Когда из кухни снова донеслись громкие проклятия, за которыми последовал грохот сковородок, я бросила многозначительный взгляд на мать, сидевшую напротив меня за столом. Я опустила глаза на шитье, в глубине души радуясь пробуждению прежней Элеонор. После того как она стала постоянно ездить на Эдисто, эти проблески происходили все чаще и чаще.

– Чем это она там занимается? – уже в третий раз спросила мать.

Я снова посмотрела на нее, гадая, осознает ли она, что уже не первый раз задает этот вопрос.

– Она печет торт «Добош». Это венгерский слоеный торт. Видимо, его очень сложно готовить.

Мои слова прозвучали под новый грохот сковородок.

– Никогда не слышала такого названия, – сказала мать, склоняясь над кроссвордом. Она битый час пыталась разгадать его, но пока там было выведено карандашом только три слова. Ей следовало бы пользоваться очками, но я буду последним человеком, кто ей это предложит, – себе дороже.

– Она хочет сделать сюрприз мистеру Бофейну, в субботу у него день рождения. Они будут праздновать его на Эдисто в обществе двоюродной бабушки мистера Бофейна, которая родом из Венгрии. Элеонор решила, что ей должно понравиться лакомство, которое напомнит о доме. – Я замолчала, понимая, что мать меня не слушает.

За окном хлопнула дверь машины, и мое сердце привычно сжалось – чувство, острота которого не снижалась, независимо от того, сколько лет мы были женаты.

Когда Глен вошел в дверь, губы его были плотно сжаты и на щеках лежали тени, но он быстро постарался спрятать усталость за улыбкой, едва заметил меня у стола. Он поздоровался с матерью, а потом подошел ко мне.

– Привет, моя красавица, – сказал он, наклоняясь, чтобы запечатлеть на моих губах долгий нежный поцелуй. Он положил руку мне на живот. – Как мы себя сегодня чувствуем?

– Превосходно, – ответила я. – Никакой тошноты, и доктор Уайз говорит, что все идет как надо.

– Доктор Уайз? – спросил он, пододвигая стул ко мне. – А я думал, что фамилия твоего доктора Клемменс.

Я сосредоточилась на шитье, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Я поменяла врача. Мне нравилась доктор Клемменс, но она твердила, что собирается на пенсию. К тому же Лора из магазина тканей безоговорочно доверяет доктору Уайз, которая уже помогла появиться на свет ее четверым детишкам.

Я услышала какой-то звук на кухне, подняла голову и увидела, что на пороге стоит сестра. Я не могла понять, было ли напряженное выражение на ее лице вызвано словами, которые я только что произнесла, или же она просто видела наш с Гленом поцелуй при встрече.

– Привет, Глен, – сказала она. – Боюсь, ужин сегодня вечером немного припоздает. Я готовлю кое-что, и процесс оказался более долгим, чем я ожидала.

– Может быть, тебе нужна помощь? – В его голосе сквозило раздражение, и я гадала, заметила ли это Элеонор. Но нет, она сосредоточенно смахивала с блузки муку.

– Спасибо, не стоит. Думаю, я сама с этим справлюсь.

Мать наконец оторвала глаза от кроссворда.

– А ты разве не собираешься вечером поработать у Пита? Он звонил сегодня.

Элеонор побледнела.

– Нет, не собираюсь. Я не буду там больше работать, так как получила работу на Эдисто. Что ты ему сказала?

– Что ты перезвонишь. А он хотел узнать имя джентльмена, с которым ты ушла, когда играла в баре в последний раз. Он сказал, что потерял его визитную карточку и хочет ему кое-что сообщить.

Мы все смотрели на Элеонор, щеки которой покраснели, отчего пятна муки выступили еще сильнее.

– Спасибо, мама. Я ему позвоню.

Я почувствовала, как напрягся рядом со мной Глен. Мне захотелось взять его за руку, чтобы он не тянулся так к Элеонор. Но я не сделала этого – на сей раз мне не стоило вмешиваться.

– Ты помнишь его имя? – спросил он с металлом в голосе.

Элеонор вздернула подбородок.

– Это был мистер Бофейн. Я слишком много выпила, и он предложил отвезти меня домой. А на следующее утро послал кого-то доставить сюда твою машину, помнишь?

Глен сделал вид, что успокоился, но я все еще чувствовала его напряжение.

– Я встречался с твоим боссом всего пару раз, и мне он вовсе не показался человеком, который может быть завсегдатаем такого низкопробного заведения, как бар Пита.

Элеонор занялась тем, что стала старательно выковыривать из-под ногтей муку и масло.

– Я его видела там в первый раз. Он сказал, что с кем-то встречался.

– Встречался? В Северном Чарльстоне?

Сестра пожала плечами, но мне было совершенно ясно, что она тоже не понимает.

– Я не стала расспрашивать его, что он там забыл, – это не мое дело.

Она повернулась к матери.

– Мама, через пару минут начнется «Колесо Фортуны». Почему бы вам всем не посмотреть телевизор, пока я накрываю на стол?

Я отодвинулась от стола, но осталась в кресле, в то время как Глен и мама переместились на кушетку. Мама до сих пор двигалась так, словно находилась на конкурсе красоты или на балу среди дебютанток в белых воздушных одеяниях. Интересно, это привычка или своего рода вызов родственникам, которые повернулись к ней спиной, когда она вышла замуж за отца? Мне всегда хотелось спросить ее, стоил ли этот брак таких жертв, но я слишком боялась услышать ответ.

Я дождалась, когда Элеонор вернется из кухни, помыв руки и захватив столовые приборы.

– Надеюсь, ты ничего не сказала маме и Глену? – тихо спросила я. – Насчет того, что моя беременность связана с большим риском?

Элеонор, державшая в руках вилки с ножами, ответила не сразу.

– Ты же просила меня не говорить.

– Благодарю. – Я бросила взгляд в сторону кушетки, чтобы удостовериться, что глаза зрителей направлены на экран. – Знаю, что еще слишком рано об этом беспокоиться, но не думаю, что смогу заснуть, не сказав тебе этого.

Она посмотрела на меня с опаской.

– О чем ты?

– Если мы с ребенком переживем беременность, но я не вынесу родов, ты будешь заботиться о ребенке так, как будто он твой собственный?

Элеонор опустилась на стул и застыла там с прямой спиной, а вилки с ножами со звоном рассыпались по столу.

– Ничего с тобой не случится. Ты же наблюдаешься у лучшего доктора. Все под контролем.

– Знаю. Но эта беременность заставила меня посмотреть на жизнь по-иному. Нам не всегда дается в жизни новый шанс, поэтому я хочу удостовериться, что на сей раз делаю все правильно. Как в случае с замужеством. Или в отношениях с тобой.

Она уставилась на свои руки.

– Со мной?

– Да. Я – старшая сестра, но у меня никогда не было возможности выполнять связанные с этим обязанности.

Она склонила голову набок.

– Потому что ты сама хотела, чтобы было именно так.

Я пожала плечами.

– Может быть. Я все пытаюсь в этом разобраться. Но твердо знаю одно – некоторые вещи неподвластны нашему контролю. Я просто хочу быть готовой к такому развитию событий. И должна быть уверена, что ты позаботишься о ребенке.

– Ты же прекрасно знаешь, что это само собой разумеется и меня не надо лишний раз просить об этом.

– Я просто хочу, чтобы ты мне это пообещала.

Она пристально смотрела на меня.

– Конечно, ты можешь мне верить. Я же твоя сестра.

«Конечно, я же твоя сестра». Мы обе застыли, вспомнив, когда она в последний раз произнесла эти слова. Я только начала карабкаться по стволу гигантского дуба на Уэсткотт-роуд и почти достигла той же высоты, что и Элеонор, взбирающаяся на дерево с другой стороны. Я испытывала панический страх, как и всегда, когда Элеонор втравливала меня в свои авантюры. Тем не менее я смеялась над Гленом, который стоял у дороги и смотрел на нас с неподдельным ужасом, а потом повернулась к Элеонор. «Если я упаду и поломаю руки-ноги, ты будешь обо мне заботиться?»

Никто из нас не произнес ни слова, и мы довольно долго сидели молча, пока где-то в глубине дома не раздался голос телеведущего Пэта Саджака и до наших ушей не донесся приглушенный смех.

– Спасибо, – сказала я, глядя на руки и разглаживая юбку на коленях. – Но знай, Глена я тебе не отдам.

Это была одна из запретных тем, которых мы никогда не касались, хотя всё прекрасно понимали – тот самый розовый слон, который всем бросался в глаза, но его старательно обходили, притворяясь, что не видят в упор. Ее глаза расширились от удивления, она смотрела на меня так, словно я ничего не знала, не слышала ее шагов на крыльце по ночам. Я махнула рукой при виде ее тщетных попыток найти слова, которые могли бы пощадить и ее, и мои чувства.

– Он никогда не был твоим и никогда не будет, не важно, останусь я жива или нет. – Я заставила себя встретиться с ней взглядом. – Я вовсе не пытаюсь быть жестокой. Но вы с Гленом не подходите друг другу, ваши устремления в жизни совсем разные. Твое увлечение объясняется лишь одной причиной – это единственное, что ты не можешь получить ни при каких обстоятельствах. Ты подобна ребенку, плачущему и просящему принести луну с неба. Как только ты его получишь, твое разочарование убьет вас обоих.

Она резко вскочила и ударила кулаком по столу.

– Я никогда…

– Я знаю, что он мне не изменял. Мы бы с тобой тут сейчас не разговаривали, если бы у меня были такие подозрения. Но дело не в том, какая ты, дело в том, что собой представляет Глен. Даже если бы он был свободен, он никогда бы не сделал тебя счастливой. Его мечты весьма приземленные, как и мои. Именно поэтому наш брак так прочен. Ты должна найти кого-то, кто разделяет твои мечты. Кого-то, кто не боится взлететь и дотронуться до солнца.

Не произнося ни слова, Элеонор встала и скрылась на кухне. Я слышала, что она включила воду, повернув кран до предела, чтобы я, не дай бог, не услышала, как она плачет.