Глава 11
Там-то он и отыскал мистера Зайку: бедняга запутался в ежевике и в клочья разорвал свою синюю курточку.
Из книги «Приключение мистера Зайки»
Крысиный король неистовствовал.
Повсюду вокруг крысы схватились за головы, Персики завизжала и отшатнулась назад, последняя горящая спичка вылетела из ее лапы.
Но некий фрагмент Мориса пережил этот рев и эту бурю мысли. Некая крохотная частичка спряталась в клеточке мозга и съежилась там, пока остального Мориса уносило прочь. Мысли отшелушивались и исчезали в крутящемся смерче. Никаких больше разговоров, никаких размышлений; мир перестал восприниматься как нечто внешнее… слои сознания разлетались во все стороны – ураган сдирал все, что составляло его «я», оставляя только разум кота. Очень умного кота, и все-таки… просто кота.
Он просто кот. Вернулся в лес и пещеру, к клыку и когтю…
Просто-напросто кот.
А насчет кота не сомневайтесь: кот всегда остается котом.
Кот заморгал. Он был сбит с толку и зол. Он прижал уши, глаза его сверкнули зеленым огнем.
Он разучился думать. Он и не думал. Теперь он следовал только инстинкту, тому, что действует на уровне ревущей крови.
Он – кот, а вот – копошится пищащая тварь, а что коты делают при виде копошащейся и пищащей твари? Они прыгают…
Крысиный король яростно отбивался. В кота впивались острые зубы, кот запутался в клубке из дерущихся крыс; кот взвыл и покатился по полу. В подвал хлынули новые крысы, такие и собаку загрызут… но прямо сейчас, в эти несколько секунд, этот кот завалил бы и волка.
Кот не замечал потрескивающего пламени: оброненная спичка подпалила солому. Кот в упор не видел, что прочие крысы обратились в беспорядочное бегство. Кот не обращал внимания на густеющий дым.
Он жаждал убивать.
Некая темная река в глубине его существа вот уже много месяцев была перекрыта плотиной. Слишком долго поток этот беспомощно бурлил и пенился, пока вокруг сновал крохотный пищащий народец. Коту отчаянно хотелось прыгнуть, куснуть, убить. Отчаянно хотелось быть настоящим котом. И вот – тайное стало явным, кот выбрался из мешка, и столько древнего боевого задора, и хищной злобы, и мстительности хлынуло по Морисовым венам, что аж когти заискрились.
А пока кот кувыркался, и кусался, и дрался, тихий голосочек на задворках его крохотного разума, что спрятался от греха подальше, последняя малюсенькая частичка, что еще была Морисом, а не кровожадным маньяком, подсказала: «Вот, сейчас! Куси сюда!»
Зубы и когти сомкнулись на узле из восьми связанных друг с другом хвостов – и разорвали его.
Ничтожный ошметок того, что некогда составляло Морисово «я», заслышал, как мимо пролетела мысль:
– Нееее… ееее… ееет!
И тут же угасла. В подвале кишели крысы, просто крысы, ничего, кроме крыс, – они дрались друг с другом, спеша поскорее убраться с дороги яростного, шипящего, рычащего, хищного кота, к которому вернулась кошачья суть. Кот кусал, рвал, прыгал, когтил… вот он развернулся – и увидел маленького белого крыса, который так и не стронулся с места на протяжении всей битвы. Морис выпустил когти…
– Морис! – пискнул Фасоль Опасно-для-Жизни.
Дверь громыхнула один раз, потом другой – Кийт еще раз пнул башмаком в замок. После третьего удара дерево треснуло и проломилось.
В противоположном конце подвала полыхала огненная стена. Языки пламени – темные, недобрые, – смешивались с густым дымом. Клан протискивался сквозь решетку и рассыпа́лся по обе стороны, в ужасе глядя на огонь.
– О нет! Скорее, там за следующей дверью есть ведра! – крикнул Кийт.
– Но… – замялась Злокозния.
– Мы должны потушить пожар! Да быстрее же! Это работа для тех, кто ростом повыше!
Пламя шипело и потрескивало. Повсюду в огне и на полу за его пределами валялись мертвые крысы. Кое-где – не целиком, но кусками.
– Что тут произошло? – спросил Гуталин.
– Похоже, война, шеф, – отозвался Сардины, обнюхивая трупы.
– А мы можем обойти огонь?
– Слишком горячо, босс. Прости, но мы… а это, часом, не Персики?
Персики распростерлась на полу у самого огня, грязная по уши, и что-то бормотала про себя. Гуталин присел рядом. Персики открыла глаза и посмотрела на него затуманенным взглядом.
– Персики, ты в порядке? А что случилось с Фасолью?
Сардины молча похлопал Гуталина по плечу и указал лапой.
Сквозь пламя двигалась тень…
Тень медленно и неслышно шла между стенами огня. На краткий миг в подрагивающем раскаленном воздухе она показалась огромной, – словно из пещеры выбиралось какое-то чудище, – а затем стала… просто котом. От шерсти его валил дым. Что не обгорело, то покрылось запекшейся коркой грязи. Один глаз был закрыт. Через каждые несколько шагов кот чуть проседал; за ним тянулся кровавый след
Кот тащил в зубах крохотный белый пушистый комочек.
Кот поравнялся с Гуталином и, не оглянувшись, двинулся дальше. Он утробно урчал.
– Это Морис? – не поверил Сардины.
– Он тащит Фасоль Опасно-для-Жизни! – крикнул Гуталин. – Остановите этого кота!
Но Морис уже остановился и сам. Он обернулся, лег, вытянул перед собою лапы, мутным взором посмотрел на крыс.
А затем очень осторожно положил пушистый комочек на пол. Потыкал в него носом раз-другой, проверяя, не шевельнется ли. Но комочек застыл неподвижно. Морис медленно сморгнул. Вид у кота был озадаченный – и словно бы заторможенный. Он зевнул – наружу вырвался клуб дыма. Морис опустил голову на лапы – и умер.
Морису казалось, что мир полнится призрачным светом: так бывает перед самым восходом, когда уже достаточно развиднелось, чтобы рассмотреть предметы, но слишком темно, чтобы различать цвета.
Кот сел и принялся умываться. Вокруг мельтешили крысы и человеки – но словно бы в замедленной съемке. Мориса они не интересовали. Чем бы уж они там ни занимались, да пусть себе делают что хотят. Другие носятся себе туда-сюда, безмолвно, как привидения, но только не Морис. Такое положение вещей кота более чем устраивало. Глаз не болел, шкура не ныла, лапы не измочалены – существенное улучшение в сравнении с недавним положением дел!
А если задуматься, Морис был не вполне уверен, что такое произошло совсем недавно. Явно что-то прескверное. Рядом лежало нечто очень похожее на Мориса, вроде трехмерной тени. Кот уставился на это нечто – и вдруг обернулся: в безмолвном призрачном мире послышался легкий звук.
Под стеной возникло какое-то движение. Крохотная фигурка размашисто шагала прямиком к жалкому комочку, который был Фасолью Опасно-для-Жизни. Фигурка была размером с крысу, но куда более осязаемая, нежели все прочие крысы, и, в отличие от всех когда-либо виденных Морисом крыс, драпировалась в черный плащ.
Крыса в одежде, подумал Морис. Но эта – явно не из книжки про мистера Зайку. Из-под черного капюшона выглядывал костяной нос крысиного черепа. А на плече это существо несло крохотную косу.
Прочие крысы и человеки, что медленно дрейфовали туда-сюда с ведрами, крысу с косой не замечали. Некоторые проходили прямо сквозь нее. Крыса и Морис, похоже, находились в каком-то своем, отдельном мире.
«Это Костяная Крыса, – подумал Морис. – Это Мрачный Крысец. Он пришел за Фасолью Опасно-для-Жизни. После всего, что я пережил? Да не бывать тому!»
Кот взвился в воздух и приземлился на Костяную Крысу. Крохотная коса отлетела на камни.
– О’кей, мистер, посмотрим, умеешь ли ты разговаривать… – начал было Морис.
– ПИСК!
– Эгм… – пробормотал Морис, в ужасе осознав, что натворил.
Чья-то рука схватила его за шкирку, подняла в воздух – все выше и выше, и наконец развернула. Морис тотчас же прекратил вырываться.
Его держала на весу другая фигура – намного выше первой, ростом с человека, но в таком же черном плаще и с куда более увесистой косой. В лице ощущалась явственная недостача кожи. Строго говоря, лица на лице тоже остро не хватало. Просто череп – и все.
– ВОЗДЕРЖИСЬ ОТ НАПАДЕНИЙ НА МОЕГО КОЛЛЕГУ, МОРИС, – промолвил Смерть.
– Так точно, сэр, мистер Смерть, сэр! Будет исполнено, сэр! – быстро откликнулся Морис. – Без проблем, сэр!
– ДАВНЕНЬКО НЕ ВИДЕЛИСЬ, МОРИС.
– Не виделись, сэр, – отозвался Морис, слегка расслабляясь. – Соблюдаю осторожность, сэр. Смотрю направо-налево, перед тем как перейти улицу, и все такое, сэр.
– И СКОЛЬКО У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ?
– Шесть, сэр. Шесть. Со всей определенностью. Со всей определенностью, шесть жизней, сэр.
Смерть, похоже, удивился.
– НО ТЕБЯ ЖЕ НЕ ДАЛЕЕ КАК В ПРОШЛОМ МЕСЯЦЕ ТЕЛЕГА ПЕРЕЕХАЛА, РАЗВЕ НЕТ?
– А, это, сэр? Да она ж меня почти не задела, сэр. Пошел себе дальше как ни в чем не бывало, сэр.
– ВОТ ИМЕННО.
– Ох.
– ПОЛУЧАЕТСЯ ПЯТЬ ЖИЗНЕЙ, МОРИС. ВПЛОТЬ ДО СЕГОДНЯШНЕГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ БЫЛО ПЯТЬ. А НАЧИНАЛ ТЫ С ДЕВЯТЬЮ.
– Справедливо, сэр. Совершенно справедливо. – Морис сглотнул. Ну ладно, попытка – не пытка! – Тогда скажем так, осталось три, правильно?
– ТРИ? НО Я СОБИРАЛСЯ ЗАБРАТЬ ТОЛЬКО ОДНУ. НЕЛЬЗЯ ПОТЕРЯТЬ БОЛЬШЕ ОДНОЙ ЖИЗНИ ЗАРАЗ, ДАЖЕ ЕСЛИ ТЫ КОТ. У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ЧЕТЫРЕ, МОРИС.
– А я говорю, возьмите две, сэр, – настойчиво уговаривал Морис. – Две моих, и будем считать, что мы в расчете?
Смерть и Морис поглядели вниз, на тусклый призрачный силуэт Фасоли Опасно-для-Жизни. Его уже обступили другие крысы, пытаясь приподнять.
– ТЫ УВЕРЕН? – спросил Смерть. – В КОНЦЕ КОНЦОВ, ОН ЖЕ КРЫСА.
– Так точно, сэр. Все сложно, сэр.
– ТО ЕСТЬ ОБЪЯСНИТЬ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ?
– Не могу, сэр. Сам не знаю, почему все так, сэр. В последнее время что-то странное творится, сэр.
– С ТВОЕЙ СТОРОНЫ ЭТО ОЧЕНЬ НЕ ПО-КОШАЧЬИ, МОРИС. Я ИЗУМЛЕН.
– Да я и сам просто шокирован, сэр. Надеюсь, никто не узнает, сэр.
Смерть опустил Мориса на пол, рядом с его телом.
– ТЫ НЕ ОСТАВЛЯЕШЬ МНЕ ВЫБОРА. СУММА ВЕРНА, ХОТЯ Я НЕ УСТАЮ ИЗУМЛЯТЬСЯ. МЫ ПРИШЛИ ЗА ДВУМЯ ЖИЗНЯМИ, ДВЕ МЫ И ЗАБИРАЕМ… РАВНОВЕСИЕ СОХРАНЕНО.
– А можно вопрос, сэр? – спросил Морис, едва Смерть повернулся уходить.
– МОЖНО, НО ОТВЕТИТЬ НЕ ОБЕЩАЮ.
– Я так понимаю, никакой Большой Кошки в Небесах нету, правда?
– МОРИС, Я ТЕБЕ УДИВЛЯЮСЬ. КОНЕЧНО, НИКАКИХ КОТОБОГОВ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. БЫТЬ БОГОМ… ЭТО ЖЕ ПОЧТИ РАБОТА.
Морис кивнул. Помимо лишних жизней, у котов есть еще одно несомненное преимущество: теология не такая замороченная.
– Я ведь ничего из этого не запомню, так, сэр? – спросил он. – А то ж так и со стыда сгореть недолго.
– КОНЕЧНО, НЕТ, МОРИС… Морис?
В мир вернулись краски. Кийт, склонившись над котом, ласково его гладил. Каждая клеточка Мориса саднила и болела. Как может ныть – шерсть? Лапы просто-таки вопили от боли, один глаз превратился в льдышку, а легкие заполнял огонь.
– Мы думали, ты умер! – воскликнул Кийт. – Злокозния уже собиралась закопать тебя в саду! Говорит, у нее и черная вуаль припасена.
– Что, в приключенческом мешке?
– Ну конечно, – кивнула Злокозния. – А если бы мы оказались на плоту посреди реки, где кишмя кишат плотоядные…
– Да, понял, спасибо, – проворчал Морис. В воздухе разило горелым деревом и грязными парами.
– Ты в порядке? – спросил Кийт. В лице его по-прежнему читалась тревога. – Ты ведь теперь – черный кот, приносящий удачу!
– Ха-ха, да, ха-ха, – мрачно откликнулся Морис, с мучительным трудом поднимаясь с пола. – А как там крысеныш? – уточнил он, пытаясь повернуть голову.
– Он был без сознания, прямо как ты, но когда его попытались приподнять, он выкашлял много всякой гадости. Ему плохо, но он постепенно приходит в себя.
– Все хорошо, что… – начал было Морис и поморщился. – Голова плохо ворочается, – пожаловался он.
– Это потому, что ты весь искусан крысами.
– Как там мой хвост?
– Да отлично. Почти весь на месте.
– Ну ладно. Тогда и впрямь все хорошо, что хорошо кончается. Приключение закончилось, настало время для чая с булочками, в точности как девчонка говорит.
– Нет, – покачал головой Кийт. – Есть еще дудочник.
– А нельзя ему просто дать доллар за труды и отправить восвояси?
– С Волшебным Дудочником этот фокус не пройдет, – возразил Кийт. – С Волшебным Дудочником так не разговаривают.
– Неприятный тип, да?
– Не знаю. Похоже на то. Но у нас есть план.
Морис глухо заворчал.
– Это у вас-то есть план? – промолвил он. – Ты, никак, сам его придумал?
– Да, я, и Гуталин, и Злокозния.
– Хорошо, расскажите мне про этот ваш замечательный план, – вздохнул Морис.
– Мы запрем киикиков в клетках, и ни одна крыса за дудочником не последует. То-то он оконфузится, а? – сказала Злокозния.
– И все? Это и есть ваш план?
– А что, думаешь, не сработает? – забеспокоился Кийт. – Злокозния сказала, дудочник так устыдится, что уйдет сам.
– Ты вообще в людях не разбираешься, да? – вздохнул Морис.
– Скажешь тоже! Я ведь человек, – напомнила Злокозния.
– И что? В людях разбираются кошки. Нам поневоле приходится. Никто, кроме людей, буфеты открывать не умеет. Слушай, даже у крысиного короля и то был план получше. Хороший план – это не когда кто-то выигрывает, это когда никто не считает, что проиграл. Понятно? Вам вот что надо сделать… нет, не сработает, нам потребуется много ваты…
Злокозния торжествующе встряхнула мешком.
– Вообще-то я подумала, что если я окажусь в плену внутри гигантского подводного механического кальмара и мне понадобится законопатить щели…
– То есть ты хочешь сказать, что у тебя в мешке большой запас ваты, так? – напрямик спросил Морис.
– Да!
– Как я мог в тебе усомниться, – фыркнул Морис.
Гуталин воткнул меч в грязь. Вокруг него собрались крысы-старейшины, вот только принцип старшинства поменялся. Среди крыс солидного возраста теперь были и молодые, и каждая – с темно-красной отметиной на голове, и они решительно пробивались в первые ряды.
И все тараторили без умолку. Гуталин чуял облегчение, накатившее, когда Костяная Крыса прошла мимо и не оглянулась…
– Тишина! – рявкнул Гуталин.
Его окрик прозвучал подобно удару гонга. Все красные глаза обратились на вожака. Гуталин смертельно устал, дышал он тяжело, с присвистом, шерсть его покраснела от крови и почернела от сажи. Не вся кровь была его.
– Война еще не закончилась, – промолвил он.
– Но мы только что…
– Война еще не закончилась! – Гуталин оглядел круг. – Мы выловили не всех здоровенных бойцовых крыс, – прохрипел он. – Врассоле, возьмешь двадцать наших и вернешься к гнездам, поможешь их охранять. Большие Скидки и старые самки уже там, они разорвут в клочья любого врага, но я не хочу рисковать.
Врассоле свирепо воззрился на Гуталина.
– Не понимаю, с какой стати ты… – начал было он.
– Выполняй приказ!
Врассоле торопливо припал к земле, махнул крысам позади себя и стремглав унесся прочь.
Гуталин оглядел остальных. Кое-кто, ощутив на себе его взгляд, отшатывался назад, словно опаленный пламенем.
– Мы разобьемся на взводы, – объявил вожак. – Все крысы Клана, которые не участвуют в охране гнезд, разобьются на взводы. И в каждом должно быть хотя бы по одной крысе из капканной команды! Возьмите с собой огня. Крысята помоложе пусть бегают посыльными, чтоб вы не теряли связи друг с другом! К клеткам не подходите, эти бедолаги подождут! Прочешите все туннели, все подвалы, все дыры и все углы! Если встретите чужую крысу и она прижмется к земле, берите ее в плен! Но если она вступит в драку – а крупные крысы непременно станут драться, потому что ничего другого они не умеют, – убивайте ее. Палите ее или кусайте! Убивайте наверняка! Вы меня слышите?
Крысы согласно загалдели.
– Я сказал, вы меня слышите?
На этот раз ответом ему был дружный рев.
– Отлично! И мы не остановимся, пока не очистим туннели из конца в конец! А потом проделаем то же самое снова! Пока эти туннели не станут нашими! Потому что… – Гуталин сжал меч, оперся на него на мгновение, чтобы перевести дыхание, а когда заговорил снова, слова его прозвучали не громче шепота. – Потому что мы сейчас в самом сердце Темного леса, и мы обнаружили Темный лес в собственных душах, и… сегодняшней ночью… мы… это нечто ужасное. – Он снова перевел дыхание, и следующие его слова расслышали только те, кто стоял совсем близко. – И нам больше некуда идти.
Рассветало. Сержант Доппельпункт, составляющий половину официальной городской Стражи (причем бóльшую), всхрапнув, пробудился в тесной караулке у главных врат.
Он кое-как оделся, умылся в каменной раковине, погляделся в осколок зеркала на стене.
И замер. Послышался слабый, но отчаянный писк, а затем маленькая решеточка над сливным отверстием сдвинулась в сторону, и наружу выскочила крыса. Здоровенная такая, серая. Крыса взбежала вверх по его руке, а потом спрыгнула на пол.
По лицу сержанта Доппельпункта текла вода. Страж закона ошарашенно наблюдал: из трубы появились три крысы поменьше и кинулись в погоню за первой. В центре комнаты крыса обернулась и изготовилась сражаться, но крысы помельче набросились на нее одновременно с трех сторон. Это была не драка. Скорее похоже на казнь, подумал сержант.
В стене зияла заброшенная крысиная нора. Две крысы схватили тушку за хвост и оттащили ее в дыру, с глаз подальше. А третья остановилась у входа в нору, обернулась, встала на задние лапы.
Сержанту померещилось, будто крыса изучающе на него смотрит. Не так, как животное смотрит на человека, пытаясь понять, опасен ли он. Крыса не казалась испуганной, скорее – заинтересованной. На голове у нее красовалась какая-то красная клякса.
Крыса отсалютовала сержанту. Явно отсалютовала, хотя заняло это не больше секунды. А в следующий миг все крысы исчезли.
Сержант еще какое-то время неотрывно смотрел на дыру; с подбородка его капала вода.
И тут послышалось пение. Пение доносилось из сливного отверстия и отзывалось эхом, словно долетало издалека. Один голос начинал, и целый хор подхватывал:
Нам не страшны псы и коты!..
…Наш клан с капканами «на ты»!
Нет блох у нас и нет чумы…
…пьем яд и сыр воруем мы!
А если тронешь крысу, знай…
…мы яд тебе подсыплем в чай!
Мы здесь сражались, здесь наш дом…
…И МЫ ОТСЮДА НЕ УЙДЕМ!
Песня смолкла. Сержант Доппельпункт заморгал и покосился на пустую бутылку из-под пива, оставшуюся со вчерашнего вечера. На ночном дежурстве он вдруг почувствовал себя так одиноко. И не то чтобы в Дрянь-Блинцбург кто-то вторгся, в конце-то концов. Ведь взять тут нечего.
Но, наверное, рассказывать об этом не стоит. Наверное, ничего такого и не было. Наверное, просто пиво попалось некачественное.
Дверь караулки распахнулась, и вошел капрал Кнопф.
– Утречко доброе, сержант, – поздоровался он. – Тут, это… что с вами такое?
– Ровным счетом ничего, капрал! – быстро заверил Доппельпункт, вытирая лицо. – Я лично ничего необычного не видел! Что стоишь столбом? Пора отпирать ворота, капрал!
Стражники вышли из караулки, распахнули городские ворота, и внутрь хлынул солнечный свет. А вместе с ним – длинная, ну очень длинная тень.
«Ох ты ж, батюшки, – подумал сержант Доппельпункт. – Денек-то, похоже, не задался…»
Мимо стражников, не удостоив их и взглядом, проехал всадник верхом на коне – прямиком на городскую площадь. Стражники бросились за ним. Вообще-то людей с оружием игнорировать не полагается.
– Стой! По какому делу приехал? – потребовал капрал Кнопф. Ему приходилось по-крабьи бежать за конем, чтобы не отстать. Всадник, одетый в черное и белое, походил на сороку.
Незнакомец не отозвался ни словом – лишь улыбнулся про себя краем губ.
– Ладно, ладно, может, никаких дел у тебя и нет, но ведь просто назваться ничего не стоит, так? – предложил капрал Кнопф, который отнюдь не искал неприятностей на свою голову.
Всадник смерил его взглядом – и снова уставился прямо перед собою.
Сержант Доппельпункт заприметил в воротах небольшую крытую повозку, запряженную осликом. Повозкой правил безобидный старичок. Стражник напомнил себе, что он – сержант, а значит, платят ему больше, чем капралу, а значит, мысли его стоят дороже. А мысль у него была вот какая: вовсе не обязательно проверять на въезде всех и каждого, так? Тем более если люди заняты. Проверка должна быть выборочной. А если выборочной, то неплохая идея – выбрать безобидного старичка, который кажется достаточно хилым и дряхлым, чтобы испугаться довольно-таки замызганной формы и проржавевшей кольчуги.
– Стой!
– Хе-хе! Еще чего! – заявил старичок. – Вы там с осликом поосторожнее, если его разозлить, он кусается неслабо. Мое дело предупредить.
– Ты пытаешься выказать презрение к Закону? – возмутился сержант Доппельпункт.
– Я просто не пытаюсь его скрыть, мистер. Хотите что-нибудь по этому поводу сделать, потолкуйте с моим боссом. Он вон он, верхом на коне. На громадном таком.
Незнакомец в черно-белом спешился у фонтана в центре площади и как раз открывал седельные сумы.
– Пойти и впрямь с ним поговорить, что ли? – пробормотал про себя сержант.
К тому времени, как он поравнялся с незнакомцем – а ноги сержант передвигал как можно медленнее, – тот уже установил у фонтана небольшое зеркальце и теперь сосредоточенно брился. Капрал Кнопф не сводил с чужака глаз. Ему доверили подержать лошадь.
– Почему ты его до сих пор не арестовал? – прошипел сержант.
– А за что, за нелегальное бритье? Я вам так скажу, сержант, арестовывайте его сами!
Сержант Доппельпункт откашлялся. Несколько ранних пташек из числа горожан уже наблюдали за ним с явным интересом.
– Эгм… вот что, послушай, друг. Я уверен, ты вовсе не хотел… – начал сержант.
Незнакомец выпрямился и одарил стражников таким взглядом, что оба непроизвольно отпрянули назад. А затем протянул руку и развязал ремешок, скрепляющий сверток плотной кожи, подвешенный у седла.
Сверток развернулся. Сержант Кнопф присвистнул. По всей длине кожаного лоскута на петельках крепились десятки флейт и дудочек. Они матово поблескивали в лучах рассветного солнца.
– О, так вы – дудочн… – начал было сержант. Но незнакомец уже снова отвернулся к зеркалу и буркнул, словно обращаясь к собственному отражению: – Где тут позавтракать дают?
– О, если вам нужен завтрак, миссис Тык из «Синей капусты» вас…
– Сосиски, – заявил дудочник, не отвлекаясь от бритья. – С одной стороны поподжаристей. Три. Сюда. Через десять минут. Мэр где?
– Ступайте вот по этой улице до первого поворота налево…
– Приведите его.
– Эй, но нельзя же… – начал было сержант, но капрал Кнопф схватил его за руку и оттащил в сторону.
– Это же дудочник! – прошипел он. – С дудочником шутки плохи! Вы что, не знаете, на что он способен? Стоит ему продудеть нужную ноту, и у вас ноги отвалятся!
– Это как при чуме, что ли?
– Говорят, в Швайнешкваркене совет ему не заплатил, а он сыграл на этой своей специальной дудочке и увел всех детей в горы, и больше их никто не видел!
– Молодец какой; как думаешь, а он не мог бы и здесь такое повторить? В городе сразу потише станет…
– Ха! А ты слыхал, что случилось в Клатче? Дудочника наняли избавить город от нашествия мимов, а когда ему не заплатили, он заиграл, и все стражники разом пустились в пляс, дотанцевали до реки и утонули!
– О нет! Неужто? Каков злодей! – возмутился сержант Доппельпункт.
– Он запрашивает три сотни долларов, представляете?
– Триста долларов!
– Вот почему городские советы так не любят платить, – пояснил капрал Кнопф.
– Постой-постой! А разве бывает нашествие мимов?
– О, я слыхал, это было просто ужасно. Люди боялись на улицу выйти.
– Ну, то есть повсюду эти белые лица и неслышно крадущиеся фигуры…
– Точно. Просто жуть. Кстати, когда я проснулся, у меня тут на туалетном столике крыса отплясывала. Топ-топ-топ, стук-постук…
– Занятно, – отозвался сержант Доппельпункт, как-то странно глядя на капрала.
– А еще эта крыса напевала себе под нос: «Нет лучше бизнеса, чем шоу-бизнес». «Занятно» – это еще слабо сказано!
– Нет, я имею в виду, занятно, что у тебя есть туалетный столик. Ты ведь даже не женат.
– Вольно ж вам издеваться над человеком, сержант!
– А зеркало в нем есть?
– Ну хватит уже, сержант. Вы сходите за сосисками, а я сбегаю за мэром.
– Нет, Кнопф. Ты тащи сосиски, а я приведу мэра, потому что мэр придет бесплатно, а миссис Тык потребует денег.
Когда подоспел сержант, мэр уже встал и расхаживал по дому с видом весьма озабоченным.
При появлении сержанта мэр забеспокоился еще больше.
– Ну, что она на сей раз натворила? – спросил он.
– Сэр? – откликнулся стражник. Слово «сэр», произнесенное с такими интонациями, обычно подразумевает «о чем вы?»
– Злокозния не ночевала дома, – объяснил мэр.
– Вы думаете, с ней что-то стряслось, сэр?
– Нет, я боюсь, это она, чего доброго, с кем-то стряслась! Помнишь, в прошлом месяце? Когда она выследила Загадочного Всадника Без Головы?
– Ну, надо признать, что он и впрямь ехал на коне, сэр.
– Верно. А еще он был маленького роста и с очень высоким стоячим воротником. А еще это был главный сборщик налогов из Минтца. Я до сих пор получаю официальные письма по этому поводу! Сборщики налогов обычно не любят, когда с деревьев на них прыгают юные дамы! А потом еще в сентябре приключилась та история, как бишь ее…
– «Тайна Заброшенной Мельницы, или Притон Контрабандистов», сэр, – закатил глаза сержант.
– Когда выяснилось, что это всего-навсего мистер Фогель, секретарь городского совета, и миссис Шуман, жена сапожника: они оказались вдвоем на мельнице просто потому, что оба увлекаются наблюдением за амбарными совами…
– …А мистер Фогель как раз снял штаны, потому что порвал их, зацепившись за гвоздь, – подсказал сержант, не глядя на мэра.
– …А миссис Шуман прелюбезно взялась их зашить, – докончил мэр.
– …При луне, – добавил сержант.
– У миссис Шуман очень острое зрение! – рявкнул мэр. – И ни она, ни мистер Фогель никоим образом не заслужили, чтобы их связывали и затыкали им рот кляпом; мистер Фогель, кстати, еще и простудился в результате! Мне подали жалобу и он, и она, и миссис Фогель, и мистер Шуман, и снова мистер Фогель, после того как мистер Шуман явился к нему в дом и угрожал ему распоркой, и снова миссис Шуман, после того как миссис Фогель обозвала ее…
– Только раз – поркой, говорите?
– Что?
– Угрожал ему поркой всего-то раз?
– Распоркой! Это такая раздвижная деревянная нога, очень нужный инструмент в хозяйстве сапожника! Одним небесам известно, что Злокозния учинила нынче ночью!
– Полагаю, как только бабахнет, вы в неведении не останетесь, сэр!
– Но тогда зачем я вам понадобился, сержант?
– Прибыл дудочник, сэр.
Мэр побледнел как полотно.
– Уже? – охнул он.
– Так точно, сэр. Он бреется у фонтана.
– Где моя церемониальная цепь? А парадная мантия? А шляпа? Да быстрее же, помогай давай!
– Бреется он, по всему судя, не быстро, – успокоил сержант, выбегая из комнаты вслед за мэром.
– В Клаце мэр заставил дудочника прождать слишком долго, и тот заиграл на дудочке и превратил беднягу в барсука! – закричал мэр, распахивая шкаф. – А, вот они… будь другом, помоги мне одеться!
Когда они, запыхавшись, добежали до городской площади, дудочник сидел на скамейке и внимательно изучал наколотую на вилку половину сосиски. Его окружала огромная толпа – правда, на почтительном расстоянии. Капрал Кнопф стоял рядом, словно школьник, который только что сдал откровенно плохую работу и ждет, чтобы ему сказали, насколько она плоха.
– И это называется?… – проговорил дудочник.
– Сосиска, сэр, – пробормотал капрал Кнопф.
– То есть у вас тут это считается сосиской, да? – Толпа дружно охнула. Дрянь-Блинцбург испокон веков гордился своими традиционными мышино-свиными сосисками.
– Так точно, сэр, – подтвердил капрал Кнопф.
– Изумительно, – обронил дудочник. И поднял глаза на мэра. – А ты?…
– Я мэр этого города, и…
Дудочник поднял руку и кивнул в сторону старичка, что восседал на козлах, широко ухмыляясь.
– Вами займется мой агент, – заявил дудочник. Отшвырнул сосиску, закинул ноги на противоположный конец скамьи, надвинул шляпу на глаза и откинулся назад.
Мэр побагровел. Сержант Доппельпункт нагнулся к нему.
– Про барсука не забывайте, сэр! – напомнил он.
– А… да… – Собрав остатки достоинства, мэр подошел к повозке. – Я так понимаю, плата за избавление города от крыс составит триста долларов? – уточнил он.
– Много вы тут понимаете, – фыркнул старичок. На коленях у него лежала раскрытая записная книжка. – Так, посмотрим… плата за вызов… плюс дополнительный тариф, поскольку сегодня день святого Проднитца… плюс налог на дудочку… город, похоже, среднего размера, стало быть, еще одна надбавка… износ повозки… транспортные издержки, из расчета доллар за милю… Разнообразные расходы, налоги, наценки… – Старичок поднял глаза. – Я вам так скажу, тысяча долларов для ровного счета, идет?
– Тысяча долларов! Но у нас нет тысячи долларов! Это возмути…
– Барсук, сэр! – прошипел сержант Доппельпункт.
– Вы не в состоянии заплатить? – уточнил старик.
– У нас просто нет таких денег! Мы вынуждены тратить огромные суммы на закупку продовольствия!
– То есть у вас вообще денег нету? – не отступался старичок.
– Таких сумм – нет!
Старичок почесал подбородок.
– Хм-м… – протянул он. – Кажется, у нас тут небольшая проблемка, потому что… дайте-ка посмотрим… – Он черкнул что-то в записной книжке и снова поднял глаза. – Вы уже должны нам четыреста шестьдесят семь долларов и девятнадцать пенсов за вызов, дорожные расходы и разнообразные прочие статьи.
– Что? Он еще ни одной ноты не сыграл!
– Да, но он готов это сделать, – возразил старичок. – Мы проделали долгий путь. А вы не в состоянии заплатить? Ну, вы попали… ключевое слово «попа». Ему ведь придется вывести из города хоть что-нибудь, понимаете? Иначе поползут слухи, его перестанут уважать, а если тебя не уважают, так ты, считай, никто и ничто! Если дудочнику не выказывают уважения, то он…
– …Фуфло, – раздался чей-то голос. – По-моему, он полное фуфло.
Дудочник приподнял край шляпы.
Толпа поспешно расступалась, пропуская Кийта вперед.
– Да? – промолвил дудочник.
– Сдается мне, он и одной-единственной крысы выманить не сумеет, – заявил Кийт. – Он просто обманщик и хвастун! Ха, спорим, я выманю больше крыс, чем он!
Кое-кто счел за лучшее незаметно убраться подальше. Никому не хотелось попасть под раздачу, когда дудочник выйдет из себя.
Дудочник спустил ноги на землю и сдвинул шляпу обратно на затылок.
– Ты дудочник, малыш? – мягко спросил он.
Кийт вызывающе выставил вперед подбородок.
– Да. И не называй меня малышом… старикашка.
Дудочник усмехнулся.
– А, – промолвил он. – Я знал, что этот город мне понравится. И ты можешь заставить крысу пуститься в пляс, так, малыш?
– Да уж получше тебя, дудочник.
– По-моему, это вызов, – обронил дудочник.
– Дудочник не принимает вызова от… – заявил было старикашка с повозки, но дудочник жестом велел ему умолкнуть.
– А знаешь, малыш, – проговорил он, – ты ведь не первый пытаешься со мной шутки шутить. Иду я, бывалоча, себе по улице, и тут какой-нибудь постреленок орет: «А ну-ка, сыграй нам на своей пипке, мистер!» – я оборачиваюсь, и это всегда парнишка вроде тебя, глуповатый такой. Что ж, малыш, не хочу, чтобы люди говорили, будто я несправедлив, так что если ты догадаешься извиниться, то, пожалуй, уйдешь отсюда на своих двоих…
– Ты струсил! – Из толпы вышла Злокозния.
– Да ну? – усмехнулся ей дудочник.
– Конечно, струсил, потому что всем известно, как оно бывает. Дай-ка я спрошу этого глуповатого парнишку, которого впервые в жизни вижу: ты сирота?
– Да, – кивнул Кийт.
– То есть ты вообще ничего не ведаешь о своем происхождении?
– Ровным счетом ничего.
– Ага! – возгласила Злокозния. – Вот и доказательство! Мы все отлично знаем, что бывает, когда нежданно-негаданно объявляется загадочный сирота и бросает вызов могущественному тирану, правда? Это же все равно что третий и младший сын короля. Он просто не может не победить!
Девочка торжествующе обернулась к толпе. Но толпа все еще сомневалась. Эти люди не прочли столько книжек, сколько Злокозния, и руководствовались скорее опытом реальной жизни, а именно: если кто-то маленький и добродетельный бросает вызов кому-то большому и гадкому, ему очень быстро приходит крындец.
Но откуда-то из задних рядов толпы раздался крик:
– Дайте глуповатому парнишке шанс! Он, по крайней мере, дешевле обойдется! – А кто-то еще подхватил: – Вот именно! – и еще кто-то: – Я с вами, ребята, совершенно согласен! – И никто, похоже, не заметил, что все голоса доносятся почти от самой земли и напрямую связаны с перемещениями взъерошенного кота, у которого половины шерсти недостает. Вместо того поднялся общий гул – гул без слов, ничего такого, что способно навлечь на кого-то неприятности, если дудочник разозлится, просто невнятное бормотание в общем и целом, подразумевающее, что – не в обиду будь сказано, учитывая все точки зрения, все взвесив и хорошенько обдумав, сложив два и два и при прочих равных, люди не прочь дать мальчику шанс, если никто не против, конечно, и не принимайте это на свой счет.
Дудочник пожал плечами.
– Идет, – кивнул он. – Об этом еще долго говорить станут. И что я получу, когда выиграю?
Мэр откашлялся.
– В создавшихся обстоятельствах, кажется, принято предлагать руку дочери? – предположил он. – У нее превосходные зубы, и она станет хорош… она станет женой любому, у кого в доме достаточно свободного места под книжные полки…
– Отец! – воскликнула Злокозния.
– Не сейчас, но впоследствии, понятное дело, – промолвил мэр. – Он неприятный тип, но зато богат…
– Нет, спасибо, я возьму деньгами, – возразил дудочник. – Так или иначе.
– Я же сказал, мы не можем себе этого позволить! – напомнил мэр.
– А я сказал, так или иначе, – повторил дудочник. – А чего потребуешь ты, малыш?
– Твою дудочку, – промолвил Кийт.
– Нет, малыш. Она же волшебная.
– Тогда почему ты боишься поставить ее на кон?
Дудочник сощурился.
– Ладно, идет, – кивнул он.
– А город должен позволить мне решить проблему с крысами, – промолвил Кийт.
– Ну а ты-то сколько запросишь? – уточнил мэр.
– Тридцать золотых монет! Тридцать золотых монет. Ну же, скажи им! – раздался голос из задних рядов.
– Нет, вам это не будет стоить ни пенса, – возразил Кийт.
– Идиот! – проорал голос в толпе. Люди озадаченно заозирались.
– То есть вообще даром? – уточнил мэр.
– Да, даром.
– Эгм… предложение насчет руки моей дочери все еще в силе, если ты…
– Папа!
– Нет, так бывает только в сказках, – возразил Кийт. – А еще я верну много украденной крысами еды.
– Они ж ее сожрали! – запротестовал мэр. – Ты что, им два пальца в пасть засунешь?
– Я же сказал, что решу вашу проблему с крысами, – настаивал Кийт. – Мистер мэр, вы согласны?
– Ну, если ты не требуешь платы…
– Но сперва мне нужно одолжить у кого-нибудь дудочку, – продолжал Кийт.
– У тебя даже дудочки нет? – удивился мэр.
– Моя сломалась.
Капрал Кнопф ткнул мэра в бок.
– У меня со времен армии тромбон завалялся, – сообщил он. – Я сбегаю принесу, а? Мигом обернусь.
Дудочник расхохотался.
– А что, тромбон не считается? – уточнил мэр, едва капрал Кнопф умчался прочь.
– Что? Зачаровывать крыс – тромбоном? Да ладно, ладно, пусть малыш попробует. Попытка не пытка. Ты хорошо играешь на тромбоне, да?
– Не знаю, – отозвался Кийт.
– Что значит «не знаю»?
– Я никогда не пробовал. Я бы куда охотнее сыграл на флейте, или флейте-пикколо, или трубе, или на ланкрской волынке, но я видел, как играют на тромбоне, и мне кажется, ничего сложного в этом нет. Это ж всего-навсего труба-переросток.
– Ха! – фыркнул дудочник.
Стражник уже бежал назад, на ходу надраивая помятый тромбон рукавом, отчего тот становился только грязнее. Кийт взял инструмент в руки, обтер мундштук, поднес его к губам, выдвинул кулису и выдул долгую ноту.
– Вроде работает, – признал он. – Наверное, по ходу дела научусь. – И коротко улыбнулся дудочнику. – Хочешь попробовать первым?
– Да ты этой развалюхой ни одной крысы не зачаруешь, малыш, – фыркнул дудочник, – но я с удовольствием посмотрю, как ты пыжишься.
Кийт снова одарил его улыбкой, вдохнул поглубже и заиграл.
Зазвучала мелодия. Инструмент пищал и хрипел, потому что капрал Кнопф, случалось, использовал его как молоток, но мелодия и впрямь зазвучала – быстрая, прямо-таки лихая. Под такую ноги сами начинают притоптывать.
И нашелся тот, кто не устоял.
Из трещины в ближайшей стене появился Сардины, считая себе под нос: «и-раз-два-три-четыре». Толпа завороженно наблюдала, как крыс самозабвенно отплясывает на мостовой – пока танцор не исчез в водосточной трубе. Только тогда люди зааплодировали.
Дудочник покосился на Кийта.
– Эта крыса была в шляпе?
– Я не заметил, – пожал плечами Кийт. – Твоя очередь.
Откуда-то из-под складок одежды дудочник извлек первую секцию дудки, совсем короткую. Из кармана достал вторую секцию и вдвинул ее в пазы первой. Секции сощелкнулись – этак звонко, по-военному.
Все еще не сводя глаз с Кийта и ухмыляясь, из нагрудного кармана дудочник достал мундштук и навинтил его на флейту до финального щелчка.
А затем поднес дудку к губам и заиграл.
Со своего наблюдательного поста на крыше Большие Скидки крикнула в водосток:
– Поехали!
И засунула в уши два комочка ваты.
Дежурящий под водостоком Врассоле проорал в канализационную трубу:
– Поехали! – и тоже взялся за затычки.
– …ехали… ехали… ехали, – разнеслось по трубам эхо.
– Поехали! – объявил Гуталин в подвале с клетками. И затолкал в трубу пучок соломы. – Затыкайте уши, все!
С крысиными клетками сделали что могли. Злокозния притащила одеяла, а крысы потратили целый час, лихорадочно заделывая дыры и трещины грязью. Кроме того, Клан постарался досыта накормить пленников, и хотя это были всего лишь киикики, просто душа разрывалась при виде того, как отчаянно они припадают к земле.
Гуталин обернулся к Питательной.
– Ты уши заткнула? – спросил он.
– Простите?
– Отлично! – Гуталин достал два комочка ваты. – Надеюсь, болтливая дуреха не ошибается насчет этих штук, – промолвил он. – Боюсь, мало у кого из наших еще остались силы куда-то бежать.
Дудочник подул снова – и недоуменно уставился на дудочку.
– Ну, хоть одну крысу вымани, – промолвил Кийт. – Любую, на выбор.
Дудочник обжег его свирепым взглядом и дунул опять.
– Я ничего не слышу, – промолвил мэр.
– Люди и не могут ничего слышать, – пробормотал дудочник.
– Может, сломалась, – услужливо подсказал Кийт.
Дудочник попробовал еще раз. Над толпой поднялся ропот.
– Ты что-то подстроил, – прошипел он.
– Да ну? – громко откликнулась Злокозния. – И что же такого он мог подстроить? Наверное, приказал крысам сидеть под землей, заткнув уши ватой?
Ропот превратился в сдавленный смех.
Дудочник предпринял еще одну попытку. Кийт чувствовал, как у него самого шевелятся волоски на загривке.
Появилась крыса. Крыса медленно двигалась по мостовой, раскачиваясь из стороны в сторону. Доковыляв к ногам дудочника, она опрокинулась на бок и осталась лежать, издавая жужжащий звук.
У людей отвисли челюсти.
Это был мистер Тик-так.
Дудочник ткнул игрушку носком сапога. Заводная крыса несколько раз перекатилась с боку на бок, и тут пружина, которую вот уже несколько месяцев терзали зубья капканов, наконец лопнула. Раздалось «дзыыыынннннь!» – и на мостовую дождем посыпались шестеренки.
Толпа разразилась хохотом.
– Хм-м-м, – промолвил дудочник. Теперь он глядел на Кийта с невольным восхищением. – Ладно, малыш, – промолвил он. – Может, поговорим? Как дудочник с дудочником? Вон там, у фонтана?
– Только чтобы у всех на глазах, – уточнил Кийт.
– Ты мне не доверяешь, малыш?
– Конечно, нет.
– Молодец, – усмехнулся чужак. – Вижу, у тебя есть все задатки дудочника.
У фонтана дудочник присел, вытянул перед собою обутые в сапоги ноги и подал Кийту дудочку. Дудочка была бронзовая, украшенная латунью – рельефным изображением крыс, – и поблескивала в лучах солнца.
– Вот, – сказал дудочник. – Бери. Хорошая. У меня еще есть. Ну же, забирай. Хочу послушать, как ты на ней сыграешь.
Кийт неуверенно покосился на дудочку.
– Это все обман, малыш, – объяснил дудочник. Дудка сияла подобно солнечному лучу. – Видишь, тут такая скользящая перегородка? Сдвинь ее вниз, и дудочка сыграет особую ноту, которую человеческое ухо не слышит. А крысы – еще как. Просто с ума сходят. Выбегают из всех нор, и ты ведешь их прямо в реку, как овчарка – стадо.
– И это все? – удивился Кийт.
– А ты еще чего-то ждал?
– Ну да. Говорят, ты превращаешь людей в барсуков и уводишь детей в магические пещеры, и…
Дудочник заговорщицки наклонился ближе.
– Реклама, малыш, штука полезная. Здешние городишки с наличкой расстаются куда как неохотно. А что до превращения людей в барсуков и всего такого, так такие вещи случаются где угодно, только не в здешних краях. А здешние жители в большинстве своем за всю свою жизнь дальше чем на десять миль из дома не уезжали. Их спросить, так в пятидесяти милях отсюда все что угодно произойти может! А как только история разнесется по свету, так она сама на тебя работать станет. Половину всего того, что люди рассказывают о моих «подвигах», сочинил не я.
– Скажи, а ты, случайно, не знаком с кое-кем по имени Морис? – полюбопытствовал Кийт.
– Морис? Морис? Вроде бы нет.
– Изумительно, – усмехнулся Кийт. Взял дудочку и устремил на дудочника долгий, задумчивый взгляд. – А теперь, дудочник, – объявил мальчик, – сдается мне, ты выведешь крыс из города. И это будет самое впечатляющее действо за всю твою карьеру.
– Эй? Ты о чем? Ты же победил, малыш.
– Ты выведешь из города крыс, потому что так полагается по сказке, – объяснил Кийт, полируя дудочку рукавом. – А почему ты запрашиваешь такие баснословные суммы?
– Потому что я устраиваю заказчикам роскошное шоу, – объяснил дудочник. – Эффектная одежда, хамство… высокая цена – это тоже часть спектакля. Людям нужна магия, малыш. Если тебя сочтут просто-напросто разряженным крысоловом, тебе очень повезет, если тебя в обед накормят сыром да еще руку пожмут на прощание.
– Мы сделаем это вместе, и крысы пойдут за нами, действительно пойдут, прямо в реку. И не беспокойся насчет фокуса с хитрой нотой, у нас с тобой получится еще лучше. Это будет… будет великая… история, – объявил Кийт. – Тебе еще и заплатят. Три сотни долларов, ты говорил? Тебе придется ограничиться половиной, ведь тебе помогаю я.
– Что за игру ты ведешь, малыш? Я ж сказал, ты – победил.
– Победят все. Доверься мне. Они тебя вызвали. Дудочнику надо платить. Кроме того, – Кийт улыбнулся, – мне невыгодно, чтобы люди думали, будто дудочнику платить не обязательно, так?
– А я-то посчитал тебя просто глуповатым парнишкой! – вздохнул дудочник. – Что за сделку ты заключил с крысами?
– Ты просто не поверишь, дудочник. Просто не поверишь.
Врассоле стремглав пронесся по туннелям, продрался сквозь солому и грязь, забившие выход из последней трубы, и впрыгнул в подвал с клетками. При его появлении крысы Клана вытащили затычки.
– Он это делает? – спросил Гуталин.
– Так точно, сэр! Вот прямо сейчас!
Гуталин поглядел вверх, на клетки. Киикики заметно присмирели, теперь, когда крысиный король погиб, а им дали поесть. Но, судя по запаху, они отчаянно хотели убраться отсюда подальше. А охваченные паникой крысы бегут за другими крысами…
– О’кей, – объявил Гуталин. – Бегуны, готовьсь! Открываем клетки! Проследите, что киикики следуют за вами! Раз-два-три, побежали!
И на этом история почти закончилась.
О, как завопила толпа, когда из всех дыр и водосточных труб хлынули крысы! Как ликовали люди, когда оба дудочника, пританцовывая на ходу, пошли из города, а крысы кинулись следом за ними. Как люди засвистели, когда крысы попрыгали с моста в реку!
Люди не заметили, что несколько крыс так и остались стоять на мосту, подбадривая остальных криками: «Помните, гребите размеренно, с силой!», «Чуть ниже по течению есть отличный песчаный пляж!» и «Прыгайте лапами вперед, тогда о воду не ушибетесь!».
А если бы люди чего и заметили, то вряд ли бы о том сказали. Такие детали в историю просто не вписываются.
И дудочник, танцуя, ушел за холмы и никогда, никогда больше не возвращался в тот город.
Загремели дружные аплодисменты. Все сходились на том, что шоу вышло отменное, пусть и влетело в кругленькую сумму. Зато будет о чем детям рассказать.
Глуповатый с виду парнишка, тот, что вызвал на поединок дудочника, неспешно вышел на площадь. Ему тоже поаплодировали. День, похоже, удался во всех отношениях. Люди призадумались, а не завести ли еще детишек, чтоб на все истории хватило.
И тут горожане осознали, что историй достанет и на внуков: потому что внезапно появились другие крысы.
Они выходили из сточных труб, и канав, и трещин. Они не пищали и не бежали. Просто расселись там, на площади, не сводя глаз с людей.
– Эй, дудочник! – крикнул мэр. – Ты, кажется, нескольких проглядел!
– Нет. Мы не из тех крыс, что следуют за дудочниками, – раздался голос. – Мы – крысы, с которыми приходится договариваться.
Мэр опустил глаза. У его сапог стояла крыса и глядела на него снизу вверх. Крыса была при мече.
– Отец, – промолвила Злокозния из-за его спины. – Эту крысу стоит выслушать.
– Но она же крыса!
– Да, крыса об этом знает, папа. А еще крыса знает, как вернуть твои деньги и огромные запасы продовольствия и где найти воришек, которые крали еду у всех нас. Кстати, это не она, а он.
– Но он же крыса!
– Да, папа. Но если поговорить с ним вежливо, он сможет помочь нам.
Мэр вытаращился на стройные ряды Клана.
– Нам следует поговорить с крысами? – удивился он.
– Это очень хорошая идея, папа.
– Но они же крысы! – Мэр упрямо держался за эту мысль как за спасательный круг посреди бурного моря, выпустив который камнем пойдешь ко дну.
– Прошу прощения, извините, простите, – послышался голос совсем рядом с ним. Мэр опустил взгляд на чумазого, полуобгоревшего кота. Кот ему ухмыльнулся.
– Этот кот только что заговорил? – уточнил мэр.
Морис заозирался по сторонам.
– Какой такой кот? – уточнил он.
– Ты! Ты только что разговаривал, да?
– Тебе станет легче, если я скажу «нет»? – уточнил Морис.
– Но коты не умеют разговаривать!
– Ну, не обещаю, что смогу произнести эту, как бишь ее, пространную послеобеденную речь, и комического монолога у меня тоже не просите, – отозвался Морис, – и, признаться, я с трудом выговариваю сложные слова вроде «рахат-лукум» и «люмбаго». Но мне неплохо удаются простенькие остроты, и поддержать несложный и поучительный разговор я вполне способен. Кстати, скажу как кот, мне бы очень хотелось узнать, что имеет сказать эта крыса.
– Мистер мэр? – окликнул Кийт, подходя поближе и вертя в руках новую дудочку. – Вам не кажется, что настало время позволить мне решить вашу проблему с крысами раз и навсегда?
– Решить проблему? Но…
– Вам просто нужно поговорить с ними. Созовите городской совет и поговорите с ними уже. Все зависит от вас, мистер мэр. Вы можете раскричаться, поднять шум, кликнуть собак, люди забегают, размахивая метлами, и да, крысы разбегутся. Но далеко они не убегут. И да, они вернутся. – Подойдя к ошеломленному мэру вплотную, Кийт наклонился и зашептал: – А они живут под вашими половицами, сэр. Они умеют пользоваться огнем. И в ядах они тоже здорово разбираются. О да. Так что… выслушайте эту крысу.
– То есть крыса нам угрожает? – уточнил мэр, глядя сверху вниз на Гуталина.
– Нет, мистер мэр, – возразил Гуталин. – Я вам предлагаю… – Он оглянулся на Мориса; кот кивнул. – Предлагаю замечательную возможность.
– Ты и вправду умеешь говорить? И думать тоже? – удивился мэр.
Гуталин смотрел на него снизу вверх. Ночь выдалась долгая. И вспоминать о ней не хотелось. А день предстоит еще более долгий, еще более непростой. Гуталин вдохнул поглубже.
– Я вот что предлагаю, – промолвил он. – Ты сделай вид, будто веришь, что крысы умеют думать, а я обещаю сделать вид, будто верю, что человеки это тоже умеют.
