– Карта, нам нужна карта туннелей и шахт. Как не заблудиться в этом бесконечном лабиринте? На Земле все было понятно: карты такие, карты сякие; ориентация на местности – давно уже спутники американские летают, GPS, так сказать, – еще со времен первых лунных экспедиций, никаких проблем с ориентацией на Земле нет. А здесь-то что нам делать? Даже если б спутники летали вокруг Луны, все равно – как принять сигналы через толщу базальтовых пород? Промблема. А так, двигаться на ощупь… Мы здесь уже почти полгода, а что успели, в чем смогли разобраться? Почти ни в чем. Мэри, дорогая, ты здесь все знаешь, ну-ка скажи, что нам теперь делать?

– Какой ты все-таки растяпа, Юрий Сергеевич. Да я раз сто предлагала тебе посмотреть лунные карты на моем смарте, а тебе все некогда – «потом, не сейчас», каждый раз есть что-то для тебя более важное. Гляди на экран, тут же все ясно. Здесь ты уже был, здесь мы вместе побывали. Да, не так много успели. Что ты так привязался к этим нипуртам? Калибум и Калумум – милые парни, но у них свои дела, не всегда они могут поехать с тобой. Какие дела? Не знаю точно, какие-то астрономические расчеты, наверное… И потом, мне кажется, они совсем не рвутся показывать тебе все подряд. Не стоит слишком полагаться на них. Да и умалчивают о многом почему-то. А Нейтен Уокер или Бабум, к примеру… Ты им настолько доверяешь? Они относятся к тебе с подозрением, причем оба. Что к тебе, что к Владимиру. Знаешь, Юра, из всех наших ты можешь рассчитывать только на меня. На Шельгу, наверное, тоже. Что касается Рали… Какая разница, он ведь все равно без нее ни шагу… Мне кажется, она милый человек, хоть и волобуйка. И то, что чип удалила. Значит, с нами хочет быть, с колонистами и землянами.

Так что решайся, тореадор. Положись на меня. Агалот у меня есть, документы на проезд тоже. Что касается безопасности… Не уверена, что нипурты действительно помогут тебе в случае чего. Ребята из команды Думузи свирепы и коварны. Это ведь просто шпана. Шпана, вооруженная самой современной техникой.

А вот я как раз могла бы тебе помочь. При мне бластер, вот видишь. И разрешение на оружие. С детства занимаюсь электрошокером и владею им безупречно. Пойми, Юра, я настоящий мастер. Мастер. Не веришь? Вот, опять ты мне не веришь…

Дальше произошло нечто совершенно неожиданное и удивительное. Казалось бы, столько нового – космический полет, невероятный лунный мир, колония землян, – казалось бы, Ветров должен был устать удивляться.

Мэри выхватила правой рукой бластер, как бы нырнула вниз и, выбросив вверх ноги, встала на растопыренные пальцы левой руки. Потом, не останавливаясь, закрутилась, перебирая пальцами как маленькими ножками, и, вытянув руку с оружием параллельно полу, дала круговую очередь. Электрические вспышки оставили огненную полосу на стенах. Приближаясь к Юрию, разряды изменили направление и оставили полукруг на полу прямо у его ног.

Когда аттракцион был закончен, Мэри вернулась с ногами в кресло, в котором раньше сидела, и скорчила смешную рожицу:

– Ну, как тебе это?

– Здорово, конечно. Шикарный трюк. Непонятно только, зачем он был нужен. Разве нельзя было то же самое показать, стоя на ногах?

– Впечатление хотелось произвести. Разве ты не знаешь, что очень нравишься одной молодой особе, живущей на Луне? С первого взгляда понравился. Мягкий, умный, тактичный, образованный, да еще такой необычный, ТАКОЙ НЕ-О-БЫЧ-НЫЙ! – даже огромных волобуев не боишься, скорее они сами тебя побаиваются. Конечно, юная девушка никак не могла остаться равнодушной к супергерою, ее ведь так тянет к этому замечательному человеку. Она просит согласия участвовать в его лунных поездках и экспедициях. Просит, просит, а он – ну никак не решится. Тем более что она может предоставить в его распоряжение потрясающий спортивный агалот, «спортивный автомобиль» – так ведь на Земле говорят?

Конечно, она обязана была согласовать все это со своим отцом. Должна была, но не согласовала… Потому что знала: суровый губернатор Нил Армстронг никогда не даст ей своего отцовского согласия, своего отцовского благословения – он всегда будет категорически против. И тогда эта девушка решила действовать самостоятельно. Русский Джеймс Бонд, агент 007, – только ты и можешь быть настоящим агентом 007, потому что код России, я выясняла у старожилов, +7, разве не так? – он же – Юрий Сергеевич Ветров, вместе с самоотверженной юной красавицей Мэри совершает поездки во все более дальние районы Луны, в том числе в давно заброшенные, ничьи. К ним вскоре присоединяются их друзья, вновь прибывшие Шельга и Ралина.

– Хорошо, хорошо, Мэри, ну хватит уже трепаться. Что ты предлагаешь?

– Забудь о нипуртах. Я – понял? – я помогу тебе. Ты ведь хочешь поскорее во всем разобраться и побольше увидеть? Я тоже хотела бы этого, надоело быть подопытным зверьком у селенитов, жить в резервации, в полном неведении и довольствоваться только тем, что тебе разрешают наши так называемые селенитские братья. Меня не надо уговаривать. Я готова путешествовать с тобой столько, сколько будет необходимо.

– Хорошо, только пусть с нами будут Шельга с Рали.

– OK, сэтлд, как это по-русски? – замётано!

– Хорошо, объясни тогда, как нам ориентироваться во всех этих туннелях, в разных уровнях, как определять, где мы находимся?

– Смарт имеет встроенный навигатор. Здесь, на Луне, есть главные шахты и несколько главных уровней. На их пересечении установлены нейтринные генераторы. Ты знаешь, что обычные молекулярные объекты, не могут задерживать нейтрино. Те проходят через базальтовые слои лунной породы, как мелкий песок через крупное сито. Смарт отлавливает потоки от ближайших генераторов и точно определяет наше положение на карте. Понял, земляшка? Земляшка, земляшка, я буду звать тебя земляшкой.

– Зови, как хочешь. Скажи лучше, куда мы теперь поедем, куда поедем в следующий раз?

– Хочу показать тебе одно место. Не то чтобы особо интересное. Но тебе точно понравится. Даже очень.

Знаешь, Юрий, ты очень напоминаешь мне одного землянина, я хорошо знала его в детстве, он жил на Луне еще до создания колонии. Ему тогда было примерно столько же, сколько тебе сейчас. Звали его Сергеем. Удивлен? Нет, я не ошиблась – именно Сергей, Сергей Альбертович. Работал в лаборатории нипуртов, каждый день его забирали в Лагаш, а вечером он возвращался в Умму.

Рассказывал мне о земных морях, он так любил море. На Луне же нет морей. И у меня появилась мечта увидеть земное море, искупаться в нем. Или, наоборот, сделать что-то такое, чтобы под поверхностью Луны появились такие же моря. Соленые моря, в которых можно часами купаться и бороться с волнами. Мы часто говорили с ним о море, о волнах, о шторме, о знаменитом девятом вале. Я перечитала все книги, которые у нас есть, только чтобы там рассказывалось о море. «Морской волк» Джека Лондона, Мелвилл, русский Станюкович. Ты любишь море? Ты хорошо плаваешь? Ты погружался с аквалангом? Я знала, я знала. Ты моя судьба. Не знаю как, но ты отвезешь меня на море. Когда-нибудь это случится. Лунянке будет в земном море легче, чем на земной суше. Мы улетим на голубую планету, и море спасет меня от вашего неумолимого тяготения.

Вы очень похожи, он был такой же, как ты: умный, добрый и тоже очень сильный. И оба любите море. Деды Морозы уважали Сергея Альбертовича за ум, волобуи – за силу. А я – за доброту. Не знаю его фамилии. Может, и знала, но не помню уже. Он почти не говорил по-английски, говорил на русском, потому что сам из России. Мы с ним дружили, хотя я была еще совсем маленькой. Однажды он рассказал мне, что на Земле остался его сын. И был почему-то уверен, что тот обязательно прилетит сюда, на Луну, в эту колонию. Почему он был так уверен в этом? «А когда он появится, – сказал мне Сергей Альбертович, – ты, Мэри, сразу об этом догадаешься». Вот я и догадалась, когда мы встретились.

– Почему же тогда молчала столько времени, почему сразу не сказала об этом?

– Не знала, кто ты, что за человек. Присматривалась.

– А что теперь изменилось? Присмотрелась, что ли?

– Не знаю. Ничего особенного, ничего не изменилось. Просто я внезапно поняла, что не только Сергей Альбертович ждал тебя. Но и я тоже. Просто поняла, что ты, Юрий, мой человек. Которого я ждала всю свою жизнь.

«Сколько всего – и объяснение в любви этой маленькой лунной Аэлиты, и рассказ о ком-то с именем моего отца, – не слишком ли много всего сразу? Голова идет кругом. Спокойно, Ветров, возьми себя в руки, от счастья можно и копыта откинуть – сердце-то прямо так и колотится о грудную клетку.

Так, все по порядку. Она неравнодушна к тебе, да ты и сам давно к ней неровно дышишь. Оба вы знаете об этом. Все знают. И в „Лунном салуне“ вас дразнят русские посетители: „Тили-тили-тесто, жених и невеста“. Никакая это не новелла. Просто она сделала первый шаг. Надо было тебе, но первый шаг сделала именно она. Огонь, а не девчонка! Похоже на то, что ромала не обманула меня – „только там найдешь ты свое счастье“, – так она и сказала. Ладно, мы с Мэри нашли друг друга, с первой встречи, с первого слова, с первого взгляда нам было понятно, что мы будем вместе. Ты, мачо, пересек бурное море и приплыл наконец в свою гавань. А такая ли уж она тихая? Получится ли у тебя, Юрий Сергеевич, тихое семейное счастье на этой неспокойной Луне? Ладно, об этом потом. Разберемся как-нибудь – и с моей милой Мэри, и с не такой уж милой Луной. Надо бы с папой разобраться. Или не с папой вовсе? Какая-то каша, бред – что это, лунное видение, мираж или реальность?»

Ветров вспомнил свой детский сон, последний разговор с отцом – был он или не был? Значит, все-таки не сон. Наверное, не сон. Рассказ Гришки Монастырского. Предсказание цыганки. «Послание получишь». Как получу, от кого, какое послание? Письмо, которое я получу на Луне… «Послание от отца своего. И любовь встретишь. А предашь свою любовь, будешь изгнан, станешь „магардо“». Какую любовь я предам, что она имела в виду? Рядом со мной была тогда моя любовь, рядом Инночка была. Почему я вдруг предам эту свою любовь? – подумал я тогда. А в результате вот что получилось. Она сама предала меня. Хотела убрать. Инна ХОТЕЛА МЕНЯ ВЗОРВАТЬ. В это невозможно поверить. А кто мог бы тогда поверить, что я на самом деле окажусь на Луне, что мне расскажут об отце? Теперь, похоже, я готов поверить во что угодно. Но почему все-таки Инна так поступила, чем я ей так уж помешал? Невероятно… Стоит ли удивляться? Шеф разведки. Всю жизнь рядом – и ни слова, ни полслова. Я думал – ну муж, ну семья, другая жизнь. Десять других жизней, лицедейство, жестокость, холодный расчет. А я-то размазня, сопли распустил – Инночка, Инночка, лямур тужур, любовь навеки – тьфу-у-у, полный фейк; сгинь, сатана, пропади оно все пропадом, сам себя презираю.

И вот теперь на Луне нахожу след отца. Мне кажется, цыганка говорила именно о моем отце – не может быть столько случайных совпадений, все сходится. И самое главное – я встречаю здесь Мэри, как мне нравится эта то ли американская испанка, то ли испанская американка, – смелая, порывистая, решительная. Наивная, непосредственная. О какой любви говорила тогда в Петергофе цыганка, о ком она говорила, цыганская вещунья? Почему я должен сдерживать себя? У меня на Земле нет никого, почти никого, обязательств – никаких, все эти женщины – кто они мне? Временные попутчицы… А Инна, что стало с нею, что стало с нашей любовью, что стало с ее любовью? Все давно растоптано. Давно и окончательно. Нет больше Инны. Я свободен.

Юная Мэри, совсем неопытная по земным меркам. И я, ха-ха, немного потертый, немного донжуанистый… Роман графа Резанова с шестнадцатилетней Кончитой из «Юноны и Авось» – у нас с Мэри много общего с героями рок-оперы.

Когда это было? В 81-м, я был тогда еще студентом. Ленком из Москвы приезжал в ДК Ленсовета. Все восхищались рок-оперой Рыбникова, Караченцовым, исполнителем главной роли. А сейчас вспоминаю – не слишком ли много совпадений? – будто о нас с Мэри, будто о нас и написано, и спето. «Мне сорок семь, но нет успокоенья – всю жизнь бегу за призраком свободы, в мои-то годы нет иной заботы!» Ему сорок семь, мне – тридцать семь. Все равно похоже. Похоже на мои сегодняшние ощущения.

Ветров решил рассказать Мэри о том, что было два века назад, во времена русской Америки, об одной встрече, о калифорнийском романе русского графа Резанова с юной шестнадцатилетней испанкой Кончитой.

– «Душой я бешено устал. Точно тайный горб на груди таскаю, тоска такая!.. Будто что-то случилось или случится, – ниже горла высасывает ключицы…» Что ты знаешь о моей стране, милая? За двести лет ничего в России не изменилось. «Российская империя – тюрьма, но за границей тоже кутерьма. Родилось рано наше поколение, чужда чужбина нам и скучен дом, расформированное поколение, мы в одиночку к истине бредем».

«Интересно, как устроена память. Не пытался запоминать, не помнил все эти годы. А сейчас строки Вознесенского сами собой выскакивают из меня, будто старое вино из погреба выносят. „Я тебе расскажу о России, где злодействует соловей, сжатый страшной любовной силой, как серебряный силомер. Ты узнаешь земные – божество, и тоску, и юдоль, я тебе расскажу о России, я тебя посвящаю в любовь“. Пафосно, конечно, но здорово, мне кажется, я всегда был восторженным, мне нравится!»

– Можешь показать могилу этого человека, знаешь, где он лежит?

– Кладбище знаю, а на могиле не была. Этот человек просил, чтобы его хоронили в земле по обычаям оrthodoxy faith, вы ведь русские – православные.

На кладбище – стены, колумбарии. Захоронений в земле мало, очень мало, их почти нет. Но где оно, нужное им захоронение?

После долгих поисков находят, наконец, могилу с небольшим каменным крестом. На камне выбито «Vetroff Sergey Albertovitch». Дуб, под сводом туннеля при свете волоконно-оптических ламп над крестом склонялись ветви настоящего русского дуба. Их листва тихо шептала и шевелилась, но не от настоящего ветра, а из-за циркуляции воздуха, подаваемого вентиляционными системами. Везде, на всех планетах, где бы мы, русские, ни побывали, мы оставим в земле прах наших отцов, матерей, братьев и сестер под сенью дубовых деревьев и православные кресты над могилами предков и погибших товарищей.

– Ветров, наверное, эта. Смотри, Юра, он же Ветров!

«Значит, отец, кто же еще? Умер в 1996-м. Трудный год для России. Для меня тоже трудный год получился. Вот и отец в тот год скончался. Прощай, папа, прости, что поздно прилетел. Не знал. Да и не взяли бы меня на „Аполлоны“».

– «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоега новопреставленного Сергия, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь вечно блаженная».

– Что это за молитва, Юра?

– Я ребенком был, лет семи, маму проводил в последний путь, потом отчима проводил, кто такой отчим? – приемный отец, хороший был человек. Остался с бабушкой, вместе провожали обоих, вот она и научила молиться об усопших.

«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: „прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю!“ Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями своими осенит тебя, и под крыльями его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его».

– Юра, посмотри, что там?

На каменной плите – круглые углубления, как бы отпечатки десяти пальцев двух рук.

Мэри накрыла левой рукой пять углублений.

– Мне кажется, будто камень теплый. Я плохо достаю до углублений – рука маленькая. Попробуй ты. Только сразу двумя руками.

Ветров накрыл все десять углублений пальцами обеих рук. Раздался щелчок – будто из мобильного телефона. Юра подержал руки на камне, но ничего не произошло. Он отнял руки. Щелчок повторился, только громче и требовательней. Еще раз наложил пальцы на углубления. Вокруг ладоней Ветрова на камне засветился прямоугольник, крышка сдвинулась, под ней обнаружилось небольшое углубление, тайник под могильной плитой, в нем – письмо. Как оно могло попасть сюда?

– Твой отец, наверное, кого-то просил сделать тайник и спрятать письмо.

«„Сыну Юрию“. Выходит, что мне. Почему он так верил, что я непременно приду, что приду именно сюда? Пишет, что ждал меня и не дождался, что ему горько от того, что у колонии землян нет никаких прав, земляне не имеют доступа к технике селенитов. Что он верит в своего сына. Хочет, чтобы Юрик помог землянам освоить селенитскую технику, чтобы земляне получили равные права с жителями Луны, наладили регулярное сообщение с Землей и чтобы на Земле можно было использовать достижения лунной цивилизации. Что я один смогу сделать? Все колонисты не смогли, а я сделаю… „Вот тебе, Юра, мой отцовский наказ. Дружи с Дедами Морозами, они тебе помогут. Но главная помощь придет с неожиданной стороны, обязательно придет. Опасайся злобных и мстительных волобуев. Обязательно найди, откуда приходят „лунотрясения“. Пока продолжаются эти атаки, не добиться нам дружбы землян с жителями Луны“.

Отец, откуда ты знал, почему ты был так уверен, что я все-таки приду? „Два чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу: любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам“. Где теперь моя родина? Там, на Земле, где похоронены мать и бабуля? Или здесь, где могила отца? И с родным пепелищем ничего не ясно, нет у меня родного пепелища. Похоже, мой дом теперь будет там, где живет эта милая испанская девушка со смелым и открытым взглядом. Рядом с ней теперь твое место, Юрий Сергеевич. Сказала же цыганка – на Луне найдешь ты настоящую любовь.

Папа, как бы мне хотелось узнать хоть что-то о твоей жизни на Луне. Мы были вместе так недолго, ты улетел, я был тогда совсем еще малышом. Почему ты до самой смерти верил в меня, почему решил, что я все это смогу сделать, что обязательно доберусь до Луны и разыщу твою могилу? Папа, смешной наивный идеалист. Как ты выжил, как сохранился в этой своей такой необычной и непростой жизни? Я, конечно, постараюсь; похоже, я весь в тебя получился. Почему мне не живется как всем людям? Работа, семья, дети, простые человеческие радости… Тоже рвусь в небеса. Вон аж до Луны долетел. И здесь тоже неймется. Женился бы на этой чудной девочке, нарожала бы она мне мал мала ребятишек. А я писал бы себе, кропал бы мемуары „О лунных приключениях русского бизнесмена Юрия Ветрова“. Лет через пятьдесят стал бы классиком. Чем я хуже барона Мюнхгаузена? Или Тартарена из Тараскона?

В одном отец прав. Кто-то не хочет, чтобы здесь был мир. Этот кто-то и устраивает такие вот непонятные и пугающие лунотрясения.

О какой помощи говорил отец? Похоже, он знал что-то, о чем я пока даже не догадываюсь».

В глубокой задумчивости возвращался Ветров в Умму.

Снова вспоминались слова из «Юноны и Авось», что за черт – не выходят из головы стихи Вознесенского. Приставучие тексты. Так же как, например: «Режьте билеты, режьте билеты, режьте осторожно» – классика жанра. А эти слова из «Юноны…». Подсказка для меня? Подсказка или предостережение?

«Смешно с всемирной тупостью бороться, свобода потеряла первородство. Свободы нет ни здесь, ни там. Куда же плыть?.. Не знаю, капитан…» Стихи Вознесенского, весточка от Андрея Андреевича, – тоже письмо из прошлого. Как и письмо отца.

От чего меня предостерегают эти письма из прошлого?