, Ню Айго хотел той же ночью вернуться обратно. Но хозяин склада Лао Ли попросил Ню Айго прихватить с собой в Циньюань партию холщовых мешков, а поскольку рабочий день у грузчиков закончился, Ню Айго пришлось остаться до утра. Хотя в Линьфэне выходила задержка, в обратную дорогу Ню Айго попросили доставить товар, что лично для него было выгодно, поэтому Ню Айго остался ночевать на складе. На следующее утро, пока грузчики занимались погрузкой мешков, Ню Айго вышел прогуляться по округе. В одной из лавок, где предлагали завтраки, он заказал себе суп с потрохами и пять кунжутных лепешек. Когда он вернулся на склад, мешки все еще грузили, поэтому Ню Айго снова вышел прогуляться. За углом он увидел рыбный рынок и направился туда. Сначала ему показалось, что рынок совсем небольшой, но, подойдя поближе, Ню Айго заметил, что он огромен. Жизнь здесь била ключом, туда-сюда сновали толпы покупателей. Этот рынок с запада на восток раскинулся на два с лишним ли в длину, и на всем его протяжении с двух сторон торговали только рыбой. Здесь были и обычные толстолобики, и пестрые толстолобики, и карпы, и белые амуры, и волосохвосты, и караси, и камбалы, и угри, и вьюны, и даже черепахи… Разглядывая товар, Ню Айго прошелся с запада на восток и повернул обратно. Рынок в Линьфэне оказался больше, чем в Циньюане. А раз рынок здесь был больше, значит, рыба стоила дешевле, чем в Циньюане. Взять, к примеру, пестрого толстолобика. В Циньюане его предлагали за пять юаней четыре цзяо за цзинь, а здесь — всего за четыре юаня восемь цзяо, и это при том, что здесь он был крупнее. Ню Айго снова повернул на восток и пошел в обратном направлении, пока не остановился у одного из прилавков. Там он выбрал двух пестрых толстолобиков, из которых по возвращении в Циньюань собрался приготовить для Пан Лина рыбьи головы в хлопьях красного перца. Хозяин лавки был худым на вид и постоянно моргал глазами. Заметив, что Ню Айго обошел множество прилавков и все-таки вернулся к нему, он в знак одобрения поднял большой палец и сказал:

— У старшего брата глаз наметан. Может, почистить и убрать потроха?

— Мне ее только вечером готовить, так что лучше живую.

— Судя по акценту, старший брат не из Линьфэня.

— Из Циньюаня.

— В Циньюане я бывал, хорошее место.

Продавец положил рыбу на чашу весов и поднял ее повыше. Взвесив товар, он положил две рыбины в целлофановый пакет, добавил туда немного воды, запустил в пакет воздуха и передал его в руки Ню Айго, угостив на прощание сигаретой.

— Будет время, приезжай в Циньюань, — отозвался Ню Айго.

Покуривая сигарету и держа пакет с рыбой, Ню Айго вернулся на склад. Мешки уже погрузили, и они аккуратными стопками высились на машине. Ню Айго попрощался с хозяином склада Лао Ли, запрыгнул в грузовик, включил зажигание и отправился обратно в Циньюань. Когда Ню Айго отъехал от города километров на двадцать, у него неожиданно скрутило живот и потянуло в туалет. Он понял, что, скорее всего, траванулся за завтраком, только не знал, чем именно: супом или лепешками. Крепясь изо всех сил, он продолжал ехать, пока по дороге ему наконец-то не попался туалет. Он остановил грузовик и бегом бросился туда. Справив свои нужды, он почувствовал некоторое облегчение, поэтому снова сел за руль, включил зажигание и поехал дальше. Тут ему на глаза случайно попался висевший в кабине пакет с рыбой. Он вдруг заметил, что рыба какая-то вялая. Он остановил машину и развязал пакет — оказалось, что вся рыба сдохла. То, что рыба сдохла, было не так уж и важно, но если бы сдохшая рыба была свежей, то глаза бы у нее были белыми, а у этой они оказались черными. Тогда Ню Айго ее пощупал. У свежей рыбы плоть была бы упругой, а у этой она оказалась совсем мягкой. Ню Айго просек, что хозяин рыбной лавки его обдурил: пока он взвешивал рыбу, она была еще живой, но при перекладывании в пакет он подменил ее на вчерашнюю. Скорее всего, он решился проделать этот трюк, едва узнав, что Ню Айго — приезжий. Тут Ню Айго вспомнил, что хозяин лавки был худым и постоянно моргал глазами, а ведь те, кто постоянно моргает, все как один коварные типы. Сама рыба его не волновала, но вот обмана он стерпеть не мог. И хотя Ню Айго уже удалился от Линьфэня на тридцать километров, он развернул свой грузовик и поехал обратно в Линьфэнь. Оставив машину у рынка, Ню Айго с пакетом в руке направился к худому хозяину, у которого купил рыбу. Худой стоял на прежнем месте и громко зазывал покупателей, а его рыба весело резвилась в бассейне рядом с прилавком. Завидев Ню Айго, Худой удивился. Ню Айго бросил пакет с рыбой на его прилавок и коротко спросил:

— Что скажешь?

Худой, моргая своими глазами, сначала посмотрел на мешок с рыбой, потом на Ню Айго и сказал:

— Старший брат ошибся, это не моя рыба.

Признайся он, что это все-таки его рыба, и признай он свою вину, предложив свежий товар, Ню Айго бы замял это дело и даже не стал бы ворчать, что зря накрутил шестьдесят километров. Но поскольку Ню Айго потратил час времени, а Худой не только не признал своей вины, но еще и обвинил в ошибке Ню Айго, последний вышел из себя:

— Сейчас еще можно предотвратить беду. По-хорошему будем говорить или по-плохому?

— Да хоть по-какому, я тут все равно ни при чем, — ответил Худой.

Спор из-за двух рыбин разгорался все сильнее, вокруг стали собираться другие покупатели. Понимая, что это вредит торговле, Худой на правах местного жителя плюнул в лицо Ню Айго и крикнул:

— Ты, голытьба, унюхал деньги и решил заняться вымогательством?

Ню Айго развернулся и направился на выход к своему грузовику. Обратно он возвращался, держа в руке длиннющий гаечный ключ с крупной, размером с яйцо, рукояткой и резким изгибом посередине. Увидав в его руках гаечный ключ, Худой понял, что тот настроен серьезно, и схватил нож, которым чистил рыбу. Встав в бравую позу, он закричал:

— Ну, тронь меня, тронь!

Ню Айго ринулся вперед и перевернул принадлежавший Худому бассейн с рыбой. Этот бассейн был сделан из оцинкованного железа. Вся вода вылилась наружу, а на земле в беспорядке затрепыхалось несколько десятков пестрых толстолобиков, карпов и белых амуров. Ню Айго замахнулся ключом и обрушил свои удары не на Худого, а на лежавшую на земле рыбу. Еще живые рыбины одна за другой разлетались на части, а Худой размахивал в воздухе ножом и кричал:

— Тебе жить надоело, жить надоело?

Желая помочь Худому, Ню Айго обступили другие хозяева лавок. Кто-то держал в руке палку, кто-то вилы, кто-то сачок на длинной ручке. Тогда Ню Айго замахнулся гаечным ключом и резко повернулся вокруг своей оси: толпа ахнула и отпрянула назад. Вдруг в самый разгар заварухи кто-то крикнул: «Ну, наконец-то Босс идет». Через рынок стремительной походкой приближался крепкий, с задубевшей кожей и волосатой грудью ярко-рыжий верзила ростом выше ста восьмидесяти сантиметров. Худой, будто завидев своего спасителя, закричал: «И правда Босс!» Верзила прошел сквозь толпу и железной хваткой вцепился в Ню Айго. Ню Айго сразу ощутил себя так, словно на него надели обруч — противник был силен. Тогда он замахнулся, чтобы огреть его гаечным ключом, но верзила его опередил и треснул по руке так, что выбитый ключ отлетел дальше, чем на целый чжан. Толпа торговцев отозвалась дружным возгласом одобрения. Между тем верзила поднял свой огромный кулачище и нацелился на Ню Айго. Однако на полпути его кулак завис в воздухе, и верзила оторопело спросил:

— А как тебя зовут?

Ню Айго поднял голову, лицо верзилы ему вдруг тоже показалось знакомым, но припомнить, кто это, он не мог. И тут верзила его спросил:

— Ты Ню Айго?

Ню Айго пригляделся и пораженно воскликнул:

— А ты — Ли Кэчжи?

Ли Кэчжи и Ню Айго вместе учились в начальной школе. Уже тогда Ли Кэчжи отличался от всех своим высоким ростом, а еще он любил распространять сплетни и никому в их классе житья не давал. Как-то раз он пустил сплетню про старшую сестру Ню Айго, и тогда Ню Айго с ним подрался. Фэн Вэньсю, будучи хорошим другом Ню Айго, вступился за него и огрел Ли Кэчжи бычьим ярмом, разбив тому голову. Отец Ли Кэчжи работал шахтером на шахте в Чанчжи. Когда пришла пора переходить в средний класс первой ступени, Ли Кэчжи вслед за отцом переехал в Чанчжи, и с тех пор его никто не видел. Кто бы мог подумать, что спустя двадцать с лишним лет Ню Айго и Ли Кэчжи встретятся на рыбном рынке в Линьфэне! Оба они до того были потрясены, что, забыв про все на свете, только смотрели друг на друга и хохотали.

— Кто бы сомневался, ведь в детстве ты был драчуном, — произнес Ли Кэчжи. — Тут он схватил руку Ню Айго и приложил к своей голове: — Потрогай, до сих пор еще толстенный шрам остался.

— Так это не я тебя так отделал, а Фэн Вэньсю, — оправдывался Ню Айго. Он еще раз внимательно оглядел Ли Кэчжи и наконец сказал: — Постарел. — И тут же добавил: — А зачем волосы-то в красный цвет покрасил?

— Так поседел. Думал покрасить в черный, но парикмахерша перепутала краску. Ее хозяину потом от меня досталось.

Оба засмеялись. Собравшиеся вокруг торговцы, поняв, что тут встретились старые знакомые, разошлись по своим лавкам. Худому, который то и дело моргал глазами, пришлось смириться с ситуацией, так что, бормоча проклятия, он стал убирать с дороги рыбное месиво. А Ли Кэчжи потащил Ню Айго в ресторан рядом с рынком. Приподняв занавеску и зайдя внутрь, он обратился к хозяину:

— Ничего другого не надо, только выбери несколько рыбин и свари хорошей ушицы.

Похоже, хозяин хорошо знал Ли Кэчжи, поскольку тотчас откликнулся:

— Не беспокойтесь, Босс, все будет в лучшем виде.

Он уже собрался выбежать на рынок, как Ню Айго его остановил:

— Только не рыбу, лучше что-нибудь другое.

— Почему? — спросил Ли Кэчжи.

— Меня уже воротит при одном ее виде, сыт по горло.

— А зачем тогда покупал?

Ню Айго не стал объяснять, лишь улыбнулся и сменил тему:

— Двадцать с лишним лет назад я бы никогда не подумал, что ты станешь рыбным магнатом.

— Тут в двух словах всего не расскажешь, — вздохнул Ли Кэчжи.

За водочкой Ли Кэчжи во всех подробностях рассказал Ню Айго о своей жизни: как, расставшись с одноклассниками, переехал на шахту в Чанчжи и как потом перебрался в Линьфэнь. Поступив в школу в Чанчжи, Ли Кэчжи не бросил хулиганских замашек. На третьем году обучения он поскандалил с одноклассником и треснул того скамейкой по голове. У одноклассника хлынула кровь, и он упал как подкошенный. Ли Кэчжи решил, что тот помер, и в ту же ночь бежал в Линьфэнь. Он поступил в точности так же, как в свое время поступил Фэн Вэньсю, который разбил ему голову бычьим ярмом. В Линьфэне у Ли Кэчжи жила тетка со стороны отца. У этой тетки не было своих детей, поэтому она его приютила. Когда в Чанчжи шумиха вокруг дела о драке затихла, выяснилось, что тот одноклассник остался жив, поэтому отец Ли Кэчжи приехал за сыном, чтобы забрать его домой. Но Ли Кэчжи с детства не ладил с отцом, возвращаться не захотел и остался в семье у тетки. Тетка относилась к нему неплохо, а вот ее муж, что работал фрезеровщиком на машиностроительном заводе, оказался странным типом и племянника не жаловал. Ли Кэчжи с ним часто ссорился. Провалив экзамены в университет, Ли Кэчжи пошел на улицу торговать бараньими шашлычками. Потом он женился, у него появился ребенок, и от тетки он съехал. Понимая, что содержать семью за счет продажи шашлычков невозможно, Ли Кэчжи занялся рыбной торговлей. Два года он вкалывал как проклятый; постепенно ему удалось захватить рыбный рынок, и теперь, став Боссом, он уже сам рыбу не продавал. Закончив свой рассказ, Ли Кэчжи вздохнул:

— Это только кажется, что для захвата рыбного рынка я много работал, на самом деле просто так сложилось.

Ню Айго, выслушав его, тоже вздохнул. Тут Ли Кэчжи сказал:

— А сплетен я больше не распускаю.

Ню Айго улыбнулся. Следом они стали вспоминать всех своих одноклассников из начальной школы. Фэн Вэньсю, Ма Минци, Ли Шунь, Ян Юнсян, Гун Иминь, Цуй Юйчжи, Дун Хайхуа и другие за двадцать с лишним лет поразъехались кто куда. Ван Цзячэн так и вовсе уже умер, а у Ху Шуанли съехала крыша.

— Людской век недолог, — заключил Ли Кэчжи.

Ню Айго, соглашаясь, добавил:

— Учитель Вэй, что вел язык и литературу, и учитель Цзяо, что вел географию, в позапрошлом году тоже ушли один за другим.

— Учитель Цзяо был коротышкой и лицом напоминал лошадь. Бывало, увижу его и начинаю изображать ржание. Как-то раз он поставил меня в угол, помню, чуть не отвинтил мне ухо, — откликнулся Ли Кэчжи.

Они снова вздохнули. Вспомнив всех одноклассников и учителей, Ли Кэчжи вдруг дотронулся до Ню Айго и сказал:

— Вижу, тебя что-то гложет.

— Почему ты так думаешь?

— Чем тяжелее мысли, тем глубже меж бровями складка.

Поскольку Ли Кэчжи только что оголил перед Ню Айго душу, и захмелевший Ню Айго поведал ему о своих горестях, главным образом о проблемах с Пан Лина. Он рассказал, что сразу после того, как поженились, они общались нормально, но год от года их отношения становились все хуже. Потом Ню Айго поведал ему о романе Пан Лина с фотографом Сяо Цзяном из «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“» на улице Сицзе. Рассказал, что сперва хотел развестись, но не решался, поэтому поехал в Пиншань в провинцию Хэбэй за советом к сослуживцу Ду Цинхаю. Они оба пришли к выводу, что к разводу Ню Айго не готов, так что, вернувшись домой, он налаживал общение с Пан Лина за счет того, что сам подыскивал для разговора слова, причем только приятные. Но приятные слова подыскивать не так-то просто, в результате он перешел к конкретным делам: стал стирать ей одежду, чистить обувь, готовить ее любимые блюда из рыбы. Именно поэтому сегодня в Линьфэне он и покупал рыбу. Выслушав его откровения, Ли Кэчжи хлопнул по столу:

— Твой армейский товарищ Ду Цинхай дал тебе дурацкий совет.

— Мне тоже кажется, что мне его совет не помогает, — согласился Ню Айго.

— А то, что ты стал стирать ей одежду, чистить обувь и готовить ее любимые блюда из рыбы, — так это тоже неправильно.

— Объясни.

— Чего ты ее вообще боишься, если вы все равно не общаетесь?

— Потому и боюсь, что не общаемся.

— Тут ты просчитался. Ведь, как говорится, голому разбой не страшен. Начиная с сегодняшнего дня не она будет спиной к тебе поворачиваться, а ты к ней.

— А если она попросит развода?

— А ты не разводись и мучай ее дальше. Посмотрим, как она вынесет такую пытку. Сдастся как миленькая.

Ли Кэчжи, который занимался обычным рыбным бизнесом, разом пробудил Ню Айго от всяких иллюзий. Оказывается, что все эти годы его отношения с Пан Лина были перевернуты вверх ногами. Оказывается, существовала такая истина, что страшно не то, что страшно, а то, что нестрашно. Похлопав его по плечу, Ли Кэчжи сказал:

— Этим твоим друзьям грош цена, если будут проблемы, лучше обращайся ко мне.

Ню Айго кивнул. Пока они обедали, время приблизилось к вечеру. Ню Айго хотел было снова зайти на рынок, чтобы купить рыбу, но Ли Кэчжи его остановил:

— Ты уже забыл, чему я тебя учил? Больше не готовь для нее рыбу. — И тут же добавил: — И стоит ли вообще покупать рыбу в Линьфэне?

Ню Айго, улыбнувшись, покачал головой и, решив послушаться, отправился в Циньюань с пустыми руками. Когда он удалился от города на сто с лишним ли и въехал на горную трассу, уже стемнело. Ню Айго все думал над советом, который ему дал Ли Кэчжи, и наконец решил, что он ему не подходит. Ведь Ли Кэчжи учил его строить отношения с Пан Лина по той же модели, какую он использовал, занимаясь рыбным бизнесом: внешне казаться жестким, а на самом деле полагаться на обстоятельства. Но одно дело — вести так себя с рыбой, и совсем другое — с человеком. Ведь, по сути, Ню Айго боялся даже не Пан Лина, а разлуку с ней как таковую. При этом его волновала не конкретно разлука с Пан Лина, а то, что без нее он терял все, даже страх. Если сейчас в разговоре с ней он просто не мог найти слов, то без нее у него вообще пропадет возможность поговорить. Вот, оказывается, чего он боялся. Так что дело тут было не в Пан Лина, а в нем самом. Вместе с тем Ню Айго вдруг понял, что его нынешние ухаживания за Пан Лина, стирка одежды, чистка обуви, готовка рыбы, только внешне выглядят как жертва, на самом деле в основе такого поведения лежала та же самая мысль о перекладывании ответственности, которую предлагал ему Ли Кэчжи, и в этом смысле Ню Айго его даже переплюнул. Так что, в отличие от мелкого шалопая Ли Кэчжи, Ню Айго был шалопаем крупным. Грузовик Ню Айго взбирался по серпантину горы Люйляншань, свет его фар, прыгая то вверх, то вниз, освещал горные вершины с двух сторон. Из глаз Ню Айго невольно покатились слезы. Когда он добрался до Циньюаня, уже забрезжил рассвет. Ню Айго поехал на городской рыбный рынок и купил там двух пестрых толстолобиков, а дома он сказал Пан Лина, что привез эту рыбу из Линьфэня.

Как-то в октябре Пан Лина попала в передрягу. Ее вместе с хозяином «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“» Сяо Цзяном застукали в гостинице города Чанчжи. Ню Айго, со своей стороны, ничего не заподозрил. В честь дня КНР с первого октября на прядильной фабрике объявили пятидневный отдых, и Пан Лина сказала Ню Айго, что хочет съездить с приятельницами в Тайюань. Ведь скучно все праздники торчать в Циньюане. Еще и спросила, не хочет ли Ню Айго поехать вместе с ней. Когда Ню Айго вместе с Пан Лина куда-нибудь выезжали, в дороге они все время молчали, что действовало угнетающе. Если они, как другие, выезжали на природу, то природой они любовались молча. В любом случае в праздничные дни Ню Айго планировал подработать, развозя товар Циньюаньского завода химудобрений, поэтому он был не против, чтобы Пан Лина поехала без него. Кто же знал, что вместо того, чтобы с приятельницами с прядильной фабрики поехать в Тайюань, она с Сяо Цзяном отправится в Чанчжи? Там в гостинице под названием «Весеннее солнце» их застукала не кто иная, как жена Сяо Цзяна. Жену Сяо Цзяна звали Чжао Синьтин, она работала в обувном отделе универмага, что находился на главном перекрестке Циньюаня. У нее были веки без складки и худосочное телосложение, а еще она не умела бойко вести торговлю. Ню Айго она казалась честной и покладистой. И кто бы мог подумать, что она окажется такой прозорливой! Тот же Ню Айго не уловил со стороны Пан Лина никакого подвоха, зато Чжао Синьтин заметила, что с Сяо Цзяном происходит что-то странное. Неделю назад Сяо Цзян сказал Чжао Синьтин, что на праздниках хочет съездить в Пекин и прикупить несколько свадебных платьев для своего салона и цифровой фотоаппарат. Чжао Синьтин ничего ему на это не ответила. Накануне перед отъездом в Пекин, когда Сяо Цзян уснул, Чжао Синьтин решила собрать ему сумку. Открыв один из кармашков сумки, она обнаружила два билета на поезд, но не до Пекина, а до Чанчжи. Она тут же просекла, что Сяо Цзян ее обманул. Обмани он ее днем раньше, его ложь была бы не так страшна, но поскольку он стал ей врать аж за неделю вперед, это означало, что к своим планам он относится серьезно. Чжао Синьтин не стала тут же устраивать скандал и не сказала ни слова. У Сяо Цзяна и Чжао Синьтин был восьмилетний сынишка Бэйбэй, который только что пошел в школу. На следующий день, едва Сяо Цзян уехал, Чжао Синьтин отвела сына к подруге, которую звали Ли Цинь. Она сказала, что едет в Тайюань за обувью, а сама направилась в Чанчжи. Хотя она и знала, что Сяо Цзян отправился в Чанчжи, найти его в огромном городе, не зная точного адреса, было сложно. Тем не менее Чжао Синьтин целых три дня упорно прочесывала все улицы и закоулки Чанчжи. Наконец, уже ночью в гостинице «Весеннее солнце», что находилась в переулке на отшибе города, ей удалось в списке постояльцев обнаружить имя Сяо Цзяна. Только сейчас Чжао Синьтин вспомнила, что за эти дни у нее во рту не было и маковой росинки. Чжао Синьтин тоже сняла номер в гостинице «Весеннее солнце», но вместо того, чтобы пойти в свой номер, она стала караулить перед дверью номера Сяо Цзяна. Она прождала до самого рассвета, но постучаться так и не решилась. Утром дверь номера открылась, и оттуда при полном параде вышли Сяо Цзян и Пан Лина. Увидав напротив своей двери растрепанную Чжао Синьтин, душа у обоих ушла в пятки. Чжао Синьтин посмотрела на обоих, развернулась и, не сказав ни слова, пошла вон.

«Вернись, я все объясню!» — крикнул ей вслед Сяо Цзян.

Но Чжао Синьтин даже не отреагировала. Она направилась прямиком на автовокзал, купила билет и вернулась в Циньюань. Добравшись до Циньюаня, она, вместо того чтобы отправиться домой, пошла в магазин для садоводов и купила бутылочку ядохимиката под названием «Диметоат». Зажав в руке бутылочку с ядом, она вернулась домой. Дома она увидела своего семилетнего Бэйбэя, который сидел и делал уроки.

— Ты ведь уехала в Тайюань за обувью, почему ты без коробок? — спросил ребенок.

— А ты ведь должен быть у Ли Цинь, почему ты один дома?

— Я подрался с Фэн Чжэ.

Фэн Чжэ был сыном Ли Цинь, ему уже исполнилось восемь. Бэйбэй и Фэн Чжэ учились в одной школе, но в разных классах.

— Бэйбэй, пойди поделай уроки в другой комнате, дай маме отдохнуть с дороги.

Бэйбэй пошел в другую комнату, а Чжао Синьтинь взяла и залпом опустошила зажатую в руке бутылочку «Диметоата». Очнулась Чжао Синьтин на третий день к вечеру в реанимации городской больницы. Перед ее кроватью стоял Сяо Цзян. Вообще-то, приняв яд, Чжао Синьтин успела побывать на том свете, но ей промыли кишечник и снова вернули к жизни. Сяо Цзян, не зная, куда пристроить свои руки, заливаясь краской, произнес:

— Ничего не говори, это я во всем виноват. — И тут же добавил: — Слава богу, тебя спасли, а то бы я тоже отравился… Только не переживай, этого больше не повторится, у нас все будет хорошо.

Чжао Синьтин по-прежнему молчала. Дождавшись, когда Сяо Цзян выйдет из палаты, чтобы принести из столовой еду, Чжао Синьтин поднялась с койки и, держась за стенку, вышла из больницы на улицу. Шатаясь из стороны в сторону, она брела вперед больше часа, пока не дошла до южной оконечности города, где жил Ню Айго. С тех пор как Пан Лина попала с Сяо Цзяном в передрягу, она скрывалась у матери, поэтому Ню Айго оказался дома один.

— Если бы я умерла, — начала Чжао Синьтин, — то к этому можно было бы не возвращаться, но поскольку меня спасли, я должна тебе это рассказать.

— Рассказать что? — спросил Ню Айго.

— Рассказать историю, которая случилась в Чанчжи, иначе мне этого не вынести.

И Чжао Синьтин во всех подробностях рассказала Ню Айго, как она застукала любовников в Чанчжи.

— В гостинице «Весеннее солнце» я провела всю ночь под их дверью и все слышала, — призналась Чжао Синьтин. Помолчав, она добавила: — Они сделали это три раза за ночь… И даже после третьего раза не уснули, а еще разговаривали… Сделав свои дела, она предложила: «Давай еще о чем-нибудь поговорим», а он ответил: «Ну давай поговорим еще о чем-нибудь»… За одну ночь они говорили столько, сколько мне не выпадает за целый год.

Сказав это, она набрала в легкие побольше воздуха и разразилась горестными слезами. С тех пор как Ню Айго узнал об измене, в его башке царил полный туман. Раньше он хоть и подозревал, что Пан Лина изменяет ему с Сяо Цзяном, никаких доказательств у него не имелось. Поэтому Ню Айго придерживался совета, который дал ему боевой товарищ Ду Цинхай: «Лучше уж верить в то, что ничего нет, чем в то, что что-то есть». Но сейчас, когда все раскрылось, Ню Айго чувствовал себя в полной растерянности. Его удручала не измена сама по себе, а то, что эта измена доказала несостоятельность всех его усилий за последние годы. Он оказался неправ, все это время пытаясь говорить Пан Лина комплименты и готовить рыбу, а как обернуть свои ошибки в правильные поступки, Ню Айго сообразить не мог. К кому обратиться за советом, он тоже не знал. Глядя на рыдания Чжао Синьтин, он глупо спросил:

— Зачем ты все это вывалила на меня, чтобы я что-то сделал?

— У меня совсем нет сил, а ты — мужчина, убей их.

Через три дня Пан Лина от матери вернулась домой. Она похудела. Сев напротив Ню Айго, она сказала:

— Давай поговорим.

— О чем? — спросил Ню Айго.

— Ты все уже знаешь, давай разведемся.

Тут Ню Айго вспомнил, что ему говорил одноклассник Ли Кэчжи, которого он встретил на рыбном рынке Линьфэня. Пока измена Пан Лина не вскрылась, Ню Айго не хотел следовать советам Ли Кэчжи, но сейчас ему вдруг снова показалось, что Ли Кэчжи прав. Поэтому он твердо ответил:

— Нет.

Пан Лина такого явно не ожидала.

— Почему? — спросила она.

— Муж и жена — это одно целое, я за тебя отвечаю.

Пан Лина снова удивилась:

— Как это понимать?

— Раз уж Сяо Цзян заварил эту кашу, теперь должен определиться. Иди поговори с ним, пусть он сначала разведется и обещает на тебе жениться, тогда я дам тебе развод.

— Он не должен тебя волновать.

— Еще как должен. Пока мы не разведены, я остаюсь твоим мужем.

Тут уж и Пан Лина разразилась горестными рыданиями:

— Я только что была у него и тоже просила, чтобы он развелся, но он не может. — Она продолжала рыдать: — Я-то думала, что он мужик, мне было с ним так хорошо, кто же знал, что он окажется размазней? Какая-то бутылочка с ядом довела его до полусмерти… Похоже, я в нем ошибалась.

За все время их супружеской жизни это был первый откровенный разговор Пан Лина с Ню Айго. Ню Айго сказал:

— Не стоит его так недооценивать, будь настойчивей, приставай к нему каждый день.

Тут Пан Лина раскусила Ню Айго:

— Ты хочешь устроить схватку не на жизнь, а на смерть: либо рыба умрет, либо сеть порвется. — Она снова зарыдала: — Во всем виноват этот выродок Ма Сяочжу, это он испоганил всю мою жизнь!

Ма Сяочжу был первой любовью Пан Лина, которая случилась у нее до Ню Айго. Они вместе учились в средней школе старшей ступени, после чего Ма Сяочжу поехал в Пекин, поступил в университет и бросил Пан Лина. Ню Айго озадачил такой перескок Пан Лина на другую тему. Однако, как бы то ни было, он оставался при своем. Между тем Пан Лина продолжала:

— Ню Айго, умоляю тебя, дай мне развод. Мне ничего не надо, я все оставлю тебе.

— Не дам.

Тут Пан Лина перестала плакать:

— Я поняла твою тактику. — Озлобившись, она отчеканила: — Что ж, пожалуйста. Тебе не слабо, мне тоже. Пусть либо рыба умрет, либо сеть порвется.

— Ну, раз нам обоим не слабо, так вперед!

Пан Лина поднялась с места.

— Какой же ты жестокий, Ню Айго. Я столько с тобой прожила, но, оказывается, даже не знала тебя.

Она развернулась и вышла вон. Ню Айго засмеялся — за столько лет он впервые смеялся от всей души. Итак, Пан Лина снова ушла из дома. Ню Айго решил пока не развивать эту тему и, если ему выпадала подработка, продолжал развозить товар. Через три дня Ню Айго поехал в Чанчжи отвозить кур. Пока он ехал, то ни о чем, кроме доставки товара, не думал, но прибыв в Чанчжи, он вдруг вспомнил про измену Пан Лина и Сяо Цзяна, и в его душе тотчас проснулась обида. Едва ему попадалась вывеска какой-нибудь гостиницы, он начинал думать, что именно там останавливались Пан Лина и Сяо Цзян. Едва ему на глаза попадался какой-нибудь торговый центр, он представлял, что именно там они гуляли, держась за руки. Потом он стал перебирать подробности, о которых ему поведала Чжао Синьтин, и ему стало совсем горько. Ню Айго казалось, что весь Чанчжи словно насквозь пропитан грязью. Сначала у него была мысль выгрузить на рынке кур и заехать на местный пивзавод за партией пива, но теперь он оставил эту мысль и с рынка порожняком отправился обратно в Циньюань. В Циньюань он вернулся уже к вечеру. Оставив машину, Ню Айго, даже не поужинав, пошел на самую окраину города развеяться. Гуляя, он добрел до обломков городской стены и вдруг увидел вдали трех человек, которые тоже прогуливались у ее подножия. Сперва Ню Айго не обратил на них особого внимания, но когда они проходили под ним, то в этой троице он узнал Сяо Цзяна, хозяина «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“» на улице Сицзе, его жену Чжао Синьтин и их восьмилетнего сынишку Бэйбэя. Сяо Цзян и Чжао Синьтин шли по бокам от сына, держа его за руки, и смеялись. Сяо Цзян шел, пиная маленький камешек: пройдет два шага — пнет, и по новой, а камешек, подпрыгивая, вел их компанию вперед. Ню Айго даже остолбенел. Во-первых, он никак не ожидал, что жена Сяо Цзяна, Чжао Синьтин, так быстро оправится после отравления. Во-вторых, он и представить не мог, что через каких-то десять дней отношения между Сяо Цзяном и Чжао Синьтин станут настолько хорошими. Если бы их увидел кто-то совершенно посторонний, он никогда бы не подумал, что буквально десять дней назад в их семье случилось такое, от чего один чуть не отправился на тот свет. Ведь Чжао Синьтин даже разыскала Ню Айго и попросила его прикончить любовников. По-видимому, измена Сяо Цзяна их семье пошла на пользу. Ведь если бы не эта измена, Чжао Синьтин не приняла бы яд, а если бы она не приняла яд, то их семейная жизнь не изменилась бы столь резко в лучшую сторону. Теперь у них все было в полном порядке, в то время как на голову Ню Айго свалились все беды. По идее, расстраиваться от увиденного должна была Пан Лина, но Ню Айго увиденное взбесило не меньше. Он спустился вниз и направился к закусочной у южной окраины, чтобы залить тоску. Несколько рюмок на пустой желудок сделали свое дело, и он опьянел. Опьянев, Ню Айго впал в еще более удрученное состояние, и чем хуже ему было, тем больше он пил. Он просидел за бутылкой до полуночи, и теперь его грусть-тоска уже была связана не только с Пан Лина. Все плохое, что накопилось в его жизни за тридцать пять лет, словно могучее войско, восстало в его памяти. Ему вдруг захотелось найти кого-нибудь, чтобы выплакаться. Больше всего он хотел, чтобы сейчас рядом с ним оказался Ли Кэчжи с Линьфэньского рыбного рынка. Но Линьфэнь находился от Циньюаня больше чем в двухстах ли, раньше завтрашнего дня туда было не добраться. Он был бы не прочь поговорить и с боевым товарищем Ду Цинхаем из уезда Пиншань провинции Хэбэй. Но уезд Пиншань провинции Хэбэй находился от уезда Циньюань провинции Шаньси больше чем в тысяче ли. Чтобы добраться туда, требовалось три дня. Не в силах найти кому выплакаться, он вышел из ресторана и неловкой походкой направился на улицу Дунцзе в мясную лавку к своему однокласснику Фэн Вэньсю. Прежде, когда Ню Айго хотелось выговориться, он избегал встреч с Фэн Вэньсю, потому как тот любил выпить и, приняв лишнего, превращался в совершенно другого человека. Но сейчас Ню Айго и сам был пьян, а потому такие вещи его уже не волновали. От южной окраины до мясной лавки Фэн Вэньсю на улице Дунцзе было больше двух ли. Решив идти пешком, Ню Айго потратил на дорогу час с лишним. Когда он наконец добрался до его лавки, было уже далеко за полночь, на небе давно показались три звезды. Ню Айго заколотил в дверь:

— Фэн Вэньсю, открой.

Дома у Фэн Вэньсю все уже давно спали, поэтому никто не откликался. Ню Айго снова хлопнул по двери; внутри наконец зажгли свет.

— Кто там? — спросил Фэн Вэньсю.

— Это я, по делу.

Фэн Вэньсю узнал Ню Айго, но дверь не открыл, лишь спросил:

— А до завтра дело никак не отложить?

— Никак. Я сдохну, если отложу до завтра.

С этими словами он плюхнулся на порог лавки и зарыдал в голос. Фэн Вэньсю тотчас поднялся с кровати и открыл дверь. Взяв друга под руку, он провел его внутрь и налил ему чаю. Раньше Ню Айго напрягало нетрезвое состояние Фэн Вэньсю, но на этот раз тот был трезв как стеклышко, а он, наоборот, пьян. Ню Айго выплеснул на Фэн Вэньсю все, что переполняло тоской его сердце. Язык его несколько заплетался, разговор путался, Ню Айго перескакивал с одного на другое, но Фэн Вэньсю все равно сидел и сочувственно кивал головой:

— Несколько дней тому назад я про это слышал, но, понимая твое состояние, не решился тебя навестить. — Тут же он вздохнул: — И как ты собрался все это улаживать?

Ню Айго вытаращил на него глаза и ударил себя в грудь:

— Буду убивать… Сначала я об этом не думал, но, увидав сегодня, как счастлива семья Сяо Цзяна, я решил, что стоит это сделать. — Тут же он спросил Фэн Вэньсю: — Что скажешь, стоит или нет?

Фэн Вэньсю потер подбородок:

— Что стоит, то стоит. Этот Сяо Цзян нанес тебе сильное оскорбление.

Ню Айго замотал головой:

— Сяо Цзяна я трогать не буду.

— А кого ты собрался убивать?

— Для него это будет слишком просто. Вместо Сяо Цзяна я убью его сына, чтобы потом он всю жизнь не находил себе покоя.

Фэн Вэньсю очень удивился. Он не ожидал, что Ню Айго додумается до такой мести, разумеется, это было жестоко, но его к этому вынудили. Между тем Ню Айго продолжал:

— Я убью их сына, чтобы мучился даже не столько Сяо Цзян.

— А кто же еще?

— Чжао Синьтин. Несколько дней назад она сама просила меня убить Сяо Цзяна, а теперь она вдруг с ним помирилась, какая шустрая.

Фэн Вэньсю снова понимающе кивнул. Тут Ню Айго заорал:

— А еще я убью Пан Лина, за все эти годы она истерзала мое сердце еще хлеще, чем Сяо Цзян и Чжао Синьтин! Ведь это не единственная ее выходка.

Фэн Вэньсю снова кивнул и поинтересовался:

— Ну убьешь ты их, а что потом?

— Уйду на тот свет вместе с ними.

Фэн Вэньсю, который, в отличие от Ню Айго, все-таки был трезв, спросил:

— Ты, значит, помрешь вместе с ними, а что будет с вашей дочерью? Что будет делать без папы и мамы Байхуэй?

Ню Айго обхватил голову руками и заплакал:

— Вот это меня и тревожит.

Но это были всего лишь пьяные бредни. На следующий день, протрезвев, Ню Айго никого убивать не стал. Вместо этого рядом с домом, снятом на южной окраине города, он решил пристроить небольшую кухню. Отдельная кухня понадобилась ему не только потому, что раньше из-за нехватки места он готовил в коридоре. На новой кухне он планировал поставить для себя кровать, чтобы освободить большую комнату. Он задумал перевезти сюда свою мать Цао Цинъэ и дочку Байхуэй, чтобы жить втроем. Разводиться с Пан Лина он не собирался, решил жить, как если бы она умерла, а сама Пан Лина пусть выкручивается как хочет. Ну а с семейством фотографа Сяо Цзяна, хозяина «Фотогорода „Восточноазиатская свадьба“» на улице Сицзе, он решил разобраться при случае.

Однако едва он приступил к строительству, как случилась одна неприятность. Пригласив к себе в помощь несколько плотников и каменщиков, Ню Айго задумал их накормить, а потому отправился в мясную лавку Фэн Вэньсю на улице Дунцзе и купил там десять цзиней мяса. Поскольку на душе у Ню Айго творилось черт знает что, он забыл расплатиться и, взяв товар, прямиком направился к себе домой на южную окраину. Ню Айго обслуживал сам Фэн Вэньсю, а вечером его жена Лао Ма пришла за деньгами. Только тогда Ню Айго вспомнил, что утром, когда покупал мясо, забыл расплатиться, и тут же отдал деньги. Но когда Лао Ма ушла, Ню Айго стало как-то не по себе. Ведь он забыл расплатиться не специально. Ладно, если бы они были чужими людьми, но к чему было приходить за деньгами в тот же вечер к человеку, с которым ты то и дело делишься самым сокровенным? Ню Айго не знал, что Лао Ma пришла к нему за деньгами не по указке Фэн Вэньсю, а сама, да еще и за спиной мужа. Ню Айго, который работал дальнобойщиком, не один раз бесплатно доставлял для Фэн Вэньсю и живых и разделанных свиней. Почему же, когда мясо понадобилось самому Ню Айго, Фэн Вэньсю оказался столь мелочен? Случись такое в обычное время, Ню Айго не обратил бы на это внимания, но поскольку сейчас Ню Айго переживал не лучшие времена, это его возмутило. Неужели никак нельзя было отложить вопрос с деньгами за десять цзиней мяса, когда твой друг попал в переделку? Всего несколько дней назад Ню Айго приходил к Фэн Вэньсю поделиться наболевшим, и вдруг Фэн Вэньсю от него отвернулся. Ню Айго свалил на голову Фэн Вэньсю то, к чему тот вообще не имел отношения. Вечером, собравшись за ужином с нанятыми плотниками и каменщиками, Ню Айго выпил и поделился с ними своей обидой. Если раньше Ню Айго словоохотливостью не отличался, то после инцидента с Пан Лина он вообще ничего не мог держать в себе. Приглашенные плотники и каменщики как один согласились, что Фэн Вэньсю поступил некрасиво. Поговорить-то они поговорили, но в их компании оказался каменщик Лао Сяо, который был в прекрасных отношениях с хозяином мясной лавки Фэн Вэньсю. В тот же вечер после работы Лао Сяо направился в мясную лавку на улице Дунцзе и во всех подробностях передал Фэн Вэньсю состоявшийся разговор. Фэн Вэньсю не знал, что Лао Ма ходила за деньгами к Ню Айго, и если бы он про это узнал сам, то наверняка бы ее отругал. Однако сейчас, когда эту новость ему, со слов Ню Айго, передал Лао Сяо, Фэн Вэньсю рассердился на Ню Айго. Даже если они и были друзьями, это отнюдь не означало, что его мясо можно было есть задарма. Ведь это торговля, а не богадельня. Его возмутило то, что десять цзиней мяса Ню Айго ни за что не считал. Будь эти слова сказаны при Фэн Вэньсю, он бы к ним и не придрался, но поскольку все это говорилось за его спиной, это его разозлило. Фэн Вэньсю тоже решил выпить с Лао Сяо. После нескольких рюмок он опьянел. В отличие от Ню Айго, Фэн Вэньсю в нетрезвом состоянии резко менялся и превращался в совершенно другого человека. В такие минуты он становился взрывоопасен, и ему было просто необходимо выплеснуть гнев наружу. Десять цзиней свинины довели его до того, что он разбил бутылку и заорал:

— Вот уж не думал, что человек, с которым я дружил больше двадцати лет, продаст нашу дружбу за десять цзиней мяса!

Вообще-то, такие слова стоило сказать Ню Айго, но Фэн Вэньсю его опередил. После этого Фэн Вэньсю оставил свинину в покое и перескочил на другую тему:

— Вот переспали с его женой, и поделом… С его женой переспали, а он, растяпа, даже ответить на это не может. И разве это сейчас произошло? Все вокруг знают, что он уже лет восемь как рога носит. — Не в силах остановиться, он поносил его дальше: — Только с виду порядочный, а внутри одна желчь. — Тут же он доверительно сообщил Лао Сяо: — Буквально три дня назад говорил мне, что хочет убить Сяо Цзяна… И ладно бы Сяо Цзяна, так потом лично сказал, что вместо Сяо Цзяна хочет убить его сына, чтобы Сяо Цзян всю жизнь мучился… То, что сам он не в силах обуздать свою жену, так это не в счет. Зато других убить — пожалуйста.

Фэн Вэньсю сплюнул на пол:

— И кто он после этого? Самый настоящий убийца.

Выговорившись, Фэн Вэньсю уснул. На следующее утро он снова заступил на работу. Он толком и не помнил, про что говорил вчера, лишь знал, что его чем-то разозлил Ню Айго. Между тем у каменщика Лао Сяо оказался на удивление длинный язык. Уже на следующий день он все слова Фэн Вэньсю передал Ню Айго, рассказав о том, что все вокруг знают, что он замышляет убийство и хочет убить сына Сяо Цзяна, а заодно и Пан Лина. Пьяные бредни Фэн Вэньсю со слов другого человека звучали вполне трезво. Мысли Ню Айго, которыми тот делился с Фэн Вэньсю, на самом деле тоже были пьяными бреднями, но со слов другого человека и они звучали вполне трезво. Едва до ушей Ню Айго долетела эта новость, у него тотчас зачесались руки по-настоящему схватиться за нож. Только теперь вместо сына Сяо Цзяна и Пан Лина ему хотелось расправиться с самим Фэн Вэньсю. Поделившись с ним самым сокровенным, Ню Айго никак не ожидал, что после ссоры с другом его собственные слова превратятся в оружие и обернутся против него самого. Ведь говорил он все это? Говорил. А думал ли он так, как говорил? Думал. Но все-таки он думал по-другому, да только как это теперь объяснить, если поменялось и время, и место, и собеседник? Что бы там ни говорилось, а Ню Айго еще никого не убил, однако ненависть в нем клокотала сильнее, чем в убийце. И это отравляло все его существование. Тогда Ню Айго взял нож и вышел из дома, но, пройдя буквально несколько шагов, он плюхнулся на землю. Ну неужели из-за каких-то десяти цзиней свинины он готов убить человека? Ведь от этого ему станет еще более горько и невыносимо. Когда Ню Айго начинал строить кухню, у него была мысль перевезти в город свою мать Цао Цинъэ и дочку Байхуэй. Однако, закончив кухню, Ню Айго вдруг передумал. Кухня оставалась пустовать. По ночам он мучился бессонницей, а днем, когда он разъезжал на своем грузовике, в его голову лезли всякие дурацкие мысли. Он весь оброс, но у него не было желания побриться. Как-то раз он повез в Сянъюань кунжут. От Циньюаня до Сянъюаня больше ста ли. Когда Ню Айго доставил кунжут на зернохранилище в Сянъюане, был уже полдень, потом он заехал на склад соленых овощей и, загрузив машину, отправился обратно в Циньюань. Пока грузовик Ню Айго спускался по горному серпантину, в голову Ню Айго снова начали лезть дурацкие мысли, про обед он забыл. Когда уже стемнело и вдали стали различимы огни Циньюаня, он вдруг задремал, и его фура врезалась в придорожное дерево. Очнувшись, Ню Айго сообразил, что из-за сильного удара до крови разбил себе голову. Выпрыгнув из кабины, он заметил на передней части машины большую вмятину, откуда-то изнутри проливалась жидкость. Вся тара, которую он перевозил, побилась, и теперь щели кузова сочились рассолом от соленых овощей. Весь в крови, обросший как черт, Ню Айго взирал вниз с горы на сверкающий огнями Циньюань. Внезапно у него возник порыв покинуть этот город, пока он и правда кого-нибудь не убил.