Глава 10
Настала ночь, и мистер Зайка вспомнил: в Темном лесу таится что-то ужасное!
Из книги «Приключение мистера Зайки»
«Ну и зачем я это делаю? – спрашивал себя Морис, протискиваясь сквозь трубу. – Коты не для того созданы!»
«Потому что мы в глубине души добрые», – подсказала совесть.
«Вовсе нет», – возразил Морис.
«Положим, что и впрямь так, – согласилась совесть. – Но мы же не хотим объяснять это Фасоли Опасно-для-Жизни, правда? Перед его подрагивающим носишкой? Он-то считает нас героем!»
«Так вот, я не герой», – подумал Морис.
«Тогда зачем мы шаримся под землей, пытаясь его отыскать?»
«Ну, это же самоочевидно! Именно он мечтает найти крысиный остров, а без него крысы не станут сотрудничать и мне ничего не заплатят», – объяснил Морис.
«Мы – кот! Зачем коту деньги?»
«Затем, что я придумал себе пенсионную программу, – думал Морис. – Мне уже целых четыре года! Как только заработаю кучу денег – все, выхожу из дела, заведу себе уютный домик с большим очагом и милую старушку, которая станет каждый день кормить меня сливками. Я все продумал, вплоть до мельчайших подробностей».
«А зачем мы ей? Мы воняем, у нас драные уши и на лапе какая-то мерзкая проплешина зудит и чешется, вид у нас такой, словно нас в морду пнули… с какой стати милая старушка возьмет в дом нас вместо пушистого котеночка?»
«Ха! Но ведь черные кошки приносят удачу», – думал Морис.
«Правда? Ну, не хочу первым тебя расстраивать, но мы не черные. Мы вроде как грязно-полосатые».
«Есть такая штука, как краска, – думал Морис. – Берешь пару пакетиков черной краски, задерживаешь на минутку дыхание, и «привет, сливки и рыбка» до конца дней моих. Что, классно придумано?»
«А как насчет удачи?» – не отступалась совесть.
«А! В том-то и фокус! Если черный кот раз в месяц притаскивает в зубах золотую монету, так я считаю, для хозяина это крупная удача; скажешь, нет?»
Совесть заткнулась. Наверное, изумляется гениальному плану, сказал себе Морис.
Поневоле приходилось признать, что строить планы у него получается куда лучше, чем ориентироваться под землей. Морис не то чтобы потерялся: коты никогда не теряются. Он просто не знал, где все остальные. А надо сказать, земли под городом почти не осталось. Подвалы, решетки, трубы, древняя канализация, склепы и руины позабытых строений образовали что-то вроде медовых сот. «Да тут даже человеки пройти сумеют, – думал Морис. – Крысоловы так точно».
Повсюду пахло крысами. Кот прикинул, не окликнуть ли Фасоль Опасно-для-Жизни, но решил, не стоит. Если закричать – то сам он, может, и выяснит, где находится мелкий крыс, но заодно оповестит… всех прочих о том, где находится Морис. Те здоровущие крысюки были, сказать по правде… ужас до чего здоровущие; от таких добра не жди. Даже тупая псина и то не факт, что с ними справится.
Теперь кот оказался в небольшом прямоугольном туннеле со свинцовыми трубами. Из труб с шипением вырывался пар, теплая вода капала в желоб, проложенный в дне туннеля. Впереди и сверху виднелась канализационная решетка: она выводила на улицу. Сквозь решетку сочился слабый свет.
Вода в желобе казалась достаточно чистой. Во всяком случае, прозрачной. Мориса мучила жажда. Он нагнулся, высунул язычок…
В воде растекалась тоненькая и яркая красная прожилка…
Крысы возвращались из конюшни обратно в подвалы. Гуляш, похоже, плохо понимал, что происходит, и засыпал на ходу, но у него хватало ума держаться за хвост Сардины. Путь был долгим. Сардины решил, что по бельевым веревкам старому вожаку не пройти. Крысы пробирались вдоль сточных канав и водоотводов, укрытые лишь плащом ночи.
Наконец они добрались до подвала, где уже слонялось несколько крыс. К тому времени Гуталин и Сардины поддерживали Гуляша с обеих сторон: старик едва передвигал ноги.
В подвале все еще горела свеча. Гуталин удивился. Ну да за последний час столько всего произошло.
Гуляш осел на пол и остался лежать там, тяжело дыша. Тело его вздрагивало с каждым вдохом.
– Это яд, шеф? – прошептал Сардины.
– Мне кажется, у него просто силы закончились, – объяснил Гуталин. – Просто закончились силы.
Гуляш открыл один глаз.
– Я… все еще… вожак?
– Так точно, сэр, – откликнулся Гуталин.
– Надо… поспать…
Гуталин обвел взглядом тесное кольцо собравшихся. Крысы подтягивались ближе. Слышно было, как они перешептываются. А еще они во все глаза глядели на Гуталина. А Гуталин озирался по сторонам, пытаясь высмотреть в толпе бледное пятнышко – Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Питательная… говорит… ты видел… туннель… Большой Крысы… – пробормотал Гуляш.
Гуталин сердито зыркнул на Питательную. Та смущенно потупилась.
– Ну, что-то такое видел, да, – ответил он.
– Тогда я засну там, и буду спать… и видеть сны… и уже не проснусь больше, – промолвил Гуляш. И снова уронил голову. – Так… старой крысе… умирать не полагается, – пробормотал он. – Не… так. Не… при свете.
Гуталин поспешно кивнул Сардинам, и тот загасил свечу шляпой. Влажная и густая подземная тьма сомкнулась вокруг.
– Гуталин, – прошептал Гуляш. – Вот что тебе надо знать…
Сардины насторожил уши, пытаясь уловить последние слова вожака, обращенные к Гуталину. Несколько секунд спустя он поежился. Он почуял: в мире что-то изменилось.
В темноте завозились. Вспыхнула спичка, вновь заплясало свечное пламя, и в мир вернулись тени.
Гуляш лежал неподвижно.
– А нам надо его съесть? – спросил кто-то.
– Он… ушел, – промолвил Гуталин. Отчего-то мысль о том, чтобы съесть Гуляша, показалась ему неправильной. – Закопайте его, – приказал крыс. – И пометьте это место, чтобы мы знали: он там.
Крысы облегченно выдохнули. Как бы Гуляша ни уважали, все-таки от него здорово попахивало, даже для крысы.
Какой-то крысенок в первом ряду неуверенно уточнил:
– Эгм… а когда вы говорите «пометьте место», вы имеете в виду, пометить так же, как мы помечаем все другие места, где что-то закапываем?
– Он спрашивает, надо ли нагадить, – объяснила крыса, стоящая рядом.
Гуталин оглянулся на Сардины; тот пожал плечами. Сердце у него упало. Если ты вожак, все ждут, что ты скажешь. А белой крысы по-прежнему нет как нет.
Гуталин был предоставлен сам себе.
Он задумался на миг, а затем кивнул.
– Да, – выговорил он наконец. – Гуляшу бы это понравилось. Это очень… по-крысьи. Но вот еще что сделайте. Нарисуйте над ним вот это.
И Гуталин начертил на земле знак.
– «Он был крысой из многочисленного рода крыс, и он думал о других крысах», – прочел Сардины. – Хорошо сказано, босс.
– А он вернется, как Гуталин? – спросил кто-то.
– Если вернется, то здорово разозлится, если мы его сожрем, – раздался другой голос. Послышалось нервное хихиканье.
– Послушайте, я не… – начал было Гуталин, но Сардины пихнул его в бок.
– Можно пару слов на ушко, шеф? – спросил он, вежливо приподнимая опаленную шляпу.
– Да, да… – Гуталин тревожился не на шутку. На него никогда еще не было устремлено столько внимательных глаз. Они с Сардинами отошли чуть в сторону.
– Ты ведь знаешь, я раньше в театре тусовался, – начал Сардины. – А в театре чего только не нахватаешься. Дело в том, что… послушай, что скажу: ты – вожак, правильно? Вот и веди себя так, будто знаешь, что делаешь, о’кей? Если вожак не знает, что делает, то никто другой тем более не знает.
– Но я разбираюсь только в капканах, – отозвался Гуталин.
– А ты представь себе, что будущее – это такой огроменный капкан, – подсказал Сардины. – Причем сыра внутри нет.
– А толку-то?!
– И еще: мой тебе совет, шеф, – подсказал Сардины. – Пусть думают что хотят про тебя и… этот твой шрам. Не надо никого разубеждать.
– Но, Сардины, я же вовсе не умирал!
– Однако ж что-то произошло, так? Ты собирался поджечь конюшню. Я с тебя глаз не спускал. В капкане с тобой что-то произошло. И не спрашивайте у меня что. Я крыса маленькая, я просто чечетку танцую. С меня и довольно, босс. Но есть большие, сильные крысы – Врассоле, и Срок-Хранения, и еще кой-кто, босс, и теперь, когда Гуляш умер, они могут подумать, что вожаком должен стать кто-то из них. Понимаешь, к чему клоню?
– Нет.
Сардины вздохнул.
– А мне кажется, понимаешь, босс. Нам разве нужны сейчас свары и разборки промеж себя?
– Нет!
– Вот именно. Что ж, благодаря нашей не в меру болтливой малютке Питательной ты – крыс, который посмотрел в лицо Костяной Крысе и вернулся, так?..
– Да, но она…
– Сдается мне, босс, любой, кто сумел переглядеть Костяную Крысу… ну, с таким шутки плохи, верно? Крыс, который носит следы зубов Костяной Крысы как пояс? Ну уж нет, с этим лучше не связываться! Крысы пойдут за таким вожаком. А в нынешние времена крысам необходимо за кем-то идти. Это ты хорошо придумал насчет старины Гуляша. Закопать, нагадить сверху и оставить знак… что ж, старым крысам это пришлось по душе, и молодым тоже. Все убедились: ты думаешь обо всех и каждом. – Сардины склонил голову набок и нервно усмехнулся.
– Вижу, за тобой, Сардины, глаз да глаз нужен, – откликнулся Гуталин. – Ты мыслишь в точности как Морис.
– Насчет меня не тревожься, босс. Я крыса маленькая. Я танцевать хочу. Вожак из меня никаковский.
«Думать за всех», – повторил про себя Гуталин. Белый крыс…
– А куда запропастился Фасоль Опасно-для-Жизни? – спросил он, оглядываясь по сторонам. – Он разве не здесь?
– Я его не видал, босс.
– Что?! Он нам нужен! У него в голове карта!
– Карта, босс? – озабоченно нахмурился Сардины. – А мне казалось, ты карты в грязи рисуешь…
– Нет, я не про картинку туннелей и ловушек… Я имею в виду карту того… что мы такое есть и куда идем.
– А, ты про дивный остров? Вообще-то я никогда в него не верил, босс.
– Про острова я, по правде сказать, ничего не знаю, – отозвался Гуталин. – Но когда я был в том… месте, мне… пришла в голову одна идея. Между человеками и крысами идет нескончаемая война! С ней надо покончить. Здесь и сейчас, в этом самом месте, с этими крысами… я вижу: это возможно. Очень может быть, это наш единственный шанс. Я вижу общие очертания этой мысли в своей голове, но вот слов для нее придумать не могу, понимаешь? Так что нам нужна белая крыса: у него есть карта про то, как думать. Мы должны додуматься до правильного выхода. Бегать по кругу и пищать – это уже не метод!
– До сих пор ты отлично справлялся, босс! – Чечеточник потрепал его по плечу.
– Все идет не так, как надо, – пожаловался Гуталин, старательно понижая голос. – Фасоль нужен нам! Он нужен мне!
– Я соберу взводы, босс, только скажите, где начинать поиски, – кротко отозвался Сардины.
– В канализации, неподалеку от подвала с клетками, – объяснил Гуталин. И добавил: – С ним был Морис.
– А это хорошо или плохо, шеф? – уточнил Сардины. – Гуляш, помнится, говаривал: «Насчет кошки не сомневайтесь: кошка всегда…»
– «…Остается кошкой». Да, я помню. Хотел бы я сам знать ответ на твой вопрос, Сардины.
Сардины подошел ближе.
– Шеф, а можно, я кой-чего спрошу?
– Конечно.
– А что такое Гуляш шепнул вам перед смертью? Какое-то тайное знание, ведомое только вожакам, да?
– Он дал мне добрый совет, – отозвался Гуталин. – Добрый совет дал.
Морис заморгал. Очень медленно втянул язычок. Прижал уши и, медленно и бесшумно ступая, двинулся вдоль желоба.
Что-то смутно белело под самой решеткой. Красная струйка брала начало где-то выше по течению, а здесь распадалась надвое, обтекала препятствие и снова закручивалась в единую тонкую ниточку.
Морис потянулся к находке. Ею оказался скрученный в трубочку клочок бумаги – весь размокший и заляпанный чем-то красным. Кот выпустил коготь, подцепил листок, вытащил его на край желоба и аккуратно расправил. И увидел растекшиеся от воды картинки, нарисованные толстым грифелем. Кот знал, что это за картинки. Он их тоже выучил, эти простые до глупости письмена, – как-то раз, когда не нашлось занятия поинтереснее.
– «Крысы не должны…» – начал было он. А дальше расплылась клякса, вплоть до «Мы – не такие, как Прочие Крысы».
– «Ох нет», – ужаснулся кот. Крысы бы их ни за что не бросили, верно? Персики всегда таскала с собой эти Правила, как невесть какое бесценное сокровище.
– Кто найдет их первым, я или ты? – прозвучал чужой голос в голове Мориса. – А может, я их уже нашел…
Морис побежал, оскальзываясь на склизком камне. Туннель резко ушел в сторону: кота аж занесло на повороте.
– Что они за странные существа, КОТ. Крысы, которые считают, что они не крысы. А не стать ли мне таким, как ты? Не уподобиться ли мне КОТУ? Не оставить ли одного из них в живых? НЕНАДОЛГО?
Морис тихо взвыл про себя. В обе стороны ответвлялись туннели поменьше, но тонкая красная ниточка вела дальше – там, под очередной решеткой, в воде что-то лежало и сочилось красной краской.
Морис осел на пол. Он ожидал… чего? Но это… это же… это же еще хуже. Хуже всего на свете.
В желобе лежала размокшая книга «Приключение мистера Зайки» – и красные чернила струйкой растекались от красного жилета Крысика Кристофера.
Морис выудил книгу кончиком когтя, страницы из дешевой бумаги выпали одна за другой и поплыли по воде. Крысы потеряли книгу. Они убегали? Или… просто ее выбросили? Что такое сказал тогда Фасоль Опасно-для-Жизни? «Выходит, мы просто… крысы»? И сказал так горько и глухо…
– Где они сейчас, КОТ? Ты можешь их отыскать? Куда теперь?
«Голос способен видеть то, что вижу я, – думал Морис. – Голос не читает моих мыслей, но видит моими глазами, и слышит моими ушами, и неплохо наловчился догадываться, о чем я думаю…»
Морис снова закрыл глаза.
– В темноте, КОТ? А как же ты станешь сражаться с моими крысами? Теми, что у тебя ЗА СПИНОЙ?
Морис широко распахнул глаза и стремительно развернулся. Там были крысы, десятки крыс, некоторые – в половину его роста. Все они не спускали глаз с кота. Морды их были лишены всякого выражения.
– Молодчина, КОТ, молодчина! Ты видишь пищащих тварей – и не прыгаешь! А как кот научился не быть котом?
Крысы, все как одна, двинулись вперед. Послышалось тихое шуршание лапок. Морис отступил на шаг.
– Ты только вообрази себе, КОТ, – раздался голос Паука. – Вообрази миллион умных крыс. Крыс, которые не убегают. Крыс, которые сражаются. Крыс, у которых единый разум и единое видение. Мое.
– Где ты? – спросил Морис вслух.
– Скоро увидимся. Ты иди, киска, иди. Не останавливайся. Достаточно одного моего слова, одного движения мысли, и эти крысы разорвут тебя в клочья. О, ты, вероятно, двух-трех убьешь, но им на смену придут новые. На смену всегда приходят новые.
Морис развернулся и опасливо тронулся вперед. Крысы последовали за ним. Он крутнулся на месте. Крысы остановились. Он снова развернулся, сделал пару шагов, поглядел назад через плечо. Крысы шли за ним, словно привязанные.
Здесь в воздухе разливался знакомый затхлый запах застоявшейся воды. Затопленный подвал где-то рядом. Но насколько близко? Разит от него гаже, чем от кошачьих консервов. В какой он стороне? Возможно, на короткой дистанции Морис и сумел бы обогнать этих тварей. Если тебя преследуют кровожадные крысы, у тебя словно крылья отрастают.
«Ты собираешься бежать на помощь белой крысе? – поинтересовалась совесть. – Или подумываешь, не рвануть ли наружу, в солнечный свет?»
Морис вынужден был признать, что солнечный свет еще никогда в жизни не казался настолько привлекательным. Зачем себя обманывать? В конце концов, крысы все равно живут недолго, даже если у них подрагивающие носишки…
– Они близко, КОТ. Сыграем в игру? Коты любят ИГРАТЬ с добычей. А с Приправой ты играл? ДО ТОГО, КАК ОТКУСИЛ ЕМУ ГОЛОВУ?
Морис остановился как вкопанный.
– Ты умрешь, – пообещал он.
– Они ко мне все ближе, Морис. Они уже совсем близко. Кстати, надо ли говорить, что глуповатый с виду парнишка и болтливая дуреха тоже умрут? А ты знаешь, что крысы способны обглодать человека заживо?
Злокозния заперла дверь подсобки.
– Крысиные короли были и остаются загадкой, – начала она. – Король – это несколько крыс, связанных хвостами друг с другом.
– Но как?
– Ну, в историях говорится, что так просто… случается.
– Как оно случается?
– Я где-то читала, будто хвосты у крысиного выводка склеиваются еще в гнезде, если там грязно, и переплетаются, и…
– У крыс обычно рождается шесть или семь крысят, хвостики у них совсем коротенькие, а родители поддерживают гнездо в чистоте, – возразил Кийт. – Интересно, люди, которые сочиняют подобные истории, крыс вообще когда-нибудь видели?
– Не знаю. А может, когда слишком много крыс находится в тесном пространстве, хвосты у них спутываются? В городском музее есть один такой крысиный король – он хранится в огромной банке со спиртом.
– Мертвый?
– Ну, или вдребезги пьяный. А ты как думаешь? – фыркнула Злокозния. – Он состоит из десяти крыс, которые образуют нечто вроде звезды, а посередине – огромный узел из хвостов. И такие находки довольно часты. Самый большой состоял из тридцати двух крыс! Крысиные короли даже в фольклор вошли.
– Но крысолов сказал, что он сам такого создал, – твердо заявил Кийт. – Он сказал, что создал крысиного короля, чтобы стать членом Гильдии. Ты знаешь, что такое «мастерское произведение»?
– Ну, конечно. Что-то очень хорошее…
– Я имею в виду, мастерское произведение в прямом смысле слова, – поправил Кийт. – Я ж вырос в большом городе, где на каждом шагу по гильдии. Поэтому я про такие вещи знаю. Мастерское произведение – это то, что ученик делает по окончании своего обучения, чтобы доказать старшим членам гильдии, что он достоин звания мастера, то есть сам может стать полноправным членом гильдии. Понимаешь? Это может быть великая симфония, или великолепная резьба по дереву, или партия вкуснейших хлебов – это его «мастерское произведение», его шедевр…
– Очень любопытно. И что?
– А какое мастерское произведение нужно создать, чтобы стать мастером-крысоловом? Чтобы всем доказать: ты в самом деле способен контролировать крыс? Помнишь знак над дверью?
Злокозния недовольно свела брови: так обычно хмурятся, оказавшись перед неудобным фактом.
– Но ведь связать несколько крыс хвостами при желании кто угодно может, – промолвила она. – Даже я бы справилась.
– С живыми-то крысами? Их же нужно сперва поймать, а тогда в руках у тебя окажутся словно бы кусочки скользкой веревки, которые все время шевелятся, а противоположный конец так и норовит тебя тяпнуть. И сколько крыс ты так свяжешь? Восемь штук? Двадцать? Тридцать две? Тридцать две разъяренные крысы?
Злокозния оглядела неприбранную подсобку.
– А ведь все складывается, – кивнула девочка. – Да. История получается неплохая. Возможно, настоящих крысиных королей всего-то и было, что один-два… ну ладно, ладно, допустим, что только один… а люди, прослышав про него, решили: раз уж возник такой ажиотаж, надо попробовать сделать крысиного короля самим. Ну да. Это как круги на полях. Сколько бы инопланетяне ни признавались, что да, это их работа, всегда находятся твердолобые упрямцы, которые твердо уверены: это сами люди ночами выходят на поле со своими садовыми катками…
– Мне просто кажется, что некоторым нравятся жестокие развлечения, – отозвался Кийт. – Как такой крысиный король сможет охотиться? Крысы же станут тянуть в разные стороны!
– Ну так в некоторых историях рассказывается, будто крысиные короли могут подчинять себе других крыс, – рассказала Злокозния. – Вроде как силой мысли. Заставляют крыс носить им еду, бегать в разные места, все такое. Ты прав, крысиные короли передвигаются с большим трудом. Так что они… учатся видеть глазами других крыс и слышать их ушами.
– Только крыс? – уточнил Кийт.
– Ну, в одной-двух историях говорится, будто они и с людьми это могут проделывать.
– Но как? – удивился Кийт. – Неужели такое на самом деле случалось?
– Ну, вряд ли такое возможно, правда? – откликнулась Злокозния.
– Да, возможно.
– Что да? – переспросила девочка.
– Я ничего не говорил. Это ты только что сказала «да», – откликнулся Кийт.
– Глупые маленькие умишки. Рано или поздно вход всегда отыщется. Даже кот сопротивляется куда лучше вас! ПОВИНУЙТЕСЬ мне. ВЫПУСТИТЕ крыс.
– Мне кажется, надо выпустить крыс, – предложила Злокозния. – Это слишком жестоко – держать их в тесных клетках.
– Я как раз подумал о том же, – согласился Кийт.
– А про меня забудьте. Я – просто сказка.
– Лично мне кажется, что на самом деле крысиные короли – это просто сказка, – заявила Злокозния, подходя к люку и приподнимая его. – А тот крысолов – дурак набитый. Наболтал невесть чего.
– Я вот думаю, а так ли надо выпускать крыс, – задумчиво произнес Кийт. – Вид у них больно голодный.
– Ну, они уж всяко не страшнее крысоловов, так? – возразила Злокозния. – И вообще, скоро приедет дудочник. Он их всех заведет в реку, или что-то в этом духе…
– В реку… – пробормотал Кийт.
– Ну да, он всегда так делает. Это всем и каждому известно.
– Но ведь крысы умеют… – начал было Кийт.
– Повинуйся мне! Не ДУМАЙ! Делай как в сказке!
– Что крысы умеют?
– Крысы умеют… крысы умеют… – Кийт запнулся. – Не помню. Что-то такое насчет крыс и реки. Наверное, это не важно.
Густая, глубокая тьма. И где-то в этой тьме – тихий голосок.
– Я выронила «Мистера Зайку», – пискнула Персики.
– Вот и хорошо, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – Это была только ложь. Ложь нас ослабляет.
– Но ты говорил, это важно!
– Это была ложь!
…бесконечная, сочащаяся водой тьма…
– И… Правила я тоже потеряла…
– Что с того? – горько откликнулся Фасоль Опасно-для-Жизни. – Их все равно никто не соблюдал.
– Неправда! Мы пытались. Ну, в большинстве своем. И очень раскаивались, если не получалось!
– И Правила тоже – просто очередная история. Дурацкая история про крыс, которые решили, что они – не крысы, – промолвил Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Зачем ты так говоришь? Ты не в себе!
– Ты же видела, как они разбегались! Разбегались и пищали, позабыв, что умеют говорить… Глубоко внутри мы просто… крысы…
…гнусная, вонючая тьма…
– Да, так, – согласилась Персики. – Внутри мы – крысы, но снаружи? Вот как ты раньше говорил. Пойдем, ну пожалуйста… Давай вернемся. Тебе нездоровится.
– А мне все виделось так ясно… – пробормотал Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Приляг. Ты устал. У меня еще осталось несколько спичек. Ты ведь всегда чувствуешь себя лучше при свете…
Изнывая от тревоги и ощущая себя такой потерянной вдали от дома, Персики высмотрела шероховатый участок стены и вытащила из грубой сумы спичку. Красная головка вспыхнула и затрещала. Персики подняла спичку как можно выше.
Повсюду блестели глаза.
«Что самое худшее? – думала Персики, леденея от страха. – Что я вижу глаза? Или что, когда спичка погаснет, я буду знать про глаза, которые по-прежнему здесь, никуда не делись?»
– А у меня только две спички осталось… – пробормотала она про себя.
Глаза беззвучно отступили в темноту. Как крысы могут быть настолько бесшумны и неслышны? – дивилась Персики.
– Что-то неладно, – произнес Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Да.
– Тут что-то есть, – сказал он. – Что-то ужасное. Я почуял этот страх в киикике, которую мы нашли в ловушке. Теперь я чую его в тебе.
– Да, – кивнула Персики.
– Ты видишь, что нам нужно делать? – спросил Фасоль.
– Да. – Глаза впереди исчезли, но Персики по-прежнему различала их с обеих сторон.
– А что мы можем сделать? – спросил Фасоль Опасно-для-Жизни.
Персики сглотнула.
– Мы можем пожалеть, что спичек у нас так мало, – произнесла она.
И в темноте позади их глаз раздался голос:
– Итак, в отчаянии своем вы наконец-то пришли ко мне…
Свет имел свой собственный запах.
Резкая серная вонь спички летела по сырым, затхлым подвалам, как желтая птица, воспаряла вверх вместе со сквозняками и ныряла в щели. Этот запах, чистый и горьковатый, рассекал застойный подземный смрад словно ножом.
Сардины втянул его в ноздри – и обернулся.
– Спички, босс! – крикнул он.
– Туда! – скомандовал Гуталин.
– Но это путь через подвал с клетками, босс, – предупредил Сардины.
– И что?
– Помнишь, что произошло в прошлый раз, босс?
Гуталин оглянулся на свой взвод. Команда, конечно, оставляла желать лучшего. Еще не все вернулись из потайных убежищ, некоторые подтягивались до сих пор, а кое-кто – надежные, здравомыслящие крысы, – разбежавшись кто куда, угодили в капканы и вляпались в отраву. Но Гуталин отобрал самых многообещающих. Тут было несколько опытных ветеранов, вроде Врассоле и Сардины, но по большей части – молодняк. Может, это не так уж и плохо, подумал Гуталин. Ведь крысы постарше первыми поддались тогда панике. Они не слишком-то привыкли думать.
– О’кей, – начал было Гуталин. – Итак, мы не знаем, что нас… – И тут он поймал взгляд Сардины. Сардины чуть качнул головой.
Ну да. Вожакам «не знать» не положено.
Гуталин оглядел молодые встревоженные морды, вдохнул поглубже и начал снова.
– Здесь, в подвалах, объявилось что-то новое, – промолвил он, и тут Гуталина озарило. – Что-то такое, чего никто не видел прежде. Нечто могучее. Нечто сильное.
Взвод съежился от страха – все, кроме Питательной, которая смотрела на Гуталина сияющими глазами.
– Нечто страшное. Нечто новое. Нечто нежданное, – продолжал Гуталин, подавшись вперед. – Это – вы. Вы все. Крысы с мозгами. Крысы, умеющие думать. Крысы, которые не разбегаются в панике. Крысы, которые не боятся темноты, огня, странных шорохов, капканов и яда. Таких крыс, как вы, ничто не остановит, верно?
Теперь слова сами рвались наружу.
– Вы ведь помните, в Книге было про Темный лес? Так вот, мы сейчас – в Темном лесу. Там еще что-то есть. Что-то жуткое. Оно прячется за вашим страхом. Оно думает, что сможет вас остановить, – и оно заблуждается. Мы отыщем его, вытащим за ушко, да на солнышко, и оно пожалеет, что мы на свет родились! А если мы умрем… что ж… – все крысы как одна уставились на синевато-багровую рану на груди Гуталина, – …смерть – это не так уж и страшно. Рассказать вам про Костяную Крысу? Костяная Крыса поджидает тех, кто отступил и обратился в бегство, кто спрятался, кто дрогнул. Но если вы посмотрите ей в глаза, Костяная Крыса просто кивнет и пройдет мимо.
Вот теперь Гуталин чуял воодушевление своих бойцов. В мире позади их глаз они были самыми храбрыми крысами на свете. Требовалось закрепить эту мысль.
Гуталин непроизвольно коснулся раны. Рана заживала плохо и до сих пор кровила; здоровенный шрам небось до скончания дней останется. Вожак поднял вверх запятнанную кровью лапу, и из самой глубины его существа вдруг пришла идея.
Гуталин прошел вдоль строя, дотрагиваясь до каждой крысы и ставя алую отметину чуть выше глаз.
– А после скажут, – тихо произнес он, – «они пошли туда, они сделали это, и они вернулись из Темного леса, и так они узнают своих».
Он посмотрел поверх крысиных голов на Сардин: тот приподнял шляпу. И чары пали. Крысы задышали снова. Но некая доля магии осталась, давая о себе знать блеском глаз и подергиванием хвостов.
– Ты готов умереть ради Клана, Сардины? – заорал Гуталин.
– Нет, босс! Я готов убивать ради Клана!
– Вот и славно, – подвел итог Гуталин. – Так вперед! Мы любим Темный лес! Он принадлежит нам!
Запах света плыл по туннелям – и наконец достиг морды Мориса. Кот повел носом. Персики! Она же просто помешана на свете. Ведь свет – это по сути дела все, что способен видеть Фасоль Опасно-для-Жизни. Персики всегда таскала с собой несколько спичек. Что за бред! Создания, живущие во тьме, – и носят при себе спички! Ну, если задуматься, не такой уж и бред, но все-таки…
Крысы за спиной у Мориса подталкивали его именно в этом направлении. «Со мной играют, – подумал кот. – Перебрасывают с лапы на лапу, чтобы Паук услышал, как я запищу».
Морис услышал в своей голове голос Паука:
– Итак, в отчаянии своем вы наконец-то пришли ко мне…
А ушами уловил голос Фасоли Опасно-для-Жизни, далекий и совсем слабый:
– Кто ты?
– Я – Большая Крыса, Живущая Под Землей.
– В самом деле? Ну надо же. Я о тебе… много думал.
В стене обнаружилась дыра, за ней ярко пылала зажженная спичка. Сзади напирали крысы. Морис прошмыгнул внутрь.
Здоровенные крысы кишели здесь повсюду: они теснились на полу, карабкались по ящикам, лепились к стенам. А в самом центре, в круге света от полусгоревшей спички, которую высоко держала дрожащая Персики, чуть впереди нее стоял Фасоль Опасно-для-Жизни – и глядел наверх, на гору ящиков и мешков.
Персики стремительно крутнулась на месте. Пламя спички всколыхнулось и полыхнуло жарче. Ближайшие крысы волной отхлынули назад.
– Морис? – воскликнула крыска.
– Кот не сдвинется с места, – промолвил голос Паука.
Морис попытался, но лапы его не слушались.
– Стоять, КОТ. Или я прикажу твоим легким перестать дышать. Видите, крысята? Даже кошка повинуется мне!
– Да, я вижу, что ты обладаешь силой, – промолвил Фасоль Опасно-для-Жизни, совсем крохотный в круге света.
– Умница крыса. Я слышал, как ты говоришь с другими. Ты постиг истину. Ты знаешь, что, глядя в лицо тьме, мы становимся сильнее. Ты знаешь про тьму перед нами и тьму позади наших глаз. Ты знаешь, что мы сотрудничаем – либо гибнем. Ты согласен… СОТРУДНИЧАТЬ?
– Сотрудничать? – Морис сморщил нос. – Как вот эти крысы, которых я чую здесь? Судя по запаху, они… сильны и глупы.
– Но выживает сильнейший, – отозвался голос Паука. – Сильные крысы ускользают от крысоловов и прогрызают решетку клеток. И я призываю их к себе, как и вас. А что до их разума… я способен думать за всех.
– Увы, но я слаб, – осторожно произнес Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Ты интересно мыслишь. Ты тоже стремишься к власти над крысами.
– К власти? – удивился Фасоль Опасно-для-Жизни. – Я?
– Ты наверняка уже понял, что в этом мире есть раса, которая ворует, убивает, распространяет болезни и расхищает все то, чем не может воспользоваться, – прозвучал голос Паука.
– Да, – кивнул Фасоль Опасно-для-Жизни. – Догадаться несложно. Эта раса называется «человечество».
– Молодец. Видишь моих отборных крыс? Через несколько часов явится дурацкий дудочник, заиграет в свою дурацкую дудку, и да, мои крысы побегут за ним из города. А ты знаешь, как дудочник убивает крыс?
– Нет.
– Он заводит их в реку, где… ты меня слушаешь?.. где они все тонут.
– Но крысы отлично умеют плавать, – возразил Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Да! Крысоловам доверять нельзя! Они ведь не захотят остаться завтра без работы, так? Но двуногие предпочитают верить в сказки! Они скорее поверят в сказки, нежели в правду! Но мы, мы – КРЫСЫ! И уж мои крысы поплывут, не сомневайся! Крысы крупные, крысы особенные, крысы, которые выжили, крысы, в которых заключена часть моего сознания. Они разбегутся по городам, сея разор и гибель, – подобного бедствия люди даже представить себе не могут! Мы сторицей воздадим им за каждый капкан! Двуногие мучили нас, травили ядами, убивали, и все это ныне обрело воплощение во мне, и грядет МЕСТЬ.
– Обрело воплощение в тебе. Да, кажется, я начинаю понимать, – откликнулся Фасоль Опасно-для-Жизни.
За его спиной затрещала и вспыхнула спичка. Персики зажгла новую от дотлевающего огонька первой. Кольцо крыс, что смыкалось все теснее, снова откатилось назад.
– Еще две спички, – промолвил Паук. – И тогда так или иначе, крысенок, ты будешь мой.
– Я хочу видеть, с кем я разговариваю, – твердо заявил Фасоль Опасно-для-Жизни.
– Но ты же слеп, белый крысенок. В твоих розовых глазках я различаю только туман.
– Они видят больше, чем ты думаешь, – произнес Фасоль Опасно-для-Жизни. – И если, как ты говоришь, ты Большая Крыса… тогда покажись мне. Лучше один раз унюхать, чем сто раз услышать.
Послышался шорох, и Паук вышел из теней.
Морису показалось, что он видит крысиную стаю: крысы бежали по ящикам, – нет, не столько бежали, сколько плавно перетекали, как будто лапками их управляло единое существо. Крысы выползли на свет, перебравшись через какой-то мешок, и Морис заметил, что хвосты их связаны в огромный безобразный узел. А еще – все крысы были слепы. Все восемь крыс встали на дыбы и рванулись, натягивая хвосты. В голове Мориса загрохотал голос Паука:
– Тогда скажи мне правду, белая крыса. Ты меня видишь? Подойди ближе! Да, ты видишь меня в своем тумане. Ты меня видишь. Люди создали меня забавы ради! Дескать, свяжем крыс за хвосты и посмотрим, как они вырываются и барахтаются. Но я – не вырывался. Вместе мы сила! Один разум обладает силой лишь одного разума, два разума обладают силою двух, но три разума обладают силою четырех, а четыре – силой восьми, а восемь разумов… едины: это один разум, сильнее, чем восемь отдельно взятых. Мой час близится. Глупые людишки устраивают крысиные бои, выживают сильнейшие, и тогда уже они дерутся друг с другом, и выживают сильнейшие из сильных… скоро клетки распахнутся, и люди узнают, что такое нашествие! Видишь этого глупого кота? Он хочет прыгнуть, но я играючи его удерживаю. Ничей разум не в силах противостоять мне. Однако ж ты… ты интересен. Твой разум похож на мой: он думает за многих крыс, а не только за одну. Мы хотим одного и того же. У нас обоих есть планы. Мы оба хотим, чтобы крысы восторжествовали. Присоединяйся к нам. Вместе мы будем… СИЛЬНЫ.
Повисло долгое молчание. Слишком долгое, на Морисов вкус.
– Да, твое предложение… не лишено интереса, – выговорил наконец Фасоль Опасно-для-Жизни.
Персики охнула, а Фасоль Опасно-для-Жизни тихо продолжал:
– Мир огромен и опасен, это так. А мы слабы, и я устал. Вместе мы обретем силу.
– Воистину!
– А скажи, пожалуйста, что станет с теми, кто не силен?
– Слабых пожирают. Так было всегда!
– Ага, – кивнул Фасоль Опасно-для-Жизни. – Так было всегда. Становится все понятнее.
– Не слушай его! – прошипела Персики. – Он воздействует на твой разум.
– Нет-нет, мой разум в полном порядке, спасибо, – откликнулся Фасоль Опасно-для-Жизни все тем же спокойным голосом. – Да, это очень заманчивое предложение. И мы станем вместе править крысиным миром, так?
– Мы станем… сотрудничать. – А Морис подумал про себя: «Да, конечно. Ты сотрудничаешь, а они правят. Ты ведь на такое не купишься, ведь нет?»
Но Фасоль Опасно-для-Жизни промолвил:
– Сотрудничать. Да. Вместе мы дадим двуногим бой – какой им и не снился. Соблазнительно. Очень соблазнительно. Правда, при этом погибнут миллионы крыс…
– Они же и без того погибают.
– М-м-м, да. Да. Да, это верно. А вот взять вот эту крысу, – спросил Фасоль Опасно-для-Жизни, внезапно указав лапкой на одну из крупных крыс, что загипнотизированно глядела на пламя, – ты можешь мне сказать, что она думает на этот счет?
Паук был явно озадачен.
– Думает? А зачем ей что-то думать? Она же крыса!
– А, – кивнул Фасоль Опасно-для-Жизни. – Вот теперь все стало совсем понятно. Но ничего не получится.
– Не получится?
Фасоль Опасно-для-Жизни вскинул голову.
– Потому что, видишь ли, ты просто думаешь за многих крыс, – объяснил он. – Но ты не думаешь о них. И ты никакая не Большая Крыса, что бы ты ни говорил. Каждое твое слово – ложь. Если Большая Крыса в самом деле существует, а я надеюсь, что да, она не станет говорить о войне и смерти. Большая Крыса воплощала бы все то лучшее, чем мы можем стать, а не худшее из того, что мы есть. Нет, я не примкну к тебе, лжец во тьме. Я предпочитаю наш путь. Мы порою бываем и глупы, и слабы. Но вместе мы сильны. У тебя есть планы на крыс? А у меня есть для них мечты.
Паук, дрожа от ярости, встал на дыбы. В сознании Мориса бушевал голос.
– А ты небось считаешь себя хорошей крысой? Но хорошая крыса – та, что крадет больше прочих! Ты думаешь, хорошая крыса – это крыса в жилетике, это маленький человечек, покрытый шерстью? О да, я знаю про эту вашу дурацкую, дурацкую книжонку! Предатель! Предатель крыс! Не хочешь ли испытать мою… БОЛЬ?
Морис испытал – и сполна. Боль обрушилась на него порывом раскаленного докрасна воздуха. В голове заклубился пар. Кот узнал это чувство. Именно так он ощущал себя до того, как изменился. Именно так он ощущал себя прежде, чем стал Морисом. Он был просто котом. Умным котом, но – всего лишь котом.
– Ты бросаешь мне вызов? – завопил Паук, и Фасоль сложился вдвое. – Когда я воплощаю в себе все, что составляет самую суть КРЫСЫ? Я – грязь и тьма! Я – шорохи под половицами, шуршание в стенах! Я – тот, кто подкапывает, и расхищает, и портит! Я – все то, что ты отрицаешь! Твое истинное я! Ты будешь ПОВИНОВАТЬСЯ МНЕ?
– Никогда, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – Ты – только тень.
– Почувствуй мою БОЛЬ!
Морис знал: он – больше, чем кот. Он знал, что мир огромен и сложен и не сводится к вопросу о том, чем доведется в следующий раз пообедать: жуком или куриной ножкой. Мир велик и непрост, и в нем много всего изумительного, и…
Раскаленное докрасна пламя жуткого голоса выжигало ему мозг. Воспоминания отматывались и, кружась, уносились в темноту. Все прочие тихие голосочки – не жуткий голос, но внутренние голосочки Мориса, – те, что докучали ему, спорили промеж себя и объясняли коту, что он делает не так и как на самом деле надо, слабели…
А Фасоль Опасно-для-Жизни по-прежнему стоял там, маленький, дрожащий, и глядел во мрак.
– Да, – сказал Фасоль, – я чувствую боль.
– Ты только крыса и ничего больше. Маленький жалкий крысеныш. А я – сама ДУША крысиного народа. Признай это, маленький слепой крысенок, маленькая слепая ручная зверюшка.
Фасоль Опасно-для-Жизни пошатнулся, и Морис услышал:
– Нет. И я не настолько слеп, чтобы не видеть тьму.
Морис принюхался: да, Фасоль обмочился от страха. И все равно не стронулся с места.
– Ну да, – прошептал голос Паука. – И еще ты можешь подчинять себе тьму, так? Ты сам так говорил одной мелкой крыске: «Ты научишься справляться с тьмой».
– Я – крыса, – прошептал Фасоль Опасно-для-Жизни. – Но я не нечисть.
– НЕЧИСТЬ?
– Когда-то мы просто бегали и пищали в лесу, среди прочих таких же тварей, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – А потом люди понастроили амбаров и кладовых, битком набитых едой. Мы, конечно, брали что могли. И нас прозвали нечистью: на нас ставили капканы, нас травили ядом, и каким-то образом из этого бедствия родился ты. Но ты – это не ответ. Ты – просто еще одно злое порождение людей. Ты ничего не предлагаешь крысам, кроме новой боли. Ты обладаешь силой подчинять себе чужие умы, когда они устали, или глупы, или расстроены. Ты сейчас в моей голове.
– Да. О да!
– И все-таки я стою здесь, перед тобою, – промолвил Фасоль Опасно-для-Жизни. – Теперь, когда я тебя унюхал, я могу противиться тебе. И хотя тело мое дрожит, я могу оградить от тебя часть сознания. Видишь ли, я чувствую, как ты мечешься в моей голове, но теперь все двери для тебя закрыты. Я умею справляться с тьмой внутри себя, а именно там вся тьма и заключена. Ты показал мне, что я больше, чем просто крыса. А если я не буду больше, чем крысой, значит – я вообще ничто.
Множество голов Паука вертелись туда и сюда. От Морисова разума осталось не так уж много, чтобы думать, но коту казалось, что крысиный король пытается принять решение.
Ответ прозвучал ревом:
– ТАК СТАНЬ НИЧЕМ!
Кийт заморгал. Он уже взялся за задвижку одной из клеток.
Крысы не спускали с него глаз. Все застыли в одной и той же позе, все следили за его пальцами. Сотни и сотни крыс. И вид у них был… очень голодный.
– Ты что-то услышал? – спросила Злокозния.
Очень осторожно Кийт опустил руку и отступил на пару шагов назад.
– А зачем мы их выпускаем? – спросил он. – Я был словно… во сне.
– Я не знаю. Это же ты у нас крысиный приемыш.
– Но мы же договорились их выпустить.
– Я… это было… мне показалось, что…
– Крысиные короли умеют говорить с людьми, так ведь? – спросил Кийт. – Уж не говорит ли он с нами?
– Но это же реальная жизнь, – напомнила Злокозния.
– А я думал, это приключение, – отозвался Кийт.
– Вот тебе на! А я и позабыла, – воскликнула Злокозния. – Что это с ними?
Крысы словно таяли на глазах. Они уже не стояли на задних лапах как недвижные сторожкие статуи. Ими, похоже, снова овладевала паника.
И тут из трещин в стенах хлынули другие крысы – они бежали по полу как безумные. Они были куда крупнее тех, что в клетках. Одна тяпнула Кийта за лодыжку; мальчуган пинком отбросил тварь прочь.
– Топчи их ногами, только ни в коем случае не поскользнись! – крикнул он. – От этих крыс добра не жди!
– Наступить на них? – ужаснулась Злокозния. – Фу!
– Ты хочешь сказать, что у тебя в мешке нет ничего против крыс? Это же логово крысоловов! А ты запаслась всем, чем угодно, на случай встречи с пиратами, бандитами и разбойниками!
– Да, но ни в одной книге не рассказывается о приключении в подвале крысолова! – прокричала Злокозния. – Ой! Одна мне на шею прыгнула! Прямо на шею! Ай, их уже две! – Девочка в панике нагнулась, пытаясь стряхнуть с себя крыс, и тут же резко выпрямилась: еще одна крыса подскочила вверх, норовя вцепиться ей в лицо.
Кийт схватил Злокознию за руку.
– Только не падай! Если упадешь, они совсем озвереют! Попробуй добраться до двери!
– Они такие проворные! – задыхалась Злокозния. – Ай, еще одна у меня в волосах запуталась…
– Да не дергайся, ты, глупая самка! – раздался голос у самого ее уха. – Не шевелись, а то укушу!
Послышалось царапанье коготков, что-то просвистело, и на пол полетела крысиная тушка. Еще одна дохлая крыса плюхнулась девочке на плечо и соскользнула вниз.
– Вот так! – послышался тот же голос где-то в области затылка. – А теперь не двигайся, ни на кого не наступи ненароком и не мешайся!
– Что это было? – прошипела девочка, чувствуя, как что-то съехало вниз по ее юбке.
– Кажется, ее зовут Большие Скидки, – отозвался Кийт. – Это подоспел Клан!
В подвал врывались все новые крысы, но эти двигались иначе. Держась все вместе, они развернули строй и медленно двинулись вперед. Когда вражеская крыса атаковала, строй тут же смыкался вокруг нее, словно сжимая кулак, – а когда кулак раскрывался снова, крыса была мертва.
И лишь когда уцелевшие крысы почуяли ужас своих товарок и попытались сбежать из подвала, атакующий строй распался на пары крыс, которые с жуткой целеустремленностью загоняли одного улепетывающего врага за другим и укусом повергали наземь.
Не прошло и нескольких секунд, как война уже закончилась. Писк немногих беглецов, которым посчастливилось спастись, затих в стенах.
Крысы Клана разразились нестройными радостными криками, и крики эти означали: «Я – выжил! После всего этого кошмара!»
– Гуталин? – воскликнул Кийт. – Что с тобой случилось?
Гуталин встал на задние лапы и указал на дверь в противоположном конце подвала.
– Если хочешь помочь, открой эту дверь! – закричал он. – Сдвинь ее с места! – Вожак нырнул в канализационную трубу; взвод хлынул за ним. Одна из крыс на бегу отплясывала чечетку.
