Элеонор
Было еще раннее утро, когда я доехала до поместья «Лунный мыс». Я стремилась попасть туда до приезда Финна и Джиджи и к тому же хотела пораньше удрать из дома, потому что боялась смотреть Еве в лицо.
Я припарковала машину на подъездной дорожке, выгрузила торт и подарки на крыльцо, а потом принялась копаться в кармане, чтобы достать ключ, который дал мне Финн.
Тери Уэбер возилась на кухне, меняя подстилки в ящиках. Все столовые приборы, фарфоровые чашки и стеклянная посуда были разложены на полотенцах на кухонной стойке. Тери стояла на стремянке и заглядывала в один из шкафов.
– А куда же мне поставить праздничный торт?
Тери выглянула из-за дверцы шкафчика.
– Я освободила место в холодильнике. Надеюсь, вы не возражаете против завтрака? Я приготовила картофельную запеканку.
– Это просто замечательно, благодарю вас. А вы добавили туда паприку? Как утверждает Хелена, венгры любят во все добавлять паприку.
– Нет, – криво усмехнувшись, сказала Тери. – Но я всегда могу посыпать паприкой ее порцию.
Она открыла дверцу холодильника, и я осторожно разместила торт «Добош» на верхней полке. Потом я вернулась на крыльцо, чтобы занести в дом подарки. Я честно пыталась завернуть телескоп в красивую обертку, но все закончилось тем, что я просто повязала на него красную ленточку. К счастью, с книгой по астрономии справиться было гораздо легче. Спрятав подарки в музыкальной комнате, я взяла книгу, которую при посещении книжного магазина «Голубой велосипед» на Кинг-стрит купила для себя, и направилась на застекленную террасу.
Не успела я сесть в кресло, чтобы насладиться чтением, как услышала стук трости Хелены по стене. – звук, который ни с чем нельзя было спутать. Прекрасно зная, что, если бы ей нужна была Тери, она бы просто позвала ее, я предположила, что она призывает меня. С книгой в руке я направилась в спальню Хелены. Старуха сидела, откинувшись на кружевные подушки. На ней была ночная ажурная накидка, завязанная на шее атласной лентой. Тери, несмотря на все протесты Хелены, как раз размещала на ее коленях поднос с завтраком.
– Я вовсе не голодна. Вы хотите, чтобы я растолстела?
Я взглянула на Хелену, заметив, что она слегка нарумянила щеки, нанесла на губы помаду и накрасила ресницы тушью – бледное подобие той красавицы, которой она когда-то была. Тем не менее эта женщина, сидящая на кровати, как нарядная кукла, разительно отличалась от седовласой хрупкой старушки, которой она казалась во время нашей первой встречи. Конечно, это новая версия Хелены тоже не являла собой образец жизнерадостности и оптимизма, но все же невозможно было не заметить улучшение по сравнению с тем отчаявшимся существом, стремящимся уйти из жизни вслед за сестрой, которым она была в начале нашего знакомства.
– Вы такая красивая сегодня, мисс Жарка.
Разумеется, она нахмурилась, но я могла поспорить, что комплимент ей пришелся по душе.
– Хм, я всего лишь старая больная женщина. Это сестра Уэбер настояла, чтобы я накрасилась по случаю дня рождения Финна. Я ей сказала – это все равно что развесить мишуру на засохшей рождественской елке. Но она ничего не желает слушать.
Тери покачала головой и пристроила салфетку под подбородком Хелены.
– Вы сегодня сами покушаете?
Синие глаза Хелены встретились с моими.
– Пусть Элеонор меня покормит.
Не желая доставить ей удовольствие своими возражениями, я положила книгу на прикроватную тумбочку и села на стул, который подтащила к кровати.
– Вам намазать тост маслом?
– Чуть-чуть. Эта ведь та самая гадость с пониженным содержанием жира, которую навязывает мне сестра Уэбер, и я не хочу, чтобы она портила вкус хлеба.
Я сделала, как она просила, разломила хлеб на две половинки и положила на стоящий перед ней поднос. Потом наполнила ложку овсяной кашей и поднесла ей ко рту. Хелена проглотила кашу и принялась медленно, тщательно жевать. Наполнив следующую ложку, я язвительно сказала:
– Удивительно, что вы находите силы, чтобы хватать трость и колотить ею со всей силы по стене, но не можете поднять маленькую ложечку.
Глаза Хелены сверкнули, но это было явно не раздражение. Она прожевала кашу и проглотила ее.
– Что за книгу вы читаете?
– Это книга по истории Венгрии. Наш разговор на днях пробудил мое любопытство, и я купила эту книгу, когда оказалась в книжном магазине в поисках подарка на день рождения Финна. Я пока читаю про период объединения мадьярских племен, так что прошу не рассказывать, что будет дальше.
Ее брови поползли вверх, а губы чуть дрогнули, как будто она пыталась подавить улыбку.
– И не подумаю. Я, конечно, стара, но не настолько. Когда дойдете до девятнадцатого века, тут я много что смогу вам рассказать.
Я всучила ей кусочек тоста и подождала, пока она его съела.
– Мы потратили не все деньги из конверта, который вы дали Джиджи. Я передала остаток денег сестре Уэбер, чтобы она убрала их. Там осталась приличная сумма.
– По традиции, мы в Венгрии отмечаем еще и именины, а здесь празднуют только дни рождения. Я пропустила именины Финна, поэтому и посчитала, что на сей раз могу раскошелиться на подарки, и приготовила еще один.
Я кивнула, зачерпывая ложкой остатки каши.
– Если у вас есть еще один подарок для Финна, может, мне стоит завернуть его в красивую бумагу?
Она откинулась на подушки.
– Я не планировала его заворачивать, но если вы настаиваете…
Я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.
– Скажите мне, где он лежит, и я заверну его до того, как они приедут, а это может произойти в любую минуту.
– Он под моей кроватью. Не самое лучшее место, чтобы спрятать его, но не думаю, что Финн, едва переступив порог, примется рыскать по дому в поисках подарков.
Я живо представила себе эту картину и громко расхохоталась, заставив Хелену вздрогнуть. Опустившись на колени рядом с кроватью, я вытащила из-под нее квадратный сверток шириной около двенадцати дюймов, завернутый в бумагу бурого цвета и замотанный изоляционной лентой. Я уселась на стул и осторожно отодрала кусочек ленты, чтобы вытащить оттуда некий предмет в раме. Бумага упала на пол, и теперь я держала в вытянутых руках черную рамку для фотографий.
В нее была вставлена старая обложка от пластинки, выполненная в цветах и стиле начала сороковых годов. В верхней части крупными красными буквами было написано «Сестры Жарка». Первая мысль, которая пришла мне в голову, было то, что я смотрю на рекламу красок для волос компании Clairol – одна из женщин на обложке была рыжеволосая, а остальные две блондинки с блестящими волосами и фарфоровой кожей. Я уставилась на самую высокую блондинку, узнав ярко-синие глаза, точеный нос и аристократический изгиб бровей Хелены Жарка, такой же, как и у ее двух сестер. У всех трех женщин были большие миндалевидные глаза, говорившие о некоторой примеси цыганской крови.
Я взглянула на Хелену.
– Думаю, Финн будет в восторге. А какая из них его бабушка?
– Рыжеволосая, Магда. Она была потрясающая красавица. Вся красота в семье досталась ей и Бернадетт.
Если она и хотела, чтобы я бросилась возражать и утверждать обратное, я не доставила ей такого удовольствия. Наоборот, я сказала с легким сарказмом в голосе:
– Зато весь музыкальный талант достался вам.
– Да, по большей части. Но далеко не весь. Мы все занимались вокалом и умели играть на фортепьяно. Правда, у меня это получалось лучше, чем у сестер.
– Значит, трио «Сестры Жарка» обязано успехом именно вам?
– Я этого не сказала. Для трехголосного пения нужны ведь три голоса, не так ли? Самый прекрасный голос был у Бернадетт – она пела, как ангел. А еще она сочиняла музыку. Правда, не разрешала нам записать хоть одну из своих песен. Для этого она была слишком скромной. Считалось, что мозговым трестом коллектива была Магда. Именно ей удалось организовать звукозапись в Лондоне. Она проявила такую настойчивость, что владелец студии сдался, просто чтобы она ему больше не докучала. – Старуха чуть улыбнулась своим воспоминаниям. – Она была настолько красива, что могла бы заставить землю вращаться медленнее, если бы захотела. Чтобы отпраздновать ее шестнадцатилетие, мать повела нас поужинать в кафе «Нью-Йорк-Палас» в Будапеште.
– «Нью-Йорк-Палас»? Совсем не венгерское название.
– Вы ошибаетесь – это заведение как нельзя лучше передает дух Венгрии. Помещение предназначалось для «Нью-Йоркской страховой компании», но было спроектировано и построено венгерскими архитекторами. Кафе находилось на первом этаже, и его двери были открыты для всех. Красота там была необыкновенная – сплошной мрамор, бронза, шелк, хрусталь и бархат. Только представьте – смешение стилей эпохи итальянского Возрождения и барокко. Помнится, я немного боялась шестнадцати фавнов демонического вида, украшавших витрины кафе, и замирала от восторга при виде прекрасных картин и фресок на потолках и стенах. Здесь, в Америке, мне никогда не приходилось видеть подобного великолепия.
– Описание впечатляет, – произнесла я, представляя трех прелестных юных сестер Жарка в роскошной обстановке.
– Так оно и было, – мечтательно сказала Хелена. – И ко времени нашего ухода из кафе Магда получила три предложения руки и сердца, а один из присутствующих там господ даже оплатил наш счет за ужин.
Я подняла бровь, гадая, сколько из рассказанного соответствовало действительности.
– Уверяю вас, я вовсе не приукрашиваю. Мужчины в те времена были джентльменами. Но так получилось, что именно джентльмен из Чарльстона вскружил Магде голову. Финн очень похож на своего деда, так что можете представить, каким он был красавцем.
Я подумала о Финне в облике требовательного начальника в офисе, о том, что мне трудно было представить, как он выглядит без этих строгих костюмов. Встретив его в ту ночь в баре Пита, я не испытала ничего, кроме страха и смущения. Однако, представляя его таким, каким он становился здесь на острове, я прекрасно понимала, что нашла в его деде прекрасная Магда.
Спеша сменить тему разговора, я спросила:
– Вы жили неподалеку от Дуная?
– Да, совсем рядом – на улице Ури на Замковом холме. Туда легко можно подняться с помощью Siklo – кажется, по-английски это будет фуникулер. Мы жили на стороне Буды. Надеюсь, вы уже дочитали до этого места и знаете, что Будапешт образовался из двух городов – Буды и Пешта, которые разделены Дунаем?
Она и не ждала от меня ответа. На ее лице читалось оживление, словно она находилась сейчас не в спальне на острове Эдисто, а в том месте, которое долгие годы существовало лишь в ее воспоминаниях.
– Мы жили в маленьком домике на мощенной булыжником улице, а на первом этаже была булочная-пекарня, где трудилась моя мать. Из окон нашего дома не было видно Дунай, но в теплые дни мы могли чувствовать запах речной воды. А иногда, в особо тихие ночи, мы слышали пароходные гудки, доносящиеся с реки.
Она прикрыла глаза, и я смотрела, как глазные яблоки двигаются под тонкими, словно папиросная бумага, веками.
– Мы с Бернадетт делили одну комнату на двоих, а Магда как старшая сестра жила в собственной крошечной комнатушке в мансарде. Но ее не волновало, что там негде было повернуться, ведь это была ее собственная комната. И даже когда Магда вышла замуж и переехала в Америку, мы с Бернадетт предпочли остаться в нашей общей спальне. Вы же понимаете, как сестры привязаны друг к другу, верно?
Я произнесла, не раздумывая:
– Да, мы с Евой тоже делили одну спальню на двоих. Даже несмотря на то, что в нашем доме их было целых три.
– До того момента, когда она вышла замуж.
Я бросила на Хелену резкий взгляд.
– Да. Даже после несчастного случая мы оставались в одной комнате. Таким образом мне было проще за ней ухаживать.
– Разумеется. – Она принялась разглядывать обложку пластинки в раме. – Вы так восторгались нашими пластинками, что я решила, это будет неплохим подарком для Финна. Спасибо за идею.
Я была в растерянности и не знала, что ответить на эти слова, произнесенные со странной смесью желания оскорбить и благодарности, и поэтому предпочла промолчать. Хелена поднесла скрюченный палец к обложке и нежно провела по лицам двух сестер.
– Трудно поверить, что из нас троих в живых осталась одна я. Иногда, когда я просыпаюсь ночью, мне кажется, что я все еще в нашей старой спальне в Будапеште. И мне стоит лишь протянуть руку, и я коснусь сестры.
– Может быть, это из-за близости реки? Вы живете на реке Эдисто, и это напоминает вам о доме.
Хелена покачала головой.
– Думаю, муж Магды действительно посчитал, что мы с Бернадетт будем счастливы, поселившись здесь, рядом с рекой. Но эти реки такие разные. – Хелена посмотрела мне прямо в глаза. – Нашу реку называют Голубой Дунай в честь знаменитого вальса Штрауса. Вы об этом знаете? На самом деле ее воды бурого цвета. Но в снах они всегда видятся мне голубыми. – Она нахмурилась и принялась теребить край одеяла. – И я слышу своих сестер, слышу их голоса, и мне кажется, что они все еще здесь. Как будто никогда и не уходили.
«Глаза закрыты, но не спишь, а попрощавшись, не уходишь».
Я чуть не задохнулась, мгновенно вспомнив тот невыносимо жаркий день, растрескавшуюся от зноя глину на дороге и белоснежную деревянную церковь у болота. Я взглянула на Хелену. Она смотрела на меня удивленно, как будто я произнесла эти слова вслух.
Я глубоко вздохнула.
– Я испекла для Финна торт «Добош». Надеюсь, он знает, что это такое?
– Да что вы говорите? Неужто сами испекли?
Я кивнула.
– Я люблю печь. В конце книги по истории Венгрии есть раздел по венгерской кухне. А в следующий раз попробую приготовить печенье «Duna kavics». Это означает «Дунайская галька».
– Неужели?
Я покраснела, понимая, что для нее мне не нужно было переводить название. Не дождавшись моего ответа, она сказала:
– Это будет проще, чем печь торт «Добош». Там столько слоев, и начинка должна быть просто идеально приготовлена – не слишком густая и не слишком жидкая. Помнится, мама принималась его делать, а потом все выбрасывала и начинала все сначала. Что не очень разумно, когда ты печешь торты и пирожные на продажу, чтобы заработать денег на еду и обувь.
Старуха вздернула подбородок.
– Вижу, вы с ног сбились, готовясь ко дню рождения Финна.
Она долго смотрела мне в глаза, и я снова покраснела, наконец поняв намек. Наклонившись вперед, она спросила:
– А вам приходилось готовить кулинарные шедевры для мужа сестры? Запамятовала, как его зовут?
– Глен. – Я кашлянула, поняв, какой комментарий вертелся у меня на языке. – Что касается второго вопроса, нет, не приходилось. Все торты на его день рождения печет Ева. Я ей, конечно, помогаю, если в этом есть необходимость. Но она редко просит меня о помощи.
– И когда у него день рождения?
– В ноябре. Пятого ноября, если точнее.
– Хотела бы я посмотреть, будете ли вы печь торт «Добош» для него.
– Кто тут поминает торт «Добош»?
В комнату вошел Финн, а Джиджи пронеслась мимо него к кровати Хелены. Я встала, держа за спиной приготовленный для Финна подарок, а он старательно делал вид, что ничего не замечает. Я медленно направилась к двери, радуясь его столь своевременному появлению и гадая, какую часть разговора ему удалось услышать.
– Это сюрприз, – сказала я, выходя из двери, но остановилась, вспомнив вчерашний телефонный разговор с Питом. С трудом придерживая рамку с обложкой одной рукой, второй я полезла в карман юбки, вытащила листок бумаги и передала его Финну.
– Пит, владелец бара, звонил мне домой, разыскивая вас. Он потерял вашу визитную карточку, но хотел поговорить с вами. Я сочла, что не слишком удобно давать ему ваш номер, поэтому просто записала его телефон. Он сказал, что человек, разыскивавший вашу тетю, был в баре один раз, сразу после вашего визита. Но с тех пор не появлялся. Пит просил вас позвонить ему, если вам нужна дополнительная информация.
Он слегка выпятил подбородок, и я заметила это лишь потому, что внимательно наблюдала за ним. Я вспомнила то, что сказала Хелена по поводу торта ко дню его рождения. И спросила себя: стала бы я так же стараться для Глена?
Финн сунул записку в карман брюк, даже не удосужившись развернуть ее.
Тут наше молчание нарушил властный голос Хелены.
– Это кто там пытался разузнать обо мне в баре?
Подбородок Финна слегка подергивался, когда он посмотрел на тетю.
– Речь вовсе не о тебе, – сказал он. – О Бернадетт. Перед смертью она просила меня кое с кем встретиться в баре Пита – она не назвала мне имени этого человека. Она не объяснила, о чем идет речь, но сказала, что для нее очень важно, чтобы я поговорил с ним. Встреча была назначена на четверг, а накануне я узнал, что она умерла и… – Он на несколько мгновений замолчал. – Я надеялся, что в один прекрасный день он появится в баре и я смогу узнать, почему она так настаивала на моей встрече с ним.
– Папочка!
Мы оба обернулись и увидели, что Джиджи склонилась над Хеленой, а старуха ловит ртом воздух. Мимо меня стрелой пронеслась сестра Уэбер, встревоженная криком девочки. Я взяла Джиджи за руку и вывела ее на кухню. Мы слышали спокойный голос Тери:
– Все в порядке, мисс Жарка. Вы просто перенервничали. Сейчас дам вам успокоительное и посижу рядом с вами, пока вы отдыхаете. Все будет нормально. Просто дышите – вдох-выдох, вдох-выдох…
Мы сидели за столом и ждали, когда Финн выйдет из спальни Хелены. Я прикрывала руками подарок, лежащий у меня на коленях. Наконец Финн вошел в кухню и закрыл за собой дверь. Он встал рядом со столом, но не спешил садиться.
– С ней все нормально, – сказал Финн. – Просто слишком много впечатлений.
– Извините, – сказала я. – Все было прекрасно, пока вы не пришли. Если только…
– Это не ваша вина. На самом деле никто не виноват. И Тери сказала, что ей нужно лишь чуть-чуть отдохнуть. А когда она проснется, мы будем праздновать мой день рождения. – Он едва заметно улыбнулся, но было ясно, что это исключительно ради того, чтобы успокоить Джиджи.
– Ну тогда, пожалуй, пойду заверну ваш подарок в красивую обертку. – Я продолжала сидеть, надеясь, что он поймет намек и уйдет, чтобы я могла встать.
– Она просила меня кое-что передать вам.
Во рту у меня мгновенно пересохло, так как я вспоминала разговор, который мы с Хеленой вели прямо перед его приходом.
– И что же?
– Что, если она умрет, она хочет, чтобы вы сыграли «Ноктюрн до минор» Шопена на ее похоронах.
Я закрыла рот рукой, не уверенная, хотела ли Хелена заставить меня смеяться или плакать. Финн взял Джиджи за руку и вывел ее из комнаты. А я еще долго сидела на том же самом месте и благодарила бога за то, что, видимо, Хелене еще жить и жить, раз она продолжает поддразнивать меня, и гадала, что же я такого сказала, что у нее снова возникли мысли о смерти.