Глава двенадцатая
Участвуя в разработке операции «Факел», Джон узнал все слабости федералов в их марсианской промышленной провинции, но и постиг все промахи союзников в их «освоении» красной планеты. У федералов провинция была единым поселением над разрабатываемой шахтой, а на отдаленном периметре контролируемой зоны, стояли датчики слежения, которые мгновенно фиксировали пересечение границы и передавали отсканированные сведения объекта-нарушителя. На ближних подступах к поселку-шахте существовала, так называемая, «цитадель» – линия лазерной защиты, которая активировалась автоматически, после пересечения дальнего периметра, или, при необходимости, в ручном режиме. Так это преподносилось в открытых технических описаниях, размещенных в глобальной информационной сети, но, Джона предупредили, что с лазерной составляющей, а конкретно, с ее срабатыванием, у федералов имелись серьезные проблемы. Еще большие проблемы у федералов были с воздухообеспечением. Именно из-за этих проблем на Марс была направлена экспедиция Фермора – талантливый разработчик Иван Алехин, ученик знаменитого Салехова, обосновав свои доводы, брался заменить несовершенную систему воздухообеспечения, разработанную учителем, собственным детищем, современной, бесперебойной системой Алехина.
– У них плохо с обороной и с воздухом? – спросил тогда Джон.
– Пока, – ответили ему.
Пока, плохо с обороной и воздухом, и у союзников, лишь пока есть возможность убрать монополию Федерации на добычу амания. И время не ждет. Дальнейшее промедление приведет к тому, что будет поздно. Требовались оперативные и решительные действия. Поэтому и была разработана операция «Факел» – успешное ее проведение до устранения недостатков в системе защиты федералов, могло позволить Союзу встать вровень с Федерацией в очередной технологической гонке. Фаза «Открытие» была лично спланирована Джоном.
В ходе работы над операцией, не смотря на напыщенные фразы о срочности и важности, предварительно ознакомившись с марсианскими реалиями, Джон пришел к выводу, что красная планета финансировалась Союзом по остаточному принципу. Если Федерация, имея первоначальную опорную базу высадки, после обнаружения ценного месторождения, перенесла поселок и пункт приема кораблей на место разработок, Союз, после долгих неудачных изысканий подобного месторождения, перенес основную базу ближе к вожделенной провинции федералов, а пункт приема кораблей, из экономии, оставил на старом месте. Там существовал похожий на цистерну блок обслуживающей причал технической группы, и оттуда, на марсоходе, предстоял муторный шестичасовой переход к основной базе.
Джон тогда отметил, что шесть часов – это время в пути в хорошую погоду, если же начиналась буря, марсоход полз, словно старая черепаха. Одно радовало Джона – из космического корабля в блок техперсонала и в нутро марсохода, проход был через шлюзы, и не требовалось переодеваться в скафандры, как практиковалось у федералов.
Что марсоход ползет черепахой во время пыльной марсианской бури, Джон узнал уже на борту этой, в принципе, комфортабельной машины.
О бушевавшей на поверхности Марса буре предупредили еще при посадке. Потом был переход через шлюз в помещение техперсонала. Свон и капрал Полак катили контейнеры с «оборудованием». Странный сбой в настройках, выявленный Полаком, не давал Джону покоя: кому понадобилось совершать непонятную диверсию? Какая-то она игрушечная. Не настоящая, как заметил Полак. Глупая. Еще резче выразиться – просто тупая. Полак привел в порядок «аппараты» всего за сорок минут, хотя перед тем пугал, что потребуется до пяти часов… Кто это напакостил? Так явно сделали, словно специально предупреждали: будьте начеку, вы под колпаком! Джон мысленно окрестил этот инцидент «показухой». Зачем она понадобилась исполнителю «показухи», Джон пока постичь не мог – если за группой шло пристальное наблюдение со стороны федералов или срединников, выдавать себя такой «туфтой» эти серьезные ребята не стали бы. В их интересах было обратное, чтобы Джон и его люди пребывали в неведении о пристальном внимании противника. А может, кто-то из «шестерок» сенатора постарался?
Джон усмехнулся – слово «шестерка» было вынесено им из Федерации, конкретно, из своего российского прошлого. Там, в основной государственной системе Федерации, до сих пор пользовались русским языком (великим и могучим), и читали Пушкина и Достоевского. Вот на этом «великом и могучем», слово «шестерка», помимо обозначения цифры «шесть», в разговорной речи определяло эдакого безропотного служаку, раба, одним словом – чмо.
Джон снова усмехнулся. Страшно становится, если начать осмысливать свою жизнь. Он столько лет служил Союзу, жил в Союзе, общался с коллегами, смотрел телевидение, вел электронную переписку на английском языке, думал на нем, но бывало, когда мысли заводили его в воспоминания о «первой» своей жизни, о Федерации, о старых друзьях, переведших давно его в ранг врага, о тех теплых отношениях, когда он был еще своим, мозг автоматически, словно компьютер, начинал мыслить на русском языке…
Это очень плохо! Очень!
Джон тут же подобрался. Он союзник. Он человек Союза. Он верный слуга Союза, борец за вечную демократическую идею Союза, и он должен пересилить свой мозг, вырвать из него все русское…
Марсоход медленно полз в сплошном мраке густой песчаной бури, то и дело, останавливаясь, и продувая свои турбины. На экране управления маршрут был смоделирован в объемном изображении, и точно отслеживалось положение машины, двигавшейся на автомате.
Сидевший впереди начальник марсианской базы Союза Тори Компелла, специально приехавший в зону посадки, ради встречи «экспедиции» Джона, оглянулся, улыбаясь, сказал:
– Джон, у вас очень оживленная мимика.
Очнувшись от дум, Джон снова неприятно поразился – его лицо стало выдавать его внутренние переживания. И все из-за Лу. Чтобы там не мутили срединники, Джон отказывался верить в причастность Лу к интригам спецслужб.
Джон решил объяснить Компелле свои переживания очень просто:
– Тори, у меня на Луне с девушкой возникли проблемы.
– О-о!!! – как все итальянцы, Компелла изобразил величайшее сочувствие Джону. – Да, да… Любовь!
Джон был уверен на сто процентов, что Компелле передали на этот счет информацию и велели следить за Джоном во все глаза! Ох, уж, это вечное недоверие, царящее в спецорганизациях и в политике!
– Вам сообщали об этом? – спросил напрямую Джон.
Снаружи бушевал ветер невероятной силы, и было хорошо слышно, как по обшивке марсохода скребли мириады песчинок красного марсианского песка, насыщенного окислами железа.
Тори Компелла, секунду глядя в глаза Джону, опустил взгляд.
– Нет.
Потом посмотрел снова.
– Кое-что о вас я узнал сам, ожидая вашего прибытия.
Джон хмыкнул.
– Поэтому, не удивляйтесь, если я буду букой.
Компелла, виртуозно сгримасничал, (мол, все ясно), отвернулся к лобовому обзорному экрану, расположенному перед зоной управления, и, создававшему иллюзию стекла, словно в земном транспорте. Сидевший слева от Компеллы водитель, в наушниках, сквозь которые просачивался грохот новейших электронных мелодий, вел себя, словно был на Земле – смотрел не на маленький экранчик внизу, а прямо на большой экран, и усиленно пережевывал жевательную резинку. Марсоход уверенно «прорезал» муть встречного песчаного бурана.
Свон и Полак, сидевшие сзади Джона, болтали и смеялись, а Джон, снова «перескочив» в мыслях на русский язык, не понимал их тихого английского говора.
Хлобысть! Вдруг лобовой экран накрыло чем-то огромным, а грохот, похожий на удар брезентового полотна, заставил вздрогнуть всех, находившихся внутри машины.
Марсоход мгновенно встал.
Компелла, в изумлении, обернулся к Джону.
Джон сам был поражен сверх всякой меры – во весь экран, закрытый красным полотном, вызывающе давила черная надпись на русском языке: «Сделано в Вологде. Россия.».
– Что скажите?! – потрясенно спросил Компелла, обращаясь не только к Джону, но и ко всем.
Джон не сдержал улыбки. За его спиной Свон и Полак откровенно расхохотались.
Компелла возмущенно добавил:
– Федералы превратили Марс в свою помойку!
Водитель марсохода, перестав жевать и, убавив громкость своего электронного плеера, сказал Компелле:
– Я разверну машину, ветер сорвет тряпку с экрана.
– Нет! – подал голос Джон. – Сделаем выход.
Он обернулся к Полаку.
– Капрал, наденьте скафандр и освободите экран. Посмотрим, что это.
Через десять минут, в течение которых капрал Полак влезал в скафандр, потом, ругаясь, через шлюз марсохода, выходил наружу, страхуясь от шквального урагана специальными скобами, добирался до развернутых камер захвата максимального обзора, передававших внешнюю информацию на большой экран зоны управления, все стало ясно. Полак вернулся и, выйдя из шлюза в пассажирский отсек, как был в скафандре, но с отстегнутым забралом шлема, могучей рукой в неудобной перчатке с толстыми пальцами, метнул красный резиновый полог.
– Это матрац.
– Что?! – поразился Компелла.
– Резиновый надувной матрац. Испорченный.
Видя полное обалдение начальника марсианской станции, капрал Полак пояснил:
– Матрац. На них спят… Или сношаются.
Водитель марсохода тут же спросил Компеллу:
– Босс, а у нас почему нет надувных матрацев?
Компелла сразу озверел:
– С кем ты собрался сношаться, Винсон? На базе нет женщин!
– С моей надувной малышкой Сарой! – нашелся водитель.
Джон, уже не сдерживая себя, легко и радостно расхохотался. Слава богу, что ребята здесь живут юморные, и, видимо, достаточно дружно.
Компелла, глядя на водителя очень строго, заявил:
– С Сарой ты и так хорошо резвишься на своей полке! В соседних каютах спать невозможно! Любовник!.. Поехали!
Теперь хохотали все, не исключая водителя…
Когда марсоход плавно двинулся дальше, Джон, глядя сквозь боковой иллюминатор на черноту ночи (прозрачное покрытие иллюминатора лизали сонмы марсианских песчинок, гонимых ураганом), постепенно обрел серьезность, уходя мысленно в переживания о главном – выживет ли он, после этой, самой важной операции в его жизни?
