Глава 6. Призраки улыбаются
Нужно было пользоваться редким моментом, когда этот чертов дождь наконец прекратился. Скоро он снова пойдет, это видно по тяжелым серым облакам в небе, и нарастающая влажность воздуха тоже предупреждает, что стихия вот-вот разыграется вновь.
В дождь там будет только хуже. Лучше действовать сейчас. О том, чтобы подождать день или больше, Кадыченко и не думал. Он не сомневался в том, что на шаг опередил своих конкурентов, упустить такую фору было бы непростительно.
– Вы уверены, что нам нужно именно туда? – спросил Гань, с сомнением глядя на череду мокрых деревьев перед ними.
– Я уверен!
– Вы нашли какие-то следы?
– Да, и я знаю, что нам нужно туда!
Все это было ложью, разумеется, но иначе Кадыченко рисковал не удержать своего провожатого. Гань был просто подарком судьбы для него: тихий, скромный, интеллигентный, он мог сомневаться в чем-то, но никогда не возражал. Как будто он вообще не знал слова «нет»! Кадыченко с удовольствием пользовался его вежливостью и от угрызений совести не страдал. Если этот парень такой лох, что позволяет собой манипулировать, кто ж тут виноват? Только он сам.
К этому моменту Кадыченко понял, что, барахтаясь в болоте улик и предположений, он далеко не продвинется. Его соперники тоже что-то нашли, у них появились зацепки. Он не мог позволить себе двигаться на той же скорости, что и они.
Поэтому от последствий смерти Инны он перешел к причине. Зачем сюда прибыла эта девка? Подготовить нечто вроде полосы препятствий на пути к сокровищам. Но при этом сама она была далеко не солдафоном, да и игры готовила для толстосумов без особой физической подготовки. Так что, выбирая локацию, – Кадыченко нравилось рассуждать профессиональными терминами, – она бы учитывала возможности обычного человека, а не героя боевиков.
Иными словами, она бы выбирала те участки леса, холмов и пещер, что попроще. Кадыченко внимательно изучил карту и составил примерный маршрут. За основу он брал то, какие места и дорожки он предпочел бы сам, чтобы добраться до пещер.
Дорог как таковых, кстати, тут не было. Местные в лес не ходили или делали это редко. Поэтому двигаться Кадыченко и его спутнику приходилось там, где земля ровнее, а растений меньше.
– Вы уверены, что хотите сделать это? – с тревогой поинтересовался Гань. – Вы хорошо себя чувствуете?
– Нормально все!
Проклятое время! Если бы оно не поджимало, Кадыченко ни за что не пошел бы сюда сегодня, отсиделся бы в отеле. Потому что чувствовал он себя не так хорошо, как пытался убедить своего проводника.
Погода давила на него, это раз. Воздух не был жарким, но из-за повышенной влажности кожу почти всегда покрывала испарина. А налетал ветер – и становилось холодно, «американские горки» температуры изматывали.
Все эти леса и холмы на карте смотрелись значительно меньше, это два. Кадыченко в жизни столько не ходил, его и перемещение по городу утомляло, а тут приходилось через лес пробираться. Воздух и расстояние, которое он толком и не знал, стали адским сочетанием, прямиком из его худших кошмаров.
Велик был соблазн просто послать туда Ганя, чтобы разузнал все, однако Кадыченко был не готов к этому. Он не настолько доверял китайцу. Не хватало еще, чтобы этот огрызок нашел и украл ожерелье! Поэтому Кадыченко ограничился тем, что переложил на своего спутника весь багаж, а сам шел налегке. Кто молодой, тот пусть тяжести и носит!
Очень скоро ноги и спина безжалостно болели, в груди покалывало. Однако даже при этих страданиях они продвигались совсем не с той скоростью, с какой хотелось бы Кадыченко. Он боялся, что вот-вот пойдет дождь, тогда тяжелая мокрая одежда и холод его доконают. А главное, нигде не было никаких следов присутствия Инны или других людей, и непонятно, стоило ли вообще тащиться в такую даль.
Он был в шаге от того, чтобы на все махнуть рукой и отправиться домой, когда услышал шум воды. От Ганя этот звук тоже не укрылся.
– Мы приближаемся к реке.
– Так и нужно, – авторитетно заявил Кадыченко.
– Нам нужна была река? Что же вы раньше не сказали, я показал бы более удобный путь.
– Нам не нужен более удобный путь, нам нужен тот, которым могла пойти Инна.
Этой версии Кадыченко придерживался из чистого упрямства, просто потому, что исправить ничего нельзя. Он чувствовал себя настолько плохо, что не отказался бы от дороги попроще.
Двигаться вдоль реки было удобно, если не приближаться вплотную к берегам. Там начинался откос, и растения стелились очень густо. На быстрое течение Кадыченко и вовсе не смотрел, голова кружиться начинала. Зато если оставаться ближе к лесу, можно было идти спокойно.
– Если у вас есть карта, я могу посмотреть, – предложил Гань. – Я неплохо знаю эти места.
– Не надо, иди давай!
Кадыченко понятия не имел, хватит ли ему сил добраться до города, он смертельно устал. Он двигался вперед просто потому, что поворачивать ни с чем было унизительно. А с неба, словно стараясь поддразнить его, сорвались первые тяжелые капли дождя.
Обстановка становилась совсем уж невыносимой, когда Гань указал вперед:
– Посмотрите туда! Вы не это ищете?
Перед ними наконец-то появились признаки цивилизации! Яркие неоновые цвета настолько резко выделялись на фоне зелени, что не заметить их было невозможно. Кадыченко даже сделал бы это первым, если бы у него остались силы держать голову прямо.
Но эта находка придала ему энергии. Он зашагал быстрее, игнорируя боль в ногах и стараясь не думать о том количестве мозолей, которое в итоге получит.
Яркие пятна на поверку оказались палаточным лагерем, причем заброшенным. Три палатки были установлены на берегу реки, у самого склона. Их закрепили хорошо, так, чтобы ветер и дожди не могли навредить им. Здесь же находилось черное пятно, указывавшее на костер.
Людей поблизости не было, как и личных вещей. Заглянув внутрь, Кадыченко обнаружил спальные мешки, лампы, фонари, и почти все это – новое, в упаковках еще.
– Это точно принадлежит вашей знакомой? – засомневался Гань. – Может, сюда приехал кто-то еще?
– Точно! Присмотрись внимательнее, это те вещи, копии которых мы видели в магазине.
– Но если это ее вещи, зачем она оставила их здесь?
– Не ее личные, – пояснил Кадыченко. – Зачем ей эта ерунда? Так она готовилась к играм. Думаю, тут был бы важный перевалочный пункт. Первый этап задания – доберитесь до палаток, второй – идите в пещеры. Здесь можно было бы оставить вещи и переодеться.
– Разумно…
– Не слишком. Она сильно рисковала, оставляя это здесь!
– Не рисковала почти, – возразил китаец. – Это летом – да, риск. Но зимой сюда никто не ходит, дороги для машин далеко. А насчет гор вы правы, они как раз близко, и там, дальше, вход в пещеру.
Это можно было считать успехом, хотя и не слишком большим. Кадыченко убедился, что разобрался в поведении Инны. Но какой ценой ему это далось! Он часто дышал, чувствовал, как кровь прилила к лицу, и даже дождь не избавлял его от липкой пленки пота.
– Тут нам нужно будет передохнуть…
– Да, обязательно, – кивнул Гань. – У вас кожа красная, это плохо. Что у вас болит?
– Ничего.
У него болела голова, мышцы, щемило сердце. Но он не собирался признаваться в этом китайчонку!
– Я постелю для вас спальный мешок, полежите немного.
– Стели, я сейчас прогуляюсь и вернусь.
Ему нужно было убедиться, что ожерелье не спрятано здесь. А вдруг – кто ее поймет, девку эту! Но «Сердце Мидаса» она бы не оставила на виду, как эти палатки, его она бы спрятала.
Не обращая внимания на дождь, Кадыченко прошелся вдоль лагеря. От холода сейчас даже становилось легче, хоть и не сильно. Не нужно было так далеко ходить… Или, может, нужно было приучать себя ходить раньше? Но он и не думал, что собственное сердце способно так его подставить! Внезапно все ворчание врачей о лишнем весе перестало казаться таким уж нелепым.
Под конец Кадыченко подошел к самому берегу. Чуть ниже шумно спешила куда-то, пенясь, река – от частых дождей она поднялась, это было видно по кустарнику, скрывшемуся в волнах. Вообще, красивое это место, но только если сюда не приходится несколько часов идти по вязкой земле, в которой утопают ноги.
Он начал разворачиваться, чтобы вернуться в лагерь, – и это движение неожиданно стало роковым. Его вес, дожди и набравшая силу река сделали свое дело, и землистый склон просто осыпался у него под ногами. Кадыченко не был ни достаточно ловок, ни достаточно быстр, чтобы ухватиться за ветви деревьев, он камнем полетел вниз, в пенистую воду.
Течение ударило его, словно град, а волны оказались ледяными. От этого боль в груди сдавила с такой силой, что мешала дышать, и река поволокла его на дно. А он ведь хорошо плавал когда-то! Но когда это было? Когда он был на двадцать лет младше и на сорок килограммов легче. Вынырнуть Кадыченко удалось только через минуту, и то далеко от того места, где он упал.
– Гань! – из последних сил крикнул он. – Помоги!
Потом снова захлебнулся, и сил на новый крик уже не было. Но это и не понадобилось: китайчонок выскочил из палатки, растерянно оглянулся, пытаясь найти его. Наконец Гань заметил его, кинулся в ту сторону, захватив один из мотков веревки, подготовленных Инной.
Подойти к воде он не мог, берег это не позволял. Прыгать тоже не решался: он рисковал разбиться о камни. Ему только и оставалось, что швырять веревку на глубину.
А у Кадыченко просто не было сил ее поймать. Руки онемели в этом холоде, он совсем не чувствовал свои пальцы. Интервалы между глотками воздуха становились все продолжительнее, его силы стремительно угасали, он уходил под воду, словно кто-то там, в глубине, схватил его за ноги и тянет к себе…
Это было иронично: умереть вот так, ни за что, когда спасение в лице перепуганного Ганя совсем близко. Могло быть иронично. Кадыченко не сомневался, что не умрет. Не верил, что может умереть вот так! Гань должен его спасти. Это так просто. А то, что в груди словно огонь пылает, все тело немеет, а в глазах становится темно… это скоро пройдет, все закончится, как только он выберется на берег.
Однако, когда мутные воды в очередной раз сомкнулись у него над головой, он вдруг отчетливо понял, что у него больше нет сил ни на одно движение. Вместо него наверх, к оставшемуся бесконечно далеко серому небу, полетели последние пузыри воздуха.
++++++
Ланфен не чувствовала себя обманутой, не было даже тени гнева. Ведь, подписываясь на проект, она принимала возможность того, что что-то может пойти не так. Поэтому теперь, когда начались сложности, она приняла это с должным смирением.
Она уже знала, что на предыдущих этапах проекта кто-то из участников погиб. На первом этапе обошлось, на втором – сразу двое. От полиции эти смерти не скрывались, а вот от зрителей – очень даже. В реалити-шоу трупы вообще не показали, а одну участницу вырезали из эфира полностью по настоянию ее вдовца. Тем не менее над проектом уже работали такие люди, что самим организаторам сложностей удавалось избежать. Не они ведь убили тех людей, и преступников они не покрывали, так что перед законом они остались чисты.
По сравнению с теми событиями здесь все обстояло проще. Не менее трагично, просто без криминала.
Официально Всеволод Кадыченко не считался погибшим, его объявили пропавшим без вести. Но вряд ли тот молодой человек ошибся.
Гань Ийнгджи познакомился с Кадыченко в магазине, это подтвердили и продавцы, и записи видеокамер. Он сопровождал «русского туриста» там, в лесу, пытался спасти, но не смог. Здешняя река опасна, у нее двойное течение: то, что видимое, уже сильно, а приближенное ко дну еще сильнее. Кадыченко, который и без того чувствовал себя плохо в тот день, не справился, не смог выплыть.
Тут вообще только два варианта: либо он сам погиб, либо его убил Ийнгджи. Но зачем это парню? Его в полиции уже проверили, никакого криминала за ним не числилось. Красть у Кадыченко нечего, да и потом, если бы это было убийство, у Ганя не было ни единой причины сообщать об этом полиции.
А он прибежал в участок, перепуганный, запыхавшийся… Так поступил бы любой нормальный человек, которому нечего скрывать.
Кадыченко потом искали местные спасатели, но не нашли. А Ланфен пришлось объяснять им, что это за лагерь такой разбит у реки и какое отношение к нему имеют русские, поселившиеся в отеле.
– Ты только не позволяй этому подкосить тебя, – успокаивал ее потом Тронов. – С родственниками Кадыченко я сам переговорю. Мне важно, чтобы ты продолжила работу по плану, в этом отношении ничего не изменилось. Ты прекрасно справляешься, и я благодарен тебе за помощь.
– Да не нервничай ты так, Леша. Я буду в этом проекте до конца этапа.
Он боялся ее ухода, потому что понимал: равноценную замену он не найдет. Но для Ланфен все сомнения были допустимы до согласия на проект. Если уж дала слово – держи до конца, никаких тебе оправданий.
Она сообщила другим участникам проекта о том, что случилось с Кадыченко, сразу после того, как вернулась из участка. По этому поводу она даже не советовалась с Троновым, просто поставила его перед фактом. Скрывать от людей такие вещи она не собиралась.
Как и следовало ожидать, самый большой скандал устроила Сандра.
– То есть за нашу безопасность никто никакой ответственности не несет? – причитала она, наматывая круги по холлу гостиницы. – Это просто чудовищно, я немедленно звоню папе! Я уезжаю отсюда прямо сейчас!
– Это ваше право, – пожала плечами Ланфен.
– Это будет очень большой удар для реалити-шоу! На какие рейтинги вы надеетесь после этого?
– Лично мне на рейтинги вообще плевать. Это вы можете обсудить со своим отцом, который вложил в этот проект деньги.
– Вы раскрыли мое инкогнито!
Где она слов-то таких набралась?
– Александра, ни о каком инкогнито тут и речи не шло.
Как и следовало ожидать, Сандра никуда не уехала, перебесилась и на следующий день забыла о своих требованиях. Остальные восприняли информацию спокойнее, однако приняли ее близко к сердцу. Появилась общая атмосфера настороженности, которая Ланфен не нравилась. Она перестала видеть всю картину, не могла сказать, кто из участников чем занимается, и ее это нервировало.
Тогда Ланфен решила просто отстраниться от происходящего, как и полагается ассистенту. Она избегала контактов с участниками, не пыталась понять, что они делают, но и не скрывалась от них.
Развлечений у нее было не так много. После заката здесь частенько становилось по-зимнему холодно, и гулять по темным улицам совсем не хотелось. Тогда Ланфен устраивалась в большом холле на втором этаже, где была оборудована компактная зона отдыха. Там стоял телевизор, правда, неработающий, комнатные цветы, книги и газеты на китайском, да еще – столик с шахматами. Он был единственным развлечением, которое Ланфен считала интересным.
Отсутствие соперника ее совершенно не смущало. Ей и прежде доводилось играть в одиночку, и так было интереснее. Среди ее знакомых было мало тех, кто мог играть с ней на равных.
– Не возражаете, если присоединюсь?
Она заметила Белых издалека – человека с его параметрами сложно упустить. Но Ланфен до последнего момента не обращала на него внимания, надеялась, что он поймет намек и оставит ее в покое. Однако он был или недостаточно умен, или слишком нагл.
– Запретить вам это я не могу, мы в зоне общего пользования, – сдержанно улыбнулась Ланфен.
– Партию?
– Охотно.
Она сильно сомневалась, что фермер сделает эту игру интересной. Но начать партию одна Ланфен не успела, фигуры стояли на своих местах, и отказ Белых был бы почти хамством.
– Насчет Кадыченко спрашивать будете, я угадала? – вздохнула она.
– Не вижу смысла. Он не та фигура, которую стали бы убивать, если только он случайно не наткнулся на что-то очень важное. Но даже если так, вам бы он об этом рассказать не успел, не стал бы. Он интересовался деньгами, а это подразумевает скрытность.
– Ведете досье на соперников?
– Просто отличаюсь наблюдательностью. Ваш ход.
Он играл неплохо, но интриговало даже не это, а то, что он абсолютно не думал над ходами. Это Ланфен могла взять паузу, составляя стратегию. Стоило ей передвинуть фигуру, как Белых делал ответный ход, причем поразительно грамотный.
– Что касается внимательности, вы не солгали. – Новая улыбка со стороны Ланфен была уже искренней.
– Я вообще считаю, что ложь – это ресурс, который должен использоваться при крайней необходимости. Я не знаю, насколько вам нужна общая картина происходящего, но ее, думаю, вы можете узнать у Тимура. Если вы заметили, он практически никогда не сидит в отеле, у него есть мгновенный доступ ко всем записям. Он ответит на ваши вопросы.
Тимура она как раз не видела давно, но только сейчас это заметила. Ланфен вообще о нем забыла, настолько неважным он ей казался. Да и теперь она не считала нужным выспрашивать его о чем-то, пусть делает свое дело.
– Вы так и не сказали, для чего подошли ко мне.
– Шахматы – одна из древнейших игр человечества, которая сегодня, к сожалению, постепенно забывается. Редко когда удается найти человека, с которым можно сыграть. Это само по себе повод для общения.
– Ну, я-то вас не порадовала! – рассмеялась Ланфен.
Она проигрывала ему быстро и очевидно. Такого еще не случалось! Она не была международным гроссмейстером, однако если и проигрывала, то с боем. А тут создавалось впечатление, что взрослый играет с ребенком, едва знакомым с правилами и фигурами.
Это не злило Ланфен, скорее, удивляло и забавляло. Если бы такие мелочи могли вывести ее из себя, хорошим она была бы психологом!
– Напротив, порадовали, – возразил Белых. – Не позвольте тому, что я делаю ходы быстро, смутить вас. Это… особенность мышления такая. Обычно мои соперники даже не заставляют меня думать, я знаю все их ходы наперед. А ваши не знаю, и этим вы меня интригуете. Я не отнимаю ваше время?
– Нисколько. Похоже, я проиграла. Еще партию?
– Сочту за честь.
Ланфен читала его досье, но там была только поверхностная информация. Белых был тихим, скрытным, как ей показалось, немного инертным. Он не относился к участникам, вызвавшим ее основной интерес. Теперь же, когда она слушала его речь, наблюдала за движениями, ей становилось любопытно.
– Кто научил вас так хорошо играть?
– Этот вопрос нужно разделить на две части, – отозвался Белых. – Играть научил друг моего отца. Но он играл отвратительно. Он объяснил мне правила игры, не более. Дальше я уже сам разбирался. Это очень любопытно.
– Нечасто встретишь человека вашей профессии, который так мастерски играет.
– Все верно – поэтому у меня мало достойных соперников. Но это нормально, я привык к одиночеству, оно – мой старый друг.
Выяснилось, что растил Белых один отец. Свою мать он никогда не знал, почему – он не упомянул, а Ланфен было неудобно спрашивать. Других детей в семье не было, и двое одиночек путешествовали по стране.
Отец Максима был консультантом, работал от заказа к заказу. Это обеспечивало его сына интересным кругом общения – среди взрослых. А вот со сверстниками сложилась прямо противоположная ситуация: он часто менял школы, не успевал ни с кем подружиться. Это заставило его повзрослеть раньше срока и породило определенную замкнутость, оставшуюся на всю жизнь.
– У нас с отцом были непростые отношения, – признал Белых, убирая с доски коня. – Он жил только своей работой, а я это не одобрял. Чем старше я становился, тем больше мы ссорились. Но я был к нему привязан, потому что другой семьи не знал. Тем не менее, когда он умер, я ни о чем не жалел. Должно быть, теперь я вам точно чудовищем каким-то кажусь.
– Нисколько, – покачала головой Ланфен. – Я вообще не люблю вешать на людей ярлыки. Любовь – очень сложная и тонкая материя, ее нельзя переводить в обязанность или норму.
– Может быть, я в этом так хорошо не разбираюсь. Я только в одиночестве разбираюсь. Не то чтоб я к нему стремился, оно меня само нашло. Жена, дети – все как-то само собой осталось в стороне. Не мое это.
– Не преждевременно ли вы делаете выводы? – удивилась Ланфен. – Лет вам немного еще…
– Тут не в годах дело. Просто иногда бывает интуитивное ощущение: нет, такой мир не для меня. Вам это сложно понять, вы замужем. Уверен, счастливы в браке.
Он кивнул на кольцо, поблескивавшее на ее безымянном пальце. Ланфен лишь вздохнула.
– Я вдова.
– Значит, вы были счастливы. Потому что жена, не любившая своего мужа, сняла бы кольцо сразу после его смерти. А вы его даже на другую руку не надели – как женщина, до сих пор преданная своему мужчине.
Это была тема, которую Ланфен не обсуждала никогда, даже не упоминала при посторонних. Слишком личное это, а с незнакомцами лучше говорить о погоде, чае и Достоевском.
Но с Белых беседа шла как-то легко, естественно. Так бывает, когда попадаешь с человеком на одну волну. В целом Ланфен был сторонницей теории о том, что в таком возрасте внешность уже выдает личность. Но в случае Максима это не работало: его образ был проще и грубее, чем душа.
– Может, это смешно, но я верю, что так нужно. – Она приподняла руку, задумчиво посмотрела на кольцо.
– Смешно? Нет, достойно восхищения. Это тяжелая миссия – то, что вы делаете. Вокруг вас много возможностей, вы молоды, красивы, но ваша память и благодарность за прошлое в вас сильнее, чем тяга к обеспечению собственного будущего.
– Это и тот факт, что после лучшего ты не соглашаешься на просто хорошее, – кивнула Ланфен. – Мой муж был великим мужчиной. Я бы оскорбила его память, если бы приняла кого-то похуже.
– Согласен. Но, возможно, однажды вы сделаете своему мужу подарок.
– Какой же?
– Позволите себе полюбить снова, – пояснил Белых. – Это будет подвиг ради него, не иначе. Потому что те, кто уходит, думаю, желают своим любимым быть счастливыми, получить от жизни все, прежде чем покинуть этот мир. Когда живые счастливы, призраки улыбаются.
Ланфен почувствовала, как по коже побежали мурашки. Она и сама не знала почему: вроде он ничего особенного не сказал, но задел какую-то струну в душе, которая была натянута слишком туго.
Внешне она никак не выдала своего волнения.
– Интересная теория.
– Я не говорю, что прав, и не люблю обсуждать все, что касается жизни и смерти. Но в это я верю.
– А я уважаю чужую веру, – признала Ланфен. – Если честно, я даже надеюсь, что вы правы.
– Вы это проверите, когда почувствуете внутреннюю готовность к такой жертве ради своего мужа. Поймете, что, если снова откроете для себя эту сферу жизни, он не будет обижен. Он будет горд, что оставил вас сильной.
Ланфен задумчиво постучала ногтями по фигурке короля, потом сделала ход ферзем.
– Возможно, Максим, возможно. Шах и мат. Спасибо за игру.
++++++
Все началось с этой проклятой русской. А в отель приехали другие русские. Возможно, с их помощью удастся замкнуть круг и остаться в живых.
Бэй и в страшном сне не мог представить, что желание заработать приведет к такому результату. Ситуация там была странная, но некритичная! Эта длинная девица сразу показалась какой-то сумасшедшей, и ее наглость раздражала. Где это видано, чтобы женщина так на мужчин смотрела! Но ничего сверхъестественного она не требовала, платила вовремя, поэтому Бэй остался в команде.
То задание кончилось! По крайней мере, должно было кончиться. Потом Бэю доложили, что девка умерла – персонал отеля не собирался хранить это в тайне. Утопилась в ванной, кажется. Бэй тогда тихо радовался, что это произошло после того, как она все услуги оплатила, а не до.
Он не ждал беды, причин не было. Пока не позвонил Канг, другой рабочий из той же группы. Он был напуган. Сказал, что какие-то люди преследовали его на рынке, да только догнать не смогли. А Зихао, который и свел их с этой русской, не снимает трубку. Канг хотел встретиться, а потом связь оборвалась, и номер стал недоступен.
Но и тогда не было настоящего страха. Казалось, что все это то ли совпадение, то ли розыгрыш. Для того чтобы произошла беда, должно быть хоть какое-то нарушение с его стороны, а Бэй вел себя честно.
Очень скоро он узнал, что этого недостаточно. Он приехал навестить родителей, но вместо обычного приветствия услышал тишину. Не подозревая ничего неладного, он прошел в дом и оторопел. Потому что стена, недавно белая, была испачкана кровью.
Ее покрывали не простые линии. Кто-то вывел иероглифы, указывавшие адрес, Бэю нужно было явиться туда. Возле стены в алой луже лежала отрубленная рука его отца как напоминание о том, что будет, если он не придет.
Бэй умолял всех богов простить его, но на встречу так и не пришел. Он знал, что будет, но… разве его родители не любили его больше жизни? Разве не хотели, чтобы он продолжил род? Они бы не обрадовались, если бы он пришел, чтобы спасти их! Он затаился, все еще надеясь, что ситуация разрешится мирно, его оставят в покое.
Не вышло. На следующий день на окраине нашли тело его матери, и люди говорили, что ее порвали бродячие собаки. А отца обнаружили через день – по кускам в разных частях города. Никто уже ничего не говорил. Все догадывались, однако боялись наказания, причитавшегося за болтливость.
Только то задание могло повлиять на его жизнь так сильно – со спуском в пещеры. Проклятая русская! Если бы она не была мертва, Бэй хотел бы убить ее своими руками. Теперь же ему нужно было сосредоточить все усилия на том, чтобы выжить.
А это будет непросто. Он сам навлек на себя беду. Бэй в одной деревне слышал легенду о том, что любой, кто опустится под землю, будет проклят мертвыми. Похоже, это с ним и произошло! Чтобы спастись, ему нужно было перебросить проклятье на кого-то другого.
Он поехал туда, где все началось – в город неподалеку от пещеры. Он не жил там, но знакомых хватало. От них он и узнал о других русских, прибывших сюда. Совпадение? Нет, конечно!
Он подобрался к отелю ночью. Внутрь заходить не решился, не хотел, чтобы его видели, потому что пока не знал, что ему придется делать. Он просто наблюдал, спрятавшись в тенях одного из ближайших домов.
Бэй видел, как на балкон вышла молодая девушка. Она была высокая, тонкая, вульгарно одетая, как и многие люди с Запада, – она неуловимо напоминала ту, что была здесь раньше. Она с кем-то разговаривала по телефону, и вид у нее был разозленный.
Ему нужно было поговорить с ней. Он не представлял, как это будет, но хотел приблизиться, дотронуться до нее. И тогда пускай те, кто его преследует, духи это или люди, переключаются на нее, а его забудут! Они и так уже много отняли…
Он был готов сделать шаг вперед, к свету, чтобы позвать ее, но не успел. Он почувствовал не боль даже, а толчок в спину. Сильный такой, заставивший его сделать шаг вперед, да еще сопровождавшийся странным звуком.
Бэй почувствовал, как по животу и ногам потекло что-то горячее. Медленно, как во сне, он опустил взгляд вниз и увидел зазубренный наконечник стрелы, торчащий у него из живота. Стрела была пущена из хорошего арбалета и пронзила его насквозь.
Выстрел из пистолета в ночной тишине разбудил бы весь город. Стрела рассекла воздух бесшумно. Люди, следившие за ним, знали, что так будет.
А он не подозревал, что за ним следят!
Боль подкатывала к нему медленно, как лавина, готовясь накрыть с головой. Абсолютная боль, с помощью которой умирающее тело цепляется за жизнь. Бэй готовился закричать, дать ей какой-то выход и этим, быть может, ослабить.
Вместе с тем он знал, что ему не позволят крикнуть, ведь девушка все еще была на балконе. Его разум, шокированный случившимся, лишь отдаленно пытался угадать, как это будет сделано. Как они заставят его молчать?
Долго ждать ответ не пришлось. Тот, кто держал арбалет, стрелял метко, и вторая стрела пробила горло Бэя ровно посередине. Он закашлялся, подавившись кровью, и упал на колени.
Девушка ненадолго прервала свой эмоциональный разговор, всматриваясь в темноту. Ничего не увидев, она растерянно пожала плечами, снова прижала трубку к уху и ушла в номер.
А к Бэю, сжавшемуся на земле среди мусора, уже подступали темные силуэты…
