Часть V. Долгий путь домой
«Первый ярус главных улиц Наккиги был увешан белоснежными траурными знаменами, и даже беднейшие из бедных носили белые повязки на руках. Все уцелевшие Жертвы выстроились двумя шеренгами в почетном карауле вдоль обеих стен Мерцающего прохода, и все, кто шел к Полю Черной Воды, отдавали генералу честь, проходя между ними.
Конечно, гроб Суно’ку сейт-Ийора был пустым, но почти все жители Наккиги собрались на площади, чтобы попрощаться с любимой воительницей. Несмотря на потерю такой значимой персоны, некоторые хикеда’я во время церемонии ощущали атмосферу триумфа, поскольку, вопреки всем ожиданиям, осада смертных закончилась, враг ушел, и Наккига продолжила свое существование.
За исключением самой королевы и лорда Ахенаби, которые по-прежнему пребывали за вуалью джи’индры, вся высшая знать нашего народа пришла на похороны Суно’ку. Принц-храмовник Пратики из королевского клана Хамакха поместил на пустой гроб священную корону из ведьминого дерева, а командир и родственник генерала, верховный маршал Мюяр сей-Ийора, возложил рядом с ней венок из тисовых ветвей. Воздавая дань храбрости Суно’ку, которую признавали все жители города, верховный магистр Яарик из Ордена Каменщиков поместил рядом с другими подношениями величайшее наследие своей семьи – драгоценное ожерелье, названное Сердцем Того, Что Было Утеряно.
Когда церемония закончилась, гроб медленно пронесли через толпу горожан и поместили в склепе клана Ийоры. Так, во время великой опасности, угрожавшей нашей расе, генерал Суно’ку стала душой хикеда’я. Народ никогда не забудет ее».
– Леди Миджа сейт-Джинната из Ордена Летописцев.
* * *
– Перестань, муж. Ну, почему я не могу побаловать тебя? Копченая слепая рыба считается деликатесом. Это самое лучшее и изысканное блюдо, которое у нас было в последнее время. Я нахожу его лучшим вдвойне, потому что рыбу поймали в твоем озере.
– Это не мое озеро, – ответил Вийеки, понимая, что его возражение звучало неубедительно.
– Конечно, твое.
Кхимабу жестом велела одной из новых служанок поставить перед ним поднос.
– Кому еще оно может принадлежать?
Пожалуй, самым странным и приятным событием, случившимся при обрушении скал в районе ворот, оказалось обширное смещение горных пород – как раз в том месте, где Каменщики Вийеки рубили широкую штольню в обход Запретных Глубин. Огромное сотрясение горы создало пролом, ведущий в смежные пещеры нижних уровней. Там рабочие обнаружили прежде неизвестное озеро, которое покоилось в темноте у корней Наккиги, возможно, с того момента, как началось само Время. Через день после рокового камнепада бригадир пригласил старшего помощника магистра на осмотр вновь открытых территорий. Увидев подземный водоем, изобиловавший безглазыми рыбами, изумленный Вийеки назвал его Озером Темного Сада. Берега водоема и стены огромной пещеры были покрыты съедобными мхами. Эти пищевые ресурсы значительно улучшили ситуацию в городе, так как жители наконец перестали бояться голодной смерти. Хотя в связи с общественным настроением водоем переименовали в Озеро Суно’ку, Вийеки за такое важное и своевременное открытие приобрел хорошую репутацию в народе. И если сам он был не очень рад неожиданно приобретенной известности, то его жена придерживалась иного мнения.
– Почему ты не ешь? – настаивала она. – Не хочешь рыбу, так отведай дикобразный мох. Повар превзошел сам себя.
Дикобразный мох был колючим лишайником, довольно редким в пещерах Наккиги. В сваренном и приправленном специями виде он считался любимым блюдом древних благородных семейств.
– Я все время думаю, что это произошло не случайно, – сказал Вийеки. – Магистр Яарик знает глубинные места, как никто другой в Наккиге. Возможно, он предполагал, что мы найдем там озеро.
– Какая разница? – раздраженным тоном спросила Кхимабу. – Яарик благоволит тебе. Несмотря на все твои тревоги, он недавно объявил главе Лабиринта, что ты будешь его преемником. И, конечно, он мог предполагать, что ты найдешь такое место. Что тут странного?
Вийеки отложил вилку и отодвинул блюдо с нетронутой рыбой.
– Извини, жена, – сказал он. – Столько забот, что я потерял аппетит. И сейчас из меня не получится хорошего собеседника.
– Это верно, ты плохая компания. Но я прощаю тебя.
Кхимабу сияла от радости. Будто помолодев, она выглядела, как девушка, только обретшая женскую зрелость.
– Мой кузен Ясио говорит, что Лабиринт почтит тебя новым саном от имени королевы. Подумай об этом! Ты будешь верховным магистром!
Он встал, стараясь не казаться слишком торопливым. Его слюна внезапно обрела кислый привкус, и запах рыбы вызвал приступ тошноты.
– Да, конечно, нас удостоят этой чести, – ответил он. – Я благодарен Лабиринту и королеве. Прошу извинить меня, жена. У меня болит голова, и мне нужно немного пройтись.
* * *
Он нуждался не в воздухе и даже не в прогулке. Шагая по улицам второго яруса, Вийеки понимал, что на самом деле ему была нужна уверенность или, по крайней мере, понимание происходящего. Он хотел, чтобы его болезненные мысли отступили и к нему вернулось былое спокойствие.
Хикеда’я в Наккиге привыкли к обвалам и содрогавшейся земле. Поэтому, когда огромные камни завалили ворота, многие люди подумали, что это еще один пример беспокойного сна горы. Но в первые моменты камнепада, прежде чем охранники втащили его в малые боковые ворота, Вийеки находился снаружи. Он видел, как сумерки внезапно стали черными, а небо превратилось в падающий камень. Он видел, как дюжины риммеров в мгновение ока были уничтожены под падавшими валунами. Вийеки был свидетелем того, как генерал Суно’ку спокойно ожидала смерть. Он видел, как ее жизнь угасла, будто огарок свечи. И он каждую ночь просыпался по нескольку раз, ловя ртом воздух и все еще пытаясь укрыться от града камней.
Однако его нынешнее беспокойство не было вызвано страхом или переживаниями тех мгновений, когда обрушилась часть склона. Ему не давал покоя странный жест уважения, который Яарик продемонстрировал при погребении генерала.
Как и остальные хикеда’я, присутствовавшие на похоронах Суно’ку, Вийеки тоже аплодировал щедрому дару, который Яарик преподнес павшей воительнице – семейной реликвии клана Киджада, драгоценному Сердцу Того, Что Было Утеряно. Однако в отличие от эмоций других сородичей его одобрение рассеялось еще до того, как гроб скользнул в нишу склепа. И чем больше Вийеки думал о поступке Яарика, тем меньше смысла он видел в нем. Теперь эти сомнения не давали ему покоя все дневные часы.
Почему его наставник проявил такую щедрость? Многие хикеда’я искренне любили и восхищались Суно’ку, но Яарик не принадлежал к их числу. Если бы какое-то другое должностное лицо говорило о ней с такой пренебрежительностью, а затем возложило бы на гроб драгоценную фамильную реликвию – вещь из самого Сада, – Вийеки назвал бы это циничным политизированным жестом для завоевания благосклонности простого народа, который чтил генерала и наивно верил, что именно Суно’ку прогнала северян и без посторонней помощи спасла жителей Наккиги. Но Яарик был известен своим пренебрежением к таким простым вульгарным жестам. Он никогда не добивался популярности, ублажая народные массы или элитарный слой общества. В любом случае, Яарик не нуждался в дополнительной славе. Действия Каменщиков во время осады и открытие Вийеки новых территорий сделали верховного магистра почти непререкаемым авторитетом – особенно после камнепада, засыпавшего ворота.
Так почему лорд Яарик совершил такой странный поступок? Почему обычно несентиментальный старик почувствовал себя настолько затронутым, что возложил драгоценное наследие своей семьи на могилу другого сородича?
В тот момент, когда удача выводила Вийеки на новую ступень карьерной лестницы, эта загадка не давала ему покоя. Он чувствовал себя обманутым. И потому, истерзанный сомнениями, он шел по темным улицам, едва замечая других благородных хикеда’я, приветствовавших его, или людей низшей касты, торопливо разбегавшихся в стороны с пути старшего помощника магистра.
* * *
– Я несколько раз осаждал города и сам находился в осаде, – отпив эль из чаши, сказал Изгримнур, – но мне никогда не доводилось видеть чего-то такого же странного.
Он сидел на деревянном ящике перед своим шатром и ждал, когда его прислуга приготовит ужин на костре. Небеса прояснились, и, несмотря на вечернюю тень горы, протянувшуюся через долину, холод уже не был настолько сильным. Слудиг, все еще кутаясь в меха, протянул молодому солдату свою чашу, желая, чтобы ее снова наполнили.
– Скалы падают, – ответил он. – Иногда даже горы. У Бога свои планы на наш мир.
– Я не об этом.
Изгримнур вытер губы тыльной стороной ладони.
– Мы же знаем, что Белые лисы все еще там. Они как будто вошли в дом, заперли дверь и закрыли окна ставнями, оставив нас беспомощно стоять на улице. Эти смертоносные существа по-прежнему здесь – лишь в нескольких шагах от нас. Но мы ничего не можем сделать! Будь у меня вдвое больше людей, нам все равно понадобилось бы около полугода на расчистку упавших камней.
Слудиг пожал плечами.
– Да пусть эти фейри сдохнут от голода в своей дыре. Мы не можем войти в их город, но и они не в силах выйти оттуда.
– Они не останутся там вечно, – произнес Изгримнур. – Думаешь, им не удастся найти путь наружу? Эти норны роют туннели, как кроты.
– Тогда мы вернемся и закончим работу, – сделав долгий глоток, ответил Слудиг.
Изгримнур наблюдал за тем, как его люди сворачивали лагерь и готовились к долгому путешествию на юг. Они не торопились, да и не могли: многие раненые воины были все еще слабыми для такого трудного похода. Тем более что некоторым отрядам – в основном состоявшим из наемников – предстоял путь не только до Риммерсгарда, но и в другие дальние края. Герцог вспомнил высокого парня, которого он произвел в рыцари за убийство гиганта. Кажется, он был из Наббана? Или Пердруина? В любом случае этот южанин не доберется домой до праздника Эйдонтайда. Хотя, возможно, новое воинское звание ускорит его возвращение.
– Мы наградили чем-нибудь тех парней, которые убили гиганта? Может быть, дать им немного золота?
– Я прослежу за этим, мой лорд.
Слудиг потянулся, демонстрируя показную усталость.
– Только меня ведь в рыцари никто не посвящал, и я не знаю, сколько монет им давать.
Изгримнур ответил ему кислой усмешкой:
– Не бойся, Слудиг. Я не забуду твою долгую и верную службу. Ты будешь отмечен королем и королевой. А что касается тех людей… награди их, как следует. Чтобы убить такое чудовище, нужно иметь много мужества и удачи.
– Мужества нам не занимать, – ответил Слудиг. – Его у северян в достатке. А вот удача – редкая гостья. Поэтому поднимем чаши в благодарность горе, которая придавила под собой наших врагов. Только один добрый Бог знает, сколько бы людей мы потеряли, если бы прорвались в город норнов.
– Ты предлагаешь выпить за гору? Звучит как-то странно.
Изгримнур посмотрел на огромный зазубренный конус. Пар и дым все еще обвивали вершину, будто показывая, что, несмотря на обвалившуюся нижнюю часть склона, великий пик по-прежнему оставался выше таких будничных вещей, как война между смертными и фейри.
– Хотя почему бы и нет?
Слудиг взмахнул своей чашей еще раз, и один из прислужников прилежно подошел к нему с кувшином.
– Раньше мы пили за побежденных врагов, если они оказывались храбрыми и благородными воинами. Но эта гора закончила войну, и благодаря ей многие из наших людей увидят снова свои дома и семьи. Вполне достойная причина, чтобы выпить в ее честь.
Он поднял чашу.
– За гору! Пусть она как можно дольше хранит свои секреты от богобоязненных людей. Пусть она веками удерживает норнов от света и наших земель.
– Да, за это я выпью, мой друг, – сказал Изгримнур, поднося свою чашу к губам.
– За гору и за окончание войны! За всех наших храбрых погибших воинов!
Изгримнур подумал о сыне Изорне и, не найдя подходящих слов, лишь кивнул. Когда они опустошили чаши, Слудиг задумчиво посмотрел на покрытый тенью горный пик.
– Как бы там ни было, теперь мы можем отложить на время наши мечи, – произнес он. – Война закончилась. Король Бурь и норны уничтожены или загнаны в темные пещеры.
Он с виноватой улыбкой взглянул на герцога:
– Честно говоря, мне хотелось бы обзавестись небольшой фермой.
Изгримнур, откинувшись, громко засмеялся и расплескал остатки эля.
– Я могу поклясться Ранзомером, что этого никогда не случится. Чтобы мой отважный Слудиг с окровавленными по локоть руками превратился в фермера?! Такое и представить невозможно. Но спасибо, что повеселил меня. Я уже думал, что не рассмеюсь до самой смерти.
Слудиг с усмешкой кивнул:
– Возможно, вы правы, мой лорд, и этого никогда не случится. Я и прежде ошибался, меняя принятые решения и строя новые планы. Но в это мгновение, после всего того, что мы видели и совершали, мне вдруг захотелось посмотреть, как растут овощи и злаки.
* * *
Орден Каменщиков проводил ремонтные работы почти по всей Наккиге. Благодаря его благородной крови, рангу и особенно вновь приобретенной славе Вийеки мог инспектировать любые строительные площадки, а также видеть то, что ему было нужно, и задавать интересующие его вопросы. Он искал особую информацию, которая не излагалась ни в одном официальном документе, поэтому ему потребовалось некоторое время, чтобы найти упоминание об одном бригадире, руководившем интересным проектом.
Этот худощавый старый хикеда’я, с руками настолько мозолистыми, что они казались желтыми, привел Вийеки в верхние туннели под самой поверхностью горы – к нескольким пещерам, никак не связанным с работами по укреплению ворот и защите склонов Ур-Наккиги. Они располагались на много сотен локтей выше начальной точки камнепада.
– Это здесь, мой лорд, – сказал бригадир. – Проект был начат в первые дни осады, но затем его приостановили.
Вийеки осмотрел пещеру, которую по каким-то причинам торопливо и грубо расширили. Его внимание привлекли несколько дюжин канав, выдолбленных в полу и ведущих к наружной стороне склона. Каждая канава имела ширину, сравнимую с талией Вийеки. Но самым странным было то, что в пещере находился колодец.
– Откуда берется эта вода? – глядя вниз в черноту, спросил старший помощник магистра.
Он бросил в колодец камешек и почти тут же услышал всплеск.
– По склону стекают несколько ручьев, – ответил его подчиненный. – Талая вода с верховьев горы. Слава Саду, это еще одна гарантия того, что мы не умрем от жажды.
– Какова была цель вашей миссии? Зачем вас заставляли долбить в скале эти канавы? Пещера находится слишком высоко над воротами. Кому понадобился такой странный и бессмысленный проект?
– Нам ничего не говорили об этом, лорд Вийеки.
Окончив проверку колодца, он осмотрел водозаборный механизм и канавы, выдолбленные в полу пещеры. Свет факела не позволял ему увидеть их окончания, но они казались довольно обычными. Когда, посетив зал архивов и записей, Вийеки обнаружил письменное упоминание об этом объекте, он решил, что наткнулся на важную информацию. Однако теперь, находясь в заброшенной пещере, он не увидел здесь ничего интересного – просто еще одна никчемная затея, спланированная смущенными умами в первые дни осады.
– Тебе известно, кто приостановил проект?
Бригадир бросил на него удивленный взгляд. Подчиненные редко говорили о своей работе, и им почти никогда не докучали вопросами.
– Нет, старший помощник магистра. Но на первом этапе раскопок здесь побывал сам лорд Яарик. Возможно, он остался недоволен выбранным местом.
– Значит, лорд Яарик инспектировал работы? Он что-то говорил о приостановке проекта?
Еще один взгляд непонимания.
– Нет, лорд Вийеки. Приказ пришел через восемь-девять дней после его визита. В то время началась всеобщая неразбериха. На нас навалилась куча дел. Извините, но я не знаю, что еще сказать.
Вийеки кивнул:
– Не важно. Я только уточняю некоторые записи в нашем архиве. Твоя помощь будет оценена.
Бригадир выглядел довольным, но на всякий случай выказывал крайнюю покорность:
– Это огромная честь служить вам, старший помощник магистра! Все знают, что вы спасли наш народ от голодной смерти.
Вийеки отмахнулся от низкопробной похвалы:
– Пусть дух Сада хранит наш народ.
Когда провожатый повел его по крутым туннелям к нижним уровням Наккиги, он не удержался от вопроса:
– Кто-то посещал это место в последние дни осады после приостановки работ?
– Не знаю, лорд Вийеки. Зачем кому-то приходить туда?
– Конечно. Действительно, зачем?
* * *
Храмовые колокола отмечали своим звоном ход мелькавших дней. После окончания осады скромная жизнь Наккиги вошла в новое русло: город оплакивал своих мертвых и радовался неожиданному спасению. Но Вийеки не мог найти покой. Вопрос о том, что действительно произошло при обрушении горного склона, по-прежнему, словно язва, терзал его мысли. Даже жена Кхимабу, которая наслаждалась сложившимся положением дел, заметила его рассеянность.
– Достойно для благородного человека печалиться о мертвых, носить белые одежды и платить жрецам, чтобы колокола звучали во время религиозных праздников, – однажды сказала она. – Но ты ведешь себя неподобающим образом – ходишь с вытянутым лицом, словно на похоронах. Твоя мантия покрыта пылью, как у простого рабочего. Муж! Моя семья начинает задавать вопросы. Что с тобой не так?
Однако, когда он пытался объяснить ей суть своих тревог, она не желала его слушать.
– Почему ты не радуешься своей удаче? Неужели тебе трудно понять, что нам повезло? Почему ты хочешь снова взбаламутить народ, который и без того достаточно страдал? Зачем тебе копаться в делах, которые уже пришли к своему завершению?
Позже Вийеки обнаружил еще несколько таких же брошенных строительных площадок над линией обрушения горного склона. Каждая из них имела свой колодец, и все они располагались под самой поверхностью, словно жемчужины на ожерелье. Он никому не сообщал о своих изысканиях. Был только один человек, с которым Вийеки хотел поговорить, но он пока не был готов к такой беседе.
* * *
«Теперь, завершая эту историю о Войнах Возвращения, ваш летописец должна принести свои извинения, поскольку данный отчет был составлен сразу после описываемых событий, а не через положенный срок в половину Великого года. Так как ваша слуга сама пережила осаду города и падение части горного склона, мне было трудно сохранять безупречное восприятие хронолога и не искажать естественное и правильное изложение фактов.
Единственно истинной историей остается летопись годов, которая, проходя через поколения, служит воспитанию народа и дает понимание нашего прошлого. История должна твердо хранить вечные истины о том, кем мы являемся, – неоспоримые истины мучеников, любимых монархов и нашего священного дома.
Так как королева Утук’ку во время осады спала в кета-джи’индра и даже во время составления этих записей еще не вернулась из своего исцеляющего путешествия по Дороге Снов, этот отчет о недавней осаде северян может быть искаженным и несовершенным, полным ошибок, возникших от того, что скромный летописец пыталась рассказать историю без нужной перспективы времени и поправок ее руководства. И все же это был ее долг, который она выполняла, как могла.
Великое поражение на юге едва не привело к еще большей трагедии: к потере нашего дома и уничтожению всего народа. Однако благодаря подвигам благородных людей из наших самых важных орденов – Жертв, Песни и Каменщиков – мы уцелели. Урок здесь таков: не доверяйте тому, что кажется истиной момента. Вкладывайте свою веру в вечные дела. Любите королеву и нашу гору, любите и помните Сад, Который Был Утерян. И пусть песня нашей расы найдет свою нужную мелодию.
Здесь заканчивается рассказ о последней войне. Скромный летописец просит прощения за возможные недочеты и надеется, что ее усилия принесут, по крайней мере, какую-то пользу тем, кто прочитает этот труд».
Леди Миджа сейт-Джинната, Орден Летописцев, восьмой Великий год при верховном церемониймейстере Зуниябе, 16-м магистре ордена.
* * *
Каменщики Вийеки раскапывали заваленный туннель, ведущий наружу. Проинспектировав выполнение работ, он возвращался домой по узкой аллее на главном ярусе Наккиги. Внезапно волосы на его шее поднялись дыбом. Прошло мгновение, и Вийеки услышал приглушенный топот мягких ботинок, но не стал оборачиваться и проверять, к какому сословию принадлежали люди, догонявшие его. Вместо этого, оценив предупреждение поднятых волос на шее, он отступил в сторону, позволив идущей сзади группе пройти мимо него.
Это была шеренга певчих в робах цвета засохшей крови – дюжина или больше прислужников, четверо из которых несли носилки. Когда процессия почти миновала его, последовал какой-то безмолвный сигнал. Носилки остановились, и занавес, скрывавший знатную персону, приподнялся. Вийеки не разглядел лица в темноте капюшона, но узнал ужасный и немузыкальный голос, который слышал уже несколько раз:
– Эй, там! Стойте! Я вижу хикеда’я, которого знаю как достойного человека. Это Вийеки сей-Эндуя из Каменщиков?
Удивленный и, возможно, даже напуганный неожиданной встречей, Вийеки сделал все подобающие жесты уважения и низко поклонился.
– Это я, великий лорд Ахенаби. Мне очень лестно, что вы узнали меня. Я услышал о вашем возвращении лишь несколько ударов колокола назад, но уже зажег в храме дюжину свеч в благодарность за восстановление вашего здоровья. Уверен, что все жители Наккиги чувствуют такую же радость.
Даже испытывая страх перед могущественным лордом Песни, Вийеки не преувеличивал: горожане безмерно боялись мага, но Ахенаби был привычной частью существования их народа со времен, которые могли помнить только королева и несколько ее старейших советников. Новость о его пробуждении приветствовалась многими как знак возвращения к былому и стабильному миропорядку.
Как и подобало персоне его статуса, великий певчий, услышав лестные слова, ничем не выдал своих чувств.
– Мне сказали, что лорд Яарик назвал тебя своим преемником, старший помощник магистра. Надеюсь, заняв его место, ты будешь сотрудничать с нашим орденом с такой же готовностью, как это делал твой мастер.
Без каких-либо слов и жестов слуги подняли носилки Ахенаби на плечи. Процессия певчих в робах с капюшонами двинулась дальше по аллее и вскоре исчезла в темноте, оставив Вийеки размышлять над смыслом, скрытым в словах лорда Песни.
«Сотрудничать. Он надеется, что я буду сотрудничать, как лорд Яарик», – подумал Вийеки. Эта безобидная фраза, которая показалась бы кому-то явным политиканством, при нынешних обстоятельствах прозвучала очень зловеще.
«Конечно, во время осады наши ордены работали вместе – на благо всей Наккиги. Но что, если Ахенаби имел в виду другое сотрудничество? Более темное и секретное?»
После долгого дня, проведенного в запыленной пещере и в знойных глубинах горы, Вийеки хотел лишь одного: вернуться домой, в пространство порядка и покоя. Но загадочные слова Ахенаби грызли его мозг, и Вийеки знал, что покой будет теперь таким же эфемерным, как и многие ночи до этого. Его ум мог успокоиться только в одном случае – найдя ответы на терзавшие вопросы. Однако он понимал, что каждый из ответов почти наверняка разрушит его мир.
Несмотря на сомнения и противоречивые мысли, Вийеки все равно нужно было вернуться домой. Там хранился предмет, в котором он сейчас нуждался.
* * *
– Южанин! Порто! Иди сюда!
Это был Колбьорн, стоявший среди людей, запрягавших быков в повозки. Он еще раз помахал рукой:
– Эй! Иди сюда!
Порто направился к нему, переступая через кучи навоза, пятнавшие грязную дорогу. Ветер сегодня был порывистым и морозным, поэтому гуртовщики старались работать, повернувшись спиной к леденящему бризу.
– Я ищу тебя повсюду, – сказал молодой риммер. – Один из людей Изгримнура ждет нас у лагерного костра.
Порто потуже закутался в рваный плащ.
– Зачем? Неужели герцог хочет задержать нас здесь еще на какое-то время? Чтобы добраться до дома, я должен проехать пять тысяч лиг. И мне повезет, если я вернусь к жене до праздника Элисиамансы.
– На самом деле тебе повезет, если тебя не сожрут змеи, – ответил Колбьорн. – Я слышал, что в южных краях им нет числа.
Порто закатил глаза. Похоже, все риммеры думали, что он жил не в цивилизованном городе, а в испарениях тропических джунглей, похожих на леса болотистого Вранна.
– В моих краях к змеям относятся, как к котятам. По ночам, чтобы согреться, они забираются к тебе в кровать, а утром, когда проголодаются, лижут твой нос, пытаясь разбудить тебя.
Колбьорн смотрел на него какое-то время, чувствуя, что над ним подшучивают.
– По мне так лучше каждый день сражаться с гигантами, чем жить в таком месте, где эти дьявольские создания ползают под ногами.
Порто засмеялся:
– Ты храбрее меня, мой друг Колбьорн, и мы оба знаем это. Что нужно человеку герцога?
– Спроси его сам. Вон он стоит.
Желтобородный риммер был единственной фигурой у костра – тот самый хулскар, которого звали Слудигом Два Топора. Этот парень считался самым свирепым воином Изгримнура, хотя в данный момент выглядел задумчивым и миролюбивым.
– Вы искали меня, мой лорд?
Слудиг поднял голову.
– Хм. Порто из Пердруина, верно? Не называй меня лордом. Ты рыцарь, а я простой солдат.
Он оскалил зубы в усмешке.
– Да, я искал тебя. Герцог просил передать тебе это.
Он протянул широкую руку, в которой был зажат кошель. Когда Порто уверился, что это не шутка, осторожно принял подарок.
– Что там?
Он развязал бечеву и заглянул внутрь.
– Благая мать Эйдона! Это мне? Три золотые имперские монеты? И столько серебра!
Колбьорн ухмыльнулся:
– Я свои монеты уже получил и даже подсчитал. Если сложить все в кучу, то собирается пять золотых.
– За что? – спросил изумленный Порто.
– Такова традиция, – ответил Слудиг. – Когда человек становится рыцарем, он получает либо землю, либо богатство. Герцог Изгримнур просил меня сказать, что у него сейчас мало земли. Молодые король и королева только начинают разбираться с делами. Но он решил наградить вас монетами, надеясь, что это сделает ваш путь домой более легким. Ты принимаешь подарок Изгримнура?
– Принимаю? Да моя жена шкуру с меня сдерет, если я не возьму его. Прошу вас, поблагодарите герцога. Он очень щедр.
– Более чем щедр, – уточнил Колбьорн. – А у вас не найдется еще одного такого же для Эрлинга? Человека, который командовал нами?
– Он уже получил свой кошель, – ответил Слудиг. – Причем едва взглянул на него. Все время занимался полировкой черепа.
Порто покачал головой:
– Он сейчас не совсем в порядке, мой лорд… со дня обрушения горы.
Слудиг пожал плечами.
– По правде говоря, мы все теперь такие же. Все не в порядке. Ладно, парни. Я должен идти. Нужно многое сделать, чтобы завтра наша армия отправилась в обратный путь. Но прежде чем наши дороги разойдутся, южанин, ты и этот молодой воин можете прийти в мой шатер и выпить со мной по чаше эля.
– Кажется, вполне нормальный парень, – сказал Колбьорн, когда Слудиг ушел. – Он удавил одного из Белых лис голыми руками. Ты слышал об этом?
Порто улыбнулся:
– Здесь, на краю земли, мы все совершали странные поступки.
* * *
В комнате магистра на верхнем этаже орденского дома всегда было сумеречно и зябко. Небольшая масляная лампа на столе являлась единственным источником света и тепла. В течение дня старшие помощники приносили мастеру списки, информируя его о текущих делах ордена, но Вийеки, томимый своими тревогами, говорил очень мало.
– Ты кажешься мне излишне отрешенным, Вийеки-тза, – наконец сказал Яарик. – Ты едва прислушиваешься к моим словам и заставляешь меня повторяться по нескольку раз. Это не похоже на тебя. Ты всегда был самым внимательным помощником.
Вийеки печально вздохнул.
– Это из-за мыслей, которые беспокоят меня, верховный магистр.
Яарик посмотрел ему в глаза.
– Тогда расскажи о них. Надеюсь, речь пойдет не об озере. Мне казалось, что мы уже обсудили эту тему. Ты заслужил те почести, которые принесла тебе находка нового водоема. Или внезапная слава вскружила тебе голову и затмила врожденную скромность?
– Сейчас меня волнует не это. Могу я поделиться с вами некоторыми мыслями, мастер?
– Думаю, можешь.
Теперь, когда пришло время для конкретного разговора, он не находил нужных слов. Базальтовые стены орденского дома давили на него своей древностью, создавая атмосферу безмолвного порицания. Как он смел стоять под этим сводчатым потолком, видевшем сотни подобных ему старших помощников? Как он мог пестовать подобные мысли о верховном магистре, который проявлял к нему безмерную щедрость души? Вийеки чувствовал себя так, будто скользящая осыпь уносила его к пропасти.
«Лучше прыгнуть, чем упасть».
– Помните, вы показали мне драгоценный камень – Сердце Того, Что Было Утеряно. Мы тогда думали, что нам не выжить. И вы боялись, что не вернетесь в Наккигу. Вам хотелось дополнительных гарантий, что реликвию доставят вашей семье. Это доверие было великой честью для меня, верховный магистр.
– Я даже своим родственникам не доверяю, как тебе, Вийеки-тза.
– Но затем вы возложили священную вещь из вашего семейного наследия на гроб Суно’ку, отдавая дань уважения великим подвигам генерала. Вы всегда ставили судьбы людей превыше собственных желаний.
Яарик сохранял спокойствие. Однако в его голосе появились вопросительные тона:
– Да. Но таков долг магистра любого ордена.
– Я всегда старался усвоить ваши уроки, мастер. После долгих размышлений мне захотелось показать вам один предмет из моего семейного наследия. Вы разрешите?
– Конечно.
Вийеки вытащил из внутреннего кармана мантии небольшой предмет, завернутый в ткань, поместил его на столе перед магистром и аккуратно развернул складки материи. Яарик долго осматривал кинжал из ведьминого дерева, с тонким лезвием и рукояткой в форме цветка, лепестки которого были вырезаны из кристаллов молочного цвета.
– Красивая вещь, – сказал магистр. – Насколько он древний?
– Ему не сравниться с Сердцем Того, Что Было Утеряно, – ответил Вийеки. – Этот кинжал Снежной розы был сделан не в Потерянном Саду, а в нашей стране – в древнем городе Кементари перед его падением. В эру пятого церемониймейстера Снежную розу подарили моему предку Эндуйо как знак благодарности от королевы. Можно сказать, что кинжал помог ему основать наш клан.
– Твоему предку действительно была оказана великая честь, если он получил клинок из рук королевы. Могу я полюбоваться им?
Судя по взгляду Яарика, это был не вопрос, а почти категорическое требование. Вийеки развел руками в стороны:
– Конечно, мастер.
Взяв кинжал вместе с тканью, магистр наклонил тонкое лезвие, чтобы рассмотреть его в дрожащем свете лампы.
«Как тут темно, – подумал Вийеки. – Эта вечная темнота перебралась из пещер горы в сердца хикедаев». На миг, с грузом мыслей, давящих на ум, и с участившимся биением сердца, он снова почувствовал себя существом, спрятавшимся в глубокой расщелине – незрячей тварью, живущей в темных глубинах. Если вся их раса погибнет под горой, внешний мир не узнает об этом. «А если и узнает, то никто не опечалится нашим исчезновением. Возможно, другие народы даже вздохнут с облегчением». Вийеки закрыл глаза. В то мгновение ничто уже не казалось ему важным – ни честь, ни болезненные чувства к наставнику, ни брак, ни клан, никакие другие проблемы, которые он прежде считал первостепенными.
Внезапно он почувствовал себя настолько слабым, что больше не мог стоять на ногах. Не спрашивая разрешения, он сел в кресло напротив магистра. Яарик отвел взгляд от Снежной розы, с усмешкой посмотрел на помощника, но ничего не сказал. Он протянул ему кинжал, и Вийеки взял его.
– Насколько я помню, с твоим предком Эндуйо был связан какой-то скандал, – произнес магистр. – Хотя сразу скажу, что подробности мне не известны.
– Простите, мастер, но я не верю вам.
Вийеки удивился своей смелости. Казалось, что с него слетела какая-то пелена, которая раньше сковывала его мысли и чувства.
– Мне не верится, что вы – самый мудрый человек, которого я знаю – назвали бы меня своим преемником, если бы не знали биографий моих предков вплоть до Восьми кораблей, если не до самого Сада. Скандал, упомянутый вами, случился во время вашей жизни. Вы тогда были молодым смотрителем в нашем ордене. Неужели не помните? То происшествие закончилось гибелью моего предка.
Тонкие губы Яарика изогнулись в холодной усмешке.
– Я уже стар, и моя память перегружена образами прошлого. Ты не мог бы напомнить мне обстоятельства тех событий, Вийеки-тза.
– Мой предок Эндуйо занимал во дворце должность главного духовного смотрителя. Клятводержцы королевы приказали ему расследовать отступничество двух церковников Лабиринта, с которыми он часто работал. У него не было никаких доказательств вины, но представители дворца считали предательство двух настоятелей Лабиринта непреложным фактом, и поэтому Эндуйо приказали свидетельствовать на суде против них. Отказ означал бы немилость или уничтожение всего его семейства. Не получив достойного выбора, он решил покончить с собой с помощью этого кинжала. Примерно таким образом…
Вийеки распахнул мантию и поднес кончик узкого лезвия к своей груди.
– Даже духовники, которые приказали ему обвинить достойных людей в особо тяжком преступлении, из уважения пришли на его похороны. Хотя они по-прежнему добивались наказания невинных настоятелей.
Он посмотрел на своего мастера:
– Как видите, этот кинжал помогает в решении трудных проблем.
– Но зачем ты принес его сюда? – спросил магистр. – Я надеюсь, ты не планируешь использовать его для убийства… себя или еще кого-то?
Яарик поднял со стола кувшин и наполнил две чаши. Одну из них он поставил Вийеки.
– Это вино из облачных ягод очень старой выдержки. Говорят, что в каждой бочке имеется доля кей-ми.
Вийеки никогда не пробовал экстракт ведьминого дерева. Он знал, что, возможно, никогда не получит другой такой возможности. Приняв чашу, сделал большой глоток. Вино было терпким и кислым, со вкусом, который задерживался на языке – что-то крепкое и горьковато-сладкое.
– Спасибо, мой лорд.
Однако Вийеки не стал отвлекаться от темы.
– Видете ли, сегодня я столкнулся с дилеммой, верховный магистр. Только вы можете помочь мне разрешить ее.
– И эта дилемма…
– У меня выбор. Я могу обвинить в преступлении человека, который был моим учителем. Он руководил мной почти всю жизнь. Я любил его, как своего дедушку.
– Действительно, ужасная перспектива. А каков второй вариант?
– Промолчать об ужасном преступлении. Речь идет не просто об убийстве народной героини, но и об атаке на саму историю нашего народа. Поэтому в данный момент я попал в ловушку. Мне нужно предать либо моего наставника, либо саму королеву.
Вийеки опустил кинжал на колени.
– Как вы понимаете, я считаю оба эти поступка невообразимыми. Поэтому мне остается лишь последовать примеру моего предка.
Магистр сделал большой глоток и аккуратно вытер ладонью верхнюю губу.
– Мне кажется, тебе лучше рассказать, как ты попал в такую опасную ситуацию.
– Меня привела к ней гибель генерала Суно’ку. И обрушение горного склона. Я пришел к выводу, что оба случая не были случайными.
Глаза Яарика сузились, но жестом руки он попросил подчиненного продолжить свой рассказ.
Когда Вийеки начал говорить о строительных участках, найденных им выше городских ворот, он удивился спокойствию своего голоса. Все эти проекты были перечислены в записях ордена как приостановленные и почти не отличались друг от друга.
– Как ты думаешь, для чего они предназначались? – спросил Яарик.
– Чтобы вызвать обрушение части горного склона.
– И как, по-твоему, это было выполнено? Причем с соблюдением полной секретности?
Он говорил с Вийеки так, словно бросал вызов умному ученику – не оспаривал возможность такого проекта, а просил подумать и найти решение технической задачи.
Теперь, когда ему представился случай порассуждать о том, что он так долго хранил в секрете, Вийеки почувствовал тяжесть в кишках. Казалось, что они были связаны в узел.
– Очевидно, из-за сложности и объема работ самым трудным было обеспечить секретность. Помню, когда у Башни Трех Воронов мы решили привести в движение часть скалы с гораздо меньшим весом, нам потребовались почти сорок Каменщиков, работающих несколько дней.
– Согласен с тобой. Но кто в Наккиге мог взять на себя такую сложную и опасную задачу, сохранив ее в тайне от других людей? И зачем нужно было скрывать работы? Ведь обрушение склона спасло наш город и уберегло народ от полного уничтожения.
Казалось, что каждое слово мастера затягивало узел в его кишках еще сильнее.
– Я полагаю, мой лорд, что дело держалось в секрете по одной простой причине. Оборона города не являлась единственной целью этого проекта. Для выполнения таких задач ответственная персона – или, скорее всего, персоны – должны были обладать соответствующей властью. Только так можно было осуществить проект и сохранить его в секрете от народа Наккиги.
Яарик кивнул:
– В твоих рассуждениях имеется логика. Пожалуйста, старший помощник, продолжай. Расскажи, как это удивительное обрушение склона могло быть спровоцировано изнутри горы.
– Все указанные строительные объекты имели одну общую черту – канавы, выдолбленные в полу. Не думаю, что рабочие знали об их предназначении. Тем не менее канавы вели к местам, где на поверхности горы имелись трещины. То есть там находились слабые точки сцепления между слоями горного склона. Позже рабочих перевели на другие проекты, а пещеры с канавами объявили бесполезными. Но каждая из них имела источник воды. Таким образом, исполнитель проекта мог раз за разом наполнять канавы водой, которая поступала вниз к слабым точкам сцепления горных слоев. А ведь даже самый юный ученик в нашем ордене сказал бы вам, что эта вода, добравшись до места назначения, замерзла бы от холода на внешней стороне горы. При образовании ледяной подушки слои на склоне отделялись друг от друга все больше и больше. Затем вода поступала опять. Процесс повторялся. Постепенно, по ходу аккуратной и тайной работы, был ослаблен огромный участок склона. В конечном счете он оторвался от более стабильного слоя и устремился вниз, круша наших врагов и запечатывая ворота на долгие годы. Естественно, это мог сделать только самый искусный из Каменщиков нашего ордена – причем в нужное время. Фактически в выбранный заранее час! Не думаю, что это было легко.
– Я услышал от тебя много интересных идей, Вийеки-тза, но не нашел в них никаких доказательств. Обрушение склона привело к трагической смерти Суно’ку. Однако оно спасло наш город и, возможно, всю нашу расу. Тебе будет трудно обвинить должностное лицо из благородного семейства в таком странном и, можно сказать, полезном преступлении.
– Я знаю, мастер. Именно поэтому я и принес с собой это.
Вийеки похлопал ладонью по клинку, лежавшему у него на коленях.
– Одним ударом кинжала я могу решить возникшую проблему, не бросая тень дурной славы на мою семью и клан упомянутого должностного лица.
– О какой проблеме ты говоришь?
– Проблема заключается в том, что я не могу забыть о совершенном злодеянии. Мне важно знать правду, верховный магистр. О том, что действительно случилось. О преступных планах человека, которым я восхищался, как никем другим.
Его наставник перевел взгляд с кинжала Вийеки на свои руки – благородные и сильные, немного огрубевшие от обработки бесчисленных камней.
– Позволь мне подтолкнуть тебя к конкретному решению.
Раскрыв полы тяжелой мантии, Яарик выставил напоказ тонкую тунику, которая прикрывала его тело.
– Ты не ошибся в своих подозрениях, Вийеки-тза. Это я решил обрушить часть склона. И это мои действия вызвали смерть Суно’ку, хотя я не желал ее гибели. Теперь действуй, мой мальчик. Бей вот сюда! Потом сложи мои пальцы вокруг рукоятки кинжала, чтобы казалось, будто я сам пронзил свое сердце. Иначе мой клан объявит на тебя охоту, а ты не должен страдать за мои ошибки.
Вийеки покачал головой:
– Нет, мастер, этот клинок не для вас. Он для меня – чтобы совершить самоубийство. Я не могу жить в мире, где мой кумир, наставник и тот, кто дал мне больше, чем родители, оказался злодеем и преступником.
Его пальцы сжались вокруг рукоятки, и Вийеки поднес острый кинжал к своей груди.
– Но сначала скажите мне, магистр, почему вы сделали это? Почему убили генерала? Она была храброй и уважаемой личностью. Почему вы так ненавидели ее?
Яарик с удивлением посмотрел на него:
– Я не испытывал к ней ненависти. И у ее могилы я высказал свое искреннее мнение: она была лучшей из нас.
– Однако вы убили ее!
Лорд Каменщиков вздохнул.
– Это получилось случайно. По моему плану, при камнепаде генерал должна была побежать в сторону северян. К сожалению, обрушение склона потребовало больше времени, чем мы предполагали. Почему, по-твоему, я обиделся, когда ты фактически украл у меня роль посланника? Я не хотел, чтобы тебя убили или пленили смертные. Если бы я отправился на переговоры и ситуация пошла по худшему сценарию, мне было бы радостно, что ты заменишь меня на посту лидера нашего ордена.
Однако все внимание Вийеки было сфокусировано на одном слове.
– Магистр, что вы имели в виду, сказав «мы предполагали»? Перестав доверять мне, вы взяли в соучастники Наджи?
Яарик огорченно покачал головой:
– Ах, Вийеки, как ты можешь одновременно быть таким умным и таким глупым? Старший помощник Наджи тут вообще ни при чем. Он ничего не знал о моем плане. Я приказал ему следить за воротами, так как не хотел, чтобы вина за возможный прорыв смертных в город была возложена на тебя.
– Но вы сказали «мы»! Кто еще участвовал в разработке плана?
– Как ты уже понял, работы велись в секретности. Таким было главное условие лорда Ахенаби. А кто бы лучше его певчих выполнил задание? Они расшатывали склон горы под самым носом у сотен Каменщиков. Эти уникальные люди могут перемещаться между пространствами. Они могут быть невидимыми.
– Но Ахенаби спал!
Узнав, что его мастер так плотно сотрудничал с лордом Песни, Вийеки содрогнулся от нервного озноба.
– Мы специально распространили эти слухи по всей Наккиге, – пояснил Яарик. – Это значительно облегчило его… точнее, нашу работу. Но в разработке плана участвовал не только он. Почему, по-твоему, я всем своим видом показывал, что ты не посвящен в мои сокровенные замыслы? Потому что внутренний круг заговорщиков состоял из меня, Акхенаби и маршала Мюяра.
– Маршала? Родственник Суно’ку был настроен против нее?
Старший помощник вновь опустил кинжал на колени. Если раньше Вийеки считал себя циничным человеком, то теперь он понял, насколько он был по-детски наивным.
– Глава клана и предводитель Жертв допустил, чтобы величайшая героиня его ордена погибла?
– При условии, что наш народ будет спасен, – ответил Яарик. – В Наккиге знать не искалечена сентиментальностью. Мюяр знал, что скоро Суно’ку сместит его. Это был лишь вопрос времени. Но, присоединяясь к тайному плану, Мюяр попросил нас с Ахенаби поддержать план генерала по восстановлению численности нашего народа. Он нашел приемлемым скрещивание с рабами, с помощью которого было бы возможно создание новой армии. Так что однажды в наших домах и орденах появятся полусмертные.
– То есть вы объединились и решили убить ее?
– Я не хотел смерти Суно’ку, хотя Ахенаби настаивал на этом. Он был готов поставить на кон даже выживание народа, но у меня имелся другой план. Я надеялся, что генерал и сопровождавшие ее лица укроются от камнепада в лагере смертных – что она станет пленницей северян. Я не лгал, называя ее лучшей из нас. И меня огорчает, что она стала последней жертвой в войне со смертными.
– У нас какой-то змеиный разговор, в котором смешались и правда, и ложь.
Вийеки чувствовал, как внутри него закипало огненное озеро гнева. Как просто было покончить с этим смятением души одним ударом кинжала в разочарованное сердце.
– Теперь вы, наверное, в восторге от этого жертвоприношения?
– Я не могу говорить за Мюяра. Что касается Ахенаби, то он видел в Суно’ку соперницу за власть. Она противопоставила его господству страха нечто более серьезное и ценное – веру народа.
– И вы помогли ему убить ее.
– Я уже говорил, что восхищался ею. Однако мне всегда было ясно, что она вела нашу расу к уничтожению. Я не хотел ее смерти, но желал, чтобы она покинула Наккигу.
Кончик клинка вспорол ткань и уколол кожу на его груди. Вийеки почувствовал боль. Казалось, что крохотная звезда загорелась на расстоянии ладони от его сердца. Но сначала ему хотелось закончить агонию мыслей. Ему требовалось больше ответов.
– Я не понимаю вас, Яарик.
– Суно’ку была сердцем того, что было утеряно, – драгоценностью, сделанной из плоти. Она всем своим существом верила в старые истины и воплощала их в реальность силой своей воли. К моему глубокому сожалению, Вийеки-тза, старые истины больше не верны. Следующему поколению нужны другие примеры героизма. Генерал Суно’ку с пылающей чистотой своего сердца никогда не оставила бы борьбу против смертных. Она ждала бы, когда мы породим достаточно новых солдат, чтобы снова начать войну и повести наших людей в очередной губительный бой против быстро размножающихся северян. И так снова и снова, пока не осталось бы никого из нашего народа и первоначальной линии крови.
Яарик мягко коснулся руки Вийеки, в которой тот сжимал кинжал.
– Неужели ты не понимаешь? Я выбрал тебя, потому что ты рассуждаешь в другой манере, чем остальные мои ученики. Однажды я уже говорил, что тебе не нужно заглядывать за угол – ты и так уже видишь, что находится там. Еще раз объективно оцени ситуацию. Пусть твое сердце подскажет, насколько я прав. Пусть оно решит, полезными ли были мои действия для нашего народа. Если твой ответ будет отличаться от моего, значит, я ошибся в тебе – ошибся во всем – и ты должен разоблачить меня.
Вийеки закрыл глаза. Как могли быть неверными глубочайшие устремления его народа? Как могла Суно’ку – это пламенная храбрая женщина – быть опасностью для его расы? Ведь тогда можно сказать, что и сама королева предала их.
– Вы гораздо мудрее меня, мастер, но вам не изменить меня игрой слов. Перед тем как прийти сюда, я примирился со смертью. Как и все наши Жертвы, я уже мертв.
Внезапно магистр сделал резкое движение. Он оказался более быстрым, чем предполагал Вийеки. Старик выбил кинжал из его руки, и тот со звоном упал на пол.
– Клянусь Садом и всеми, кто бежал из него! Нам не нужны новые Жертвы!
Яарик опустил руки на плечи ученика. Его хватка была на удивление сильной для такого почтенного возраста. Вийеки хотел нагнуться и поднять кинжал, но магистр удержал его в кресле.
– Послушай, мой друг. Наш народ всегда порождал много Жертв, и они выполняли свой долг без вопросов. Но в грядущие годы нам понадобятся другие герои. Нам понадобятся Каменщики.
С медлительностью, которая была почти ритуальной, Яарик согнулся, поднял нож и поместил его на стол рядом с Вийеки.
– Вот твой кинжал. Только не спеши сводить счеты с жизнью. Подумай сначала. Взвесь все хорошенько. Суно’ку, Ахенаби и маршал Мюяр – все они представители прежнего миропорядка. Я слишком стар, чтобы меняться, хотя и вижу развилку в ходе истории. Поэтому, если ты выберешь жизнь, а не смерть, именно тебе – и тем, кто пойдет за тобой – придется искать новый путь развития нашего общества, при котором хикеда’я смогут выжить в окружающем мире, по-прежнему чествуя Сад и великих предков.
Вийеки отрешенно смотрел на кинжал. Ему казалось, что голос мастера звучал на большом удалении.
– Сейчас я пойду домой, – сказал Яарик, – к своей семье и слугам. Завтра утром вернусь сюда и продолжу восстанавливать нашу Наккигу. Если, выбрав жизнь, ты решишь обвинить меня в преступлении, пусть так оно и будет. Мое преступление больше любого наказания, которое может назначить дворец. Что бы дальше ни случилось, заверяю тебя, я сам свой палач. Утрата семейной реликвии – бесценной для меня драгоценности – ничто по сравнению с моим сожалением. Что касается тебя, Вийеки-тза… Кем ты станешь в будущем – это вопрос, на который пока нет ответа.
Затем, к огромному удивлению Вийеки, Яарик поклонился ему с глубокой учтивостью равного к равному и, повернувшись, направился к двери.
Старший помощник магистра сидел в кресле и смотрел на клинок. Прошло достаточно времени, и уже стало ясно, что мастер не вызвал охрану, а действительно ушел домой. Но Вийеки не знал, что делать дальше. Его мысли казались мрачными, усталыми и избитыми, словно наказанные рабы. Он пришел в орденский дом с намерением совершить ритуальное самоубийство. Но что, если не умирать? Как он будет жить день за днем, понимая, что все простые и правильные истины оказались грязными и запутанными, как корни сгнившего дерева?
Фитиль лампы угасал, освещая комнату слабым мерцанием, а Вийеки все сидел и сидел.
* * *
Когда Вийеки вошел в дом, его встретили жена и взволнованные слуги. Увидев супруга, Кхимабу сделала жест уважения, в котором угадывались гнев и испуг.
– Муж! Я боялась, что с тобой случилась беда!
– Ну, что со мной может случиться?
Пройдя мимо супруги, он открыл шкатулку, стоявшую на каминной полке, и опустил в нее завернутый в ткань кинжал Снежной розы.
– Все идет по старой колее. Ничего не меняется.
Хотя он знал, что говорил неправду. Каким бы ни было его будущее, оно теперь изменилось полностью.
– Мне почему-то подумалось, что тебя могло ранить или даже убить в результате какого-то несчастного случая.
Тон Кхимабу предполагал, что она была немного разочарована необоснованностью своих предположений. Как же так? Ничего не случилось! Неужели она напрасно тревожилась?
Вийеки покачал головой. Он уходил из дома, как человек, считавший себя мертвым. Теперь он стал другим – творцом истории, который, как сказал его мастер, мог видеть то, что находилось за углом. Человеком, способным думать о грядущих днях.
– Жена, я отсутствовал лишь несколько часов, – сказал Вийеки, терпеливо ожидая, пока слуги торопливо снимали его одежды. – А ты уже столько ужасов напридумывала. Ну что со мной может случиться? Завтра утром я проснусь и пойду на работу ради моего мастера и народа. Что мне может угрожать? Я же не Жертва. Я – Каменщик.
* * *
Эрлинг, как всегда занятый своим скверным делом, едва посмотрел на Порто, когда тот попросил разрешения покинуть лагерь и попрощаться с Эндри. Порто уже не помнил, когда Эрлинг в последний раз выпускал из рук голову убитого гиганта. Удалив с нее плоть, он полировал череп горной пылью и снегом, пока кости не стали блестеть даже в тусклом северном свете. Порто находил это занятие довольно странным способом для чествования павших товарищей, но, пробыв достаточно долго на севере, уже привык к безумным поступкам своих соратников и научился не спрашивать лишнее. Он больше не удивлялся злым взглядам людей. Порто даже подозревал, что, будь у него зеркало, он увидел бы такой же свой взгляд.
– Завтра утром у нас не будет времени, – сказал Эрлинг. – Занимайся своими делами сейчас.
Он посмотрел на Порто, и на этот раз в его глазах было что-то еще, помимо пустоты.
– Мы должны помнить павших друзей. Всех, кого сможем! Поэтому иди и помяни приятеля.
Порто кивнул. Эрлинг снова перевел взгляд на усмехавшийся клыкастый череп.
– Мне тоже нужно воздать дань кое-кому.
Он поднял череп обеими руками, немного наклонил его и опять опустил на колени. Через миг Эрлинг начал скоблить ножом кусок сухой кожи в том месте, где шея присоединялась к голове.
– Я заберу его домой, – сказал он. – Поставлю у очага. Буду поглядывать на него и вспоминать.
– Я тоже сохраню в памяти лица наших друзей, – после небольшой паузы произнес Порто. – Старого Драги и остальных. Они приняли храбрую смерть. Ты можешь назвать их фамилии.
Эрлинг покачал головой:
– Нет. Я отвезу этот череп домой, и когда буду просыпаться по ночам в холодном поту и слушать быстрый стук своего сердца, перед моими глазами снова замелькают картины того сражения. Я буду вспоминать, как это чудовище смотрело вниз на меня. И тогда, взглянув на череп, я пойму, что гигант мертв. Он мертв!
Эрлинг кивнул и, будто доказав свою правоту, опять принялся скоблить ножом клыкастый трофей.
Покинув лагерь и зашагав к длинной тени горы, Порто удивился тому, как мирно теперь выглядела долина. Кроме огромной осыпи камней и разбросанных больших валунов, больше ничто не указывало на какие-то перемены в течение многих веков. Ворота были погребены под массой рухнувших скал. Чудовища, оставшиеся внутри горы, не подавали признаков жизни. С деревьев срывались небольшие лавины подтаявшего снега. Даже звуки лагеря, завершавшего сборы к походу, казалось, затихли на таком расстоянии.
Он медленно шел через безмолвную рощу мимо высоких деревьев, которые, возможно, появились на свет еще до прихода людей в Светлый Ард. Под их заснеженными ветвями было тихо, словно в пустой церкви. Порто надеялся, что зима начнется только после того, как он выберется из холодного Риммерсгарда. В последние дни его терзала жуткая тоска по южному солнцу, по звукам океана и запаху гавани. Герцог Элвритсхолла произвел его в рыцари, но он никогда не чувствовал себя таким пердруинцем, как теперь – в опостылевшем окружении северян и огромных холодных гор. Порто поклялся, что если ему удастся вернуться домой, он больше никогда не покинет Анзис Пелиппе. Не ради сражений – это точно. Не для того, чтобы видеть, как умирают друзья и товарищи.
На краю поляны он заметил, что могила Эндри была разрыта. Приблизившись к ней, Порто с горечью в сердце понял, что пирамиды собранных камней оказалось недостаточно для удержания падальщиков. Затем другая мысль прокралась в его ум, сковав внутренности леденящим холодом. Стоя над ямой, он осматривал землю и камни, разбросанные вокруг могильного холмика. Они были вытолкнуты наружу.
Похоже, он зря молил Бога о том, чтобы могила Эндрю осталась за пределами ужасных норнских чар. Следы костлявых пальцев на земле, копавших вверх, словно лапы крота, говорили сами за себя. Могилу разрыли, но не снаружи. Хотя все еще имелся шанс, что восставший из мертвых Эндри был вторично убит и погребен вместе с другими кадаврами.
Порто повернулся, чтобы уйти, и тут его взгляд скользнул по южной стороне поляны. Он увидел в зарослях молодых деревьев – высотой всего в два человеческих роста – неподвижную фигуру, напоминавшую пугало на наббанском поле.
– О, добрый Бог, – тихо простонал Порто, осенив себя знаком Древа. – Всеблагий Узирес, спаси нас и сохрани.
Приблизившись к фигуре, он убедился, что лохмотья на ней, испачканные землей и покрытые тающим снегом, действительно походили на одежду Эндри. Остановившись в ярде от мертвеца, Порто понял, что именно остановило кадавра – так далеко от живых и других зачарованных трупов. Красный спортивный шарф «Гавани» запутался в ветвях и плотно затянулся на горле мертвеца, словно веревочная петля на виселице. Голова молодого парня свесилась вниз на грудь, скрывая лицо, но кожа на ладонях была усеяна черными пятнами.
Стараясь игнорировать ужасную вонь и отвращение, Порто протянул дрожавшие руки к погибшему другу. Эндри шел на юг. Он направлялся не к вызвавшим его норнам и не к своим живым товарищам. Когда Порто понял это, слезы навернулись на его глазах. Мертвец хотел отправиться домой.
Внезапно Эндри пошевелился.
Порто в ужасе отпрыгнул назад. Осеняя себя на этот раз знаком Древа, он буквально колотил рукой по своей груди. Пальцы мертвеца начали подергиваться. Труп попытался сделать запинающийся шаг, но его прочно удерживали ветви и шарф. Порто тоже не мог пошевелиться, хотя ему ничто не мешало это сделать.
Эндри приподнял голову, открывая лицо, ужасно разложившееся после нескольких недель, проведенных в земле. Казалось, что-то живое в его разоренных глазах узнало старого друга. Мертвец вытянул руку, будто хотел прикоснуться к нему.
– Милостивый Бог! – прошептал Порто. – Что эти черные маги сделали с тобой?
Он больше не мог смотреть на сгнившее лицо мертвого товарища. Вытащив меч, Порто нанес рубящий удар по шее существа, но из-за густых ветвей не смог как следует размахнуться клинком. Ему потребовалось около дюжины неуклюжих ударов. Наконец, голова отделилась от туловища и упала на землю. Когда шея выскользнула из петли шарфа, тело рухнуло рядом с головой.
– Теперь ты можешь вернуться домой, – сказал Порто сдавленным голосом.
Его душили слезы.
– Ступай себе с миром.
Сначала он отнес к могиле тело, а затем и голову. Борясь с рвотными позывами, вызванными гнилостным запахом смерти, он все время напоминал себе, что это был Эндри, его друг, который заслуживал большего, чем ему дали при жизни. Затем Порто вернулся за шарфом и аккуратно высвободил его из ветвей. При погребении он поместил голову поверх тела и заботливо обернул шарф вокруг шеи Эндри. Любимый шарф, связанный матерью погибшего парня, теперь скрывал рваные раны, нанесенные мечом Порто.
Засыпав могилу землей и снова завалив ее тяжелыми камнями, он опустился на колени для молитвы. Это было второе и последнее прощание с другом. Пожелав ему вечного покоя, Порто тяжело поднялся на ноги и медленно заковылял к заснеженному лагерю.
