И хотя это совместное массовое сопребывание вышибло из меня много лишнего (назойливое, туманное умственное облако деталей моей жизни теперь висело надо мной: имена, лица, таинственные коридоры, давно забытые запахи еды, узоры ковров, которых не было в моем доме, отчетливые очертания столовых приборов, игрушечная лошадка без одного уха, осознание, что мою жену звали Эмили), оно не принесло мне понимания самой существенной истины, которую я искал: почему я оказался проклятым. Я остановился на тропе, отстав от остальных, отчаянно пытаясь сконцентрировать мысли на этом облаке и вспомнить, кем я был и какое зло творил, но это не увенчалось успехом, и потому мне пришлось поторопиться, чтобы догнать друзей.
