Глава 43
На каток Игорь ехать отказался. На следующей неделе у него был зачет по спецкурсу «Генеалогия вампирских кланов Старого и Нового Света» и кандидат наук испытывал чисто студенческий мандраж. Преподаватель был, что говорится, зверь, пусть роста в пани Магдалене метра полтора, а личиком она походила на одного из Рафаэлевских херувимов.
Раскланявшись с Зоей, пообещав Аргиту урок по видеосвязи, а Серафиме – конспект на почитать, Игорь отправился домой с твердым намерением засесть за вампирскую генеалогию. И обязательно отключить телефон
– мама все еще не смирилась с его неприсутствием на благотворительном балу. Ничего, до конца сессии он продержится, а в дипмиссии в Лондоне, куда Игорь напросился на практику, его вряд ли достанут.
Две недели старой доброй Англии: фейри, вампиры, оборотни, колдуны, протокольные мероприятия и никаких родственников. Мечта. Только надо сдать этот треклятый зачет.
Проводив взглядом синий седан, Серафима ответственно дотопала до урны, утилизировала окурок, и, дыша на озябшие руки, села в машину. Аргит задумчиво рассматривал дырки на приборной панели.
– Все в порядке? – спросила она, поворачивая ключ зажигания.
– Да, – Аргит сбросил капюшон. – Ты?
– Нормально, – Серафима нащупала браслет.
Теплый. Хотя на улице хороший минус.
Браслет ей вернули спокойно. Без ненужных вопросов и попыток оставить украшение для дальнейших изысканий. Серафима даже заподозрила подмену. Но закрепив на запястье серебряную ленту, почувствовала ставшее уже привычным тепло. И облегчение.
Подпись, свидетельствующая, что искомый предмет владелице возвращен, и владелица претензий не имеет, получилась кривоватой.
– Я смогу потом ознакомиться с результатами?
Зоя замерла над открытым ящиком стола.
– Вашего допуска может не хватить…
Она замолчала, разглядывая стопку бумаг, спицы с недовязанным носком и жестяную коробочку монпансье.
– А, знаете, – начальник Восьмого отдела решительно задвинула ящик, – как изучу результаты, все действительно важное я вам расскажу. Нехорошо, если кто-то случайно пострадает.
«Опять,» – прочитала в ее глазах Серафима.
Крупнейший каток страны манил посетителей, как разноцветный фонарь мошкару. Арка, увенчанная страстным дуэтом серпа и молота, завлекала в залитое льдом и неоном нутро главной аллеи желающих улучшить спортивную форму, пообниматься или просто нащелкать фото для соцсетей.
Сначала Серафима на русском и примитивном английском объяснила, кто все эти люди, и зачем они странно ходят кругами. Потом, категорически запретив снимать капюшон и вообще отсвечивать, протащила Аргита через обязательную программу пункта проката. И, наконец, победив шнуровку, поманила потомка богини Дану на лед.
Разумеется, он не упал. Даже не покачнулся. Просто первые шаги были медленные, аккуратные, словно он ступал по проволоке, натянутой над Великим каньоном. Серафима скользила рядом. Поначалу достаточно неуклюже – в последний раз на коньках она стояла не год, и даже не два, назад. Когда тело вспомнило, она тряхнула волосами, сбивая медленно оседающие снежинки, ускорилась и, сделав вполне сносный разворот, вернулась к Аргиту.
Вокруг катили люди. Кто-то рассекал с азартом и видимым мастерством, взбивая фонтанчики из ледяной крошки. Кто-то двигался неспешно, стараясь не уронить в процессе съемки дорогой телефон. Кто-то просто наслаждался.
Хрустящим декабрьским морозцем, щипавшим за щеки с энтузиазмом троюродной тетушки. Безветрием. Праздничной иллюминацией, подсвечивавшей даже истрепанный за день лед.
Так, под тихие разговоры, смех, скрип коньков и легкую музыку, они сделали первый спокойный круг. И последний. Потому что Аргит внезапно дернул под арку и, лавируя между катающимися, пошуровал к соседней площадке. Серафима с тихим матом рванула за ним.
Там, на пятачке, окруженная редкими зеваками, танцевала девочка. Розовая курточка, шапка с помпоном, белые коньки. Раскрасневшиеся на морозе щеки в обрамлении рыжих, как медная проволока, завитков. Все элементы маленькая фигуристка исполняла старательно, словно где-то там сидела комиссия, готовая присвоить ей очередной юношеский разряд.
Вставший за спиной у Серафимы Аргит – ее роста не хватило, чтобы смотреть импровизированное выступление от бортика – наблюдал за девочкой с интересом и едва заметной улыбкой. А когда она остановилась, легко подкатил, присел на корточки и откинул капюшон. Белые волосы тут же впитали разноцветные неоновые брызги.
«Убью,» – подумала Серафима, бросаясь вперед, и чуть не сбив подъехавшую одновременно с ней женщину.
Мама девочки почти схватила нахала за куртку, но была остановлена потоком комплиментов таланту дочери и заверениями, что молодой человек здесь с Серафимой. И, вообще, он иностранец, большой поклонник фигурного катания. И совершенно неопасен.
На произносимые нарочито спокойно и на английском призывы немедленно встать и отойти от ребенка Аргит реагировал, как Айн на просьбы больше никогда не валяться в грязи.
Разрешилась ситуация внезапно.
Энергично кивнув, девочка откатилась в сторону и со звонким: «Вот так надо» – сделала змейку назад.
Аргит повторил.
Девочка показала фонарик.
Аргит повторил.
– Прыгать как? – спросил он у маленькой учительницы.
Она медленно объяснила технику одиночного прыжка.
Аргит прыгнул.
И еще раз.
И еще.
Девочка захлопала в ладоши.
Серафима сжимала кулаки, сдерживая порыв немедленно вмешаться, вытащить новоявленного Плющенко с катка, упаковать в машину и увезти подальше от любопытных глаз.
И не двигалась.
Слишком уж радостно смеялась маленькая фигуристка. И слишком неожиданно улыбался Аргит. В эту улыбку хотелось закутаться, как в любимое одеяло, с которым в детстве не страшны даже самая темная ночь и тот, кто стучит в шкафу. Поддаваясь магии момента, губы Серафимы дрогнули. Изогнулись тонким полумесяцем.
Маячок вспышки вернул ее в беспощадную цифровую реальность. Взрезав ледяное зеркало, Серафима загородила потомка богини Дану от всевидящего ока камеры. Схватила за рукав, привлекая к себе внимание.
– Тебя снимают. Надо уходить.
Аргит ответил коротким кивком.
– Спасибо, – улыбнулась она подъехавшей девочке. – Ты отлично катаешься, но нам пора.
– Тетя, – раздалось уже за спиной.
– Да? – развернулась Серафима.
– Кто он? – совершенно серьезно спросила девочка, ткнув пальцем в накинувшего капюшон Аргита.
Проглотив все вспыхнувшие в голове эпитеты, Серафима ответила коротким:
– Эльф.
И судя по хитрому выражению веснушчатого лица, ей поверили.
С катка они ретировались со скоростью отступающих из банка грабителей.
– Аргит, что ты творишь?! – гнев прорывался дрожащими крыльями носа и злыми искрами в серых глазах. – Достаточно одного идиота с камерой и ты уже в «Ютьюбе»! А если надоело у меня жить, просто, я не знаю, переезжай к Игорю или попроси Макса определить тебя еще куда-то!
Серафима развернулась на каблуках и, зло пиная утоптанный снег, двинула к парковке.
Себя она вообще ругала последними словами – нужно было сразу это остановить. Все, больше никаких общественных мест. А если так понравилось кататься, она купит ему коньки и будет возить куда-нибудь, где менее людно. Ночью!
Понимая, что ее начинает потряхивать, притормозила. Щелкнула зажигалкой, активируя магию табачного листа. Терпкий дым потек в горло и дальше. Успокаивая.
– Има?
– Что?!
– Я не хочу жить Игор, – невозмутимо ответил потомок богини Дану.
Серафима подняла взгляд, надеясь прочитать в его лице. Понимание? Раскаяние? Обещание больше так не делать?
Он просто смотрел на нее. А в не тронутых сумерками синих глазах виднелось эхо той улыбки.
Серафима чертыхнулась.
– Тогда не делай так больше, – устало выдохнула она. – Хорошо? Тебя не должны сейчас видеть.
– Она, как Мег, – сказал Аргит, словно это все объясняло.
– Та девочка?
– Да.
– А кто такая, – начала было Серафима, но вспомнила, что они по-прежнему торчат на парковке крупнейшего катка страны. – Давай в машине расскажешь?
Мег О'Нил было семь, когда она решила отыскать другой конец радуги. Там, по заверениям старой Нэн, можно было поймать лепрекона и стребовать с него целый горшок золота. И пусть отец Колумба говорит, что лепреконы – суть порождения Сатаны и верящие в них отдают Отцу лжи свою бессмертную душу. Мег твердо решила рискнуть.
• уже пробовала молиться. Просила помощи у всевышнего, который, по словам отца Колумбы, все видит и все может.
Но малыш Флинн все равно ушел на небо.
За мамой.
И сестренкой Бранвен.
Хотя Мег не понимала, как они смогли на небо, когда их – в землю?
А вчера соседка говорила папе, от которого теперь противно пахло элем, что малышке Бриджет все хуже. Ей нужен доктор. И теплое молоко.
Молока не было.
Зато был весенний дождь и радуга яркая, как господские луга. И история старой Нэн о лепреконе и горшке золота. Горшок – это ведь так много. Его хватит и на доктора, и на молоко, на мед, яйца и торф на зиму.
Мег подошла к тюфяку, погладила спящую сестру по слипшимся рыжим кудряшкам, и, прикрыв поплотнее дверь, побежала к другому концу радуги.
Она остановилась, когда лес покрывалом тонкой шерсти окутали сумерки. Мег видела такое на ярмарке. И даже потрогала, пока торговка умасливала какую-то богатую даму. Мягонькое.
Сизые тени гасили яркую зелень. Ветер сонно перебирал потемневшую листву. Умолкли птицы.
Пнув от досады упавшую ветку – ни лепрекона, ни горшка она сегодня не нашла – Мег повернула домой.
Вот и овраг, от которого совсем немного до разбитого молнией дуба, а там и до поселка рукой подать. Вот только в овраге туман – густой, как овечья шерсть.
Мег заплутала, но не испугалась. Чего бояться, если от склона до склона доберешься, как раз за половину «Отче наш». Выставила вперед ладони и забормотала молитву.
Туман льнул ласковым щенком: лизал лицо, хватал за истрепанный подол рубашки. А руки по-прежнему чувствовали пустоту. Мег уже прочитала «Отче наш» и «Богородице Дево радуйся», а конца ни оврагу, ни туману не было. И тихо. Как же стало тихо.
Словно исчезли все звуки мира.
И мир исчез, оставив Мег совсем одну.
Она прочитала все известные молитвы. Но бог, наверное, не видел ее в этом тумане. Да еще за деревьями.
Тогда Мег обратилась к народу холмов. И пусть отец Колумба говорит, что они все как есть проклятые демоны, это ведь когда-то была их земля. Может, они помогут Мег. Она попросит. Очень-очень сильно!
Мелькнуло желтое пятно. Мег зажмурилась и для верности потерла глаза кулаками. Хотела перекреститься, но, поразмыслив, не стала.
С каждым шагом туман таял, будто льдинка в весенней воде. Вот и просвет между покрытыми мягким мхом стволами. Ухо различило серебристый перезвон ручья. Запах яблоневого цвета пощекотал нос.
Куда же она забрела?
Эта поляна, и дом из камня и дерева, и огромная, каких не бывает, яблоня, обнявшая ветвями стену и крышу, были Мег определенно не знакомы.
Может, она все же добралась до другого конца радуги?
Мег вприпрыжку побежала к дому. И лишь когда разглядела сидящего под яблоней мужчину, поняла, что в лепреконах старая Нэн ничегошеньки не смыслит.
Мег была первым человеческим ребенком, которого встретил Аргит. Маленькое, грязное, тщедушное существо с синими, как летнее небо, глазами. Дети племен, теперь редкие, но оттого более ценные, были другими. Они не пахли дымом и землей, не кутались в рубище, не рвали хлеб. Жадно, как оголодавшие волки.
Она заснула прямо за столом, обнимая тонкой, словно веточка, рукой, крынку с молоком. Язык, на котором говорила Мег отличался от известного Аргиту, но, насколько он смог разобрать, она поняла, куда попала. Только называла его странно и почему-то требовала горшок золота.
– Что с ней случилось? Потом?
Серафима курила, стряхивая пепел в открытое окно. Решение не соваться на проспект оказалось ошибочным, и они сорок минут тянулись по заснеженным улочкам. Как раз хватило, чтобы Аргит, ныряя периодически в словарь, рассказал историю девочки, заблудившейся в туманах.
Как Мег, получив не горшок с монетами, но вдоволь золотых украшений, пошла в лес.
И на следующий день.
И каждый последующий из многих дней, уже умытая, в платье тонкой шерсти и новых башмачках, брала золото и шла в лес. Пока однажды, поплутав между деревьев, не всхлипнула, прижимаясь к всегда сопровождающему ее Аргиту.
– Мы ехать на Эмайн Аблах. Там жить моя мама и сестра мама. Много сестра. Мег остаться.
В доме деда, владыки Мананнана Мак Лира, где Аргит родился. Где жил пока его, уже вошедшего в возраст, не отправили к отцу. В этот раз он гостил дольше обычного.
Мег провожала его улыбкой, и рука матери гладила непослушные кудри. Рыжие, будто лисий мех, стянутые его детским обручем.
– А сколько ей сейчас? Лет? – уточнила Серафима.
– Мег – ребенок.
– До сих пор?!
Она развернулась к Аргиту, надеясь прочитать на его лице: «Попалась!» Но, кажется, он не шутил. Вот тебе и страна вечной юности.
– Ладно, – пообещав себе непременно подумать об этом позже, Серафима толкнула дверь авто, – идем, там Айн заждался уже.
