«Я не хочу, чтобы он оказался обманщиком, – думала она, в то время как такси, проехав по мосту Бостонского университета, делало разворот, чтобы выехать на Мемориал-драйв. – Я не верю, что это так. Я хочу всегда чувствовать то же, что и в эти выходные – любовь и доверие.

Но что мне делать? Притвориться, что не видела его?

Ведь я видела то, чего на самом деле не существовало. Но тогда все было иначе.

А как?

Ну, просто иначе».

Во время поездки водитель не произнес ни слова. Рейчел взглянула на его водительскую лицензию: Санджай Сет. На фотографии у него был угрюмый, чуть ли не злобный взгляд. Она не знала этого человека и все же позволила ему везти ее, как позволяла незнакомым людям готовить ей пищу, копаться в ее мусоре, осматривать ее с ног до головы, вести самолет.

Оставалось только надеяться на то, что они не направят самолет на какую-нибудь скалу и не отравят ее пищу только потому, что у них выдался неудачный день. Сейчас Рейчел надеялась, что водитель не прибавит скорость, не завезет ее в укромное местечко на задворках заброшенного завода, не залезет на заднее сиденье и не скажет, что он думает о дамочках, не говорящих «пожалуйста». В прошлый раз такие мысли заставили ее вылезти из такси, но на этот раз она уперлась кулаками в бедра, дышала ровно, не слишком глубоко и не слишком мелко, смотрела из окна на дождь и внушала себе, что справится с этим, как справилась с поездкой в метро и прогулкой по пассажу. На Гарвардской площади она попросила Санджая Сета высадить ее на углу Уинтроп-стрит, на углу с Кеннеди-стрит. Уинтроп-стрит была улицей с односторонним движением, и, чтобы подвезти Рейчел на сотню футов ближе к нужному месту, водителю надо было обогнуть целый квартал, что в час пик заняло бы минут пять-десять. Ждать ей совсем не хотелось.

Когда она подошла к зданию, из него вышел Калеб Перлофф в плаще и бейсболке «Ред сокс», мокрых, как и у всех в городе. Он подергал дверь, желая убедиться, что она закрылась на замок, повернулся и увидел Рейчел, стоявшую перед ним на тротуаре.

Выглядел он ошарашенным, явно не понимая, что́ Рейчел делает рядом с их офисом в то время, когда Брайан отправился за океан.

Она тоже чувствовала себя глупо. В такси она пыталась изобрести правдоподобный предлог для посещения офиса, но так ничего и не придумала.

– Значит, вот здесь все и решается, – пустила она пробный шар.

На лице Калеба появилась обычная кривая ухмылка.

– Да, вот в этом самом месте. – Изогнув шею, он окинул взглядом здание во всю его высоту, затем повернул голову обратно. – Знаете, что в Андхра-Прадеш цены на древесину вчера упали на одну десятую цента?

– Да что вы? Нет, я не знала.

– А на другом конце света, в Мату-Гросу…

– А это где?

– В Бразилии, – произнес он с раскатистым «р», спускаясь к ней по ступенькам. – В Мату-Гросу цена выросла на полцента. И все указывает на то, что она будет расти еще месяц.

– А как же с Индией?

– Падение на одну десятую цента, как я сказал, – пожал он плечами. – Но там и без того цены неустойчивые. И доставка обходится дороже. Вопрос: с кем торговать?

– Да, это проблема, – согласилась Рейчел.

– А как быть с экспортируемым лесом?

– Тоже головная боль.

– Нельзя же допустить, чтобы он сгнил.

– Ни в коем случае.

– Насекомые не должны добраться до него. А тут еще дождь.

– Ох уж этот дождь.

Калеб подставил ладонь под дождь, который в тот момент едва моросил.

– А в Британской Колумбии сухо вот уже месяц. Странно. Там сухо, а тут сырость. Обычно бывает наоборот.

Он выжидательно посмотрел на нее.

Она выжидательно посмотрела на него.

– Что привело вас сюда, Рейчел?

Рейчел всегда терялась в догадках относительно того, что рассказывает Брайан другим о ее приступах. Он уверял ее, что не говорит об этом никому, но, как ей казалось, все-таки делился этим, особенно после нескольких рюмок. Знакомые наверняка удивлялись, почему Рейчел не пришла на ту или иную вечеринку, почему в прошлый День независимости она не ходила вместе со всеми на Эспланаду – смотреть фейерверк, почему ее редко видят в барах. Калеб был проницателен и явно обратил внимание на то, что он встречал Рейчел исключительно в надежных местах (обычно у нее дома) и в небольших компаниях. Но знал ли Калеб, что она вот уже два года не садилась за руль и до прошлой субботы не ездила на метро? Знал ли он, что однажды – дело было на фуд-корте торгового комплекса «Пруденшл-сентр» – она не могла сдвинуться с места и сидела на полу, окруженная заботливыми охранниками, пока не приехал Брайан?

– Прошлась по здешним магазинам, – объяснила Рейчел, махнув рукой в сторону площади.

Калеб вопросительно смотрел на Рейчел, в чьих руках не было никаких пакетов.

– Но не нашла ничего интересного. Неудачный день. – Она перевела взгляд на здание, возле которого они стояли. – А потом подумала: может, зайти к вам? Проявить интерес к делам мужа.

– Хотите подняться? – улыбнулся он.

В голове у нее промелькнули возможные варианты ответа:

«Пожалуй, я загляну в его кабинет, чтобы… (что?)»

«Он забыл (что?) в ящике стола, и…»

«Значит, тут его командный пункт. Не возражаете, если я немного посижу здесь? И закройте, пожалуйста, за собой дверь».

– Там у вас все по-старому? – спросила она.

– Да, ничего нового.

– Тогда, пожалуй, не стоит и заходить. Я ведь завернула сюда просто так, по пути.

Калеб кивнул, как будто это звучало логично.

– Может, поймаем такси на двоих? – предложил он.

– Было бы здорово.

Они прошли по Уинтроп-стрит и пересекли Кеннеди-стрит. Было около пяти, и транспорт, направлявшийся в сторону Гарвардской площади, завяз в пробке. Чтобы уехать на такси в обратную сторону, надо было пройти квартал до отеля «Чарльз». Но если минуту назад небо над ними было затянуто ровной оловянной пеленой, то теперь в нем угрожающе висела черная туча.

– М-да, ничего хорошего это не предвещает, – сказал Калеб.

– Да уж.

Дойдя до конца Уинтроп-стрит, они увидели, что на стоянке перед «Чарльзом» свободных такси нет. По направлению к реке улицы были так же плотно забиты машинами, как и по направлению к площади, если не плотнее. Сгустившаяся над ними чернота громыхнула. В нескольких милях к западу небо рассекла молния.

– Не пропустить ли по стаканчику? – предложил Калеб.

– Или по два, – отозвалась Рейчел, и тут тучу прорвало. – О господи.

Налетел ветер, и от зонтов было мало толку. Они кинулись обратно по Уинтроп-стрит. Дождь стучал по зонтам громко и ощутимо, от тротуара разлетались брызги. Струи воды атаковали их слева и справа, спереди и сзади.

– «Грендел» или «Шей»? – спросил Калеб.

До кафе «Шей» на противоположной стороне улицы надо было бежать под дождем ярдов пятьдесят, а если бы вдруг ожила пробка, то еще больше, до самого перехода. «Грендел» же был рядом.

– «Грендел», – решила она.

– Правильно, – одобрил Калеб. – К тому же для «Шей» мы староваты.

В холле они прислонили зонтики к стене, рядом с десятком других. Калеб снял насквозь промокшую бейсболку. Его каштановые волосы были подстрижены так коротко, что он выжал из них всю влагу, проведя по ним ладонью. Они разделись, повесили пальто на вешалку, и официант провел их к столику. Ресторан с баром «Гренделс ден» размещался в полуподвальном этаже, так что за окном пробегали туфли самых разных фасонов. Вскоре дождь полил как из ведра, и больше никакой обуви не было видно.

«Грендел» помещался здесь с давних пор: Рейчел помнила, как ее не пустили сюда с липовым удостоверением личности в девяностые годы, и, более того, ее мать вспоминала, что посещала это кафе в начале семидесятых. Посетителями были в основном студенты и преподаватели Гарварда. Туристы заглядывали сюда преимущественно летом, когда на улице, среди зелени, выставляли столики.

Официантка принесла вино для Рейчел и бурбон для Калеба, после чего удалилась, оставив меню. Калеб вытер мокрое лицо и шею салфеткой.

Некоторое время они ничего не говорили – только фыркали и прищелкивали языком, глядя за окно. Вполне возможно, что такого дождя они не увидели бы еще много лет.

– Как малышка? – спросила Рейчел.

– Это что-то невероятное, – просиял Калеб. – Знаете, в первые девяносто дней их взгляд сосредоточивается только на груди и лице матери, так что я уже начал чувствовать себя посторонним. Но на девяносто первый день А-Бэ посмотрела прямо на меня, и тут я пропал.

Шестимесячную дочку Калеба и Хайи звали Аннабель, но Калеб с двухнедельного возраста называл ее не иначе как А-Бэ.

– Будем здоровы! – поднял бокал Калеб.

Рейчел дотронулась до его бокала своим:

– И да минует нас воспаление легких.

– Будем надеяться.

Они сделали несколько глотков.

– А как Хайя?

– Хорошо, – кивнул Калеб. – Нет, и вправду хорошо. В восторге оттого, что стала матерью.

– В английском совершенствуется?

– Без конца смотрит телевизор. И это неплохо помогает. С ней теперь вполне можно поговорить, если набраться терпения. Она очень… тщательно подбирает слова.

Калеб привез Хайю из Японии. Он кое-как говорил по-японски, она почти не говорила по-английски. Через три месяца после приезда они поженились. Брайан этого не одобрял – утверждал, что Калеб не годится для семейной жизни. И потом, о чем они могут беседовать дома, за столом?

Рейчел призналась себе, что Калеб предстал перед ней в новом свете, когда познакомил ее с Хайей, сияющей, молчаливой и услужливой женщиной, лицо и фигура которой были способны пробудить самые необузданные желания. Рейчел не знала, что еще могло привлечь в ней Калеба. Казалось, между ними установились отношения «хозяин – прислуга». Возможно, в этом проявлялось тайное стремление Калеба выглядеть настоящим мужчиной? А может быть, она бесилась на Калеба из-за того, что его жена всего лишь не говорила по-английски, в то время как Брайан, его партнер, женился на затворнице?

Когда она поделилась этим соображением с Брайаном, тот ответил:

– У нас все по-другому.

– Как по-другому?

– Ты не затворница.

– Не вижу разницы.

– Просто у тебя такой период в жизни. Ты преодолеешь это. А ребенок у Калеба? Дурацкое недоразумение. Он сам ребенок.

– Ты почему-то принимаешь это близко к сердцу.

– Я не принимаю это близко к сердцу. Просто ему еще рано.

– А как они познакомились?

– Ты же знаешь. Он поехал в Японию заключать сделку и привез Хайю. А сделку, кстати, так и не заключил. Его обвели вокруг пальца.

– Разве можно взять и привезти гражданку Японии? Иммиграционные законы не разрешают приезжать в Америку и оставаться здесь всем, кто пожелает.

– Если у нее есть виза и она выходит здесь замуж, то имеет право остаться.

– А тебе не кажется это странным? Она встречает его там, решает покончить с прежней жизнью и уехать с Калебом в Америку, незнакомую страну, где говорят на незнакомом языке?

Брайан задумался:

– Да, в чем-то ты права. А что ты сама думаешь?

– Может быть, знакомство через интернет?

– Мне казалось, там девушки только с Филиппин или из Вьетнама.

– Необязательно.

– Хм. Через интернет? Знаешь, похоже на правду. Получается, я прав: Калеб не созрел для женитьбы. Поэтому он хватает первую попавшуюся девушку, с которой даже не может полноценно общаться.

– Любовь есть любовь, – кинула Рейчел одну из его любимых фраз.

Он скривил физиономию:

– Любовь хороша, пока не появляются дети. Тогда она становится деловым партнерством с гарантированно нестабильными экономическими перспективами.

Конечно, отчасти он был прав, но интересно, думал ли он о себе самом, говоря это, и не боялся ли потенциальной угрозы их отношениям, связанной с рождением ребенка?

Непроизвольно она подумала: «Ах, Брайан, хорошо ли я тебя знаю?»

Калеб неуверенно улыбался ей через стол, словно желая спросить, где витают ее мысли.

Телефон Рейчел, лежавший на столе, завибрировал. Брайан. Она подавила в себе капризное детское желание не отвечать на звонок.

– Привет.

– Привет, женушка, – отозвался он с чувством. – Прости за прошлый раз. Идиотское устройство не захотело работать. Потом я испугался, что забыл переходники. Но оказалось, что не забыл. И вот он я.

Рейчел выбралась из кабинки, в которой они сидели, и отошла в сторону.

– И я.

– А где ты?

– В «Гренделе».

– Где-где?

– В баре рядом с твоим офисом, куда ходит весь Гарвард.

– Как ты там оказалась?

– Мы с Калебом решили зайти в него.

– С Калебом? Вот это да! Что у вас там происходит?

– Ничего не происходит. А разве что-то должно происходить? Просто на улице льет как из ведра, и мы с твоим партнером слегка выпиваем.

– Здорово. А как тебя занесло на Гарвардскую площадь?

– Очередная прихоть. Давно хотела пройтись по книжным, ну и прошлась. Я забыла, где ты остановился на этот раз?

– В «Ковент-Гардене». Ты говорила, что, судя по внешнему виду, это отель прямо-таки для Грэма Грина.

– Когда это?

– В прошлый раз, когда я послал тебе открытку отсюда. Нет, в позапрошлый.

– Пошли еще одну.

Не успела Рейчел произнести эти слова, как ощутила мощный прилив адреналина.

– Что?

– Пришли мне открытку.

– Но сейчас десять вечера.

– Тогда селфи. Из холла отеля.

– Хмм…

– Просто пришли мне свой портрет. – Еще одна вспышка адреналина. – Мне тебя не хватает.

– Ладно.

– Так ты пришлешь?

– Ну да, конечно. – Помолчав, он спросил: – У тебя все в порядке?

Рейчел засмеялась – слишком громко, как показалось ей самой.

– Да, в порядке. В полном порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Голос у тебя немного странный.

– Устала, наверное. И дождь бесконечный.

– Поговорим утром.

– Замечательно.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Отключив соединение, Рейчел вернулась за столик. Калеб поднял голову и улыбнулся ей, одновременно нажимая кнопки на своем телефоне. Ее всегда поражали люди, умевшие говорить с одним человеком и в то же время переписываться с другим. Как правило, это были технари и компьютерные фанаты – такие как Калеб.

– Как он там?

– Голос бодрый. Устал, но в норме. А вас он никогда не посылает по делам?

Калеб помотал головой, продолжая стучать по клавишам.

– Он – лицо компании, как и его отец. И унаследовал от него деловую хватку. А я просто перевожу стрелки и слежу за расписанием.

– Вас это устраивает?

– Полностью. – Повозившись с телефоном еще несколько секунд, Калеб сунул его в карман, сложил руки на столе и уставился на Рейчел: «Я весь внимание». – Без меня и других сотрудников, выполняющих повседневную черновую работу, двухсотлетняя фирма накрылась бы через полгода. Иногда – не часто, но время от времени – скорость совершения транзакции может сэкономить два-три миллиона долларов. Надо улавливать флюиды. – И он помахал пальцами, изображая глобальный характер этих флюидов.

Подошла официантка, они заказали по второй. Калеб открыл меню:

– Вы не против, если я поем? Я пришел в контору в десять утра и не вставал из-за стола до пяти вечера.

– Нет, конечно.

– А вы не будете?

– Можно, пожалуй.

Официантка принесла напитки и приняла заказ. Когда она отошла, Рейчел заметила за одним из столиков мужчину примерно того же возраста, что и Брайан, – лет сорока, – который сидел с женщиной старше его, выглядевшей по-профессорски элегантно. Возможно, ей уже исполнилось шестьдесят, но при этом она была чертовски сексапильна. Было бы неплохо разглядеть ее получше и определить, что именно производило такое впечатление – одежда, прическа, манеры или глаза, в которых читался ум. Но сейчас вниманием Рейчел целиком завладел спутник женщины. У него были светлые волосы песочного оттенка, седеющие на висках; он не брился уже дня два. Мужчина пил пиво, посверкивая золотым обручальным кольцом. А одет он был точно так же, как Брайан этим утром: синие джинсы, белая футболка, черный свитер с поднятым воротником.

Очевидно, Рейчел отстала от моды, сидя взаперти. Нет, она, конечно, выходила из дома, но редко. И пропустила момент, когда мужчины стали бриться раз в два-три дня и снова носить полуфедоры и круглые шляпы с загнутыми кверху полями, когда появилось новшество в виде теннисных туфель яркой расцветки, а тот, кто садился на велосипед, непременно обряжался в обтягивающий костюм из спандекса с логотипами фирмы по всему туловищу и ногам, словно не мог без этого доехать до ближайшего «Старбакса».

Когда Рейчел училась в колледже, каждый третий парень носил клетчатую ковбойку, футболку с вырезом на шее и рваные джинсы. А если сейчас пройтись по барам отелей, облюбованным торговцами-республиканцами среднего возраста, сколько там будет мужчин в голубых оксфордских рубашках и желтовато-коричневых брюках? Так, может быть, нет ничего удивительного в том, что трое мужчин в Кембридже в один и тот же день одеты одинаково – традиционные темные свитера, белые футболки и синие джинсы, которые никогда не были сверхмодными, но и не выходили из моды? В каком-нибудь торговом пассаже, возможно, встретится еще пара таких же, не говоря уже о манекенах в витринах «Дж. Кру» и «Винса».

Принесли еду. Калеб быстро сжевал свой гамбургер, Рейчел с жадностью накинулась на салат. Она даже не подозревала, что настолько проголодалась.

Покончив с едой, они не спешили покинуть теплое помещение. На улице сгущались сумерки. Дождь ослабел, где-то на уровне головы возобновился стук каблуков по брусчатке.

Широкая улыбка Калеба словно облекла бокал с бурбоном.

Рейчел улыбнулась в ответ, ощущая запах вина.

В их воспоминаниях был один общий момент – лишь один, – относившийся к тому времени, когда она только начала встречаться с Брайаном. На вечеринке в Фенуэе, у одного из друзей Брайана, Рейчел пошла в буфетную за оливками. А Калеб как раз выходил оттуда с пшеничными крекерами, если она правильно помнила. Оказавшись рядом, они на миг остановились, встретились взглядами и не стали их отводить. Неожиданно началось что-то вроде поединка – кто первый моргнет.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – глухо ответил он, извлекая звук откуда-то из самой глубины горла.

«Вазоконстрикция», – подумала она. Кожные капилляры расширяются, что повышает температуру тела. Частота дыхания и сердцебиения возрастает, кровь приливает к коже. Она чуть наклонилась в его сторону, он наклонился к ней, головы их соприкоснулись, ее грудь оказалась у его груди, его рука по пути к ее бедру задела ее руку. Все продолжалось две-три секунды, и эта мимолетная встреча рук была самым волнующим моментом. Когда его рука дошла до бедра Рейчел, та повернулась и шагнула в комнату. Калеб издал что-то среднее между иканием и коротким восхищенно-раздраженно-смущенным смешком и вышел из буфетной. Когда она оглянулась, его уже не было.

У себя она отметила вазодилатацию: при чрезмерном повышении внутренней температуры тела подкожные сосуды расширяются, тепло выходит из организма, и температура снова становится нормальной.

Тогда она минут пять не могла сообразить, где лежат эти чертовы оливки.

Рейчел потягивала вино, Калеб потягивал бурбон, бар постепенно заполнялся народом. Вскоре толпа заслонила от них входную дверь. В прошлом это обстоятельство могло вызвать у нее тревогу, но сегодня оно лишь делало обстановку более теплой и интимной.

– Как Брайан воспринимает этот затяжной дождь? – спросил Калеб.

– Вы же знаете его: надо быть настроенным позитивно. Он единственный человек в городе, кого этот дождь еще не достал.

– То же самое и на работе, – покачал головой Калеб. – Мы все идем ко дну, а он выдает что-нибудь вроде: «Это создает в коллективе нужную атмосферу».

– Про нее он и дома говорит, – подхватила Рейчел. – Я спрашиваю: «Какую это может создавать атмосферу? Атмосферу тяжелой депрессии?» – «Нет, – говорит он. – Это же весело, это сексуально». – «Дорогой, – возражаю я, – весело и сексуально было в первый день, то есть десять дней назад».

Калеб похихикал в бокал и отхлебнул из него.

– Он и в концлагере найдет чему порадоваться: «Колючая проволока лучше, чем в других лагерях. А головки в душе – первый класс».

Рейчел глотнула вина.

– Это удивительно…

– Да, удивительно…

– Но от этого можно и устать, – заметила она.

– Да, просто размазывает тебя на хрен по стенке. Никогда не встречал человека с таким позитивным настроем. Странно. Не открыточный позитив, а желание принять вызов. Понимаете?

– Еще бы не понимать!

Рейчел улыбнулась при мысли о муже. Он не терпел фильмов с плохим концом, книг, в которых герой проигрывал, песен об одиночестве.

– Мне ясно, о чем это все, – сказал он ей однажды. – Я читал Сартра в колледже, друзья однажды вытащили меня на концерт Nine Inch Nails. Мир – бессмысленный хаос, где ничто не имеет значения. Мне ясно, что это за взгляд, но я не хочу разделять его. Он ничего мне не дает.

Рейчел уже давно осознала, с восхищением и раздражением, что Брайан не желал поддаваться депрессии, ныть и щеголять безнадежностью. У Брайана всегда имелись цели, планы и средства для исправления ситуации. Брайана никогда не покидала надежда.

Однажды, когда Рейчел была в плохом настроении, а Брайан сказал: «Невозможного нет», она не выдержала:

– Есть, Брайан. Невозможно накормить всех голодающих в мире. Невозможно взлететь, как ни маши руками.

В глазах его загорелось какое-то странное пламя.

– Никто больше не хочет работать ради будущего. Всем подавай результат здесь и сейчас.

– При чем тут это?

– Да при том, что если ты веришь, действительно веришь во что-то, если ты выбрал правильную стратегию и готов пожертвовать всем, чтобы достичь цели, то, – он широко раскинул руки, – ты способен на все.

Рейчел улыбнулась и вышла из комнаты, боясь, что Брайан разгорячится и ей придется задуматься, не вышла ли она замуж за слегка чокнутого типа.

Зато можно было рассчитывать, что он никогда не будет хныкать, жаловаться, ворчать или вредничать. Себастьян, как и следовало ожидать, постоянно ворчал. Выпив полбокала, он начинал доказывать, что мир ежедневно думает только о том, как бы насолить ему, Себастьяну. Брайан же, казалось, ожидал, что новый день принесет ему какой-нибудь приятный сюрприз. Если приятного сюрприза не было, он не жаловался и ждал следующего дня.

А вот еще один брайанизм: «Тот, кто жалуется и не пытается решить проблему, – это больной, который не хочет искать лекарства».

– Он то и дело говорит это в офисе, – заметил Калеб. – Я все жду, что он сделает такой плакатик и повесит его в приемной.

– Но согласитесь, что это помогает ему жить. Вы видели хоть раз, чтобы он находился в плохом настроении дольше нескольких минут?

– Это правда, – кивнул Калеб. – И знаете, некоторые готовы пойти за ним в огонь и в воду: они уверены, что он проведет их через все это.

Рейчел порадовалась. На одно мгновение ее муж предстал героической личностью, лидером, вдохновителем.

Она откинулась на спинку стула, Калеб тоже, и с минуту оба сидели молча.

– Вы выглядите хорошо, – нарушил молчание Калеб. – Нет, конечно, вы всегда выглядите хорошо, но сейчас вы…

Рейчел ждала, что он подберет нужное слово. Наконец Калеб нашел его:

– Излучаете спокойную уверенность.

Пожалуй, никто еще не говорил так о ней. Мать все время повторяла, что Рейчел мечется туда-сюда и непременно потеряла бы голову, если бы та не крепилась к туловищу. Два бывших бойфренда и бывший муж утверждали, что она вечно чем-то озабочена. Между двадцатью и тридцатью годами алкоголь, сигареты и особенно книги помогали ей сохранять душевное равновесие. Потом она бросила курить, рабочая рутина сменила сидение у окна. Врач нашел у нее болезненное напряжение икроножных мышц и значительную потерю веса при отсутствии склонности к полноте – и убедил ее дополнить ежедневные пробежки йогой. Какое-то время йога оказывала положительное воздействие, но затем стала вызывать видения, а после Гаити видения неизменно сопровождались приступами паники.

Спокойная уверенность… Никогда еще ее в этом не обвиняли. Интересно, что в ней создает такое впечатление?

Телефон, лежавший у ее локтя, завибрировал. Сообщение от Брайана. Открыв его, она улыбнулась.

На экране стоял Брайан с растрепанной за время полета прической и широкой, хотя и чуть смазанной улыбкой. Позади него высилось здание, обшитое коричневыми панелями: массивные двойные двери с вывеской «Отель „Ковент-Гарден“» и большие желтые фонари по сторонам. В последние годы он время от времени присылал ей снимки этой извилистой и опрятной лондонской улицы, где было много магазинов и ресторанов в зданиях из красного кирпича с белой отделкой. Снимавший Брайана должен был выйти на проезжую часть, чтобы в кадр попал весь фасад отеля.

Брайан махал ей рукой, на его красивом и несколько утомленном лице играла хитрая самодовольная улыбка. Он словно давал понять, что догадывается обо всем: его «портрет» понадобился Рейчел неспроста, не потому, что «ей его не хватает». Нет, это своего рода проверка.

«Чтоб тебе, – подумала она, засовывая телефон в карман, – тебя не поймаешь».

В конце концов они с Калебом взяли такси на двоих. Калеб жил довольно далеко, в районе порта. По пути до дома Рейчел они разговаривали о дожде и его влиянии на жизнь города. Команда «Ред сокс», к примеру, уже приближалась к рекорду бейсбольной лиги по пропуску игр из-за непогоды.

Перед тем как высадить Рейчел, Калеб наклонился к ней, чтобы поцеловать в щеку, и едва успел это сделать – она уже отворачивалась от него.

Дома она встала под душ. Ощущение горячей воды на коже, целый день мокшей под холодным дождем, было таким приятным, что казалось чуть ли не греховным. Она закрыла глаза и увидела Калеба в баре, затем Калеба в буфетной. Пришлось срочно переключиться на Брайана и вспомнить, как несколько дней назад они вместе принимали душ: встав позади Рейчел, он помассировал куском мыла оба ее соска, прошелся вверх по шее с одной стороны, спустился с другой и протер по спирали ее живот.

Она самостоятельно повторила все его движения и почти ощутила между ног брайановскую твердость. Ее горячее дыхание смешивалось с журчанием воды; Брайан превратился в Калеба, а тот – обратно в Брайана. Уронив мыло, она уперлась рукой в стену. Она думала о Брайане в ванной и о Брайане, стоявшем перед отелем «Ковент-Гарден» с нахальной улыбкой и мальчишеским озорством в голубых глазах. Калеб исчез. Орудуя пальцем, она довела себя до оргазма: казалось, горячая вода проникает в нее и растекается по всему телу.

Затем она легла и сразу стала засыпать, но тут ей в голову пришла неожиданная мысль. Заказывая еду в кафе, Калеб сказал, что он провел весь день за письменным столом и с десяти утра до пяти вечера никуда не выходил. Когда она подошла к зданию, он как раз выходил из дверей и еще не успел попасть под дождь.

Между тем его пальто и шляпа насквозь промокли.