IX. Я отплачу

Билл оглядел залитую лунным светом вершину холма недоверчивым и испуганным взглядом. Такой взгляд обычно бывает у человека, который не может поверить своим глазам. Он поднял одну руку к распухшему горлу и принялся осторожно его ощупывать. Рози заметила, что там уже наливаются синяки от пальцев Нормана.

Ночной ветерок дотронулся до ее лица, как ласковая рука. Мягкий, и теплый, и пахнущий летом. В нем не было ни туманной сырости, ни резкого привкуса большого озера, что лежало к востоку от города.

– Рози? Это все наяву?

Прежде чем Рози сумела придумать, как ответить на этот вопрос, раздался другой голос – напряженный и требовательный, – голос, который она уже знала.

– Женщина! Эй ты, женщина!

Это была та самая женщина в красном, правда, сейчас на ней было простое синее платье. То есть Рози показалось, что синее, – при неверном свете луны невозможно было сказать точно. «Венди Ярроу» стояла на склоне холма, на полпути от вершины к подножию.

– Веди его сюда. У нас мало времени. Тот, другой, будет здесь через минуту, а у тебя еще масса дел. Важных дел.

Рози все еще держала Билла за руку. Она попыталась повести его вперед, но он уперся, с тревогой глядя на «Венди». У него за спиной – приглушенно, но все равно ужасно близко – Норман выкрикнул ее имя. Билл подскочил, но не сдвинулся с места.

– Кто это, Рози? Кто эта женщина?

– Не важно. Пойдем!

На этот раз она не просто потянула его за руку, она рванула его за собой в каком-то неистовом бешенстве. Он пошел следом за ней, но не успели они одолеть и десятка шагов, как он согнулся пополам и закашлялся так, что у него закатились глаза. Рози воспользовалась этой секундной задержкой, чтобы расстегнуть куртку. Куртка полетела в траву. За ней последовал свитер. Оставшись в одной рубашке без рукавов, Рози подтянула браслет повыше. Она почувствовала резкий прилив энергии и поняла, что ей больше не нужно раздумывать над вопросом, действительно ли браслет придает ей сил или это ей только кажется. Она быстро оглянулась через плечо, опасаясь, что Норман уже догоняет ее, но его пока не было. Она увидела только повозку, распряженного пони, который щипал залитую лунным светом траву, и тот же самый мольберт с картиной, который был здесь в первый раз. Картина вновь поменялась. Там уже не было женщины. Там было какое-то непонятное существо, которое больше всего походило на рогатого демона. Впрочем, это и есть демон, решила Рози, демон в обличье человека. Это был Норман, и она вспомнила его голову с корявыми рогами в короткой и яркой вспышке от выстрела.

– Девочка, что ты там возишься?! Давай пошевеливайся!

Рози обхватила Билла левой рукой – его страшный кашель немного утих – и потащила его туда, где их дожидалась «Венди». Сначала Билл шел за ней сам, но потом ей пришлось чуть ли не нести его на себе.

– Кто… ты? – спросил Билл темнокожую женщину и снова закашлялся.

«Венди» как будто его и не слышала. Она молча подхватила Билла с другой стороны. А когда она заговорила, ее слова были обращены к Рози:

– Я положила ее второй дзат возле храма, так что здесь все в порядке… но нам надо спешить! Нельзя терять ни минуты!

– Я не понимаю, – сказала Рози, хотя в глубине души она все понимала. Или хотя бы догадывалась. – Что за дзат?

– Вопросы будешь задавать потом, – сказала «Венди». – А сейчас давай рысью вперед.

Поддерживая Билла с двух сторон, они спустились по склону к Храму Быка (про себя Рози еще удивилась тому, как быстро ей вспоминается все, что она пережила здесь раньше и о чем уже начала забывать). За ними плыли их тени. Здание храма надвигалось на них – казалось, оно само движется им навстречу, как будто живое, и хочет наброситься и проглотить. Рози испытала несказанное облегчение, когда «Венди» свернула вправо и повела их в обход.

На одном из колючих кустов у стены храма, как рубашка на вешалке в шкафу, висел второй дзат. Рози взглянула на него с тревогой, но безо всякого удивления. Это был мареновый хитон, точно такой же, какой носила женщина с безумным и чувственно-сладким голосом.

– Надевай, – велела темнокожая женщина.

– Нет, – слабо запротестовала Рози. – Нет, мне страшно.

– РОЗА, ВЕРНИСЬ!

При звуках этого голоса Билл опять подскочил на месте и повернулся в ту сторону. Его губы дрожали, глаза широко распахнулись, а кожа была слишком бледной, чтобы списать это только на лунный свет. Рози тоже испугалась, но где-то под страхом притаилась и ярость – как большая акула, скользящая под маленькой лодкой. Раньше она цеплялась за отчаянную надежду, что Норман не сможет пройти сюда следом за ними, что картина каким-то образом закроется у него перед носом. Теперь она знала, что этого не случилось, и уже очень скоро он войдет в этот мир, если уже не вошел.

– ВЕРНИСЬ, СУКА!

– Надевай, – повторила женщина.

– Зачем? – спросила Рози, но ее руки уже потянулись к блузке, чтобы стянуть ее через голову. – Зачем мне его надевать?

– Потому что так хочет она, а она всегда получает то, чего хочет. – Темнокожая женщина взглянула на Билла, который не мог оторвать взгляд от Рози. – А ты отвернись. В своем мире можешь хоть до посинения пялиться на нее голую. Пока гляделки не вывалятся. Но в моем мире все по-другому. Так что ты отвернись, пока хуже не стало.

– Рози, – неуверенно проговорил Билл, – скажи мне, что это сон.

– Да, это сон, – отозвалась она и сама поразилась той холодной рассудочности, которая сквозила сейчас в ее голосе и которой она в себе раньше не замечала. – Да, это сон. Делай, как она говорит.

Он развернулся быстро и четко повернулся, как солдат по команде «кругом». Теперь он смотрел на тропинку, которая вела в обход храма.

– И эту сбрую для сисек тоже снимай. – Темнокожая женщина нетерпеливо ткнула пальцем в бюстгальтер Рози. – Под дзатом такое не носят.

Рози послушно расстегнула и сняла лифчик. Потом сбросила кроссовки, даже не расшнуровывая, и стянула с себя джинсы. Оставшись в одних белых трусиках, она вопросительно взглянула на «Венди». Та коротко кивнула:

– И это тоже снимай.

Рози стащила трусики, а потом аккуратно сняла с куста дзат. Темнокожая женщина шагнула вперед, чтобы помочь ей одеться.

– Отойди от меня. Я знаю, как его надевать, – вдруг огрызнулась Рози и надела хитон через голову, как рубашку.

«Венди» отошла в сторону и встала, оценивающе глядя на Рози. Она больше не пыталась помочь, даже когда Рози запуталась в лямках дзата. Но она быстро справилась с этим маленьким затруднением. Теперь, когда Рози оделась в дзат, ее правое плечо осталось обнаженным, а на левом предплечье поблескивал золотой браслет. Она превратилась в зеркальное отражение женщины на картине.

– Можешь повернуться, Билл, – сказала она.

Он обернулся и оглядел ее с головы до ног. Его глаза на секунду задержались на ее груди, четко обозначившейся под тонкой тканью. Рози не возражала.

– Ты совсем на себя не похожа, – заметил он. – Как будто это не ты, а вообще кто-то другой. Кто-то очень опасный.

– В снах так всегда и бывает, – сказала она и вновь расслышала в своем голосе жесткую и холодную рассудительность. Ее самое передернуло от отвращения… и в то же время ей это нравилось.

– Мне надо тебе объяснять, что делать? – спросила темнокожая женщина.

– Нет, мне объяснять не надо.

Потом Рози повысила голос, и ее крик – мелодичный и одновременно свирепый, был совсем не похож на ее собственный голос. Это был голос той, другой женщины… но это был и ее голос тоже:

– Норман! – закричала она. – Норман, я здесь, внизу!

– Господи, Рози. Не надо, – взмолился Билл. – Ты соображаешь, что делаешь?

Он попытался взять ее за плечо, но она нетерпеливо отмахнулась, наградив его таким взглядом, что он испуганно отступил, почти как «Венди Ярроу» незадолго до этого.

– Это единственный путь, и это правильный путь. К тому же… – Она неуверенно посмотрела на «Венди». – На самом деле мне вообще ничего не придется делать, да?

– Да, – сказала женщина в синем платье. – Хозяйка сделает все сама. И если ты ей помешаешь… или даже захочешь помочь… она заставит тебя пожалеть об этом. У тебя только одна задача – сделать то, что, по мнению этой скотины там наверху, делает каждая женщина.

– Обмануть его, – пробормотала Рози, и в ее глазах отразился серебристый лунный свет.

– Все верно, – отозвалась темнокожая женщина. – Примани его и уведи по тропинке через сад.

Рози набрала в легкие побольше воздуха и снова позвала Нормана, чувствуя, как браслет жжет ее кожу странным, невыносимо приятным огнем, и наслаждаясь звуком собственного голоса, сильного и громкого, как тот «боевой клич техасских рейнджеров» в лабиринте, который разбудил малышку и заставил ее заплакать.

Она видела, как на нее смотрит Билл. Смотрит со страхом. Ей не нравилось видеть его таким, но ей хотелось, чтобы он боялся. Да, ей хотелось. Он ведь мужчина, не так ли? А мужчинам иногда надо прочувствовать, каково это – бояться женщины, правда? Иногда это ее единственная защита.

– Теперь иди, – сказала темнокожая женщина. – Я останусь с твоим мужчиной. Здесь мы будем в безопасности. Тот, другой, пойдет через храм.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что они всегда так делают, – просто ответила темнокожая. – Помни, кто он такой.

– Бык.

– Правильно, бык. А ты будешь махать перед ним красной тряпкой, как тореадор, чтобы его приманить. Только помни, что никаких чудес не будет. Если он тебя поймает, тебя ничто не спасет. Если он тебя поймает, он тебя убьет. Все очень просто. Ни я, ни моя хозяйка не сможем его удержать. Он хочет крови – твоей крови.

Мне ли об этом не знать, подумала Рози. Я это знаю уже много лет.

– Не ходи, Рози. Не надо, – сказал Билл. – Оставайся с нами.

– Нет.

Она решительно шагнула вперед. Острая колючка царапнула ее по бедру, но это была приятная боль. И все, что с ней связано, тоже было приятно – даже чувствовать, как кровь стекает по коже.

– Рози, малышка.

Она обернулась.

– В конце тебе нужно его обогнать. Ты знаешь почему?

– Да, я знаю.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что он бык? – спросил Билл жалобным и встревоженным голосом, и Рози вдруг поняла, что никогда прежде она не испытывала к нему такой нежности. Никогда прежде она не любила его так, как сейчас. И наверное, уже никогда не полюбит. Он был бледен как мел и казался совсем беззащитным.

Он снова закашлялся. Рози дотронулась до его руки и испугалась, что он отпрянет, отдернет руку. Но нет, он все-таки не отшатнулся. Пока еще – нет.

– Ты будь здесь, – сказала она. – Просто стой здесь и не дергайся.

А потом она ушла. Он смотрел ей вслед, пока отблеск лунного света в последний раз не мелькнул на мареновой ткани хитона и Рози не скрылась из виду за дальним углом храма.

Спустя мгновение он услышал ее крик в ночной тишине – легкий, но все-таки жуткий:

– Норман, в этой дурацкой маске ты выглядишь как идиот… – Секундная пауза, и затем: – Я уже не боюсь тебя, Норман.

– Господи, он ведь ее убьет, – пробормотал Билл.

– Может быть, – отозвалась женщина в синем платье. – Кого-то сегодня убьют, это… – Она умолкла на полуслове, ее глаза широко распахнулись, и она опустила голову.

– Что…

Женщина вскинула руку и зажала ему рот. Она сжимала не сильно, но Билл почувствовал, что в случае чего она может просто свернуть ему челюсть. В ее руке была сила, как будто она состояла не из плоти и крови, а из стальных пружин. Теперь, когда ее ладонь прижалась к его губам, а кончики пальцев – к щеке, к нему пришло жуткое понимание. Это не сон. Как бы ему ни хотелось, чтобы это был сон, все это происходило на самом деле.

Темнокожая женщина встала на цыпочки и прижалась к нему, как любовница, все еще зажимая ему рот.

– Тише, – прошептала она ему на ухо. – Он идет.

Теперь он слышал шелест травы и опавших листьев под тяжелыми шагами, а потом раздалось и сбивчивое дыхание с хриплым присвистом на каждом вдохе. При звуках такого дыхания тебе сразу же представляется крупный и грузный мужчина – гораздо крупнее Нормана, – весом фунтов в триста, если не больше.

Или большое животное.

Темнокожая женщина медленно убрала руку ото рта Билла, и они оба застыли, прислушиваясь, как приближается это существо. Билл приобнял ее за плечи, и она положила руку ему на талию. Так они и стояли, обнявшись. И пока они так стояли, Билл преисполнился странной уверенности, что Норман – или то, во что он превратился, – не пойдет через храм. Он – оно – обойдет здание и наткнется на них. Он ударит копытом о землю, а потом нагнет голову и устремится на них по узкой тропинке, с которой вообще никуда не деться, догонит их и убьет: либо растопчет, либо проткнет рогами.

– Тс-с, – выдохнула она.

– Норман, ты идиот.

Голос донесся до них, как дым, как лунный свет.

– Ты просто дубина… неужели ты думаешь, что сумеешь меня поймать? Глупый старый бык!

Взрыв звонкого смеха, в котором сквозили презрение и издевка. От этого звука Билла пробрал озноб. В голову сразу полезли мысли о разбитых зеркалах, глубоких колодцах и пустых полуночных комнатах. Он зябко поежился, по рукам побежали мурашки.

Потом все затихло. Какое-то время со стороны входа в храм не доносилось ни звука (только ветер гулял по колючим кустам, продираясь сквозь них, как рука продирается через спутанную прядь волос). Там, куда ушла Рози, тоже была тишина. Плоский диск луны скрылся за облаком, подсветив серебром его разорванные края. На небе ярко сияли звезды, но Билл не узнавал ни одного созвездия. А потом:

– Мы сейчас поговорим, даже не сомневайся, – отозвался Норман Дэниэльс, и Билл почувствовал, как вздрогнула темнокожая женщина. У него самого сердце едва не выпрыгнуло из груди. Голос позвучал ярдах в двадцати, не дальше. Как будто сначала Норман нарочно шумел, чтобы они слышали, как он идет, а потом, когда ему потребовалось затаиться, он перестал шуметь и повел себя тихо. Совсем-совсем тихо. – Мы с тобой обязательно поговорим. И очень серьезно поговорим, ты, сука.

Темнокожая женщина взглянула на Билла и приложила палец к губам, но он не нуждался в каких-то предупреждениях. Их взгляды встретились, и он увидел, что она уже не уверена в том, что Норман пойдет через храм.

Тишина растянулась на целую вечность. Даже Рози как будто чего-то ждала.

А потом до них снова донесся голос Нормана. Теперь он звучал чуть дальше.

– Ну привет, старый хрен. А ты что тут делаешь?

Билл вопросительно глянул на темнокожую женщину. Она покачала головой: мол, я тоже не понимаю. А потом начался настоящий кошмар: Биллу вдруг захотелось прокашляться. Ему было нужно прокашляться. Он прижал руку ко рту, стараясь удержать приступ кашля, и почувствовал на себе встревоженный пристальный взгляд темнокожей женщины.

Я так долго не выдержу, подумал он. Господи, Норман, чего ты медлишь? Раньше ты был таким прытким.

И как будто в ответ на его отчаянные мысли:

– Сука, – произнес грубый голос на другой стороне храма. – Ах ты, сука.

Стук каблуков по камням. Секунду спустя Билл услышал отдающиеся эхом шаги и понял, что Норман все-таки вошел в здание, которое черная женщина называла храмом. И только потом до него дошло, что ему расхотелось кашлять.

Он наклонился к женщине в синем платье и прошептал ей на ухо:

– Что будем делать?

Она ответила просто.

– Ждать.

Когда Норман понял, что маска как будто прилипла к лицу и никак не желает сниматься, он не на шутку перепугался. Но прежде чем страх превратился в панику, Норман увидел неподалеку одну штуку, которая тут же заставила его забыть о маске. Он чуть-чуть спустился по склону холма и присел рядом с вещью, которая валялась в траве. Он поднял свитер, повертел его в руках и отшвырнул в сторону. Потом он поднял с травы куртку. Да, именно эта куртка на ней и была. Черная мотоциклетная куртка. У этого парня есть мотоцикл, и она с ним каталась, и вжималась промежностью ему в задницу. Куртка явно ей велика, подумал он. Стало быть, это его куртец. Этот козел одолжил ей куртку. Мысль привела его в ярость. Он в сердцах плюнул на куртку и отшвырнул ее прочь. Потом он поднялся и огляделся по сторонам.

– Сука, – пробормотал он. – Грязная, лживая сука.

– Норман! – раздался крик из темноты, и на секунду у него перехватило дыхание.

Она где-то рядом, подумал он. Черт меня подери, она совсем близко. Похоже, в том здании.

– Норман, я здесь, внизу!

– Да здравствует бык, – сказал он под маской и начал спускаться к развалинам храма. Ему показалось, он видит следы, ведущие туда – примятые стебли высокой травы, где, возможно, прошла она. Но в неверном свете луны было сложно сказать наверняка.

– Я здесь, Норман!

– Стой, где стоишь, Роза, – сказал он. – Просто стой, где стоишь. – У него с собой был полицейский револьвер, но он не особенно на него рассчитывал. Он не знал, будет ли толк, если стрелять внутри галлюцинации, и ему не хотелось это проверять. Тем более что со своей милой бродячей Розой он собирался общаться вплотную, а не на расстоянии пистолетного выстрела.

– Норман, в этой дурацкой маске ты выглядишь как идиот… Я уже не боюсь тебя, Норман.

И очень зря, сука, подумал он. Скоро ты это поймешь.

– Норман, ты идиот.

Ладно, может, она уже и не в здании – прошла его насквозь и вышла с другой стороны. Но это не важно. Если она думает, что ей удастся его обойти на площадке, она глубоко заблуждается. Он ей устроит большой сюрприз, самый большой сюрприз в ее жизни. Последний сюрприз.

– Ты просто дубина… неужели ты думаешь, что сумеешь меня поймать? Глупый старый бык!

– Норммааааан… ты что, не хочешь со мной поговорить?

– Мы сейчас поговорим, даже не сомневайся, – прорычал он. – Мы с тобой обязательно поговорим. И очень серьезно поговорим, ты, сука.

– Нормаааан! Чего ты ждешь, мать твою?! Норман!

Хорошим ее научили словечкам, помимо всего прочего, заметил бык. Только теперь его голос звучал у Нормана в голове. Сразу видно: она общается с замечательными людьми, которые изменили всю ее жизнь.

– Сука! – Его глухой голос дрожал от ярости. – Ах ты, сука!

И как она только осмелилась, Норми? – прозвучал шепот у него в голове. Это был голос отца, но Норман впервые слышал, чтобы отец говорил так встревоженно и неуверенно. Как она только осмелилась?! Что с ней случилось?

Занеся ногу над последней ступенькой, он пару секунд помедлил. Лицо болело, челюсть, казалось, сейчас отвалится, как незакрепленное колесо. Я не знаю, и мне плевать, ответил он призрачному голосу. Но я скажу тебе одну вещь, папуля – если это, конечно, ты: когда я ее найду, я сделаю так, что оно отслучится обратно, хех. Причем в спешном порядке. Можешь принять это к сведению.

А ты уверен, что у тебя получится? – спросил голос, и Норман, который уже собрался идти дальше, снова остановился и прислушался, наклонив голову набок.

Знаешь что, кажется, тут можно сделать умнее, продолжал голос. Просто оставь все как есть. Я знаю, как это звучит, но я все же выскажу свои соображения, Норми. Я все-таки старше и опытнее, согласись. Если бы за штурвалом был я, я бы сейчас развернулся и отправился бы восвояси – туда, откуда пришел. Потому что здесь все неправильно. Здесь все вообще через задницу. Я не знаю, что это за место, но я нутром чувствую – это ловушка. И если ты туда сунешься, у тебя могут возникнуть серьезные неприятности. Гораздо серьезнее, чем сломанная челюсть или маска, которая не желает сниматься. Может быть, ты вернешься обратно и дождешься ее у нее в квартире?

Потому что они придут за мной, папа, отозвался Норман. Его потрясла та настойчивая уверенность, которая звучала в отцовском голосе, однако он не желал признаваться в этом. Придут полицейские и меня арестуют. Причем еще до того, как я почувствую запах ее духов. А еще она меня обматерила, сказала мне: «твою мать». Она стала шлюхой, это видно уже по тому, как она теперь разговаривает.

Да наплюй ты на то, как она разговаривает, идиот! Если она испортилась, пусть себе загнивает со своими новыми подружками! Может, еще не поздно вырубить эту херню, пока она не взорвалась тебе в морду.

– Сама напросилась, паскуда, – сказал Норман и зашвырнул останки в темноту.

Господи, ее голос звучал так близко – прямо у него за спиной! Он обернулся так резко, что чуть не свалился с крыльца.

– Летучих мышей и женщин, – холодно проговорила она. – И больше ты ни на что не способен. Знаешь, Норман, мне тебя даже жалко. Ты вообще не мужчина, на самом деле. И эта глупая маска мужчиной тебя не сделает.

Когда он рванулся вперед, глухо крича из-под этой кошмарной маски, на пару секунд ее словно парализовало. Она застыла на месте, все мышцы как будто заклинило, тело не слушалось. И только картинка, неожиданно возникшая в голове – с подачи миссис Сама Рассудительность, надо думать, – теннисная ракетка, с окровавленной ручкой, ракетка, которой он как-то ее изнасиловал, заставила ее сдвинуться с места.

Она развернулась и побежала к ручью.

Но она не упадет. Она же Рози, на самом деле. Настоящая Рози, вот так. И она не упадет. Главное – не думать о том, что с ней будет, если она все-таки упадет. От воды шел такой резкий запах, что у нее заслезились глаза, а во рту пересохло уже давно. Рози зажала нос и перескочила на второй камень, потом – на четвертый, а оттуда – на другой берег. Просто. Как нечего делать. То есть все было просто, пока она не поскользнулась на мокрой траве. Рози упала, растянувшись во весь рост, и начала потихоньку соскальзывать вниз – к черной воде.

Это не страшно, Роза, подумал он. Я тебя выловлю и подсушу, можешь не сомневаться.

Но она все-таки поднялась на ноги, вскарабкалась на берег и испуганно оглянулась через плечо… только она смотрела не на него, она смотрела на воду. Когда она поднималась, он увидел ее задницу – голую, как у младенца, – и тогда случилось совсем уже невероятное: у него встал.

– Я иду, Роза, – выдохнул он.

Он быстро спустился к ручью, топча легкие следы Розы тяжелыми тупоносыми ботинками Хампа Петерсона. Он дошел до воды в тот момент, когда его Роза взобралась на вершину противоположного берега. Там она замерла на секунду и опять оглянулась назад, и на этот раз она смотрела именно на него. А потом она сделала одну вещь, которая повергла его в тихий шок.

Ты видел, Норми, дружище? – спросил бык у Нормана в голове. Только что эта сука послала тебя на три буквы. Ты это видел?

– Да, – выдохнул он. – Я это видел, и я это так не оставлю, уж будь уверен.

Она показала мне задницу, подумал он. Сверкнула своей голой задницей. Может, мне тоже ей что-нибудь показать… как говорится: ты – мне, я – тебе.

Норман оскалился – не ухмыльнулся, а именно оскалился, обнажив зубы, – и поставил ботинок на первый белый камень. Луна скрылась за облаком, а когда она вновь показалась на небе, Норман был уже на полпути к противоположному берегу. Он посмотрел в воду и замер от изумления. Он глядел в эту жидкую черноту со странной смесью страха и восхищения. Лунный свет не проникал в эту воду – с таким же успехом он мог бы проникнуть в грязевой поток, – но у Нормана перехватило дыхание вовсе не из-за этого. Луна, отражавшаяся в воде… это была не луна. Это был ухмыляющийся человеческий череп.

Выпей, Норми. Хлебни этой гадости, прошептал череп на черной воде. Искупайся в ней, блин, если хочешь. Забудь обо всем, что тебя тревожит. Просто сделай глоток и забудь. Тебе сразу же станет легче.

– Ты от меня не уйдешь, – выдохнул он. – Я тебя…

– Молодец, парень, – прошептал Норман. – Держи ее крепче. Я сейчас подойду.

– Как насчет встать на карачки? Мы бы по-быстрому перепихнулись, – сказал каменный мальчик скрипучим и мертвым голосом. Его руки, сжимавшие запястье Рози, казалось, состояли из одних острых углов. Они были тяжелыми и холодными. Она оглянулась и увидела, что Норман уже перебрался через ручей и карабкается вверх по берегу. Рога его маски вспарывали ночной воздух. Он поскользнулся на мокрой траве, но, к сожалению, не упал. Рози обмерла от страха и едва не поддалась панике – в первый раз после того ужасного мига, когда она поняла, что в полицейской машине у дома сидит Норман. Он поймает ее… и что дальше? Загрызет, изорвет ее на кусочки, и она умрет, вопя от боли и задыхаясь от запаха «Английской кожи» («English Leather»). А он…

– Как насчет встать на карачки, Рози? – прошипел мраморный мальчик. – Я бы тебе впялил сзади. Давай позабавимся, как большие…

– Нет! – выкрикнула она, и прежняя ярость вновь выплеснулась наружу, окутывая все мысли алой непроницаемой пеленой. – Нет, отвали от меня. Отпусти. Что за детсадовские разговоры?! ОТВАЛИ от меня, я сказала!

Она замахнулась свободной – левой – рукой, даже не задумываясь о том, что бить по каменному лицу – это, наверное, больно… но это было совсем не больно. Рука ударилась обо что-то пружинистое, мягкое и гнилое и прошила его насквозь, как таран. На похотливом лице статуи мелькнуло удивление, а потом оно разлетелось на тысячи осколков цвета перебродившего теста. Острые каменные ладони больше уже не сжимали ее запястье, но теперь рядом был Норман. Он был совсем близко. Бежал, протягивая к ней руки, опустив голову и надсадно дыша под кошмарной рогатой маской.

Рози развернулась, почувствовав, как пальцы Нормана скользнули по лямке ее дзата, и рванула вперед.

Теперь все решит только скорость.

Так она бегала только в детстве, до того, как ее практичная и благоразумная мама – миссис Сама Рассудительность – взялась за нелегкий труд научить Розу Дайану Макклендон вести себя, как подобает приличным и скромным девушкам (например, приличным и скромным девушкам не пристало носиться по улицам сломя голову, тем более если ты уже в том возрасте, когда у тебя при беге трясется грудь). Но теперь Рози бежала именно сломя голову, размахивая руками, сжатыми в кулаки. Норман почти наступал ей на пятки, но постепенно он начал отставать. Впрочем, Рози этого не видела и не знала. Даже когда он остался позади, она слышала, как он сопит и пыхтит у нее за спиной – точно так же, как сопел и пыхтел в лабиринте Эриний. Она слышала и свое собственное легкое дыхание, не такое надсадное, как у Нормана. Она чувствовала, как коса колотится по спине. И еще она чувствовала безумное, ненормальное возбуждение. Кровь стучала в висках в таком бешеном ритме, что казалось, ее голова сейчас лопнет – и это будет вершиной экстаза. На бегу она мельком взглянула на небо и увидела, что луна тоже несется за ней вдогонку: летит по звездному небу за ветвями мертвых деревьев, похожих на руки сказочных великанов, которых заживо похоронили в этом унылом месте и которые до последнего вздоха пытались выбраться из своих могил. Один раз, когда Норман завопил, чтобы она остановилась и не была такой сукой, она не смогла удержаться от смеха. По-моему, он думает, будто я его завлекаю, решила она. Типа: поймаешь, я твоя. Не поймаешь, я подожду.

Потом тропинка резко свернула вбок, и Рози увидела упавшее дерево, сваленное молнией. Оно лежало прямо на дороге и загораживало ей путь. Обходить его времени не было, а если лезть напролом, она точно напорется на одну из его обоженных веток. Тем более что ей нельзя терять ни секунды – позади Норман. Да, он слегка поотстал, но если она остановится даже на пару мгновений, он догонит ее и схватит, как гончая – кролика.

Рози не стала раздумывать. Она закричала – быть может, от ужаса, а может, и от восторга, который охватывает человека, когда он в открытую пренебрегает опасностью, но скорее всего и от того и от другого – и прыгнула вперед, вытянув руки, как Супергерл, перелетела через поваленный ствол и приземлилась на левое плечо. Она перекувырнулась через голову и поднялась на ноги, пытаясь справиться с легким головокружением. Потом она обернулась и увидела, что Норман остановился с той стороны дерева. Он стоял, вцепившись двумя руками в огрызки обугленных веток, надсадно дышал и смотрел на нее. Подул ветерок, и Рози почувствовала еще один запах – помимо запаха пота и «Английской кожи» («English Leather»).

– Ты что, снова начал курить? – спросила она.

Его глаза под резиновой маской с рогами в гирляндах цветов были совершенно безумны. Нижняя часть маски судорожно дернулась, как будто человек, заключенный внутри, попытался улыбнуться.

– Роза, – сказал бык. – Прекрати.

– Я не Роза, – сказала она и презрительно рассмеялась, как будто сейчас она разговаривала с самым тупым существом на свете, с el toro dumbo, тупым быком. – Я Рози. Настоящая Рози. А вот ты, Норман… ты уже не настоящий, правда? И ты сам это знаешь. Но для меня это уже не имеет значения, потому что я с тобой развожусь.

Она развернулась и бросилась бежать.

Ты уже не настоящий, повторил он про себя, обходя упавшее дерево со стороны кроны, где было достаточно места, чтобы пройти. Она убежала уже далеко вперед, однако Норман не стал напрягаться и бежать следом за ней что есть мочи. В этом не было необходимости. Внутренний голос, который еще никогда его не подводил, сказал ему, что чуть дальше упавшего дерева тропа заканчивается. По идее, ему бы следовало приободриться, но у него в голове снова и снова звучали слова, которые Роза бросила ему в лицо перед тем, как в очередной раз вильнуть перед ним хвостом.

Я – Настоящая Рози. А вот ты, Норман… ты уже не настоящий. И ты сам это знаешь. И еще: я с тобой развожусь.

Ладно, подумал он, давай расставим все точки над «i». Развод так развод, я согласен. Но на моих условиях, Рози.

– Лучше вернись назад, Роза! – выкрикнул он. – Это последний шанс!

– Попробуй поймай меня, – крикнула она в ответ, и ее голос теперь прозвучал по-другому, хотя Норман так и не понял, в чем отличие. – Давай догоняй. Осталось совсем чуть-чуть.

– Тебе некуда больше бежать, лапуля, – сказал Норман и пошел на звук ее голоса, сжимая на ходу кулаки.

Она выбежала на круглую поляну и увидела себя, стоящую на коленях перед единственным живым деревом – спиной к тропинке, с низко склоненной головой, как в молитве или глубокой задумчивости.

Это не я, с нервной дрожью подумала Рози. На самом деле это не я.

Но сходство было действительно поразительным. Эта женщина, стоящая к ней спиной на коленях перед гранатовым деревом, вполне могла быть ее двойником. Они были одного роста и одного телосложения: те же длинные ноги, те же широкие бедра. И на ней был точно такой же мареновый хитон, который темнокожая женщина называла дзатом, и ее светлые волосы были заплетены в косу в точности как у Рози. Их единственное различие заключалось в том, что на руке у женщины не было браслета, потому что он был у Рози. Но Норман вряд ли это заметит. Он никогда не видел у Рози такого браслета, и потом, в его теперешнем состоянии он едва ли обратит внимание на такую незначительную деталь. Но потом Рози заметила кое-что, что вполне мог заметить и Норман, – темные пятна на плечах и затылке у Розы Марены. Они подрагивали, как голодные тени.

Рози остановилась, глядя на женщину, которая стояла на коленях под деревом, омытая лунным светом.

– Я пришла, – неуверенно проговорила она.

– Да, Рози, – ответила ей та, другая, своим сладостным, жадным голосом. – Ты пришла, но тебе нужно пройти чуть дальше. Вон туда. – Она указала рукой на белые ступени, уводящие вниз, под высокий каменный портал с надписью ЛАБИРИНТ. – Я хочу, чтобы ты спустилась туда. Недалеко – десяти шагов будет достаточно, если ты ляжешь там на ступени. Главное, не смотри сюда. Тебе не нужно на это смотреть… впрочем, если захочешь, смотри.

Она рассмеялась. Это был искренний и веселый смех, и, быть может, как раз поэтому он показался Рози по-настоящему жутким.

– В любом случае, – подвела итог Роза Марена, – тебе будет полезно послушать, что здесь будет происходить. Да, я думаю, что тебе надо послушать.

– А если он догадается, что это не я?

Роза Марена опять рассмеялась. От звука этого смеха у Рози волосы встали дыбом.

– Почему, маленькая Рози?

– У тебя… эти… родимые пятна… Они видны даже при таком свете. Я их вижу очень хорошо.

– Да, ты их видишь, – сказала Роза Марена, все еще смеясь. – Ты видишь, а он не увидит. Ты что, забыла, что бык в лабиринте слепой?

Рози хотела сказать: Ошибочка вышла, мэм, мы говорим о моем муже, а не о быке из лабиринта. Но потом она вспомнила маску Нормана и промолчала.

– Иди быстрее, – сказала Роза Марена. – Я слышу, он приближается. Вниз по ступенькам, маленькая Рози… и держись от меня подальше. – Она замолчала на миг и добавила своим жутким задумчивым голосом: – Не подходи ко мне близко. Это небезопасно.

Я иду, Роза, подумал он. Бежать больше некуда, прятаться негде. Я пришел, дорогая, забрать тебя домой.

На ступенях, ведущих к подземному лабиринту, было прохладно, и Рози почувствовала мерзкий запах, которого не было во время ее предыдущего путешествия – запах сырости и разложения. В нем смешались жуткая вонь фекалий, гнилого мяса и диких зверей. Ей в голову снова пришла та же тревожная мысль

но на этот раз ей уже не было страшно. Эриния больше не было в лабиринте, если только весь этот мир – мир картины – не был одним большим лабиринтом.

О да, спокойно проговорил странный голос, который был все-таки не совсем голосом миссис Сама Рассудительность. Этот мир, все другие миры. И в каждом из них свой бык. Эти мифы пронизаны правдой, Рози. И в этом их сила. Вот почему они и сохранились до наших дней.

Она распласталась на ступенях, тяжело дыша. Сердце бешено колотилось в груди. Ей было страшно, но в то же время внутри у нее все бурлило – в душе клокотало какое-то горькое рвение непонятно к чему. И она знала, что это такое: еще одна маска ярости.

Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

Сделай, как надо, подумала она. Убей эту мразь, освободи меня. Я хочу слышать, как он умирает.

Рози, Рози, опомнись. На самом деле ты так не думаешь! – это была миссис Сама Рассудительность, и ее голос дрожал от страха и отвращения. Скажи, что ты так не думаешь!

Но она не могла солгать, потому что какая-то ее часть именно так и думала.

Бо́льшая ее часть.

Тропинка вывела его на круглую поляну, и там-то она и была. Его бродячая Роза. Все-таки он до нее добрался. Она стояла на коленях, спиной к нему, в этом своем красном платье (теперь он был почти уверен, что оно было красным), со шлюховато-блондинистыми волосами, заплетенными в нечто вроде поросячьего хвостика. Он остановился на краю поляны, глядя на нее. Да, это была его Роза, хотя она и изменилась. Ее задница стала поменьше, во-первых. Хотя это не главное. Главное, изменилось ее отношение к нему. И что это значит? А это значит, что пришло время выяснить эти самые отношения.

– Какого черта ты перекрасила волосы? – спросил он. – Ты теперь выглядишь как прожженная блядь!

– Нет, ты не понимаешь, – спокойно ответила Рози, даже не повернувшись к нему. – Они до этого были крашеными, а по-настоящему я блондинка. Я их покрасила, чтобы обмануть тебя, Норман.

Он сделал пару шагов к центру поляны. В нем закипала ярость – так было всегда, когда она не соглашалась с ним или пыталась ему перечить, когда кто угодно не соглашался с ним или пытался ему перечить. А то, что она говорила сегодня… то, что она говорила ему…

Норман сделал еще два шага по направлению к ней, а потом снова остановился. Его руки сами собой сжались в кулаки. Он внимательно оглядел поляну, памятуя о том, что Роза с кем-то разговаривала. Он искал взглядом Герт или, может быть, ее маленького дружка-членососа. Он был готов пристрелить любого, кто попытается ему помешать добраться до Розы: пристрелить или просто прибить камнем. Но он никого не увидел. Скорее всего она разговаривала сама с собой, как иногда это бывало дома. Разве что кто-то прячется за деревом в центре поляны. Похоже, что это дерево было единственным живым деревом во всем этом мертвом лесу. Его длинные и узкие листья блестели, как маслянистые листья авокадо. На ветвях висели странные красные фрукты, которые почему-то производили совершенно отталкивающее впечатление – Норман бы не дотронулся до таких плодов ни за какие коврижки. Вокруг дерева лежали паданцы, и запах, идущий от них, сразу напомнил Норману запах воды в том ручье. Если ты съешь такой фрукт, то либо сразу откинешь копыта, либо отравишься так, что тебе самому захочется умереть.

– Давай поднимайся. – Он сделал еще шаг вперед и достал из-за пояса пистолет. – Нам надо о многом поговорить.

– Да, тут ты прав, – сказала она, но не встала и даже не повернулась. Она продолжала стоять на коленях, в бледном свете луны, и тени лежали, как полосы, у нее на плечах.

– Эриний из лабиринта! – сказала она мелодичным и мягким голосом. – Ecce taurus! Узрите быка! – Но она не повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Я не бык, ты, шлюха! – закричал он и схватился за маску. Но она не снималась. Она не то чтобы прилипла к лицу. И даже не слилась с его лицом. Теперь она стала его лицом.

Как такое могло случиться? – в недоумении спросил он себя. Так не должно быть. Это всего лишь маска, приз из детского парка развлечений!

– Сними с меня эту дрянь! – заорал он на Розу. – Сними с меня эту гадость, ты, сука! Ты ведь можешь! Я знаю, что можешь! Прекрати эти дурацкие игры! НЕ СМЕЙ надо мной издеваться!

Он все-таки дошел до того места, где стояла она, и схватил ее за плечо. Единственная лямка платья соскользнула, и он увидел такое… у него даже дыхание перехватило от ужаса. Ее кожа была темной и гнилой, как те фрукты, лежащие возле дерева – почти разложившиеся и превратившиеся в вязкую жижу.

– Бык вышел из лабиринта, – сказала Роза и легко поднялась на ноги с такой удивительной плавной грацией, которую он никогда в ней не видел и не ожидал увидеть. – И теперь Эриний умрет. Так было записано и так будет.

Это было ее лицо.

– Подойди поближе, Норман, – прошептала ему паучиха в лунном сиянии, и за миг до того, как его разум сорвался в пропасть безумия, Норман увидел, как этот кошмарный рот, полный мертвых жуков и шелковой слизи, пытается сложиться в улыбку.

– Подойди ближе, – пропело чудовище. Его кошмарные не-руки уже тянулись к Норману, и черный провал рта зиял бездонной дырой. – Нам надо поговорить. – На концах ее черных не-рук были когти, отвратительные, покрытые щетиной. Когти сомкнулись на его запястьях, на его ногах и том ненужном уже причиндале, который болтался у него между ног. Один коготь нежно залез ему в рот, щетинистые выросты терлись о его зубы и о щеки. Паучиха схватила его за язык, и вырвала его изо рта, и торжествующе помахала им у него перед глазами. – Нам надо поговорить, и очень СЕРЬЕЗНО поговорить…

Он предпринял последнюю отчаянную попытку вырваться, но все было напрасно. Роза Марена уже заключила его в свои голодные тесные объятия.

Рози лежала на ступеньках, закрыв глаза и обхватив голову руками, и слушала, как он кричит. Ей было страшно даже представить, что там происходит, и она снова и снова напоминала себе, что это кричит Норман, Норман с ужасным карандашом, Норман с теннисной ракеткой, Норман с зубами.

Но все это казалось каким-то мелким по сравнению с диким ужасом в его голосе, по сравнению с его истошным криком, когда Роза Марена…

…когда она делала то, что она делала.

А потом – только потом было очень и очень не скоро – крик оборвался.

Рози продолжала лежать на ступеньках, хватая ртом воздух. Она медленно разжала кулаки, но не решилась открыть глаза. Она могла бы лежать так еще много-много часов, если бы Роза Марена не позвала ее своим сладким безумным голосом:

– Иди сюда, маленькая Рози! Иди сюда и порадуйся! Быка больше нет!

Рози медленно встала – сначала на колени, а потом и на ноги. Ноги как будто одеревенели и совершенно не слушались. Она поднялась по ступеням и встала у выхода из подземелья. Она не хотела смотреть, но не могла не смотреть. На миг она задержала дыхание.

А потом у нее вырвался вздох облегчения. Роза Марена по-прежнему стояла на коленях перед гранатовым деревом, спиной к Рози. А рядом с ней на земле валялась какая-то куча тряпья – или что-то очень похожее на кучу тряпья. Из нее что-то торчало. Какая-то белая вялая штука, вроде как щупальце морской звезды. Только это была рука, человеческая рука. И когда Рози это осознала, она увидела, что это не куча тряпья, а Норман. Так бывает, когда на приеме у психиатра ты долго разглядываешь совершенно непонятные пятна, а потом у тебя в голове неожиданно что-то сдвигается, и ты различаешь в них смысл и законченные изображения. Да, это был Норман. Весь изувеченный, или даже изжеванный… его глаза выкатились из орбит, и в них застыл дикий ужас… и все-таки это был Норман.

Роза Марена протянула руку и сорвала с дерева алый фрукт. Она сжала его в руке – кстати, рука была вполне человеческая и даже изящная и красивая, если не считать темных пятен, которые переливались под кожей, – и сок сначала потек из граната красной струей, а потом просто брызнул, когда плод треснул, открыв свою сочную темно-красную мякоть. Роза Марена высыпала на ладонь с десяток зерен и принялась их сажать – прямо в разодранную плоть Нормана Дэниэльса. Последнее зернышко она вдавила в его широко открытый глаз. Раздался противный чавкающий звук, как будто кто-то наступил на гроздь винограда.

– Что ты делаешь? – вырвалось у Рози. Хорошо, что она, вовремя прикусив язык, не добавила: Только не оборачивайся. Просто ответь, но не оборачивайся ко мне!

– Я его засеиваю, – просто ответила Роза Марена, а потом сделала одну вещь, отчего Рози показалось, что она попала в один из романов «Ричарда Расина»: она наклонилась вперед и поцеловала труп в губы. Она отстранилась, взяла его на руки, подняла с земли и повернулась к белой мраморной лестнице, ведущей в лабиринт.

Рози поспешно отвернулась. Ее сердце, казалось, сейчас просто выпрыгнет из груди.

– Хороших снов тебе, выродок, – сказала Роза Марена и бросила тело Нормана в темноту под каменным порталом с единственным словом ЛАБИРИНТ.

Туда, где посаженные семена прорастут и дадут побеги.

– Возвращайся тем же путем, как пришла, – сказала Роза Марена. Она стояла у самых ступеней, а Рози уже отошла к дальнему краю и встала у начала тропы, повернувшись спиной к мраморной лестнице. Ей не хотелось смотреть на Розу Марену, ей было страшно, но еще больше она боялась, что может не удержаться и все-таки посмотреть. – Иди назад, найди там Доркас и своего мужчину. У нее есть кое-что для тебя, и я тоже поговорю с тобой… но недолго. А потом мы расстанемся навсегда. К твоему несказанному облегчению, я думаю.

– Его больше нет, правда? – спросила Рози, глядя на тропинку. – На самом деле?

– Наверное, он еще будет являться тебе в кошмарах, – спокойно ответила Роза Марена, – но что с того? Кошмарные сны всяко лучше, чем кошмарные пробуждения. Казалось бы, все очень просто, но очень немногие это осознают.

– Да. Потому и не осознают, наверное, что все так просто.

– Теперь иди, я приду к тебе. И еще одно, Рози…

– Что?

– Помни о дереве.

– Дерево? Я не…

– Я знаю, что ты сейчас скажешь. Что ты никогда его не забудешь. Но ты забудешь. Поэтому помни о дереве. А теперь иди.

И Рози пошла. Не оглядываясь.