Глава 6

Дерзкая дама нанесла свой удар так неожиданно и предательски, правда, требуха не связалась от него узлом, и все же было до крайности обидно. Сначала папенька отправил дочь к деду, изводившую ее правилами хорошего тона, а после и дед отправил внучку вовсе к чужим людям. Папенька непременно будет в страшном гневе, когда узнает об этом, но как и когда он еще узнает? Сколько придется сидеть в пансионе, оторванной не только от родных и единственного друга, но даже от жизни в оковах этикета, но все-таки на воле? Этого Тина не знала, а его сиятельство хранил молчание.

И еще обидно было оказаться наказанной за чужие грехи. Это не она, а Маркэль Мовильяр совершил недопустимое, предложив кузине и девице такое, чего принять было совершенно невозможно. Да что там принять, осознать подобное предложение было выше сил мадемуазель Лоет. Однако же не Марк, а она сейчас ехала в богатом экипаже графа Мовильяра, чтобы войти в ворота пансиона и остаться там. А мерзавец Марк будет, как и прежде развлекаться в свое удовольствие. И это казалось столь оскорбительным, что слезы, самые настоящие, украдкой текли по щекам безвинного создания.

Его сиятельство сидел, отвернувшись к окну, и даже не пытался делать замечание о шмыганье носом. Только протянул платок, так и не посмотрев на несчастную внучку. Тина взяла платок и отвернулась к другому окошку, всхлипывая, шмыгая носом и проклиная жестокую судьбу.

– Нам проще на время удалить тебя, пока Марк не отправится в Торванию к своему старшему брату, – вдруг заговорил Лорель Мовильяр. – Мальчишка совершенно отбился от рук, став паршивой овцой в нашем роду. Мстителен до крайности и даже не скрывает этого. Ты задела его самолюбие. Еще бы, известный на всю столицу повеса и забияка был уложен на лопатки девчонкой вдвое меньше себя ростом и на пять лет младше. Да уж… – хмыкнул его сиятельство и неожиданно расхохотался, но быстро оборвал себя и откашлялся, вновь не сводя взгляда с пейзажа за окном. – Запереть его невозможно, он любимец его высочества, младшего брата нашего короля, такой же беспутный дуралей, как и Марк. Если он исчезнет, его высочество непременно вмешается. Запретить пускать внука в свое поместье я могу, но это его не остановит. – Граф помрачнел еще больше. – Это все из-за покровительства его высочества. Мальчишка почувствовал вседозволенность и стал совершенно невозможен. К женщинам неравнодушен сверх меры. Но нам и в голову не пришло, что он может, как это говорится в народе, положить глаз на свою кузину, даже не достигшую брачного возраста. Немыслимо! Признаться, я в растерянности. Никак не ожидал такого поворота. Хвала Всевышнему, король лично назначил Маркэля своим посланником в наше посольство в Торвании, тут уже и герцог не посмел вмешаться. Всего месяц, дитя мое, и это исчадие Преисподней уберется надолго с наших глаз. Тогда ты вернешься в мое поместье, и мне не придется приставлять к тебе стражу.

Тина тяжко вздохнула, но теперь уже слезы не текли из ее глаз. Месяц… Это уже кое-что, это уже срок, который можно и потерпеть.

– Вы не должны волноваться, Адамантина, – его сиятельство вернулся к светскому тону. – Это хороший пансион, его основала ваша бабушка и моя супруга, когда вашему отцу исполнилось четыре года. Ее сиятельство была чрезвычайно отзывчивой и доброй женщиной. Я до сих пор являюсь меценатом пансиона святой Кладетты и вхожу в попечительский совет. Мы строго следим, чтобы воспитанницы не были обделены и нуждались хоть в чем-то. Среди воспитанниц преобладают девочки, потерявшие одного, либо обоих родителей, и оставшиеся родственники не могут взять за них ответственность. Есть дочери из обедневших дворянских семей. После окончания пансиона им помогают найти место, где бывшие воспитанницы зарабатывают себе на жизнь. Мы устраиваем наших девочек только туда, где их работодатели внушили нам доверие. Бывает, что девушки выходят замуж сразу после окончания пансиона, и тогда за их судьбу уже несет ответственность супруг. Преподаватели и воспитатели имеют отличные рекомендации, без протекции мы никого не принимаем. Вы моя внучка, Адамантина, и все же не советую рассчитывать на особое отношение к вам. Не будем терять времени даром и продолжим ваше превращение из уличного мальчишки в девицу из благородной семьи. Учтите, за грубость и брань вас могут наказать, и я не собираюсь вмешиваться, если посчитаю, что наказали вас заслуженно. Девочки ни в чем не нуждаются, но правила в пансионе строгие, прошу не забывать об этом. Мне будут ежедневно присылать отчет о ваших успехах и ошибках.

– Опять муштра, – проворчала мадемуазель Лоет.

– Воспитание, – строго поправил ее граф. – Вам все ясно?

– Да, мой капитан, – усмехнулась Тина, немного успокоившись.

– Полагаюсь на ваш разум, госпожа боцман, – добродушно рассмеялся его сиятельство. – Да, еще. Я распоряжусь, чтобы к вам не пускали никого, кроме вашего брата. Но, стоит отметить, вряд ли у Ланса будет возможность навещать вас часто, так что не ждите его, чтобы не расстраиваться впустую.

Тина кивнула и устроилась удобней на сиденье. Жизнь немного посветлела, приобретая скупые, но все-таки разнообразные оттенки. Возможно, все не так уж и плохо, это же не мадемуазель Нири с ее сороками подругами. А если приложить усилия, то можно и неплохо там устроиться. Дружба с поварами еще никому не мешала. Если никто задирать не начнет, то и драться не придется. Впрочем, с внучкой попечителя и мецената ссориться не позволят сами воспитатели. Нужно всего лишь пересидеть там месяц, а потом дед заберет и, если держать себя в руках, то и до дома рукой подать. Да, весьма неплохо.

Удовлетворенная своими размышлениями, Тина даже улыбнулась, предвкушая месяц без надзора его сиятельства и его поучений. Негромкий смешок графа привлек внимание девушки. Он наблюдал за ней и, кажется, читал на ее личике каждую мысль.

– Вы ничем не будете выделяться среди других воспитанниц, – произнес мужчина. – И занятия вы будете посещать вместе с остальными девочками, и спрашивать с вас будут так же, как и с них. Как только мы пересечем ворота пансиона, дитя мое, вы становитесь воспитанницей пансиона святой Кладетты, и никак иначе. Спать вам придется в общей спальне, есть за одним столом с вашими подругами.

– У меня там нет подруг, – заметила Тина.

– Но это не означает, что их у вас за этот месяц не появится, – улыбнулся его сиятельство, а мадемуазель Лоет поставила точку под предостережениями графа Мовильяра:

– Разберемся.

Его сиятельство вздернул брови, с иронией глядя на юное создание, и больше этой беседы не заводил, решив дать внучке, как она сама выразилась, разобраться. До пансиона они ехали не менее трех часов, и дорога крайне утомила мадемуазель Лоет. В Пиррете они остановились, чтобы пообедать и немного отдохнуть от дороги. Впрочем, Пиррет оказался маленьким и скучным городком, где обнаружилась единственная достопримечательность – фонтан на главной и единственной площади, перед городской управой.

Постояв возле потрескавшейся мраморной чаши и зевнув, Тина заметила уличных мальчишек, бросавших нож в землю, завистливо вздохнула, но не рискнула подходить к ним. Граф Мовильяр промолчал, однако интерес внучки заметил и покачал головой, только что обнаружив еще один порок в доверенном ему юном создание – любовь к уличным играм.

После Пиррета граф Лорель Мовильяр и его внучка уже нигде останавливались, желая поскорей добраться до цели своего небольшого путешествия.

– Мы уже рядом, – уведомил его сиятельство Тину, и она прилипла к окошку, желая увидеть со стороны свое временное обиталище.

Пансион святой Кладетты показался через несколько минут, как только карета свернула возле дорожного указателя. Но особо ничего примечательного увидеть мадемуазель Лоет не удалось. Пансион был окружен высокой белой стеной, за которой виднелась красная черепичная крыша.

– Тебе понравится, дитя мое, – улыбнулся граф. – Там достаточно уютно. Имеется небольшой ухоженный сад. Здание пансиона двухэтажное. На первом этаже находятся классы и столовая, на втором спальни, уборные, гардеробные. Девочек выводят на прогулку по окончании учебного дня и ненадолго между уроками, чтобы воспитанницы могли немного отдохнуть. Жаль, я не успел проверить твои знания, надеюсь, мне не придется краснеть перед учителями. Уверен, что твои родители нанимали для тебя преподавателей.

Нанимали, папенька даже устраивал экзамены, когда учителя начинали жаловаться на воспитанницу. Если дочь проваливала проверку ее знаний, то суровый господин Лоет устраивал разнос ей, а заодно учителям, говоря, что он платит им достаточно для того, чтобы найти возможность заинтересовать ребенка. После этого Тина зарывалась носом в учебники, а учителя что только не придумывали, чтобы увлечь мадемуазель Лоет своими занятиями. Учитель литературы даже начал вести уроки в стихах, только Тина начала на занятиях клевать носом, слушая заунывное растягивание слов самопровозглашенного поэта, а уж сложить рифму в ответ и вовсе не могла, только злясь на своего мучителя и сбегая с уроков в два раза чаще. И все же неучем Адамантина Лоет не была, так что она надеялась не меньше своего деда, что не уронит честь семьи Лоет и рода Мовильяр.

– Я верю в вас, дитя мое, – подбодрил ее граф, первым выходя из кареты.

– О-ох, – протяжно вздохнула в ответ Тина, опираясь на руку лакея его сиятельства, простоявшего всю дорогу на запятках кареты.

Граф подал руку своей внучке, и они направились через уютный чистый двор к массивным дверям с литыми ручками-змеями. Тина с интересом взглянула на двух гадов.

– Выглядит, как намек, – заметила она.

– Напротив, – рассмеялся его сиятельство. – Директриса родом из Брижаля, там существует старое поверье, что змеи отгоняют злых духов и защищают от хворей. Это обереги. Я не увидел в причуде мадам Гертон ничего предосудительного. Пусть будут змеи, они ничем не хуже и не лучше иной живности и обычных дверных ручек.

– Угу, – привычно промычала девушка, но сразу же поправилась под пристальным взглядом его сиятельства. – Мне все понятно.

Здание пансиона не имело никаких украшений и излишеств, кроме этих вот змей и водосточных труб отлитых в виде драконов, из чьих пастей вытекала вода во время дождя. По большому счету, те же гады, но побольше размером. Впрочем, обращать внимание и на это Тина не стала.

Ее любопытство разрасталось все сильней. С той минуты, как девушка нашла положительные стороны в своем пребывании в пансионе, ее энтузиазм разгорался в настоящее пламя. В конце концов, воспитатели не родители, и в стенах данного учреждения мадемуазель Лоет окажется впервые без взрослых членов своей семьи. В некотором роде это даже свобода.

Стоило им войти в здание пансиона, как навстречу деду и его внучке вышла директриса. Ею оказалась невысокая пухленькая и румяная дама, на чьем лице сияла приветливая улыбка, и обращена она была не к его сиятельству, а к мадемуазель Лоет. Дама поправила короткими пальчиками выбившийся из прически локон, перевела взгляд на графа и склонила голову, приветствуя его.

– Ваше сиятельство, безмерно рада вновь видеть вас в стенах нашего пансиона. У меня имеется к вам важное дело, – директриса оказалась обладательницей приятного голоса. – Мадемуазель Лоет! – воскликнула женщина столь радостно, словно Тина была самым желанным гостем в этих стенах. – Как же приятно увидеть самого младшего представителя столь знаменитой фамилии.

Женщина схватила опешившую Тину за руку и потянула за собой, не переставая щебетать о прелестях пансиона святой Кладетты, о девочках-воспитанницах, о сладких пирогах и прекрасном саде. В ее речи все это переплелось столь причудливо, что мадемуазель Лоет показалось, что пансион – это лучшее место на свете, где добрые преподаватели будут вместо уроков кормить ее сладкими булочками, а девочки живут на деревьях в саду, отчего счастливы сверх всякой меры. От этого вихря добродушия, жизнерадостности, пудры и духов у Тины закружилась голова, и его сиятельство остановил директрису:

– Мадам Гертон, умерьте пыл.

– Ах, простите, ваше сиятельство, – потупила очи женщина, и румянец на ее щеках стал еще более выразительным. – Вы же знаете, мне хочется, чтобы воспитанницы чувствовали себя здесь, как дома и знали, что их ждет заботливая и любящая семья. Многие девочки этого лишены, бедняжки.

Уголки ее пухлых губ опустились вниз в искреннем огорчении. Но, должно быть, мадам Гертон не умела долго грустить, и вскоре на лице ее вновь сияла прежняя приветливая улыбка. Директриса опять вцепилась в ладонь Тины и возобновила щебетания:

– Идемте-идемте, мадемуазель, я должна сейчас же показать вам ваш класс и девушек, рядом с которыми вы проведете некоторое время. Уверена, они вам понравятся! Такие милые, такие вежливые, такие умницы, такие очаровательные!

– Мадам Гертон, мадам Гертон! – воскликнул граф Мовильяр. – Предлагаю препоручить мою внучку одной из ваших помощниц. Думаю, она не хуже вас справится с представлением Адамантины ее будущим подругам, а мы с вами уединимся, и вы мне поведаете о ваших нуждах.

– Ах, – вновь огорчилась директриса, желавшая лично познакомить Тину с другими воспитанницами, но, услышав слово – уединимся, отчего-то вновь зарумянилась, и стрельнула в его сиятельство быстрым и игривым взглядом. После этого позвала девушку, немногим старше Тины и поручила мадемуазель ее заботам. – Вам обязательно у нас понравится, Адамантина, – напутствовала она внучку попечителя и повернулась к нему. – Прошу за мной, ваше сиятельство.

Граф Мовильяр усмехнулся и подошел к Тине.

– Вскоре мы снова увидимся, дитя мое, – сказал он неожиданно ласково. – Признаться, я буду скучать без вас.

Затем наклонился и поцеловал девушку в лоб, крепко сжав плечи, все-таки до дряхлости его сиятельству было далеко, несмотря на возраст. И пока его внучка изумленно хлопала глазами, опешившая от слов своего деда, он уже подал руку мадам Гертон и направился в сторону ее кабинета, негромко спрашивая:

– Что случилось, Клодия?

– А то вы не знаете, Лорель, вы не ответили на мое послание, – приглушенно и немного капризно ответила она.

– Дорогая моя, дорога до Кайтена и обратно занимает почти месяц…

Они скрылись за дверью, и продолжение разговора Тина уже не услышала. Девушка обернулась к помощнице директрисы, и указала рукой в сторону лестницы:

– Прошу вас, мадемуазель Лоет, – произнесла незнакомка. – Я немного расскажу вам о порядках в нашем пансионе, но для начала познакомимся. Мадам Фанитта Бержар, но вы можете называть меня просто – Фаня. Так вышло, что я стала выпускницей пансиона в прошлом году. Мой муж преподает здесь географию, и я тоже решила вернуться в родные стены.

Тина даже приоткрыла рот от изумления. Учитель географии? Ей живо представился ее преподаватель – маленький тщедушный человечек с большой плешивой головой, и девушка невольно скривилась. Вот уж незавидная участь, и скажите после этого, что девицам непременно нужно выходить замуж. Словно прочтя ее мысли, Фаня рассмеялась.

– Он чудесный, и преподает интересно, – сказала она и вновь стала строгой. – Но вернемся к порядкам в пансионе святой Кладетты. Подъем в восемь утра. Девочки умываются, приводят себя в порядок и спускаются в столовую, где их ждет завтрак. После возвращаются в свои комнаты, готовятся к занятиям и расходятся по классам. В полдень обед и небольшая прогулка в саду, а затем возвращение в классы. После окончания занятий чай с выпечкой. Затем девочки идут готовить домашние задания. В восемь вечера ужин. Спать воспитанницы ложатся в десять вечера. Те, кто приготовил задания, могут выйти в сад и подышать свежим воздухом, но многие предпочитают готовиться к урокам именно там. После ужина и до отбоя можно читать, у нас хорошая библиотека, поболтать, поиграть, но это для младших курсов, хотя и выпускницы с удовольствием играют в мяч и волан. Наши коридоры это позволяют, – Фаня улыбнулась. – У нас почти не бывает ссор, а если случаются, мы дружно разбираемся, кто и в чем виноват. Должно быть, мадам Гертон сказала вам, что у нас семья, и это, действительно, так. Покойная графиня Мовильяр была чрезвычайно доброй женщиной, она очень огорчалась, если в пансионе случалась ругань. Она и ввела этот обычай дружно разбираться в ссорах воспитанниц. Граф Мовильяр поддерживает традиции, заведенные его покойной супругой, он весьма лоялен к нам и никогда не отказывает в помощи, если на то появляется нужда. Весьма достойный господин.

Тина мало разбиралась в отношениях мужчины и женщины, но кое-что о них знала. Хвала Всевышнему, на улицах секретов нет. Да и игривый огонек в глазах директрисы был ей знаком, так порой маменька смотрела на папеньку. Девушка задумчиво посмотрела назад, и хоть они уже ушли далеко от директорского кабинета, но провожатая поняла ее взгляд и произнесла невзначай:

– Его сиятельство еще весьма привлекательный мужчина, и его любовь к пухленьким женщинам давно известна. Но мы не можем обсуждать его сиятельство и совать нос в личную жизнь нашей любимой Клоди, – предостерегающе заявила Фаня, чем еще больше разожгла огонь любопытства в мадемуазель Лоет. Дед все больше потрясал ее неожиданными открытиями.

– Так его сиятельство и директриса… э-э-э, – с намек протянула она.

Лицо Фани стало непроницаемым, она возвела глаза к потолку и коротко кивнула, показав четыре пальца. Тина подумала и прошептала:

– Четыре года? – и вновь короткий кивок, а после предостерегающее:

– Но мы никто и ничего не знаем.

– Гарпун мне в печень, – выдохнула мадемуазель Лоет и присвистнула.

Мадам Бержар скосила глаза на новую воспитанницу, насмешливо хмыкнув, а Тина тут же поправилась:

– Я хотела сказать – невероятно.

Фаня важно кивнула и продолжила просвещать Тину:

– У нас уделяется много времени светским манерам и этикету. Многие девочки устраиваются после окончания пансиона в дома высокопоставленных и титулованных особ, потому знание правил хорошего тона нам необходимо. Помимо того в пансионе преподают математику до третьего курса: сложение, вычитание, умножение и деление. Родной язык и чистописание идет до последнего курса, воспитанницы совершенствую почерк и грамотность. Литература и история королевства – обязательные предметы. Иностранные языки по выбору. Географию государства и ближайших соседей изучают подробно, остальные страны в общих чертах, но господин Бержар никому не отказывает в дополнительных знаниях, если на то имеется интерес. К тому же он преподает астрономию, но девочки считают ее скучной, потому наука о звездах – предмет не обязательный, по желанию. Признаться, его вообще желают редко и мало, чаще дальше названия созвездий не идут. Мой супруг этим огорчен, но… – Тина кивнула, уже зная, что она проявит учебное рвение в этом предмете. – Танцы, рукоделие – предметы обязательные, – в этом месте мадемуазель Лоет незаметно скривилась. Морские узлы она умела вязать, а вот прокладывать стежки ее раздражало до невозможности. – Учатся девочки шесть дней, на седьмой отдыхают. Если недалеко от нас случаются ярмарки и празднества, воспитанниц туда непременно везут. Да, одежда у всех воспитанниц одинаковая, скромная, но добротная. Ну, вот мы и пришли. Это спальня вашего курса, мадемуазель Лоет.

Тина сунула нос в открытую дверь. Помещение было небольшим, здесь стояло пятнадцать кроватей, одну из которых как раз застилали свежим бельем, и девушка поняла, что это для нее. Кивнув, девушка повернулась к Фане. Та указала рукой вперед, предлагая продолжить путь.

– У нас шесть умывален, по одной на два курса. Одновременно умываться могут по пять человек, обычно успевают все. Напротив гардеробные, у каждого курса своя. Там хранятся теплые вещи, головные уборы и обувь, так же платья на смену и пара платьев от попечителей, отличные от ученической одежды. Скромно, но… разнообразно, – вновь хмыкнула Фаня. – Сейчас ваш курс на занятиях. Идемте, я познакомлю вас с подругами.

– Я пока ни с кем не подружилась, – осторожно заметила Тина.

– Это неважно, мы все здесь подруги, – улыбнулась мадам Бержар.

Мадемуазель Лоет неопределенно хмыкнула. Последний раз у нее были подруги лет в десять, но вскоре девочки начали задаваться, подражая своим маменькам и их подругам, и Тина начала скучать среди маленьких кумушек. Они больше не бегали за ней смотреть на то, как дворник Аритис бьет своей метлой по спине уличных мальчишек, забежавших в городской парк, а потом, смешно бранясь, выметает их за ворота. Не хотели искать выдуманные Тиной сокровища, а еще чуть позже начали презрительно выпячивать губки, говоря: «Эта странная Лоет». Зато остался Сверчок, живший тем же, что и его подруга. Забыв о кривляках, девочка теперь дружила только с Эмилом, а он предпочитал ее общество дружбе с мальчиками. Сначала ему нравилось, что с ним играет девочка, которая была старше его, потом проникся ее идеями, начал придумывать свои, чтобы подружка не скучала, и более крепкой дружбы в Кайтене с той поры не видывали. Наверное, поэтому господин Лоет не мешал дочери общаться со Сверчком.

– Важно не то, кто твой друг, а какой он, – говаривал папенька. – Если ты готов за него в огонь и в воду, и он отвечает тебе тем же, это и есть истинная дружба, дарованная Всевышним.

Теперь же Тине предстояло вновь учиться дружить с девочками, и она очень надеялась, что воспитанницы из пансиона окажутся отличными от тех девиц, что жили в Кайтене.

– Простите за то, что нарушаем ваши занятия, мадам Тьерри, – Фаня смотрела на строгую сухопарую даму с пучком пегих волос на макушке. – Я хотела бы познакомить воспитанниц с их новой подругой. – Она подтолкнула вперед Тину. – Девушки, позвольте представить вам мадемуазель Адамантину Лоет.

– Доброго дня, мадемуазель Лоет, – первой откликнулась строгая дама. – Девушки, – она взмахнула рукой, словно дирижер, и стройный голос произнес:

– Привет тебе, Адамантина.

– Здрасти, – растерялась Тина, рассматривая четырнадцать девушек своего возраста в одинаковых светло-серых платьях с белыми воротничками и манжетами.

– Не будем вам мешать, – улыбнулась Фаня, оттаскивая мадемуазель Лоет за двери. – Ближе вы познакомитесь после занятий. А мы продолжим наше маленькое путешествие по пансиону.

Тина послушно последовала за мадам Бержар. Она еще не определилась со своими впечатлениями, но ничего угнетающего для себя пока не нашла. В голове засело слово – месяц, и этого было достаточно, чтобы смириться с жизнью по уставу пансиона. Почему бы и не попробовать для разнообразия? Маменька всегда говорила, что испытания меняют людей, даже закосневших в своих привычках. К тому же: хорошая Тина в пансионе, замечательная Тина в поместье деда, а после Тина едет домой! А там родной Кайтен, Сверчок и маменька с папенькой, которые непременно без нее заскучают и дадут ребенку свободу. Да, именно так. Хорошая Тина – замечательная Тина – свободная Тина.

На личике юного создания расцвела улыбка, и девушка поспешила за Фаней, увлеченно рассказывавшей ей истории из жизни пансиона. Мадемуазель слушала ее вполуха, с любопытством оглядываясь по сторонам.

– Здесь вы получите вашу форму, – сказала Фаня, останавливаясь перед коричневой дверью.

Вздохнув, Тина зашла в огромную гардеробную, где царствовала пожилая дама с добрыми глазами и огромной родинкой на шее. Единожды заметив ее, мадемуазель Лоет уже не могла отвести взгляда от этой родинки, в уме сравнивая ее, то с черносливом, который привозили в Кайтен на одном из торговых кораблей, то с чернильной кляксой, за которую Тине влетела от одного из ее учителей.

– Следуйте за мной, душенька, – пропела старушка и бодро посеменила в глубь своего вещевого королевства.

– Не смотри на ее родинку, – зашептала Фаня, вдруг переходя на «ты». – Ничего не скажет, но непременно даст что-нибудь дурное. Она неплохая, но обидчивая. Правда, отомстит и успокоится.

– Угу, – понятливо промычала Тина, спеша за зловредной старушкой с добрыми глазами.

Вскоре девушка и ее провожатая уже вновь поднимались наверх, где Тине предстояло переодеться. Фаня с удовольствие продолжала ее посвящать в маленькие тайны пансиона святой Кладетты. Мадам Бержар была словоохотливой, что давало возможность узнать о месте временного пребывания побольше, однако не любившая долгой болтовни Тина начала уставать от своей спутницы. Мадемуазель Лоет могла выносить лишь трескотню Сверчка, но на то он и Сверчок, и все же девушка изо всех сил держалась, продолжая мило улыбаться и мысленно желать болтушке Фане несколько неприличных действии с дьяволом. Хороша Тина – замечательная Тина – свободна Тина.

Оставила ее Фаня в покое, когда занятия уже подходили к концу. Мадемуазель Лоет была оставлена в саду, получив наставление идти в столовую, как только прозвенит звонок. Тина согласно кивнула и от всей души поблагодарила Всевышнего за освобождение. Она упала на аккуратную скамейку и прикрыла глаза, мечтая, чтобы ее сокурсницы оказались менее общительными.

Пока юное создание предавалось отдыху и мечтам о непременно счастливом будущем, покой ее был нарушен бранью. Кто-то поминал многострадального дьявола, прикладывая его от всей души. Опешив от столь невероятной речи в стенах пансиона благовоспитанных девиц, Тина не смогла удержаться от любопытства и не проверить, кто же так красиво формулирует до боли знакомые слова.

Девушка устремилась вглубь ухоженного сада, откуда доносились глухие стуки, ругательства и недовольное кряканье. Добравшись до источника звуков, Тина прижалась к древесному стволу и осторожно выглянула из-за него.

– Чтоб тебя черти драли! – взвизгнула она, когда мимо нее промчался нож.

– Кто здесь? – опешил юноша лет шестнадцати-семнадцати.

– Смерть твоя, упырь, – мрачно возвестила Тина, подтянула рукава форменного платья и вышла из-за дерева, готовая надавать по шее душегубу.

– А-а-а, – растерянно протянул тот. – Сейчас же все на занятиях.

– Смерть не умеет ждать, – криво ухмыльнулась мадемуазель Лоет, подходя к юноше ближе. – Ты кто?

– Сын садовника, – ответил парень, делая шаг назад. – Помогаю отцу, пока воспитанницы учатся, потому ухожу. Мне не велено показываться им на глаза.

Тина опустила рукава на место и подошла еще ближе, рассматривая парня. Он был рыжим и конопатым, и глаза у сына садовника имели скрытую хитринку, и это понравилось девушке, живо напомнив ей Сверчка.

– Как звать? – грозно вопросила она.

– Гиль, мадемуазель, – склонил голову юноша.

Задумчиво угукнув, мадемуазель Лоет посмотрела на зажатые в левом кулаке два небольших ножа, близнецов того, что чуть не приголубил ее саму, и хмыкнула.

– Не можешь попасть в дерево? – спросила она.

– Не могу, – признался Гиль. – Чертовы железяки летят мимо.

Тина деловито протянула руку.

– Дай-ка я попробую, – сказала она, глядя в васильковые лукавые глаза нового знакомого.

– Порежетесь, мадемуазель! – воскликнул он, пряча руку с ножами за спину.

– А в зубы?! – вновь стала суровой девушка, копируя интонацию дядюшки Самеля.

Парнишка склонил голову к плечу, насмешливо глядя на самоуверенную девицу, достававшую ему до плеча. Тина, как и ее папенька, не любила долгих уговоров, предпочитая решительные действия, потому ее кулак впечатался в челюсть упрямцу в следующее же мгновение.

– Зараза! – взвыл Гиль, ошалело глядя на благовоспитанную девицу.

– Еще хуже, – хмыкнула Тина, подбирая выпавшие ножи. – Смотри, сынок.

Первый же нож воткнулся в тонкий ствол, следом вжикнул второй, вставая аккуратно под первым. Парень, забыв о нанесенной обиде, подскочил на ноги и уставился на девушку, жарко воскликнув:

– Научи!

Мадемуазель покровительственно усмехнулась, мастерски сплюнула себе под ноги и решила, что жить здесь определенно можно.