Языки Пао
Планета Пао страдает от культурного застоя. Ученые с Раскола, другой планеты, замыслили безжалостный эксперимент, намереваясь придать населению Пао новую жизненную силу и эксплуатировать его посредством своего рода «шоковой терапии», подразделив паонов на три специализированных касты, говорящих на разных языках — воинов, техников и торговцев. Но в основе проекта раскольников таится изъян, свойственный их собственной вырожденной культуре.
Берана Панаспера, наследника трона всемогущего панарха Пао, похитили и увезли на Раскол, чтобы подготовить его в качестве будущего сатрапа раскольников на Пао. Но Беран способен к самостоятельному мышлению, и сочетание его врожденных характеристик паона с научными знаниями, приобретенными на Расколе, приводит к самому неожиданному результату…
Глава 1
Посреди шарового скопления Полимарк вокруг желтой звезды Ауриол вращается планета Пао; ей свойственны следующие характеристики, выраженные в стандартных единицах.
Масса:1,73
Диаметр:1,39
Тяготение на поверхности:1,04
Плоскость суточного вращения Пао совпадает с плоскостью ее орбиты, в связи с чем в этом мире нет сезонных изменений — здесь преобладает равномерно распределенный умеренный климат. Разделенные примерно равными промежутками, вдоль экватора расположились восемь континентов, поименованных в соответствии с первыми восемью порядковыми номерами паонезской системы исчисления: Айманд, Шрайманд, Видаманд, Минаманд, Нонаманд, Дронаманд, Хиванд, Импланд. Крупнейший континент, Айманд, в четыре раза больше наименьшего, Нонаманда. Неблагоприятные погодные условия наблюдаются только в Нонаманде, простирающемся до высоких южных широт.
Точная перепись населения Пао никогда не производилась, но основная масса населения — примерно пятнадцать миллиардов человек — проживает в сельской местности.
Паоны — однородная раса; как правило, это светлокожие люди среднего роста с рыжевато-коричневыми или коричневато-черными волосами, мало отличающиеся друг от друга телосложением или чертами лица.
Историю паонов, до правления панарха Айелло Панаспера, нельзя назвать богатой событиями. Обосновавшись на гостеприимной планете, первопоселенцы размножились настолько, что плотность населения на Пао стала беспрецедентной. Распорядок жизни сводил к минимуму социальные напряжения — здесь не было крупномасштабных войн, эпидемий или катастроф, за исключением наступавшего время от времени голода, каковой население переносило с аскетической стойкостью. Паоны — простые, бесхитростные люди, у них нет никакой религии, никакого культа. В том, что касается материальных благ, они требуют от жизни немногого, но уделяют исключительное внимание вопросам кастового происхождения и статуса. Их не развлекают состязательные виды спорта, но они любят собираться огромными массами по десять или даже двадцать миллионов человек и распевать древние гимны. Типичный паон обрабатывает небольшой участок земли, извлекая дополнительный доход каким-либо кустарным ремеслом или розничной торговлей. Паоны мало интересуются политикой; абсолютная самодержавная власть их наследственного правителя, панарха, охватывает всю планету сетью бесчисленных государственных учреждений, распространяясь до самых дальних селений. В паонезском языке слово «карьера» — синоним трудоустройства на государственной службе. При этом правительство функционирует, как правило, достаточно эффективно.
Язык Пао происходит от вайдальского, но приобрел необычные свойства. На паонезском языке предложение описывает скорее не действие как таковое, а сложившуюся ситуацию. В нем нет ни глаголов, ни наречий, ни даже сравнительных понятий и оборотов, таких, как «хорошо» и «плохо», «лучше» и «хуже», «наилучший» и «наихудший». Типичный паон рассматривает себя — если он вообще представляет себя отдельной личностью — как поплавок в океане миллионов волн, поднимающийся и опускающийся, гонимый из стороны в сторону непостижимыми подспудными силами. Он относится к правительству с трепетом почтения, подчиняется ему беспрекословно и требует от него лишь непрерывности династического престолонаследия, так как с точки зрения паона ничто не должно изменяться — правильность распорядка жизни заключается в его постоянстве.
Несмотря на его абсолютную власть, с первого взгляда тираническую, панарху тоже приходится подчиняться правилам. В этом заключается парадокс: единственному самовольно действующему индивидууму на планете, казалось бы, доступны немыслимые пороки, отвратительные для обычных людей. Тем не менее, панарх не может выглядеть легкомысленным или даже веселым, он обязан сторониться дружеских отношений с кем бы то ни было, он лишь изредка, по мере необходимости, показывается в общественных местах. Что важнее всего, он не смеет казаться нерешительным или неуверенным в себе. Это было бы несовместимо с архетипом панарха.
Глава 2
Перголаи, островок в Джелианском море между Минамандом и Дронамандом, охранялся в качестве личного буколического убежища панарха Айелло Панаспера. Над обширным лугом, окаймленным паонезским бамбуком и высокими миррами, возвышалась вилла Айелло — ажурное строение из белого стекла, резного камня и полированного дерева. Планировка отличалась простотой: к жилой башне примыкали служебный флигель и восьмиугольный павильон с розовым мраморным куполом. Здесь, в павильоне, за столом из резной слоновой кости, восседал за полуденной трапезой Айелло, облаченный в непроглядно-черную мантию повелителя мира. Панарх был человек крупный и откормленный, с маленькими ладонями и ступнями. Его серебристая седая шевелюра блестела свежестью, как волосы маленького ребенка; такой же младенческой чистотой и ясностью отличались его кожа и взор широко открытых, немигающих глаз. Уголки рта панарха были опущены, а брови — высоко подняты, что придавало его лицу непреходящее язвительно-вопросительное выражение.
Справа от панарха сидел его брат Бустамонте, величаемый «айудором» — человек поменьше, с ершиком жестких черных волос, быстро бегающими черными глазами и тугими складками вокруг рта. Для паона, Бустамонте был необычно энергичен. Посетив две или три ближайшие планеты, он вернулся, полный энтузиазма по поводу некоторых чужеземных идей, чем заслужил неприязнь и недоверие большинства паонов.
По левую руку Айелло сидел его сын, Беран Панаспер — «медаллион», то есть наследник престола. Тощий и застенчивый подросток с хрупкими чертами лица и длинными черными волосами, он напоминал самодержавного родителя лишь свежестью кожи и ясностью широко открытых глаз.
Напротив за столом теснились чиновники, ходатаи, три коммерческих представителя планеты Меркантиль и человек с ястребиным носом в серо-коричневой робе, не говоривший ни слова.
Панарху подавали особые служанки в длинных, черных с диагональными золотыми полосами платьях. Каждое блюдо сначала пробовал Бустамонте — этот обычай остался с тех времен, когда престолонаследие посредством убийства было скорее правилом, нежели исключением. От тревожного прошлого остался еще один пережиток — три мамарона, молчаливо стоявших за спиной панарха и бдительно следивших за присутствующими. Эти нейтралоиды — гигантские существа, сплошь покрытые черной татуировкой, носили величественные блестящие тюрбаны из вишневых и зеленых лент, туго облегающие панталоны той же расцветки и нагрудные эмблемы из белого шелка, расшитого серебром. Мамароны держали щиты из рефракса, при появлении первого признака опасности создававшие перед панархом непроницаемую стену.
Айелло брезгливо попробовал несколько блюд, после чего жестом выразил готовность заняться повседневными государственными делами.
Вильнис Теробон, в охряной с пурпурными узорами мантии министра общественного благополучия, поднялся со скамьи и предстал перед панархом. Он изложил сущность возникшей проблемы: засуха, охватившая саванны Южного Импланда, разоряла местных фермеров, выращивающих зерновые. Теробон намеревался устроить оросительные каналы, подающие воду с возвышенностей Центрального Импланда, но не мог согласовать удовлетворительный план с министром ирригации. Айелло слушал, задал пару вопросов, после чего вынес краткое решение, утвердив строительство опреснительной станции на берегу перешейка Корой-Шерифте, откуда сеть трубопроводов, общей протяженностью шестнадцать тысяч километров, должна была доставлять воду в засушливые районы.
Следующим выступил министр здравоохранения. Численность населения центральной равнины Дронаманда возросла, в связи с чем стала ощущаться нехватка жилья. Новые дома, однако, пришлось бы строить на сельскохозяйственных угодьях, что способствовало бы наступлению и так уже угрожавшего голода. Пожевав дольку маринованной дыни, Айелло порекомендовал еженедельно перевозить миллион человек с равнин Дронаманда на суровое побережье южного континента, Нонаманда. Кроме того, панарх постановил, что отныне всех новых младенцев, рождающихся в семьях с более чем двумя детьми, надлежало подвергать субаквации. Таковы были классические методы регулирования популяции, ни у кого не вызывавшие возмущения.
Юный Беран с почтением наблюдал за происходящим, завороженный беспредельностью власти своего отца. Ему редко разрешали присутствовать при отправлении государственных дел, так как Айелло не любил детей и уделял воспитанию сына самое поверхностное внимание. В последнее время образованием Берана заинтересовался айудор Бустамонте, часами читавший наследнику наставления, пока тот не начинал клевать носом и протирать глаза. Айудор играл с Бераном в странные игры, приводившие подростка в замешательство и вызывавшие непривычные неприятные ощущения. Кроме того, наследник стал замечать, что не помнит происходившего на протяжении некоторых промежутков времени — в памяти возникали провалы.
Так и теперь, сидя в павильоне за столом из слоновой кости, Беран держал в руке небольшой незнакомый предмет. Он не помнил, откуда взялся этот предмет, но возникало впечатление, что он должен был что-то с ним сделать. Беран взглянул на отца и ощутил внезапный приступ паники — словно его окатила горячая волна. Чувствуя себя не в своей тарелке, наследник выпрямился в кресле. За ним хмуро следил Бустамонте. Согласно указаниям айудора, Беран должен был внимательно наблюдать и слушать. Беран украдкой изучал сжатый в руке предмет, одновременно знакомый и непонятный. Словно вспоминая сон, Беран знал, что должен был использовать этот предмет — и снова его окатила горячая волна паники.
Беран попробовал кусочек жареного рыбьего хвоста — как обычно, есть ему не хотелось. Он чувствовал на себе пристальный взгляд — за ним следил кто-то еще. Обернувшись, наследник встретился глазами с незнакомцем в серо-коричневой робе. У этого человека было поразительное лицо — узкое и длинное, с тонкими усами и выдающимся горбатым носом, напоминавшим нос корабля. Его блестящие, густые, коротко подстриженные черные волосы выглядели как мех какого-то животного. Взгляд глубоко посаженных глаз незнакомца, темный и гипнотизирующий, вызвал у Берана новый приступ беспокойства. Предмет, зажатый в руке, казался тяжелым и горячим. Беран хотел бросить его на землю, но не мог.
В последнюю очередь панарх выслушал Сиджила Паниша, коммерческого представителя планеты Меркантиль из соседней солнечной системы. Худощавый человек с отливающей медью кожей, подвижный и проницательный, Паниш укладывал глянцевые лакированные волосы в подушечки, скрепленные бирюзовыми заколками. Типичный меркантилец, торговец и делец, Паниш был настолько же продуктом городского уклада жизни, насколько паоны были порождениями пахотных земель и морских просторов. Его планета торговала со всеми мирами звездного скопления; меркантильские космические баржи скитались повсюду, доставляя механическое оборудование, наземные транспортные средства, летательные аппараты, системы связи, инструменты, оружие и генераторы энергии, возвращаясь на Меркантиль с грузами пищевых продуктов, роскошных ремесленных изделий и любых сырьевых материалов, какие было дешевле импортировать, нежели синтезировать.
Бустамонте что-то прошептал на ухо панарху; тот отрицательно покачал головой. Бустамонте стал шептать настойчивее; Айелло бросил на него медленный, язвительный взгляд искоса. Бустамонте недовольно откинулся на спинку кресла.
По знаку Айелло, капитан часовых-мамаронов обратился к присутствующим мягким хрипловатым голосом, вызывавшим ощущение прикосновения к крацованной стали: «По воле панарха всем, чьи дела уже рассмотрены, надлежит удалиться».
На скамье для ожидающих остались только Сиджил Паниш, два его помощника и незнакомец в серо-коричневой робе.
Меркантилец перешел к креслу, освободившемуся прямо напротив Айелло, поклонился и сел; два помощника встали у него за спиной.
Панарх рассеянно произнес приветствие; меркантилец ответил на ломаном паонезском.
Оценивая торговца, Айелло крутил перед собой вазочку с фруктами, мочеными в коньяке: «Пао и Меркантиль торгуют уже много веков, Сиджил Паниш».
Инопланетянин поклонился: «Мы неукоснительно соблюдаем договоры — таково наше кредо».
Айелло отозвался усмешкой: «Торговля с Пао вас обогатила».
«Мы торгуем с двадцатью восемью мирами, ваше превосходство».
Панарх откинулся на спинку кресла: «Я хотел бы обсудить с вами два вопроса. Как вы только что слышали, на Импланде наступила засуха. Необходимо опреснять надлежащее количество океанской воды. Вы можете сообщить об этой потребности вашим инженерам».
«Я всецело к вашим услугам».
Бесстрастно и ровно, словно между прочим, Айелло прибавил: «Мы приказали вам доставить, и вы доставили, большое количество оборонительного оборудования».
Сиджил Паниш выразил согласие поклоном. Выражение лица торговца нисколько не изменилось, но он внезапно напрягся, в его голосе появилась нотка беспокойства: «Мы в точности выполнили условия заказа».
«Не могу с вами согласиться», — отозвался Айелло.
Паниш выпрямился в кресле, его манера выражаться стала еще более церемонной: «Заверяю ваше превосходство в том, что я лично проследил за доставкой. Оборудование в точности соответствовало перечню в накладной».
«Вы доставили шестьдесят четыре орбитальные установки заградительного огня, пятьсот двенадцать патрульных истребителей, а также большое количество усилителей резонанса, силовых блоков, ракет с головками самонаведения и личного оружия — согласно первоначальному заказу».
«Так точно, ваше превосходство».
«Тем не менее, вам было известно назначение нашего заказа».
Сиджил Паниш наклонил отливающую медью голову: «Вы имеете в виду условия на планете Топогнус».
«Разумеется. Династия Дольбергов уничтожена. Власть захватил клан Брумбо. Новые правители Топогнуса, как правило, замышляют военные авантюры».
«Такова их традиция», — согласился меркантилец.
«Вы поставили им вооружения, необходимые для осуществления этих замыслов».
Паниш снова согласился: «Мы продаем товар любым желающим. Так делается испокон веков, это ни для кого не секрет. В этом отношении нас не в чем упрекнуть».
Айелло поднял брови: «Я упрекаю вас не за это. Я упрекаю вас за то, что вы продали нам стандартные модели, тогда как клану Брумбо вы предложили усовершенствованные вооружения и оборудование, гарантируя, что наши средства обороны не смогут им противостоять».
Сиджил Паниш моргнул: «Кто предоставил вам эти сведения?»
«Разве я обязан раскрывать свои секреты?»
«Нет-нет! — воскликнул Паниш. — Полученная вами информация, однако, не может соответствовать действительности. Мы придерживаемся принципа полного нейтралитета».
«Если вы не можете извлечь дополнительную прибыль посредством двурушничества».
Сиджил Паниш выпрямился: «Ваше превосходство, я — официальный представитель Меркантиля на Пао. Ваше обвинение следует рассматривать как формальное оскорбление».
Айелло изобразил удивление: «Как можно оскорбить меркантильца? Абсурдное допущение!»
Медная кожа меркантильца приобрела киноварный оттенок.
Бустамонте снова что-то прошептал на ухо панарху. Айелло пожал плечами и повернулся к инопланетному торговцу. Он говорил размеренно, неторопливо и холодно: «По упомянутым причинам я заявляю, что условия договора с Меркантилем нарушены. Поставленный товар не может выполнять свою функцию. Мы за него не заплатим».
«Поставленный товар соответствует условиям договора!» — возразил Сиджил Паниш. С его точки зрения, ни в каких других аргументах не было необходимости.
«Этот товар для нас бесполезен, и на Меркантиле об этом знали, когда заключали договор».
Глаза Паниша сверкнули: «Не сомневаюсь, что ваше превосходство понимает долгосрочные последствия такого решения».
Бустамонте не сдержался: «Меркантильским двурушникам следовало бы лучше понимать долгосрочные последствия своего мошенничества!»
Айелло выразил раздражение лаконичным жестом, и Бустамонте замолчал.
Сиджил Паниш обернулся к двум подчиненным; они обменялись вполголоса несколькими возбужденными фразами. Затем Паниш спросил: «Могу ли я поинтересоваться, на какие именно «долгосрочные последствия» намекает айудор?»
Айелло кивнул: «Обратите внимание на господина, сидящего слева от вас».
Взоры присутствующих обратились к незнакомцу в серо-коричневой робе.
«Кто этот человек? — резко произнес Сиджил Паниш. — Мне незнакома его манера одеваться».
Служанка в расшитом золотыми полосами черном платье подала панарху чашу с зеленым сиропом. Бустамонте попробовал сироп ложечкой. Айелло поднял чашу и пригубил из нее: «Перед вами лорд Палафокс. Он прибыл, чтобы предоставить нам рекомендации». Панарх снова пригубил из чаши и отодвинул ее. Прислужница тут же подхватила чашу и унесла ее.
Сиджил Паниш взирал на незнакомца с холодной враждебностью. Его помощники о чем-то вполголоса переговаривались. Бустамонте небрежно развалился в кресле.
«В конце концов, — продолжал Айелло, — если мы не можем рассчитывать на поддержку со стороны Меркантиля, нам придется обратиться за помощью к другим».
Паниш снова обернулся, чтобы пошептаться с советниками. Они о чем-то спорили. Наконец Паниш прищелкнул пальцами, чтобы подчеркнуть свои полномочия; советники поклонились и замолчали. Торговец повернулся к панарху: «Само собой, ваше превосходство принимает любые решения по своему усмотрению. Могу лишь подчеркнуть тот факт, что в звездном скоплении Полимарк нет продукции, превосходящей качеством и эффективностью меркантильскую».
Айелло взглянул на человека в серо-коричневой робе: «В данный момент я не хотел бы обсуждать справедливость вашего утверждения. Может быть, лорд Палафокс желает что-нибудь сказать по этому поводу?»
Палафокс, однако, только покачал головой.
Паниш подал знак одному из подчиненных; тот неохотно подошел ближе.
«Позвольте продемонстрировать одну из наших последних разработок», — предложил Паниш. Советник передал ему футляр, и Паниш вынул из него две небольшие прозрачные полусферы.
Как только торговец открыл футляр, охранники-нейтралоиды выступили вперед и заслонили панарха щитами из рефракса. Сиджил Паниш болезненно поморщился: «Нет причин для беспокойства — все это совершенно безопасно».
Коммерсант показал панарху полусферы, после чего приложил их к глазам: «Наши новые оптидины выполняют функции телескопа и микроскопа одновременно! Невероятный диапазон их фокусного расстояния контролируется мышцами глазниц и веками. Поистине чудесное изобретение! Например… — Паниш повернулся и взглянул в окно павильона. — Я вижу кристаллы кварца в каменных блоках волнолома. Вдали, под кустом фунеллы, притаился серокрох». Торговец взглянул на рукав своей туники: «Я вижу отдельные нити, волокна нитей, слои волокон!»
Паниш повернулся к Бустамонте: «Я вижу поры на носу достопочтенного айудора. В его ноздре заметно несколько волосков». Торговец повернулся к наследнику престола, тщательно игнорируя панарха — изучение панарха с помощью какого бы то ни было оптического прибора стало бы непростительным нарушением этикета: «Молодой человек явно возбужден. Могу подсчитать его пульс, заметно каждое движение артерии на шее… Пальцами он сжимает небольшой предмет, что-то вроде пилюли…» Паниш направил прозрачные полусферы на высокого незнакомца в робе: «Я вижу…» Меркантилец замолчал, присмотрелся, после чего резким движением опустил полусферы.
«Что вы увидели?» — поинтересовался Бустамонте.
Сиджил Паниш продолжал смотреть на незнакомца — теперь тот явно внушал ему боязливое почтение: «Я заметил символ у него на шее. Это татуировка чародея-раскольника!»
Эти слова почему-то возмутили Бустамонте. Он осуждающе взглянул на панарха, с ненавистью покосился на Палафокса, после чего угрюмо опустил глаза к столу, уставившись на резные узоры из слоновой кости.
«Вы правы, — сказал Айелло. — Это лорд Палафокс, наставник из Раскольного института».
Паниш напряженно пригнулся: «Ваше превосходство, могу ли я задать вопрос?»
«Спрашивайте».
«Что привело лорда Палафокса на Пао?»
«Чародей приехал по моему вызову, — с бесстрастной вежливостью отозвался Айелло. — Мне нужна консультация специалиста. Некоторые из моих советников, — панарх бросил довольно-таки презрительный взгляд на Бустамонте, — считают, что мы можем купить сотрудничество Меркантиля. Они уверены в том, что за достаточно высокую цену вы предадите топогнусских Брумбо так же, как предали нас».
«Мы предлагаем всевозможные товары и услуги, — произнес Паниш голосом, срывающимся от раздражения. — Нам можно поручить специализированные разработки».
Розовый рот панарха покривился усмешкой отвращения: «Предпочитаю иметь дело с Палафоксом».
«Почему вы дали мне об этом знать?»
«Не хотел бы, чтобы ваши синдики думали, что их мошенничество останется незамеченным».
Сиджил Паниш сделал над собой огромное усилие: «Я настоятельно рекомендую вам пересмотреть свое решение. Мы никоим образом вас не обманывали. Мы доставили товар в строгом соответствии с заказом. Меркантиль безукоризненно служил вам в прошлом — мы надеемся, что наши взаимовыгодные отношения сохранятся и в будущем. Представьте себе, к чему может привести сделка с Расколом!»
«Я не заключал никаких сделок с лордом Палафоксом», — возразил Айелло, бросив быстрый взгляд на человека с серо-коричневой робе.
«А, но вам придется это сделать! Откровенно говоря…» — коммерсант замолчал, ожидая разрешения.
«Говорите», — сказал панарх.
«Сделка с раскольником может вас глубоко разочаровать, — Паниш слегка воспрял духом. — Не забывайте, ваше превосходство, что на Расколе не изготовляют оружие. Их научные достижения не находят практического применения». Коммерсант обратился к Палафоксу: «Не так ли?»
«Не совсем так, — ответил Палафокс. — Наставник Института всегда вооружен».
«И на Расколе производят оружие на экспорт?» — настаивал Паниш.
«Нет, — с легкой усмешкой сказал Палафокс. — Общеизвестно, что мы производим только знания и людей, ими владеющих».
Паниш повернулся к панарху: «Только оружие может предохранить вас от ярости Брумбо. Почему бы не познакомиться, по меньшей мере, с некоторыми меркантильскими новинками?»
«Это ничему не помешает, — вмешался Бустамонте. — Возможно, в конечном счете помощь чародея нам не потребуется».
Раздраженный Айелло хотел было одернуть брата, но Сиджил Паниш уже демонстрировал сферический проектор с рукояткой: «Вот одно из наших самых изобретательных новшеств!»
Поглощенный напряженными переговорами, наследник престола Беран почувствовал внезапную дрожь, не поддающийся описанию приступ тревоги. Почему? Каким образом? Что случилось? Ему нельзя было оставаться в павильоне, нужно было уйти, убежать, скрыться! Но он не мог сдвинуться с места.
Паниш направил проектор на купол из розового мрамора: «Наблюдайте, прошу вас!» Верхняя половина помещения стала непроницаемо черной, словно отрезанная затвором или замещенная пустотой космического пространства. «Это устройство регистрирует и поглощает энергию в видимой части спектра излучения, — пояснял меркантилец. — Неоценимое средство камуфляжа, приводящее в замешательство противника!»
Беран повернул голову, бросив безнадежный взгляд на Бустамонте.
«А теперь — внимание! — воскликнул Сиджил Паниш. — Я поворачиваю регулятор…» Он повернул ребристую круглую кнопку, и весь павильон погрузился во мрак.
Все молчали — слышно было только, как прокашлялся Бустамонте.
Затем кто-то удивленно ахнул, послышались шорохи поспешного движения, сдавленный возглас.
Павильон снова осветился. Теперь уже ахнули многие — все смотрели на панарха. Айелло лежал в кресле с розовой шелковой обивкой, закинув голову. Нога его дернулась вверх и пнула стол — блюда и бутыли подскочили и зазвенели. «Скорее, врача! — закричал Бустамонте. — Панарху плохо!» Айелло несколько раз судорожно ударил кулаками по столу; глаза его помутнели, голова бессильно опустилась — панарх умер.
Глава 3
Врачи осторожно изучали тучное тело Айелло, широко раскинувшее руки и ноги. Беран — новый панарх, богоподобное средоточие жизненной силы всех паонов, абсолютный самодержец восьми континентов и повелитель океанских просторов, сюзерен солнечной системы Ауриола и общепризнанный лидер Вселенной (помимо прочих почетных титулов) — сидел и ошеломленно озирался, ничего не понимая и не испытывая никакой скорби. Меркантильцы стояли обособленной группой, переговариваясь вполголоса. Палафокс, не сдвинувшийся с места за столом, наблюдал за происходящим без особого интереса.
Бустамонте — теперь уже айудор-регент — не терял времени, утверждаясь во власти, принадлежавшей ему по праву вплоть до совершеннолетия наследника. Размахивая руками, он отдавал приказы: вокруг павильона выстроился кордон мамаронов.
«Никто отсюда не уйдет, — объявил Бустамонте, — пока не будут выяснены все обстоятельства этой трагедии!» Он повернулся к врачам: «Вы установили причину смерти?»
Старший из трех врачей поклонился: «Панарх отравлен. Кто-то метнул в него шприц-дротик, воткнувшийся в шею с левой стороны». Врач сверился с показаниями циферблатных индикаторов, экранных графиков и цветных секторных диаграмм анализатора — его коллеги вставили в углубления прибора пробирки с образцами физиологических жидкостей Айелло: «Судя по всему, использованный яд — производное мепотанакса, скорее всего, экстин».
«В таком случае, — сказал Бустамонте, обводя взором всех присутствующих, от коммерсантов-меркантильцев до лорда Палафокса, — преступление совершил кто-то, находившийся в павильоне».
Сиджил Паниш почтительно приблизился к телу панарха: «Позвольте мне рассмотреть дротик».
Старший врач указал на металлическую кювету. В ней лежал небольшой черный шип с белой колбочкой в основании.
Лицо торгового представителя напряглось: «Этот предмет я заметил в руке медаллиона несколько минут тому назад».
Бустамонте порозовел от ярости, его глаза пылали огнем: «И это обвинение исходит от кого — от меркантильского мошенника? Вы обвиняете ребенка в том, что он убил отца?»
«Ни в коем случае!» — поспешил возразить Сиджил Паниш; коммерсант и его советники побледнели, беспомощно опустив руки.
«Не остается никаких сомнений! — неумолимо продолжал Бустамонте. — Вы прибыли на Перголаи, зная, что ваше двурушничество обнаружено. И таким образом решили избежать наказания!»
«Какая чепуха! — воскликнул представитель Меркантиля. — Зачем бы мы стали делать такую глупость?»
Бустамонте не внимал протестам. Он гремел: «Убийству панарха нет оправданий! Пользуясь темнотой, вы умертвили повелителя всех паонов!»
«Нет, нет!»
«Но преступление не принесет вам никаких выгод! Я, Бустамонте, безжалостнее моего старшего брата! Моим первым государственным постановлением станет приговор, вынесенный его убийцам!»
Бустамонте воздел правую руку, ладонью наружу, и прижал большой палец к ладони четырьмя другими пальцами — таков был традиционный паонезский жест, призывавший к смертной казни. Он обратился к командиру мамаронов: «Субаквировать этих тварей!» Бустамонте взглянул на небо — солнце уже опускалось к горизонту: «И поторопитесь, наступают сумерки!»
Паонезские предрассудки запрещали казнить в темноте; мамароны поспешно утащили коммерсантов на прибрежный утес. Меркантильцев связали по рукам и ногам, их ноги вставили в нагруженные балластом гильзы, после чего торговцев раскачали и сбросили с утеса. Они с шумом упали в воду и погрузились в нее; через пару секунд морская рябь стала спокойной, как прежде.
Через двадцать минут, по приказу Бустамонте, на утес принесли тело Айелло. Его тоже снабдили балластом и бесцеремонно сбросили в море вслед за меркантильцами. Снова на поверхности волн появился похожий на цветок всплеск белой пены — и снова сомкнулись безмятежные синие воды.
Солнце повисло над краем моря. Бустамонте, айудор-регент планеты Пао, расхаживал по террасе нервными энергичными шагами.
Рядом сидел лорд Палафокс. По углам террасы стояли часовые-мамароны, направившие на Палафокса огнеметы, чтобы предотвратить любую попытку насилия.
Бустамонте резко остановился перед раскольником: «Я принял правильное решение — в этом не может быть сомнений!»
«О каком решении вы говорите?»
«В том, что касается меркантильцев».
Палафокс задумался: «Возобновление космической торговли теперь может оказаться затруднительным».
«Ба! Торгаши забудут о смерти трех человек, как только им пообещают прибыльную сделку!»
«Прибыль они не упустят, это верно».
«Мошенники, предатели! Они получили по заслугам».
«Кроме того, — указал Палафокс, — за преступлением последовало надлежащее наказание, восстановившее справедливость и предвосхитившее общественное возмущение».
«Правосудие свершилось», — чопорно заключил Бустамонте.
Палафокс кивнул: «В конечном счете, функция правосудия заключается в том, чтобы удерживать других потенциальных преступников от осуществления их планов. Казнь — убедительное упреждающее средство».
Бустамонте развернулся на каблуках и снова принялся расхаживать взад и вперед: «Верно также и то, что я действовал таким образом отчасти для того, чтобы упростить выход из затруднительной ситуации».
Палафокс ничего не сказал.
«Честно говоря, — продолжал Бустамонте, — не могу не признать, что улики обличают другого виновника преступления, в связи с чем основная часть проблемы остается нерешенной и может внезапно всплыть на поверхность подобно нерастаявшему основанию айсберга».
«В чем заключается проблема?»
«Что делать с несмышленым Бераном?»
Палафокс погладил костлявый подбородок: «Этот вопрос необходимо рассмотреть в надлежащей перспективе».
«Я вас не понял».
«Спросим себя: действительно ли Беран убил панарха?»
Выпятив губы и выпучив глаза, Бустамонте стал удивительно похож на причудливый гибрид обезьяны и лягушки: «В этом не может быть сомнений!»
«Зачем бы ему это понадобилось?»
Бустамонте пожал плечами: «Айелло не любил Берана. Нет уверенности даже в том, что Беран — на самом деле его сын».
«Неужели? — задумчиво произнес лорд Палафокс. — Кто же, в таком случае, настоящий отец Берана?»
Бустамонте снова пожал плечами: «Августейшая Петрея была не слишком разборчива в связях — но мы никогда не узнаем правду, потому что год тому назад Айелло приказал ее субаквировать. Беран был вне себя от горя — может быть, этим и объясняется его преступление».
«Надеюсь, вы не принимаете меня за дурака?» — спросил Палафокс, растянув губы в странной неподвижной улыбке.
Бустамонте ошеломленно уставился на него: «Что? Что вы сказали?»
«Убийство совершено с автоматической точностью. Судя по всему, ребенок действовал под гипнотическим внушением. Его руку направил мозг другого человека».
«Вы так считаете? — Бустамонте нахмурился. — И кто может быть этот другой человек?»
«Почему не айудор-регент, например?»
Бустамонте перестал расхаживать и не сдержал короткий смешок: «Фантастическая гипотеза! Почему бы не предположить, что убийца — вы?»
«Смерть Айелло не принесла мне никаких выгод, — ответил Палафокс. — Он вызвал меня с определенной целью. Теперь он мертв, а ваша политика будет развиваться в другом направлении. Таким образом, я здесь больше не нужен».
Бустамонте поднял руку: «Не спешите. Сегодня уже не вчера. Как вы сами заметили, теперь переговоры с Меркантилем могут оказаться затруднительными. Возможно, вы окажетесь мне полезным не меньше, чем моему брату».
Палафокс поднялся на ноги. Огромное оранжевое солнце, увеличенное линзой воздушных масс, погружалось за далекий морской горизонт. Вечерний бриз извлекал тихие заунывные звуки из флейт эолийской арфы и заставлял позвякивать стеклянные колокольчики; в кустах потрескивали перистые цикады.
Солнце стало ущербным — от него осталась половина, потом только четверть.
«Смотрите! — Палафокс протянул руку к солнцу. — Сейчас загорится зеленый луч!»
Последняя огненно-красная полоска опустилась за горизонт; в туманной полоске горизонта загорелся чисто-зеленый дрожащий проблеск, быстро потемневший до синего и погасший.
Бустамонте мрачно произнес: «Берану придется умереть. Факт отцеубийства невозможно отрицать».
«Вы судите опрометчиво и применяете средства решения проблем, более губительные, чем сами проблемы», — мягко возразил Палафокс.
«Я действую так, как считаю нужным!» — отрезал Бустамонте.
«Я мог бы избавить вас от этого ребенка, — предложил Палафокс. — Он мог бы улететь со мной на Раскол».
Бустамонте уставился на чародея с притворным удивлением: «Что бы вы стали делать с этим недорослем? Смехотворная идея! Могу предложить вам партию женщин, чтобы способствовать повышению вашего престижа — но по поводу Берана распоряжения будут отданы сегодня же».
Улыбаясь, Палафокс смотрел куда-то в сумрачное небо: «Вы боитесь, что в чьих-то руках Беран может послужить оружием против вас. Вы хотите заранее избавиться от возможных конкурентов».
«Было бы нелепо отрицать, что я предусмотрителен».
Палафокс продолжал смотреть в небо: «Вам не нужно его опасаться. Он ничего не запомнит».
«Почему вы им заинтересовались?» — полюбопытствовал Бустамонте.
«Считайте это прихотью».
«Не могу удовлетворить вашу прихоть», — сухо сказал Бустамонте.
«Быть моим союзником выгоднее, чем моим врагом», — тихо заметил лорд Палафокс.
Бустамонте замер. Лицо его озарилось внезапным дружелюбием, он кивнул: «Возможно, мне придется с вами согласиться. В конце концов, малолетний наследник вряд ли причинит мне какие-нибудь неприятности… Пойдемте, я проведу вас к Берану — посмотрим, как он отнесется к вашему предложению».
Переваливаясь на коротких ногах, Бустамонте направился ко входу в павильон. Едва заметно улыбаясь, Палафокс последовал за ним.
Задержавшись на крыльце, Бустамонте что-то тихо сказал капитану мамаронов, после чего зашел внутрь. Палафокс тоже задержался рядом с высоким черным нейтралоидом. Убедившись в том, что Бустамонте его не слышит, раскольник обратился к мамарону — чтобы взглянуть в лицо великану, ему пришлось откинуть голову назад: «Если бы я снова сделал тебя настоящим мужчиной, как бы ты мне за это отплатил?»
Глаза мамарона загорелись, мышцы напряглись под сплошной черной татуировкой. Нейтралоид ответил странным мягким голосом: «Как бы я тебе отплатил? Я раздавил бы тебя, расплющил бы твой череп. Я больше, чем мужчина — больше, чем четверо мужчин. Почему бы я хотел возвращения моей слабости?»
«А! — подивился Палафокс. — Теперь у тебя нет никаких слабостей?»
«Есть, — вздохнул мамарон. — У меня есть изъян». Его зубы сверкнули плотоядной усмешкой: «Мне доставляет наслаждение возможность убивать. Меня хлебом не корми — дай задушить тщедушного бледного недоноска!»
Палафокс отвернулся и зашел в павильон.
За ним закрылась дверь. Раскольник обернулся. За толстой прозрачной панелью двери на него неотрывно смотрел капитан мамаронов. Палафокс обвел взглядом другие входы в павильон — всюду стояли бдительно следившие за ним мамароны.
Бустамонте сидел в любимом кресле Айелло, обтянутом черной кожей с мягкой набивкой. Он набросил на плечи черную мантию — непроглядно-черную мантию повелителя мира.
«Удивительные вы люди, раскольники! — заметил айудор-регент. — Ваша дерзость поразительна! Вы беспечно подвергаете себя отчаянной опасности!»
Палафокс серьезно покачал головой: «Мы не так безрассудны, как может показаться. У наставника всегда под рукой средства самозащиты».
«Вы имеете в виду так называемые чары?»
Палафокс снова покачал головой: «На самом деле мы не волшебники. Но в нашем распоряжении есть оружие, нередко застающее противника врасплох».
Бустамонте оценивающе разглядывал серо-коричневую робу, явно не позволявшую скрывать что-либо существенное: «Каково бы ни было ваше оружие, оно не бросается в глаза».
«Надеюсь, что нет».
Бустамонте запахнулся в черную мантию: «Давайте говорить без обиняков».
«Давайте».
«Я контролирую Пао. Следовательно, я— панарх. Что вы на это скажете?»
«Скажу, что такой вывод практически целесообразен. Если теперь вы передадите мне Берана, я улечу с ним с вашей планеты и предоставлю вам возможность беспрепятственно выполнять многочисленные государственные обязанности».
Бустамонте мотал головой: «Невозможно!»
«Почему же? Вполне возможно».
«Учитывая мои цели — невозможно. Паоны требуют непрерывности престолонаследия и соблюдения традиций. В глазах населения Беран должен рано или поздно стать панархом. Значит, он должен умереть прежде, чем весть о гибели Айелло станет достоянием гласности».
Палафокс задумчиво погладил тонкий черный ус: «В таком случае вы опоздали».
Бустамонте оцепенел: «О чем вы говорите?»
«Разве вы не слышали передачу из Эйльжанра? Диктор как раз об этом говорит».
«Откуда вы знаете?» — не понимал Бустамонте.
Раскольник указал на регулятор громкости в ручке кресла панарха: «У вас есть радио — можете проверить».
Бустамонте передвинул ползунок на ручке кресла. Из громкоговорителя в стене послышался голос, полный напускного пафоса: «Плачьте, паоны! Скорбите, миллиарды! Великий Айелло, благородный панарх, нас покинул! Увы, увы, увы! Ошеломленные горем, мы обращаем взоры в безмолвные небеса; наша единственная надежда, наше единственное утешение в эту трагическую минуту — Беран, отважный новый панарх! Да будет его правление таким же стабильным, неизменным и славным, как правление незабвенного Айелло!»
Бустамонте набычился в кресле, как маленький черный хищник, загнанный в угол: «Как это просочилось?»
«Я сам передал эти новости», — с демонстративной беззаботностью отозвался Палафокс.
Глаза регента сверкнули: «Когда вы это сделали? За вами постоянно наблюдали!»
«У наставников Раскольного института есть свои маленькие секреты».
Из стены продолжал доноситься заунывный голос: «Действуя по приказу панарха Берана, мамароны незамедлительно субаквировали преступников, ответственных за убийство. Айудор Бустамонте верно служит новому панарху и делает все необходимое для поддержания равновесия, справедливости и благоденствия».
Бустамонте кипел неприкрытой злобой: «Думаешь, меня так легко провести?» Он подал знак мамаронам: «Ты хотел, чтобы Беран к тебе присоединился? Так тому и быть, вы будете вместе — в жизни и, как только забрезжит рассвет, в смерти!»
У Палафокса за спиной стояли охранники. «Обыщите мерзавца! — бушевал Бустамонте. — Ищите внимательно, ничего не пропустите!»
Охранники подвергли раскольника самому тщательному обыску, прощупывая и осматривая каждую пядь его одежды; при этом его достоинству не уделялось никакого внимания — его уже считали арестантом-смертником.
Тем не менее, мамаронам не удалось ничего найти — никаких устройств, никакого оружия, вообще ничего. Бустамонте наблюдал за обыском с бесстыдным любопытством; отсутствие результатов, по-видимому, его разочаровало.
«Как же так? — издевался он. — Ты же у нас чародей из Раскольного института! Где твои потайные механизмы, твои хваленые принадлежности, твои фокусы со вспышками энергии?»
Палафокс, безропотно подчинившийся обыску, вежливо ответил: «Увы, Бустамонте, я не могу ответить на ваш вопрос».
Бустамонте хрипло рассмеялся и подал знак охране: «Отведите его в камеру».
Нейтралоиды подхватили раскольника под руки.
«Одно последнее замечание, — сказал Палафокс. — Советую его выслушать, ибо в этом мире, скорее всего, вы меня больше не увидите».
«Не сомневаюсь», — согласился Бустамонте.
«Я прилетел на Пао по вызову Айелло. Он хотел заключить со мной контракт».
«Хорошо, что его подлый план провалился!» — заметил регент.
«Мы просто-напросто намеревались взаимовыгодно обменяться излишками, удовлетворяя наши потребности, — продолжал Палафокс. — У панарха была возможность сократить численность населения в обмен на мои познания».
«А у меня нет времени заниматься туманными рассуждениями», — оборвал его Бустамонте и нетерпеливым жестом приказал охранникам увести арестованного. Те потащили раскольника к выходу.
«Дайте мне закончить», — спокойно потребовал Палафокс. Мамароны не обратили внимания на его слова. Раскольник слегка напрягся, и нейтралоиды с воплями отскочили от него.
«Что такое?» — опасливо приподнявшись, закричал Бустамонте.
«Он горит! Он нас обжег!»
Палафокс продолжал, не повышая голос: «Как я уже упомянул, мы больше не встретимся на Пао. Но я вам еще понадоблюсь — и сделка, которую хотел заключить со мной Айелло, покажется вам вполне приемлемой. Когда это произойдет, вам придется явиться ко мне на Раскол». Он поклонился регенту и повернулся к охранникам: «Пойдемте, здесь больше нечего делать».
Глава 4
Беран сидел, положив подбородок на подоконник, и смотрел в ночную тьму. Прибой бледно фосфоресцировал на берегу, в небе гигантской холодной россыпью висели звезды; больше ничего не было видно.
Комната на верхнем этаже башни производила унылое впечатление. Окно, вделанное в стену из белесого стекловолокна, было застеклено толстой панелью прозрачного клеакса; закрытая на замок дверь настолько плотно соединялась с рамой, что шов нельзя было даже нащупать. Беран понимал, что его держали в заключении.
Снизу послышались тихие звуки — приглушенное хрипловатое уханье смеха нейтралоидов. Беран знал, что они смеялись над ним — над позорным концом его существования. Слезы навернулись ему на глаза — но, подобно другим паонезским детям, он не проявлял эмоции агрессивно.
За дверью послышались шаги. Прожужжал замок, дверь отодвинулась в сторону. В проеме стояли два нейтралоида, а между ними — лорд Палафокс.
Беран с надеждой направился им навстречу, но враждебные взгляды мамаронов остановили его. Нейтралоиды втолкнули Палафокса в камеру. Дверь закрылась, замок снова прожужжал. Беран стоял посреди комнаты, подавленный и беспомощный.
Палафокс смотрел по сторонам — судя по всему, он мгновенно оценил каждую деталь обстановки. Приложив ухо к двери, он прислушался, после чего тремя широкими упругими шагами приблизился к окну. Выглянув в окно, он не заметил ничего, кроме светящегося прибоя и звезд. Раскольник прикоснулся языком к чувствительному участку с внутренней стороны щеки; у него в голове — во внутреннем ухе — зазвучал едва слышный голос диктора из Эйльжанра: «Вести от айудора Бустамонте с острова Перголаи: слушайте, слушайте! Происходят важные события! Во время предательского нападения на панарха Айелло пострадал и медаллион — ему нанесена тяжелая травма, врачи считают, что он вряд ли выживет! За его состоянием неотрывно наблюдают лучшие врачи Пао. Айудор Бустамонте призывает все голоса объединиться в гимне надежды на выздоровление наследника!»
Палафокс выключил приемник, снова прикоснувшись языком к щеке, повернулся к Берану и поманил его пальцем. Беран приблизился. Наклонившись, Палафокс прошептал ему на ухо: «Мы в опасности. Каждое слово прослушивается. Ничего не говори — только наблюдай за мной и не медли, когда я подам знак!»
Беран кивнул. Палафокс снова стал осматривать камеру, тщательнее, чем раньше. Пока он этим занимался, небольшая часть двери стала прозрачной, и кто-то заглянул в образовавшийся глазок.
Палафокса охватило внезапное раздражение — он поднял было руку, но сдержался. Вскоре надзиратель ушел, и стекло-волокно двери снова стало матово-белым.
Чародей быстро подошел к окну и вытянул указательный палец. Из пальца вырвался тонкий, как игла, светящийся луч, быстро, с тихим шипением резавший толстый клеакс. Стекло выпало и, прежде, чем Палафокс успел его подхватить, исчезло в темноте.
Палафокс прошептал: «Сюда! Скорее!» Беран колебался. «Скорее! — шептал раскольник. — Ты хочешь жить? Забирайся мне на спину, живо!»
Снизу послышались голоса и топот — они становились громче.
Уже через мгновение дверь отодвинулась; в проеме стояли три мамарона. Несколько секунд они озирались по сторонам, после чего подбежали к окну. Им в лица дул свежий ночной ветер.
Капитан отвернулся от окна: «Вниз, ищите их! Если они сбежали, на рассвете все мы будем дышать морской водой!»
Обыскав сады и сооружения острова, нейтралоиды не нашли, однако, никаких следов Палафокса или Берана. Стоя под звездами, мамароны спорили тихими мягкими голосами, и через некоторое время приняли решение. Их голоса смолкли; чернее ночи, охранники сами растворились во мраке — их больше никто не видел.
