6
Потом Валландер долго не мог поверить, что этот день вообще был в его жизни – среда 3 ноября. В каком бреду могло привидеться такое: противопехотная мина в саду в центре Истада?
Даже когда подъехали Мартинссон и Анн Бритт Хёглунд, его все еще одолевали сомнения – может быть, это все же была не мина? Но Мартинссон, который воспринял слова Валландера всерьез, связался с шефом криминалистов Свеном Нюбергом, и тот должен был прибыть с минуты на минуту. Они не были уверены, что мина была единственной, поэтому держались поближе к стене дома. Анн Бритт попросила разрешения поговорить с начинающей приходить в себя фру Дюнер. Они ушли в кухню.
– Что происходит? – спросил заметно взволнованный Мартинссон.
– Ты меня об этом спрашиваешь? – проворчал Валландер. – Мне нечего тебе ответить.
Они молча рассматривали воронку. Подъехали криминалисты во главе с Нюбергом, известным своим холерическим темпераментом и невероятной сварливостью. Увидев Валландера, он замер:
– А ты-то что здесь делаешь?
У Валландера сразу возникло ощущение, что его возвращение на службу было бестактным и крайне неуместным поступком.
– Работаю, – сказал он. Его ответ прозвучал как оправдание.
– А я думал, ты уволился.
– Я тоже так думал. Но потом решил, что без меня вы не справитесь.
Нюберг хотел сказать что-то еще, но Валландер жестом остановил его:
– Сейчас моя персона не так важна, как вон та дырка на газоне.
В ту же секунду он вспомнил, что Свен Нюберг когда-то служил в шведском отделении Организации Объединённых Наций за рубежом.
– Ты был и на Кипре, и на Ближнем Востоке, – сказал он, – так что, надеюсь, разберешься, что это за штука бабахнула – мина или не мина. Но сначала надо убедиться, что она была единственной.
– Я не собака, – буркнул Нюберг и присел у стены на корточки.
Валландер рассказал ему про штырь, который он нащупал в земле, и про телефонный справочник. Нюберг кивнул.
– Взрывчатых веществ, срабатывающих от детонации, очень мало. Пожалуй, только в минах они и применяются. Человек наступает или машина наезжает на такую мину и взлетает на воздух. Для противопехотной мины достаточно нескольких килограммов. Ребенок, к примеру. Или телефонный справочник. А противотанковая требует нескольких сотен килограммов.
Он встал и изучающе посмотрел сначала на Валландера, потом на Мартинссона.
– Кто это закладывает мины в садах? Его надо найти как можно быстрее.
– Значит, ты уверен, что это была мина? – спросил Валландер.
– Я ни в чем не уверен. Но я шагу не сделаю, покуда у нас не будет миноискателя. Сейчас позвоню в гарнизон. До этого никто пусть даже не пытается выйти в сад.
Пока они ждали саперов, Мартинссон беспрерывно звонил по телефону. Валландер уселся на диван, пытаясь привести в порядок мысли. Из кухни доносились обрывки разговора Анн Бритт с фру Дюнер. Анн Бритт говорила медленно и терпеливо, но, как показалось Валландеру, фру Дюнер отвечала еще медленнее.
Два убитых адвоката. А теперь кто-то подкладывает в сад их секретаря мину с явным расчетом, что она подорвется. Хотя в этом деле по-прежнему ничего не понятно, один вывод уже можно сделать – причина всех этих событий кроется в адвокатской деятельности отца и сына Торстенссонов. Странно было бы предполагать наличие каких-то запутанных личных отношений у этой троицы.
Его размышления прервал Мартинссон.
– Бьорк спрашивает, не сошел ли я с ума. Честно говоря, был момент, когда я и сам не был уверен. Он считает, что это исключено – говорит, наверняка это не мина. Но тем не менее ждет доклада как можно скорее.
– Когда у нас будет что сказать, – буркнул Валландер. – А куда делся Нюберг?
– Поехал в гарнизон, чтобы поторопить их с миноискателем.
Валландер кивнул и посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого. В голове вертелись какие-то смутные мысли о Фарнхольмском замке, но он никак не мог привести их в порядок. Мартинссон стоял у выхода в сад и рассматривал воронку.
– Лет двадцать назад было что-то подобное в Сёдерхамне, в городском суде, – сказал он. – Помнишь?
– Припоминаю, но смутно.
– Какой-то старый крестьянин годами судился со своими соседями, с родственниками… в общем, со всеми. Это сутяжничество перешло в самый настоящий психоз. К сожалению, никто этого не заметил. Он постепенно уверился, что его преследуют – в первую очередь судья и его собственные адвокаты. Наконец он не выдержал, взял с собой на слушания ружье и прикончил и судью, и своего адвоката. Когда полиция пришла его забирать, оказалось, что весь его дом в лесу заминирован – двери, окна… все. Чудом никто не погиб.
Валландер кивнул. Он вспомнил.
– У одного адвоката в Стокгольме взорвали дом, – продолжил Мартинссон. – Адвокатам угрожают, а иногда на них и нападают. Не говоря уже о полиции.
Валландер рассеянно кивнул. Анн Бритт Хёглунд вышла из кухни с блокнотом в руке. Он вдруг заметил, что она очень привлекательна – странно, что раньше он этого не замечал. Она села на стул напротив дивана.
– Ничего, – сказала она. – Она ничего не слышала ночью. Но вечером все было как всегда. Берта Дюнер встала рано и сразу обнаружила, что в саду кто-то был. И, конечно, у нее нет никаких предположений, с чего бы это вдруг кто-то стал покушаться на ее жизнь. Кому нужна моя жизнь или моя оторванная нога, говорит.
– Она не врет?
– Когда человек взволнован, очень трудно определить, врет он или нет. Но у меня никаких подозрений не возникло. Похоже, так и было – ночью кто-то закопал мину в ее саду. И она в самом деле не понимает, почему.
– И все равно, что-то здесь не сходится, – сказал Валландер неуверенно. – Только я не могу сформулировать, что именно.
– Попытайся, – предложил Мартинссон.
– Утром она обнаруживает, что ночью в ее саду кто-то был. Представь – вот она стоит у окна и видит, что газон поврежден. Что она делает в такой ситуации?
– Вернее, чего она не делает, – сказала Анн Бритт.
– Вот именно! С ее стороны совершенно естественно было бы выйти в сад и посмотреть, что это там на газоне. А что делает она?
– Звонит в полицию, – сказал Мартинссон.
– Словно догадывается, что подвергается опасности, – сказала Анн Бритт.
– Или даже не догадывается, а знает наверняка, – добавил Валландер.
– Например, подозревает, что там закопана мина, – сказал Мартинссон. – Она была очень взволнованна, когда звонила.
– Когда я приехал, она была просто вне себя, – сказал Валландер. – Она вообще все время чем-то взволнована. Мне так, во всяком случае, показалось – я с ней уже несколько раз говорил. Это, конечно, можно объяснить последними событиями. Но, может быть, за этим стоит что-то еще.
Открылась входная дверь, и в прихожую вошел Нюберг в сопровождении двоих военных. В руках у одного из них был предмет, напомнивший Валландеру пылесос. Двадцать минут саперы ходили по саду с миноискателем. Полицейские жались к стенкам, наблюдая за их неторопливой, сосредоточенной работой. Наконец, осмотрев воронку, они доложили, что сад безопасен, и собрались уезжать. Валландер вышел за ними на улицу.
– Что вы можете сказать о мине? – спросил он. – Размер, тип, взрывная сила? Можно ли предположить, где она изготовлена? Для нас все важно.
К карману старшего по званию была приколота карточка с надписью: «Линдквист, капитан». Он внимательно посмотрел на Валландера.
– Мина довольно маломощная, – сказал он. – Самое большее двести граммов взрывчатки. Впрочем, вполне достаточно, чтобы убить человека. Или ранить. Мы называем такие мины «четверки».
– Почему?
– Кто-то наступает на мину. После этого требуются как минимум трое, чтобы вынести его из-под огня. Значит, из боя выведена четверка неприятельских солдат.
Валландер кивнул. Предложенная сапером логическая фигура была необычна, но очень выразительна и понятна.
– Производство мин – особое производство, – сказал Линдквист. – «Буфорс», в частности, делает мины… да и все крупные производители оружия. Почти в каждой стране. Кто по лицензии, кто пиратские копии. У террористов свои модели. Чтобы сказать, что это за мина, надо найти образец взрывчатки, и не только… хорошо бы иметь кусочек материала, из которого мина сделана. Это может быть металл, может быть пластмасса. Или даже дерево.
– Мы попробуем, – сказал Валландер. – А потом снова обратимся к вам.
– Поганое оружие, – сказал Линдквист. – Впрочем, говорят, что мина – самый дешевый и самый надежный солдат. Ее ставят на место, и она там стоит. Хоть сто лет. Ей не надо ни воды, ни еды, ни зарплаты. Она ждет. Ждет, пока кто-то на нее наступит.
– А как долго мина сохраняет боевые свойства?
– Никто не знает. Бывает, что взрываются мины времен Первой мировой войны.
Валландер вернулся в дом. В саду у воронки уже работал Нюберг.
– Нужен образец взрывчатого вещества и желательно кусочек мины, – сказал Валландер.
– А как ты думаешь, что мы здесь ищем? – раздраженно спросил Нюберг. – Кости доисторических чудовищ?
Валландер подумал, что было бы правильно дать фру Дюнер несколько часов, чтобы она успокоилась, и только потом начать расспросы. Но его одолевало нетерпение, и причиной этого нетерпения было то, что он никак не мог найти исходную точку в следствии.
– Вы возьмете на себя Бьорка, – сказал он Мартинссону и Анн Бритт. – После обеда соберемся на оперативку, надо очень тщательно обсудить ход следствия.
– Ход следствия? – переспросил Мартинссон. – А оно куда-нибудь идет, это следствие?
– Следствие всегда куда-нибудь идет, – заверил его Валландер. – Мы просто не всегда это замечаем. А где Сведберг? Он поговорил с адвокатами, которые занимаются инвентаризацией в конторе Торстенссонов?
– Он сидит там с утра, – сказал Мартинссон, – и, я уверен, мечтает, чтобы его от этого поручения освободили. Ты же знаешь – Сведберг и бумаги…
– Помоги ему, – сказал Валландер. – Мне почему-то кажется, что это очень важно.
Он вернулся в дом, повесил куртку на вешалку и зашел в туалет в прихожей. Увидев свою физиономию в зеркале, он вздрогнул – небритый, красные глаза, взлохмаченные волосы… интересно, какое впечатление произвел он в Фарнхольмском замке? Он сполоснул лицо холодной водой и постоял немного, пытаясь сообразить, как начать разговор, чтобы дать фру Дюнер понять – он знает, что она по каким-то неизвестным ему соображениям не говорит всю правду. Доброжелательность, решил он. Только доброжелательность и сочувствие, иначе она захлопнет свою раковину, и тогда из нее ничего не вытянешь.
Он вошел в кухню. Она, сгорбившись, сидела на стуле. В саду по-прежнему копались техники-криминалисты. То и дело слышался сварливый голос Нюберга. Ему показалось, что когда-то с ним это уже было. Странное, почти невыносимое чувство. Словно машина времени вернула его на много лет назад. Он зажмурился и перевел дыхание. Потом открыл глаза, сел за стол и посмотрел на сидевшую перед ним женщину. На какую-то секунду ему показалось, что она похожа на его давно умершую мать. Те же седые волосы, та же худоба, кожа, словно натянутая на невидимый подрамник… Странно, но лица матери он почти не помнил, оно совершенно стерлось из памяти за эти долгие годы.
– Я прекрасно понимаю, насколько вы взволнованы, – начал он. – Но нам все равно надо поговорить.
Она молча кивнула.
– Итак, утром вы обнаружили, что ночью в саду кто-то был.
– Я сразу увидела.
– И что вы предприняли?
Она посмотрела на него с удивлением:
– Я же уже рассказывала… Начать все с начала?
– Нет, все не надо. Отвечайте только на поставленные вопросы.
– Только что рассвело, – сказала она. – Я вообще встаю рано. Посмотрела в сад и поняла, что там кто-то был. И позвонила в полицию.
– Почему? – спросил Валландер, внимательно следя за ее реакцией – Почему вы позвонили в полицию?
– А что мне было делать?
– Ну, скажем, выйти в сад и посмотреть, что там такое.
– Я не решилась.
– Почему? Вы догадывались, что вас поджидает какая-то опасность?
Она не ответила. Валландер молча ждал. Из сада доносилась ругань Нюберга.
– Мне кажется, вы со мной не до конца откровенны. Вы что-то скрываете.
Фру Дюнер прикрыла глаза рукой, словно защищаясь от яркого света.
– Я так долго жила в постоянном страхе, – вдруг сказала она и посмотрела на него так, будто он и был тому виной.
Продолжения не последовало.
– Обычно для страха бывает причина, – сказал он после долгой паузы. – Чтобы нам удалось узнать, что же случилось с Густавом и Стеном, нужна ваша помощь.
– Я не могу вам помочь.
Валландер почувствовал, что она в любую секунду может впасть в истерику, но не отступил.
– Вам достаточно просто отвечать на мои вопросы, – сказал он. – Начните хотя бы с рассказа о причинах вашего страха.
– А вы знаете, что страшнее всего? – тихо сказала она. – Чужой страх. Я тридцать лет работала с Густавом Торстенссоном. Я уже говорила, что почти его не знала. Но изменения в его поведении были для меня очевидны. Он стал другим. От него даже пахло иначе. От него пахло страхом.
– Когда вы это заметили впервые?
– Года три назад.
– А что тогда случилось?
– Ничего особенного. Все было как всегда.
– Попробуйте вспомнить. Это очень важно.
– А вы попробуйте понять – я только и делаю, что пытаюсь вспомнить.
Надо быть осторожнее, подумал он. Лишь бы ее не спугнуть. Она и в самом деле старается вспомнить.
– А вы говорили на эту тему с Густавом Торстенссоном?
– Никогда.
– А с сыном?
– Мне кажется, он этого не замечал.
Очень может быть. Все-таки она работала с Густавом.
– А какое-то объяснение этому страху вы можете найти? Поймите, вы могли бы погибнуть сегодня, если бы пошли в сад посмотреть, что там делается. Вы почему-то догадались, что вам что-то грозит, и позвонили в полицию. То есть вы были к этому готовы. Почему?
– По ночам в адвокатском бюро кто-то бывал. И Густав это замечал, и я. То ручка лежит не так, то отодвинут стул…
– Но вы, наверное, спрашивали его? Вы говорили ему про эти ночные визиты?
– Нет. Я не имела права. Он мне запретил.
– Значит, он сам поднимал этот вопрос?
– Нет. Но всегда знаешь, что ты можешь себе позволить, а что – нет.
В кухонное окно постучал Нюберг.
– Я сейчас вернусь, – сказал Валландер и встал. Нюберг стоял у окна, держа в руке какую-то обугленную штучку, не больше полусантиметра.
– Мина пластиковая, – заявил Нюберг. – Это я могу сказать уже сейчас.
Валландер кивнул.
– И, может быть, удастся установить, какого она типа. И даже где она сделана. Но это потребует времени.
Валландер кивнул:
– А ты не можешь сказать что-нибудь о том, кто ее положил?
– Возможно, и мог бы, если бы ты не швырялся телефонными справочниками.
– Ее было очень легко обнаружить.
– Специалисты закладывают мины так, что их не видно, – сказал Нюберг. – А тут… и ты и дама заметили, что кто-то копался в траве. Явные дилетанты.
Или профессионалы, которые хотят, чтобы их приняли за дилетантов, подумал Валландер, но промолчал и вернулся в кухню. У него оставался всего один вопрос.
– Вчера после обеда к вам заходила женщина азиатской наружности, – сказал он. – Кто она?
Фру Дюнер удивленно посмотрела на него:
– А откуда вы знаете?
– Это не важно. Ответьте на мой вопрос.
– Это была уборщица из бюро.
«Вот и все, – подумал он разочарованно. – Проще пареной репы».
– А как ее зовут?
– Ким Синг Ли.
– Где она живет?
– У меня на работе есть ее адрес.
– А зачем она приходила?
– Узнать, сохранится ли за ней место.
Он задумался:
– Найдите, пожалуйста, ее адрес. За домом будет наблюдать полицейский, пока не отпадет такая необходимость.
Он попрощался с Нюбергом и пошел в управление. По дороге зашел в кондитерскую «Фридольф» и купил пару бутербродов. Закрылся в своем кабинете и съел бутерброды, прикидывая, что сказать Бьорку. Но Бьорк, как выяснилось, куда-то ушел. С этим разговором придется подождать.
Ровно в час дня Валландер постучал в дверь кабинета Пера Окесона в другом крыле длинного и узкого здания полиции. Каждый раз, заходя к Окесону, он удивлялся царившему в его кабинете невероятному беспорядку. Бумаги были везде – на столе, на полу, даже на стуле для посетителей. В углу лежала штанга и небрежно свернутый мат.
– Начал качаться? – спросил Валландер.
– И не только, – самодовольно сказал Окесон. – Я завел привычку – спать после ланча. Только что проснулся.
– Ты спишь на полу? – удивился Валландер.
– Всего полчаса, – назидательно сообщил Окесон. – Всего полчаса сна, и тебя словно подменили.
– И мне, что ли, попытаться, – неуверенно сказал Валландер.
Пер Окесон смахнул кучу бумаг со стула на пол, освобождая место для Валландера.
– Я уж и надежду потерял, – сказал он весело. – Впрочем, вру – в глубине души я был совершенно уверен, что ты вернешься.
– Тяжкое было время, – сказал Валландер.
Пер внезапно посерьезнел.
– Мне даже представить себе трудно, – сказал он, – что значит – убить человека. Даже в целях самообороны. Это, наверное, единственное, чего нельзя исправить… Нет, у меня даже фантазии не хватает.
Валландер кивнул.
– От этого уже не избавишься, – сказал он. – Приходится с этим жить.
Они помолчали. В коридоре кто-то громко обсуждал поломку кофейного автомата.
– Мы с тобой ровесники, – сказал Пер Окесон. – Знаешь, с полгода назад я проснулся и вдруг подумал: «Боже мой! И это все? Это вся жизнь? Ничего больше не будет?» Должен признаться – я запаниковал. Но, с другой стороны, это пошло на пользу. Я сделал то, что должен был сделать давным-давно.
Порывшись в куче бумаг, он выудил оттуда какой-то листок и протянул Валландеру. Это было объявление – ООН искала юристов для работы за рубежом, в частности, для работы с беженцами в Африке и Азии.
– Я давно послал заявление, – сказал Пер, – и забыл начисто. А с месяц назад меня вызвали на собеседование в Копенгаген. Скорее всего, подпишу двухгодичный контракт. Большой лагерь беженцев из Уганды, предстоит работа по их репатриации.
– Замечательно! – воскликнул Валландер. – А что об этом думает жена?
– Пока ничего не знает. Честно говоря, не знаю, как она среагирует.
– Потом расскажешь.
Пер Окесон отодвинул в сторону лежащие перед ним бумаги. Валландер рассказал о взрыве в саду фру Дюнер. Пер недоверчиво покачал головой.
– Этого не может быть, – заявил он.
– Нюберг обычно не ошибается.
– А что ты вообще думаешь обо всей этой истории? Я говорил с Бьорком. Считаю, что ты совершенно правильно поднял дело об автокатастрофе с Густавом Торстенссоном. И что, в самом деле не за что зацепиться?
Валландер подумал:
– Единственное, в чем мы можем быть твердо уверены, что смерть двух адвокатов да еще мина в саду фру Дюнер вовсе не случайное совпадение. Это все спланировано. Но мы не знаем, где все начинается и чем кончится.
– Ты считаешь, что эта мина была заложена не для того, чтобы ее припугнуть?
– Не припугнуть, а убить. Тот, кто заложил мину, хотел ее убить, – сказал Валландер. – Мы должны обеспечить ее безопасность. Может быть, ей стоит переехать куда-то.
– Я этим займусь, – пообещал Окесон. – Сегодня же поговорю с Бьорком.
– Дюнер перепугана насмерть. Но после разговора с ней я понял, что она и сама не понимает причин этого страха. Я думал, что она что-то скрывает. Ничего подобного, она знает не больше, чем мы. Я, кстати, хотел тебя попросить поподробнее рассказать о Густаве и Стене. Ты же наверняка много с ними работал.
– Густав Торстенссон был большой оригинал, – сказал Пер. – И сын, по-моему, постепенно становился таким же.
– Давай поговорим о Густаве. Мне кажется, все началось с него. Только не спрашивай, почему. Мне так кажется, вот и все.
– Я с ним почти не имел дела, – сказал Окесон. – Когда я сюда приехал, он уже почти не выступал в суде. Последние годы он в основном работал экономическим юрисконсультом.
– В частности, у Альфреда Хардерберга, – сказал Валландер. – Владельца Фарнхольмского замка. Что тоже довольно странно. Малоизвестный истадский адвокат – и основатель глобальной финансовой империи.
– Насколько мне известно, это одна из составляющих успеха Хардерберга. Искать и находить нужных людей. Может быть, он видел в Густаве Торстенссоне что-то, чего остальные не видели.
– За ним никаких темных дел не числится? – спросил Валландер.
– Нет. Я, во всяком случае, не слышал. Это довольно необычно – не зря же говорят, что за каждым крупным состоянием скрывается преступление. Но Альфред Хардерберг, похоже, безупречный гражданин. К тому же патриот.
– Как это?
– Он, в отличие от других, не стремится вкладывать все деньги за границей и переводить производство в страны с дешевой рабочей силой. Наоборот, он закрыл там несколько предприятий и вернул производство в Швецию.
– Значит, над Фарнхольмом небо чистое… А что насчет Густава Торстенссона? Есть какие-то пятна в его биографии?
– Нет. Благонадежный, педантичный… скучноватый. Старомодная порядочность во всем. Без блеска, но и не дурак. Скромный. Он-то, наверное, никогда не просыпался по утрам с вопросом: «Куда ушла жизнь?»
– И все же его убили, – сказал Валландер. – Что-то же должно быть. Какое-то пятнышко. Может быть, не в его биографии, а еще в чьей-то.
– Не уверен, что понимаю ход твоих мыслей.
– Адвокат – как врач. Носитель чужих тайн.
– Может быть, ты и прав, – сказал Пер Окесон. – Может быть, решение и лежит в отношениях с клиентами. Что-то такое, к чему причастны все в адвокатской конторе. Включая секретаря, фру Дюнер.
– Вот мы и ищем.
– А что касается Стена Торстенссона, многим тебя не порадую. Холостяк, тоже немного старомодный. Ходили слухи, что он проявляет интерес к лицам своего пола. Но так говорят о всех старых холостяках… Если бы это было лет тридцать назад, я бы подумал о шантаже.
– Эту версию и сегодня стоит проверить, – сказал Валландер. – Что-нибудь еще?
– Да нет. Шутил иногда. Редко. В общем, не из тех, кого охотно зовут домой на обед. Впрочем, говорят, он был хорошим яхтсменом.
Зазвонил телефон. Окесон взял трубку, послушал и протянул ее Валландеру:
– Это тебя.
Звонил Мартинссон. По его возбужденной интонации Валландер сразу понял – случилось что-то важное.
– Я в адвокатской конторе, – сказал Мартинссон. – Похоже, мы нашли, что искали.
– Что?
– Письма с угрозами.
– Угрозами кому?
– Всем троим.
– И фру Дюнер?
– И ей тоже.
– Сейчас приеду.
Он вернул трубку Окесону и встал:
– Мартинссон нашел угрожающие письма в адвокатской конторе. Может быть, ты и прав насчет шантажа.
– Позвони мне сразу, как будет что-то новое, – сказал Окесон на прощание. – Сюда или домой.
Валландер побежал к машине, забыв захватить оставленную в кабинете куртку, и, нарушая правила, погнал в контору. Соня Лундин, как и в прошлый раз, сидела на своем стуле в приемной.
– Где они? – с порога спросил он.
Она показала на комнату для совещаний. Валландер ворвался в комнату и в ту же секунду сообразил, что совершенно забыл про чиновников из адвокатской коллегии. На него неодобрительно уставились три серьезных господина, все в возрасте около шестидесяти. Он вспомнил отражение своей небритой физиономии в зеркале у фру Дюнер – вряд ли он произвел на них хорошее впечатление.
Мартинссон и Сведберг сидели за столом.
– Это комиссар Валландер, – представил его Сведберг.
– Вы широко известны в стране, – сдержанно сказал один из чиновников и протянул руку. Валландер торопливо пожал руки всем трем и плюхнулся на стул.
– Рассказывай, – сказал он, глядя на Мартинссона. Но ответил ему не Мартинссон, а один из стокгольмцев.
– Видимо, мне следует для начала посвятить комиссара Валландера в процедуру ликвидации адвокатской практики, – сказал он. Валландер при знакомстве не расслышал его фамилии. Что-то похожее на Вреде.
– Этим мы можем заняться потом, – прервал его Валландер. – Давайте прямо к делу. Вы нашли какие-то письма с угрозами адвокатам?
Человек по фамилии Вреде посмотрел на него с плохо скрытой неприязнью, но замолчал. Мартинссон передал ему коричневый конверт, а Сведберг протянул пластиковые перчатки.
– Они лежали в шкафу с документами, в самом низу, – сказал Мартинссон. – Письма не зарегистрированы ни в одном из журналов. Их, очевидно, прочли и сунули куда подальше.
Валландер надел перчатки и открыл конверт. Там лежали два белых конверта поменьше. Почтовый штемпель неразборчив. Кусок текста на одном из белых конвертов был замазан чернилами. Валландер вытащил письма и положил их перед собой. Они были короткими и написаны от руки.
Несправедливость не забыта. Никто из вас не избежит возмездия, Вы умрете, Густав Торстенссон, и Ваш сын умрет, и Дюкер.
Второе письмо было еще короче. Валландер присмотрелся – почерк, без сомнения, тот же.
Несправедливость скоро будет наказана.
Первое письмо датировано 19 июня 1992 года, второе – 26 августа. Оба подписаны именем Ларс Борман.
Валландер осторожно отодвинул письма и снял перчатки.
– Мы поискали в базе данных, – сказал Мартинссон. – Ни у Густава Торстенссона, ни у Стена не было клиента по имени Ларс Борман.
– Совершенно точно, – подтвердил человек, которого, по-видимому, звали Вреде.
– Он пишет о какой-то несправедливости, – сказал Мартинссон, – и, по-видимому, очень серьезной несправедливости. Иначе у него вряд ли был мотив к тройному убийству.
– Конечно, конечно, – рассеянно пробормотал Валландер.
Опять у него появилось странное чувство: вот-вот он должен что-то понять… но это «что-то» все время ускользало от него.
– Покажите, где вы нашли конверт, – попросил он, вставая.
Сведберг подвел его к большому шкафу с документами в комнате, где стоял стол фру Дюнер, и показал на нижний ящик. Валландер выдвинул его – он был набит пластиковыми папками.
– Позовите Соню Лундин, – сказал он.
Через минуту Сведберг вернулся с девушкой. Валландер сразу заметил, что она нервничает, но тем не менее он был совершенно уверен, что Соня никакого отношения к загадочным событиям в конторе не имеет. Откуда взялась эта уверенность, он не знал.
– У кого были ключи от этого шкафа? – спросил он.
– У фру Дюнер, – еле слышно сказала она.
– Погромче, пожалуйста.
– У фру Дюнер, – повторила Соня.
– И только у нее?
– У адвокатов были собственные ключи.
– Шкаф обычно был закрыт?
– Фру Дюнер отпирала его, когда приходила на работу. А уходя, запирала.
– Фру Дюнер передала нам ключ под расписку, – вмешался в разговор человек по фамилии Вреде. – Сегодня шкаф открывали мы.
Валландер кивнул. Он никак не мог сообразить, какой же вопрос он должен задать.
Так ничего и не сообразив, он повернулся к Вреде:
– И что вы об этом думаете?
– Мне кажется, тут не может быть сомнений – автора писем следует немедленно задержать.
– Я не об этом спрашиваю, – сказал Валландер. – Меня интересует ваше мнение.
– Работа адвоката всегда связана с риском.
– Наверное, каждый адвокат рано или поздно получает такие письма?
– Коллегия, вероятно, может предоставить вам статистику на этот счет.
Валландер смерил его долгим взглядом и задал свой следующий вопрос:
– А вам когда-либо приходили угрожающие письма?
– Случалось.
– По какой причине?
– А вот этого я, к сожалению, не могу вам сказать. Адвокаты дают клятву хранить тайну клиента.
Валландер кивнул и сунул письма назад в коричневый конверт:
– Это мы забираем.
– Не так все просто, – сказал Вреде.
Он у них, похоже, был за главного. Вреде встал и выпрямился, и у Валландера вдруг появилось ощущение, что он находится в зале суда.
– На текущий момент наши интересы не совпадают, – прервал его Валландер, злясь на себя за казенный язык. – Вы занимаетесь делами адвокатской конторы… вернее, ее наследством, если так можно сказать. А мы ищем убийц. Поэтому конверт я забираю.
– Мы не можем допустить, чтобы какой-либо документ был изъят без санкции прокурора, контролирующего следствие.
– Позвоните Перу Окесону, – сказал Валландер, – и передайте от меня привет.
Он взял конверт и вышел. Мартинссон со Сведбергом выскочили за ним.
– Будет скандал, – предупредил Мартинссон, когда они вышли из подъезда. Валландеру показалось, что эта мысль доставляет Мартинссону удовольствие.
Он сразу озяб. Порывы ветра становились все сильнее.
– Дальше что? – спросил он. – А где Анн Бритт?
– Ребенок заболел, – сказал Сведберг. – Ханссон пришел бы в восторг, если бы узнал. Он все время утверждает, что с женщинами-следователями одна морока.
– Ханссон все время что-нибудь утверждает, – заметил Мартинссон, – то одно, то другое. От следователя, который постоянно на курсах повышения квалификации, тоже толку мало.
– Письма написаны год назад, – сказал Валландер, – неким Ларсом Борманом. Он угрожает убить Густава и Стена. И к тому же фру Дюнер. Дважды. Пишет письмо, через два месяца – еще одно. Одно из писем послано в конверте какой-то фирмы. Свен Нюберг наверняка разберет, что там на штемпеле. И откуда его послали… А чего мы, собственно, ждем?
Они вернулись в управление. Мартинссон стал звонить Свену Нюбергу – тот все еще копался в саду фру Дюнер, а Валландер засел в кабинете, пытаясь расшифровать почтовые штемпели.
Сведберг пошел разыскивать Бормана в полицейских базах данных. Появился озябший Нюберг. Комбинезон его на коленях был перепачкан травой.
– И как? – спросил Валландер.
– Туго, – буркнул Нюберг. – А ты что ожидал? Мина, знаешь ли, имеет свойство разлетаться на миллион частей.
Валландер показал на коричневый конверт на столе и два письма.
– Надо очень тщательно посмотреть, что можно из этого выудить, – сказал он. – Но прежде всего мне надо знать, откуда они отправлены. И что зачеркнуто вон на том конверте. Все остальное может подождать.
Свен Нюберг надел очки, настроил настольную лампу и стал разглядывать письма.
– Штемпели мы прочитаем, на это есть микроскоп, – сказал он. – А с этим конвертом… надпись замазана тушью. Могу немного поскоблить. Если повезет, в Линчёпинг отправлять не понадобится. Сами разберемся.
– Это срочно.
Нюберг раздраженно снял очки.
– У тебя все всегда срочно, – проворчал он. – Мне нужен как минимум час. Быстрее не выйдет.
– Сколько нужно, столько и нужно, – примирительно сказал Валландер. – Я знаю, что ты время зря не теряешь.
Нюберг взял письма и вышел, столкнувшись в дверях с Мартинссоном и Сведбергом.
– В базах данных Бормана нет, – сообщил Сведберг. – Четыре Брумана и один по имени Боррман. Я сначала подумал, что это опечатка. Но Эверт Боррман попал на карандаш, когда получал деньги по поддельным чекам в конце шестидесятых годов. Если он еще жив, ему сейчас восемьдесят пять лет.
Валландер покачал головой.
– Подождем, что скажет Нюберг, – сказал он. – Угрозы в письмах, прямо скажем, нешуточные, хотя и довольно туманные. Когда Нюберг объявится, я вас позову.
Оставшись один, он уселся поудобнее, пододвинул к себе кожаную папку, полученную им в Фарнхольмском замке, и целый час пытался разобраться, что представляет собой финансовая империя Хардерберга. От работы его оторвал стук в дверь – это был Нюберг. На нем по-прежнему был грязный комбинезон.
– А вот и ответы на твои вопросы, – сказал Нюберг и плюхнулся на стул для посетителей. – Оба письма проштемпелеваны в Хельсингборге. А замазано название отеля – «Линден».
Валландер сделал запись в блокноте.
– Отель «Линден», – повторил Нюберг. – Ютаргатан, двенадцать. Там даже номер телефона есть.
– Где?
– Ты что, не понял? Письма отправлены из Хельсингборга. Отель «Линден» тоже в Хельсингборге.
– Хорошо, – неопределенно сказал Валландер.
– Я обычно делаю только то, о чем меня просят, – сказал Нюберг. – Но поскольку расшифровать твои писульки удалось очень быстро, я пошел немного дальше. Не думаю, чтобы ты обрадовался.
Валландер смотрел на него непонимающе.
– Я позвонил по указанному там телефону. Этого номера больше не существует. Эбба по моей просьбе навела справки – отель год назад закрылся.
Нюберг встал и пригладил волосы.
– Пойду пообедаю, – заявил он.
– Вот и правильно, – сказал Валландер. – И спасибо за помощь.
Нюберг ушел. Валландер несколько минут размышлял над услышанным. Потом позвонил Сведбергу и Мартинссону и попросил их зайти. Через несколько минут все трое, захватив в столовой кофе, собрались в его кабинете.
– Должна существовать какая-то центральная служба, – сказал Валландер. – Отель – это предприятие. Его нельзя закрыть так, чтобы это нигде не было отмечено.
– А что делают в таких случаях с регистрационными журналами? – спросил Сведберг. – Сжигают? Или их полагается хранить?
– Вот это мы и должны узнать. И немедленно. Прежде всего надо найти владельца отеля. Если мы все займемся этим делом, потратим не больше часа. Потом встретимся.
Он проводил их, позвонил Эббе и попросил ее поискать фамилию Борман в телефонных справочниках Сконе и Халланда. Не успел он положить трубку, как позвонил отец.
– Ты не забыл, что собирался приехать вечером?
– Приеду, – пообещал Валландер.
Он слишком устал, чтобы тащиться еще и в Лёдеруп, но отказать отцу он не мог.
– Приеду около семи.
– Посмотрим, – сказал отец.
– Что ты хочешь сказать? Что значит – «посмотрим»? – Валландер начал злиться.
– Посмотрим – приедешь ты или нет.
Валландер заставил себя не вступать в пререкания.
– Я приеду, – сказал он и повесил трубку.
Ему стало душно в комнате. Он вышел в коридор и направился в приемную.
– Абонента по имения Борман нигде нет, – сказала Эбба. – Продолжать искать?
– Пока не надо.
– Я хочу пригласить тебя домой пообедать. Пооткровенничать.
Валландер молча кивнул, вернулся в кабинет и открыл окно. По-прежнему дул сильный холодный ветер, и он быстро озяб. Он закрыл окно, сел за стол и отодвинул кожаную фарнхольмскую папку. Он думал о Байбе – как она там у себя в Риге…
За этими мыслями его застал Сведберг.
– Теперь я знаю абсолютно все о шведских гостиницах, – заявил он. – Мартинссон сейчас придет.
Они дождались Мартинссона. Закрыв за ним дверь, Сведберг присел к столу и вытащил блокнот.
– Отелем «Линден» владел и управлял некто Бертиль Форсдаль, – начал он, – это я узнал в местном управлении. Маленькая семейная гостиница, просуществовала недолго. К тому же Бертиль Форсдаль уже немолод, ему семьдесят. Телефон его у меня есть, он живет по-прежнему в Хельсингборге.
Под диктовку Сведберга Валландер набрал номер. Ответа долго не было. Наконец трубку взяла женщина.
– Я ищу Бертиля Форсдаля, – сказал Валландер.
– Его нет. Будет только к вечеру. А кто его спрашивает?
Валландер на секунду задумался:
– Меня зовут Курт Валландер, истадская полиция. Мне нужно кое о чем спросить вашего мужа… это касается его гостиницы… Не беспокойтесь, ничего не случилось, просто несколько вопросов.
– Мой муж – честный человек.
– Никаких сомнений, – успокоил ее Валландер. – Я же сказал: всего несколько вопросов. А когда он придет?
– Он на экскурсии для пенсионеров. По-моему, они поехали в Вен. Потом собирались пообедать в Ландскруне… в общем, часам к десяти точно приедет. А ложится он не раньше полуночи. Привычка, знаете – когда у тебя гостиница, рано спать не ляжешь.
– Передайте ему, что я к нему заеду. И, пожалуйста, не волнуйтесь – никаких причин для волнений нет.
– А я и не волнуюсь, – сказала женщина. – Мой муж – честный человек.
Валландер повесил трубку:
– Вечером съезжу к нему.
– А что, нельзя подождать до завтра? – удивленно спросил Мартинссон.
– Наверняка можно. Но мне все равно вечером нечего делать.
Через час они собрались на оперативку. Бьорк сообщил, что не приедет – его срочно вызвали к начальству. Появилась Анн Бритт Хёглунд – неожиданно приехал ее муж и остался с больным ребенком.
Сошлись на том, что надо разобраться с письмами с угрозами. Но у Валландера было навязчивое ощущение: что-то не так. Он не мог отделаться от мысли, что в этом двойном убийстве есть что-то странное, что-то, что он должен был нащупать, но пока не мог.
Он вспомнил, что Анн Бритт накануне высказывала похожие сомнения.
После оперативки они остановились в коридоре.
– Если ты поедешь в Хельсингборг вечером, возьми меня с собой, если можно, – сказала она.
– Необходимости нет.
– Все равно. Я хочу поехать.
Он кивнул. Они договорились встретиться у входа в управление в девять вечера.
Валландер выбрался к отцу в Лёдеруп только в начале восьмого. По дороге он купил бисквиты к кофе. Отец, как всегда, был в мастерской и стоял у мольберта. Вечно повторяющийся мотив: осенний пейзаж с глухарем на переднем плане. Или без глухаря.
«Мой отец – как раз тот, кого называют «базарный художник», – подумал Валландер. – Да и я иногда себя чувствую базарным полицейским».
Жена отца уехала повидать своих родителей. Валландер предполагал, что отец разозлится, когда он скажет, что заехал всего на час, но тот, к его удивлению, молча кивнул. Они немного поиграли в карты. Валландер старался не говорить о работе, да и отец ничего не спрашивал – куда ему нужно ехать и зачем. Все было на удивление мирно – а ведь в последнее время они все время ссорились. Валландер на обратном пути в Истад даже не мог припомнить, когда они так спокойно проводили вечер.
Анн Бритт уже ждала его. Они сели в машину и поехали на Мальмё. На улице по-прежнему было ветрено. Валландер обнаружил, что в машине дует: резиновое уплотнение лобового стекла ссохлось от старости. От Анн Бритт слегка пахло какими-то скромными духами. Наконец они выбрались на Е-65, и он прибавил скорость.
– А в Хельсингборге ты знаешь, куда ехать?
– Нет.
– Можем позвонить в их полицию и спросить.
– Лучше их пока не посвящать в это дело.
– Почему? – спросила она.
– Никто не любит, когда кто-то хозяйничает у него во дворе, – сказал Валландер. – Это всегда приводит к неприятностям. Без особой нужды не стоит их информировать.
Дальше они ехали молча. Валландер думал о предстоящем неприятном разговоре с Бьорком. Они проехали поворот на Стуруп, потом Валландер свернул на Лунд.
– Так расскажи, что привело тебя в полицию, – попросил он.
– Не сейчас, – ответила Анн Бритт. – В другой раз.
Машин на дороге почти не было. Ветер, похоже, все усиливался. Они проехали круговую развязку у Стаффансторпа. На горизонте уже видны были огни Лунда. Он посмотрел на часы – двадцать пять седьмого.
– Странно, – вдруг сказала она.
Он почувствовал по ее голосу, что она чем-то взволнована. Он посмотрел на ее лицо, слабо освещенное лампами с панели приборов, – она неотрывно смотрела в боковое зеркало. Он тоже поглядел в зеркало – сзади виднелись автомобильные фары.
– Что странно?
– Первый раз в жизни, – ответила она.
– Что?
– Меня преследуют. Или просто наблюдают.
Валландер сообразил, что она не шутит, и еще раз посмотрел в зеркало.
– Почему ты считаешь, что они нас преследуют?
– Нетрудно догадаться, – буркнула Анн Бритт. – Они едут за нами с самого начала.
Валландер поглядел на нее с сомнением.
– Я совершенно уверена, – сказала она. – Они едут за нами из самого Истада.
