Глава 34

Пару дней мы с Хеленой пребывали в подвешенном состоянии, спали урывками, почти ничего не ели и только ждали телефонного звонка. Ее история так и осталась незаконченной, и никто из нас не хотел больше погружаться во мрак прошлого. Мы, как профессиональные боксеры, «танцевали» друг вокруг друга, и никто не знал, какова будет награда за победу. Поэтому мы просто выжидали.

Я каждый день по несколько раз разговаривала с Финном по телефону, но изменений никаких не было. Состояние Джиджи не улучшалось и не ухудшалось, что само по себе было не так уж плохо, так как на чудо внезапного исцеления надеяться не приходилось.

На третий день я услышала шорох шин по гравию подъездной дорожки и бросилась к двери, чувствуя, как сердце от страха уходит в пятки: а вдруг это приехал Финн, чтобы лично сообщить мне плохую новость.

Стоя на ступеньках, я с удивлением увидела, как к крыльцу подъезжает машина Глена, на пассажирском сиденье которой сидела Ева. Машина остановилась, и, когда я подбежала к сестре, она уже открывала дверцу.

Ева взглянула на меня с неуверенной улыбкой.

– Надеюсь, я не помешала? Просто не захотела звонить, чтобы не получить отказ.

Я смотрела на сестру, замечая небольшую округлость животика и пополневшие щеки, и пыталась угадать, какая причина заставила ее приехать сюда. Не услышав моего ответа, она продолжила:

– Ты мало что рассказывала по телефону, а я ведь знаю, как ты беспокоишься из-за Джиджи. Вот и подумала, может, стоит приехать, чтобы оказать тебе моральную поддержку.

– Не стоит. Я имею в виду… – Я замолчала, чувствуя, как подступают слезы, и молча наблюдала, как Глен вытаскивает из багажника инвалидное кресло Евы и ставит его на крыльцо.

– Конечно, я не возражаю. – Я сглотнула, чувствуя себя словно утопающий, которому швырнули спасательный круг. – Рада, что вы навестили меня.

Глен поднял Еву на руки, вытащил из машины и усадил в кресло.

– Не хочу вам мешать. Я всего лишь отвез ее сюда. Вернусь через пару часов, чтобы ее забрать.

Я улыбнулась ему с искренней благодарностью.

– Спасибо, Глен. Спасибо вам обоим. – Оказывается, я даже не понимала, как мне на самом деле одиноко в последние дни, особенно после того, как Хелена поведала свою историю. Мне безумно хотелось утешить ее, но она старательно сторонилась меня.

Глен вытащил из машины пакет из супермаркета и вручил его Еве, потом поцеловал ее и попрощался с нами обеими. Мы с сестрой молчали, пока машина не скрылась из виду.

Ева с озабоченным видом рассматривала мой лоб, который я перестала перевязывать, так как кожа под многочисленными слоями марли ужасно чесалась. Под слоем мази были видны наложенные швы, а кожа вокруг них воспалилась и покраснела.

– Наверное, останется шрам.

Я хохотнула, и, казалось, этот лающий звук исходил из каких-то темных уголков моего сердца, где прятался страх. И все же мне было радостно, что наши отношения снова налаживаются.

– Да, скорее всего, останется. А что в пакете? – спросила я, вкатывая инвалидное кресло.

– Подарок. Для тебя и Джиджи.

Я остановилась, обошла кресло, встав перед ней, и увидела, как она извлекает из пакета две футболки розового цвета. Одну она вручила мне, и я подняла футболку, чтобы рассмотреть то, что изображено спереди. Края рукавов и воротника были отделаны изумительным белым кружевом, а по подолу синими нитками вышит орнамент в виде волн. На груди красовалась большая надпись, вышитая теми же нитками: «БОЛЬШАЯ ГИЧИ» – прозвище, которое дала мне в детстве Люси, когда мне так хотелось стать членом ее большой негритянской семьи. Мечта так и не сбылась, но прозвище я заработала честно.

Я расхохоталась.

– Какая прелесть! Спасибо тебе.

Ева со смущенным видом подала мне вторую футболку. Я подняла ее и удивилась, какая она маленькая по сравнению с моей. Футболки были абсолютно одинаковые – от кружевной отделки до синей вышивки, но на этой была надпись: «МАЛЕНЬКАЯ ГИЧИ».

– Помнишь, сто лет назад Люси подарила нам футболки с такой надписью? Мне показалось, что будет прикольно, если вы с Джиджи будете бегать по Эдисто в одинаковых майках. А размер я просто вычислила. Твой я, конечно, знаю, но Джиджи видела лишь раз в жизни. Просто вспомнила, какая она маленькая, и прикинула на глаз…

Я прижала футболку к губам, пытаясь заглушить рыдания, которые копились несколько дней – плач по Джиджи, по Самюэлю, по погибшим детишкам, по Хелене, пережившей такие трагические потери. Потом Ева коснулась моей руки, и это прикосновение было словно талисман из прошлого, напоминающий мне, что я больше не одинока. Рыдания словно вырывались из глубины души, и вместе с ними выливалась вся боль, освобождая место чему-то новому и светлому, одновременно опустошая меня и наполняя новыми чувствами. Я опустилась на колени рядом с инвалидным креслом Евы и плакала, а она гладила меня по щеке, убирая волосы с лица и произнося слова, которые когда-то говорила наша мать, когда баюкала нас, чтобы мы поскорее уснули, – теплые слова утешения и поддержки, которые, казалось, бесследно потерялись за прошедшие годы.

Наконец, выплакавшись, я подняла голову и взглянула на сестру опухшими от слез глазами.

– Ведь все будет хорошо, правда?

– Ничего не могу тебе пообещать, кроме того, что всегда буду с тобой.

Она взяла мою руку и сжала. Оглядывая холл с мятыми холстами на стенах и странными темными прямоугольниками на том месте, где когда-то были картины, Ева сказала:

– Глядя на этот дом, мне всегда хотелось знать, как тут внутри. Выглядит довольно… эксцентрично.

Я настороженно улыбнулась.

– Даже не представляешь, до какой степени.

– Она уже проснулась? Я имею в виду Хелену.

Я чуть напряглась.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты так много о ней рассказывала, и я решила, что, пожалуй, пора наконец с ней познакомиться. У меня сегодня боевой настрой.

Я хмыкнула и вытерла нос тыльной стороной ладони.

– Она что-то подозрительно покладистая в последнее время, и это не может меня не беспокоить. Сейчас она отдыхает на веранде. – Я встала и глубоко вздохнула. – Будь с ней поласковей. Ей так много пришлось пережить.

– Ну, наша жизнь тоже не была устлана розами, – спокойно произнесла Ева. Я встала позади нее и покатила инвалидное кресло к веранде.

Хелена сидела в своем кресле, глядя туда, где бухта встречалась с рекой, которая в этом месте широко разливалась, и течение было очень быстрым. На коленях Хелены лежала книга, и телевизор был выключен. На столике я заметила рамку с фотографией Джиджи в балетном костюме, которую явно положили туда лишь недавно. Хелена даже не подняла головы, когда мы появились в комнате.

– Хелена? Мисс Жарка? Я тут кое-кого привела, чтобы познакомить с вами. – Хелена и не думала поворачиваться к нам. – Это моя сестра, Ева.

Ева подъехала к ней поближе.

– Мне так жаль, что с Джиджи произошло несчастье. Мы с мамой каждый день молимся о ней и подали ее имя для молитвы в церкви. – Она одарила пожилую женщину очаровательной улыбкой, которая на всех действовала безотказно. – Я так рада наконец с вами познакомиться, мисс Жарка. Элеонор так много мне о вас рассказывала.

Усилия Евы возымели действие – старушка медленно повернула голову в нашу сторону и принялась молча разглядывать Еву. Я уже было подумала, что сейчас Хелена снова отвернется и просто нас проигнорирует, но тут она произнесла:

– А ваша сестра не намного красивее вас, Элеонор. Только руки у нее изящнее и женственнее.

Ева посмотрела на меня, подняв брови, но я лишь покачала головой, давая ей знать, что не стоит разыгрывать из себя старшую сестру и бросаться на мою защиту. Я была даже рада нападкам Хелены – все лучше, чем если бы она просто сидела, уставившись пустыми глазами в окно, или лежала в постели.

Хелена постучала костлявыми пальцами по подлокотникам кресла.

– Но как же можно с такими крошечными ручками играть на фортепьяно?

– Я вообще не умею на нем играть, – призналась Ева. – Всегда хотела, но на самом деле руки у меня довольно неловкие.

Я уселась на кушетку и смотрела, как Хелена кривит губы.

– Да вы просто не решались играть, чтобы на фоне Элеонор не выглядеть бледно.

Я улыбнулась про себя, удивленная и даже польщенная тем, что Хелена приняла мою сторону.

Ева рассмеялась.

– О, она столько вещей в жизни делала лучше меня, что одной или двумя больше уже не имело значения.

Тут в комнату вошла Тери Уэбер. Лицо ее казалось сильно утомленным – сказывались усталость и нервное напряжение от всего того, что мы пережили после несчастного случая.

– Могу я предложить какие-нибудь напитки? Может быть, чай со льдом? Я испекла печенье с шоколадной крошкой. То самое, которое так любит Джиджи.

Я взглянула на Хелену, пытаясь понять, слышит ли она Тери, но увидела, что та глубоко погружена в одной ей ведомые мысли.

– Да, спасибо, Тери, – сказала я.

Я заметила, что на лице Хелены впервые за последнее время появилось некоторое оживление.

– Элеонор рассказывала мне, что в детстве она все время вовлекала вас в неприятности и была зачинщицей во всех шалостях.

Ева кивнула.

– Так оно и было. Полагаю, мы обе просто стремились внести разнообразие в нашу размеренную жизнь, но я в этом всегда полагалась на Элеонор.

– Даже когда это привело к падению с дерева, закончившемуся инвалидной коляской?

В голосе Хелены не было ни намека на злорадство, как будто ей действительно было просто интересно узнать ответ.

Ева на мгновение опешила.

– Да, даже тогда, – сказала она. – Разве она вам не сказала, что тоже чуть не умерла в тот день?

– Нет, не сказала. – Хелена бросила на меня осуждающий взгляд, а я в упор смотрела на Еву, посылая ей мысленный приказ замолчать.

Тери принесла напитки и блюдо с печеньем, и я понадеялась, что сестра отвлечется от болезненной темы. Но она и не думала умолкать.

– Когда я упала, – сказала Ева, – Элеонор бросилась мне на помощь и, пытаясь добраться до меня как можно быстрее, отпустила ветку, за которую держалась. Она сильно ударилась о землю, и, когда медики «Скорой помощи» наконец прибыли туда, ее сердце уже остановилось.

Ева бросила на меня взгляд поверх стакана с ледяным чаем, и ее фиалковые глаза были полны нежности.

– Я так и не узнала, сделала ли она это, чтобы спасти меня, или потому что не представляла своего существования без сестры, поэтому я просто взвалила на нее всю вину за собственную глупость. В конце концов, это было проще, чем испытывать к ней благодарность за то, что она чуть не погибла, пытаясь прийти мне на помощь.

– И вы думаете, что можно вот так просто изменить свое отношение и безо всяких усилий получить шанс на новую жизнь? – Хелена сидела, сложив руки на коленях, и была похожа на психоаналитика, терпеливо расспрашивающего пациента о его проблемах.

Ева нахмурила тонкие брови.

– Перед каждым рано или поздно встает выбор, мисс Жарка. Не всегда все складывается так, как нам хотелось бы, и можно всю жизнь провести, осуждая себя или других. В любом случае это означает, что мы проживаем жизнь, упиваясь осуждением, а не занимаясь чем-то созидательным. – Она положила руку на живот. – Беременность открыла мне новые возможности и полностью изменила мой взгляд на мир. Теперь я думаю, что шанс на новую жизнь существует всегда и везде, если только задаться целью его найти.

Ева сосредоточилась на том, чтобы поставить стакан на серебряный поднос, старательно избегая смотреть нам в глаза.

Я взглянула на сестру, пытаясь понять, кто же на самом деле эта женщина, сидящая в инвалидном кресле.

– Вижу, ты насмотрелась ток-шоу доктора Фила, – произнесла я едва слышно.

Ева задумчиво посмотрела мне в лицо своими фиалковыми глазами. В воздухе витали пьянящие запахи знойного летнего полдня и дорожной пыли.

– Глаза закрыты, но не спишь, а попрощавшись, не уходишь. Не так ли, Элеонор? – спокойно произнесла она.

Я ни слова не могла вымолвить от изумления.

– Я тоже слышала эту фразу. Полагаю, мы сами должны понять, что имела в виду эта женщина из наших видений.

Хелена внимательно наблюдала за нами, и ее глаза были на удивление яркими и ясными. Казалось, терзающие ее призраки прошлого на какой-то момент отступили. Она наклонилась вперед с таким же видом, как и во время нашей первой встречи, когда она пыталась заставить меня уехать, заявляя, что я не похожа на пианистку.

Она повернулась к Еве и произнесла своим самым повелительным, королевским тоном:

– Интересно, каково это быть сестрой Элеонор и расти вместе с ней? Полагаю, это было нелегко.

Я наблюдала за беседой Евы с Хеленой, иногда вставляя пару слов. Мне нравилось, как они поочередно переходили в атаку, обсуждая мою персону. В конце концов я сдалась, откинулась на спинку кресла и просто слушала их перепалку. Давно уже у меня на сердце не было так легко.

Позже, когда Хелена отправилась в свою комнату, чтобы отдохнуть, мы с Евой сели на крыльце в ожидании Глена и новостей о состоянии Джиджи. Сестра обняла меня за плечи, как делала всегда, когда мы были маленькими, и я чувствовала, что для счастья мне ничего больше не нужно.

На четвертый день после аварии позвонил Финн. Он говорил очень сдержанно, но все же я уловила нотки надежды в его словах.

– Гематома начала спадать, и мозговая активность в пределах нормы. Врачи уже поговаривают о том, чтобы вывести Джиджи из искусственной комы.

– О Финн! – воскликнула я, крепко зажмурив глаза и не находя слов, чтобы выразить свои эмоции.

– Еще рано делать какие-то определенные выводы, и врачи пока весьма осторожны в своих прогнозах, но все же они полны оптимизма.

– Когда я могу ее увидеть? – сказала я, более не в силах скрывать слезы.

– Как только ее переведут из реанимационного отделения. Я сам за тобой заеду.

– Со мной все в порядке, Финн. Я могу поехать на «Кадиллаке» Хелены. – Я вовсе не была уверена, что смогу вести машину, не впадая в панику всякий раз, когда будет раздаваться звук рожка или сирены, впрочем, у меня еще появится возможность это выяснить. Я не хотела тревожить Финна из-за таких пустяков.

– Ну уж нет. Мне лучше быть уверенным, что с тобой ничего не случится. К тому же мне все равно надо заехать на остров. Мне надо… – Он на мгновение замолчал. – Просто надо приехать.

Ему не требовалось объяснять, что он имел в виду. Я-то знала, что испытывают люди, в жилах которых течет соленая морская вода. Это была особая группа крови, которая отличала тех, для кого остров стал родным, они всегда слышали его зов.

– Позвони сразу же, как ее переведут из реанимации. Я готова поехать в любой момент, – сказала я.

Несколько мгновений никто из нас не произносил ни слова – мы просто прислушивались к дыханию друг друга.

Наконец Финн прервал молчание.

– Как там Хелена?

– Все так же. – Я не стала говорить ему, что посвящена в историю Хелены. В конце концов, это история чужой жизни. – Она по-прежнему не заговаривает о Джиджи, очень мало спит и ест, хотя ни она, ни я пока не делаем из этого проблему. Так что не беспокойся, сиделки тщательно следят за ее состоянием. Вчера вроде бы она встрепенулась, когда нас навестила Ева.

– К тебе приезжала Ева?

– Ну да. Хотела узнать, как у меня дела. Она привезла нам с Джиджи подарки. Я тебе их покажу, когда приедешь домой. – «Приедешь домой». Слова повисли в воздухе между нами, создавая незримую связь, несмотря на всю их недосказанность. – Мы пили чай со льдом, а сестра Уэбер испекла печенье с шоколадной крошкой. Передай Джиджи, что мы заморозили несколько штучек для нее и угостим, когда ей станет лучше. – Мне стало трудно говорить из-за комка в горле, и я отвернулась от трубки, чтобы незаметно сглотнуть.

– Хелена мне звонила, – сказал Финн. – Вчера, ближе к вечеру. Сказала, что выбрала момент, когда все думают, что она спит.

Я чуть не расхохоталась, представив почти девяностолетнюю женщину, вместо послеобеденного сна тайком звонящую племяннику, но мгновенно протрезвела, когда вспомнила, что именно побудило ее это сделать.

– Она хотела знать, где спрятана корзинка Магды.

– Корзинка Магды?

Он немного помолчал.

– Та самая корзинка, которую мы нашли под кроватью Бернадетт.

Моя рука словно примерзла к телефону, когда я вспомнила, как мы с Финном просматривали содержимое корзинки в комнате Бернадетт, и я тогда еще подумала, что он что-то недоговаривает.

– Ты тогда не сказал мне, что она принадлежит Магде.

– Нет, не сказал. Просто подумал, что… – Он замолчал. – Я пообещал, что ты принесешь ей эту корзинку.

– Хорошо, – медленно произнесла я. – Почему она утверждает, что корзинка принадлежала Магде?

– Она действительно принадлежала ей. Магда держала там все старые фотографии и прочие реликвии своей жизни с сестрами в Будапеште. Когда она умерла, отец просто убрал корзинку подальше в кладовку, а когда и он умер, я обнаружил ее там и показал Хелене, а она попросила ее не выбрасывать и на всякий случай спрятать. Думаю, она и сама добавила туда несколько памятных вещиц, прежде чем отдать мне, но я совершенно выбросил все это из памяти.

В горле у меня снова образовался комок.

– А как корзинка попала к Бернадетт?

Он ответил не сразу.

– На прошлое Рождество Бернадетт упомянула, что собирается составить альбом для Джиджи. И что она знала, что Магда хранила все старые фотографии. Я даже не удосужился заглянуть внутрь, когда привез корзинку на остров, куда мы с Джиджи приехали, чтобы провести там Рождество. Я просто-напросто… безо всяких дальнейших расспросов передал ей корзинку.

– Понятия не имел.

Как истинный бизнесмен Финн никогда полностью не раскрывал карты, пока его об этом не просили. Я надеялась, что он делал это из стремления защитить Хелену, а не потому, что знал больше, чем соизволил мне рассказать.

– А как она попала под кровать Бернадетт?

Я прямо представила, что он качает головой.

– Думаю, она сама ее туда поместила. Видимо, она уже собиралась… уйти из жизни и старалась закончить все незавершенные дела.

Я вспомнила о встрече с Джейкобом Айзексоном, которую планировала Бернадетт, картины, висящие в музыкальной комнате, и мне захотелось спросить, знает ли об этом Финн. Может быть, его молчание было обусловлено именно нежеланием сообщать мне эти подробности.

– Элеонор?

– Что?

– Мне было бы гораздо проще пережить все это, если бы ты была со мной рядом.

Я закрыла глаза, позволяя теплой волне разливаться по телу, отбросив на мгновение все лишние мысли.

– Я знаю, – прошептала я.

– Мне пора идти, – произнес он. – Позвоню позже.

– Пока.

Я прервала звонок и некоторое время смотрела на картинку на дисплее. Это была фотография Джиджи в спасательном жилете, сделанная сразу после нашего путешествия на каяках. Она улыбалась своей солнечной улыбкой, серые глаза были спрятаны за розовыми очками. Я вспоминала, как она своими крошечными пальчиками нажимала на кнопки, показывая, как делать снимок, а потом размещать в качестве заставки на дисплее. Мне так хотелось взять ее за эту маленькую ручку, сжать ее, сказать ей, что она для меня значила. Но к сожалению, было уже слишком поздно, как и для многих других несбыточных мечтаний. «Теперь я думаю, что шанс на новую жизнь существует всегда и везде, если только задаться целью его найти».

А может быть, Ева, в конце концов, права? Может быть, и Хелена – старая женщина, хранившая множество темных тайн, волею судеб подарила мне возможность, о которой я раньше и помыслить не могла?

Сунув телефон в карман, я поднялась по лестнице в комнату Бернадетт, чтобы достать корзинку под названием «Хранитель тайн», спрятанную под кроватью женщины, по неведомым причинам покончившей с собой.