Она пошла домой кратчайшим путем, убеждая себя, что в мире полно людей, похожих один на другого как две капли воды. А тут она даже не могла сказать, насколько большим было сходство, так как видела лишь отражение. К тому же отражение преломлялось в зеркальной стене, омываемой дождем. Если бы он не сел в машину сразу и Рейчел успела бы дойти до угла и как следует разглядеть, она, возможно, поняла бы, что это не Брайан. Нет едва заметной шишки на переносице, или губы не такие полные, или глаза карие, а не голубые. Нет россыпи пятнышек под скулами, таких бледных, что разглядеть их можно было только тогда, когда ты придвинешься достаточно близко, чтобы поцеловать их. Этот мужчина, возможно, улыбнулся бы нерешительно, удивляясь, почему женщина стоит под дождем и пялится на него, и решил бы, что у нее не все в порядке с головой. Может быть, на его не вполне брайановском лице отразилось бы узнавание, и он подумал бы: «Да ведь это та женщина с Шестого канала, которая съехала с катушек в прямом эфире!» А может быть, он совсем не заметил бы ее. Сел бы в машину и уехал. В общем-то, так ведь и произошло.

Дело в том, что у Брайана был двойник, Скотт Пфайфер из Графтона, штат Вермонт. И вот уже несколько лет Брайан и Рейчел порой вспоминали о нем.

Когда Брайан учился на первом курсе Университета Брауна, все говорили ему, что в пиццерии работает парнишка его возраста, удивительно похожий на него. Брайан решил увидеть его собственными глазами, занял пост около пиццерии, и наконец его двойник вышел из дверей, неся стопку коробок в красной кожаной сумке с подогревом. Брайан отошел в сторону, а Скотт забрался в белый фургон с трафаретной надписью на дверях «Пицца на дом» и двинулся в сторону Федерал-Хилл – развозить гостинцы. Брайан не мог внятно объяснить, почему он ни разу не подошел к Скотту, чтобы познакомиться. Вместо этого, по его признанию, он стал «типа следить» за ним.

– «Типа»? – спросила Рейчел.

– Я все понимаю. Но если бы ты увидела, как он похож на меня, ты поняла бы, что в этом есть нечто жуткое, сверхъестественное. Подойти к самому себе и представиться? Прямо триллер какой-то.

– Но это же был не ты, это был…

– …Скотт Пфайфер из Графтона, штат Вермонт, я знаю. – Брайан обычно называл его именно так, словно это формальное имя делало Скотта менее реальным, каким-то персонажем театрального фарса. Скот Пфайфер из Графтона, штат Вермонт. – Я, между прочим, сделал целую серию его снимков.

– Что ты сделал?

– Я же сказал, что стал следить за ним.

– Ты сказал, «типа следить».

– Я снимал его камерой с переменным фокусным расстоянием, делал разные снимки – анфас, в профиль, справа и слева, с опущенной головой и поднятой. Затем я вставал перед зеркалом в своей ванной и подносил фотографии к своему лицу. Честное слово, разница только в том, что лоб у него на четверть дюйма выше и нет шишки на носу.

Шишка на переносице Брайана была результатом травмы, полученной в пятом классе средней школы во время игры в хоккей и сместившей носовой хрящ. Увидеть ее можно было только сбоку, и то если приглядеться.

На втором курсе, во время рождественских каникул, Брайан последовал за Скоттом Пфайфером, который поехал домой, в Графтон, штат Вермонт.

– А разве твоя семья не ждала тебя на Рождество? – спросила Рейчел.

– Понятия не имею, – ответил он ровным, точнее, безжизненным тоном, который всегда принимал, разговаривая о родственниках.

Скотт Пфайфер из Графтона, штат Вермонт, вел такую жизнь, какую Брайан и вообразить себе не мог бы, если бы не увидел собственными глазами. Скотт работал на полную ставку в пиццерии, чтобы оплатить свое обучение в школе «Джонсон энд Уэйлз», где его профильным предметом был ресторанный бизнес. Брайан же изучал международные финансовые отношения в Университете Брауна, жил на деньги, оставленные бабушкой и дедушкой, и не задумывался о величине платы за обучение, зная, что родители внесут ее вовремя.

Боб Пфайфер, отец Скотта, был мясником в местном супермаркете, а мать, Салли Пфайфер, регулировала движение транспорта около школ. Кроме того, они были, соответственно, казначеем и вице-президентом клуба «Ротари» округа Уиндем. Ежегодно они совершали двухчасовую поездку на курорт Саратога-Спрингс в штате Нью-Йорк и останавливались в том же отеле, где провели когда-то свой медовый месяц.

– Похоже, ты хорошо изучил жизнь этих людей, – заметила Рейчел.

– Когда следишь за кем-нибудь, многое узнаешь.

Наблюдая за Пфайферами, Брайан мечтал о том, чтобы в семействе разразился какой-нибудь скандал.

– Например, инцест. Или Боб в общественном месте хватает за член копа в штатском, и его тут же заметают. Растрата тоже сгодилась бы, хотя я не представляю, что можно украсть из холодильника в супермаркете. Разве что кусок мяса или рыбу.

– Почему ты мечтал об этом? – удивилась Рейчел.

– Слишком уж идеальным выглядело это семейство. Жили в симпатичном домике колониального стиля прямо на общинной земле. Дом, конечно же, побелен, окружен частоколом, и есть веранда с вращающейся калиткой. На Рождество они сидели там в свитерах, включали электрообогреватели и пили горячий шоколад. Рассказывали разные истории. Смеялись. Дочка лет десяти исполняла рождественскую песню, все аплодировали. Никогда ничего подобного не видел.

– Все это звучит очень мило.

– Это было отвратительно. Просто не верилось, что бывают такие счастливые, идеальные люди. Что же тогда можно сказать обо всех остальных, о нас?

– Но такие люди действительно есть, – возразила Рейчел.

– Где? Я их никогда больше не встречал. А ты?

Рейчел хотела было ответить, но запнулась. Нет, она не знала таких людей, но почему-то ее так и подмывало сказать, что она их знает. Она всегда считала себя довольно скептически настроенной, если не откровенно циничной, особой, а после Гаити готова была поклясться, что лишилась последних остатков романтичности и сентиментальности. Однако в глубине ее сознания сохранялась вера в то, что идеальные и счастливые, а также идеально счастливые люди где-то все-таки существуют.

Мать ее часто говорила, что таких людей нет, а счастье – это песочные часы с трещиной.

– Но ты же сам сказал, что они были счастливы, – возразила она Брайану.

– Они определенно производили такое впечатление.

– Ну так…

Он улыбнулся – победно, но с оттенком горечи:

– По дороге домой Боб всегда заходил в маленький шотландский паб. Однажды я подсел к нему. Он, понятно, вытаращил глаза и сказал, что я ужасно похож на его сына. То же самое сказал и бармен. Я притворился удивленным. Боб поставил мне выпивку, я поставил ему, и дело пошло. Он спросил, кто я такой, я рассказал. Правда, я сказал ему, что учусь в Фордемском университете, а не в Брауновском, но в остальном придерживался правды. Боб сообщил мне, что не очень-то любит Нью-Йорк. Слишком большая преступность, слишком много иммигрантов. После второго стакана иммигранты стали «нацменами» и «тюрбаноголовыми», а после четвертого он уже проклинал «ниггеров» и «козлов». Да, и еще он ненавидел лесбиянок. Сказал, что если бы его дочь стала такой, он… – как же он выразился? А, да – «наглухо зацементировал бы ее манду». Оказалось, что у Боба очень интересные представления о телесных наказаниях. Он прибегал к ним регулярно в течение многих лет – сначала наказывал Скотта, а затем и Нанетту, дочь. У Боба развязался язык, и его было не остановить. В какой-то момент я осознал, что он уже минут пятнадцать не выдает ничего, кроме брани. Чудовищный трус, сукин сын, который прикрывался безупречной вежливостью.

– А что потом случилось со Скоттом? – спросила Рейчел.

Брайан пожал плечами:

– Школу он больше не посещал. Возможно, из-за нехватки средств. Пятнадцать лет назад он работал в одной из гостиниц Графтона. Это последнее, что я слышал.

– И ты так и не познакомился с ним?

– Боже упаси.

– Почему?

Он опять пожал плечами:

– Когда я понял, что ему живется не лучше, чем мне, я потерял к нему всякий интерес.

И вот надо же было случиться тому, чтобы она столкнулась на улице именно со Скоттом Пфайфером из Графтона, штат Вермонт. Возможно, он приехал в город на совещание по торговле продуктами и напитками, или, может быть, ему удалось добиться успеха и обзавестись сетью небольших гостиниц в Новой Англии. Рейчел сочувствовала Скотту, хотя не знала его лично, но он стал маленькой частью ее жизни, и она надеялась, что все у него сложилось хорошо.

Но почему они были совершенно одинаково одеты? Рейчел не могла отделаться от этой мысли, как ни старалась. Двойник или почти двойник Брайана вполне мог встретиться ей в двухмиллионном городе, ничего особенного. Но предположить, что два таких человека могут одновременно носить легкий плащ медно-красного цвета с поднятым воротником поверх черного хлопчатобумажного пуловера и белой футболки в сочетании с темно-синими джинсами… Для этого требовалась вера в чудеса, свойственная разве что религиозным фанатикам.

«Подожди-подожди, – вдруг подумала она, повернув на Коммонуэлс-авеню и направляясь в сторону дома, – а почему ты решила, что он был в темно-синих джинсах? Он стоял позади автомобиля, и ты не могла видеть ноги».

И вообще, она видела лишь отражение его лица, плаща и пуловера. Правда, потом она вспомнила, что проследила за тем, как он садится в машину и запахивает плащ. Да, Отражение Брайана (то бишь Скотт Пфайфер из Графтона, штат Вермонт) действительно носило точно такие же джинсы, плащ, свитер и футболку, в которых ушел из дома сам Брайан, и тех же самых цветов.

Придя домой, Рейчел почти уверилась, что бывают самые удивительные совпадения. Высушив волосы, она прошла в запасную спальню, которую Брайан часто использовал для работы, и набрала его номер на экране мобильного. Включилась голосовая почта. Логично. Он был еще в воздухе или только что приземлился. Все абсолютно правильно.

В окно были видны Массачусетский технологический институт, река и за ней – Кембридж. Перед окном стоял пепельно-белый стол. Они жили так высоко, что в ясные дни, приглядевшись, можно было разглядеть Арлингтон и часть Медфорда. Но сейчас дождь превратил панораму в импрессионистское полотно, где сохранялись лишь очертания домов, а все детали были размыты. Обычно на столе стоял ноутбук Брайана, но он, разумеется, взял его с собой. Рейчел поставила туда свой собственный ноутбук и взвесила все возможные варианты, затем снова попыталась связаться с Брайаном. Голосовая почта.

Свои главные кредитные карты, «Амекс» и «Визу» с бонусными милями, он использовал для бизнеса. Выписки по ним лежали в его офисе – где-то там, в тумане, за рекой, на Гарвардской площади в Кембридже.

Однако получить сведения об их личных карточках было нетрудно. Рейчел вывела на экран информацию о «Мастеркарде», просмотрела данные за последние три месяца, не нашла ничего необычного и отмотала еще на три. Самые обыкновенные покупки. А что она рассчитывала найти? Допустим, она натолкнулась бы на странную, необъяснимую покупку, на загадочный сайт; но как доказать, что Брайан был сегодня на Копли-Сквер вместо Лондона? Разве можно подтвердить, что он лазил по порносайтам? Или, скажем, купил ей подарок к последнему дню рождения не за месяц, как он утверждал, а в спешке, в тот же день?

Даже таких улик не обнаружилось.

Рейчел зашла на сайт авиакомпании «Бритиш эйруэйз» и просмотрела информацию о прибытии рейса 422 из Логана в Хитроу.

Иными словами, через пятнадцать минут.

Она проверила данные о снятии денег со счета через банкомат. Больших сумм не наблюдалось. С некоторым стыдом Рейчел осознала, что картой Брайан пользовался в последний раз тогда, когда покупал ей ожерелье.

Она посмотрела на телефон, надеясь, что он завибрирует и на экране появится имя звонившего, «Брайан». Надо поговорить с ним, и все разъяснится. Можно будет посмеяться над своими параноидальными подозрениями.

Минуточку. Информация о звонках. Ну конечно! О телефоне Брайана Рейчел ничего не могла узнать – он принадлежал компании, как и счет. Но у нее имелись данные о своем телефоне. Она опять застучала по клавиатуре. Спустя минуту на экране появились данные о ее звонках за последний год. Она вывела на экран личный программный календарь и просмотрела записи о своих расходах в те дни, когда Брайана не было в городе.

Перед ней были сведения о звонках Брайана во время его поездок в Ном, Сиэтл, Портленд. И все это ни о чем не говорило. Звонки можно было сделать откуда угодно. Она изучила звонки за другую неделю, ту жуткую январскую неделю, когда все покрылось льдом, а Брайан был (или утверждал, что был) в Москве, Белграде, Минске. В пятой колонке стояли суммы, начисленные ей за ответы на международные вызовы. Немалые. (Интересно, почему с нее берут деньги за входящие вызовы? Надо сменить провайдера.) Суммы соответствовали звонкам с другого конца света.

Рейчел снова вышла на сайт «Бритиш эйруэйз», и в это время ее телефон завибрировал. Брайан.

– Привет! – сказала она.

Раздалось продолжительное шипение, за ним два хлопка и наконец его голос:

– Привет, малыш.

– Привет, – повторила она.

– Я…

– Где ты…

– Что?

– Где ты сейчас?

– На таможенном контроле. У телефона кончается зарядка.

Облегчение, которое она испытала, услышав его голос, тут же сменилось раздражением.

– У них что, нет розеток в первом классе? На «Бритиш эйруэйз»?

– Розетки-то есть, но моя не работала. Ты в порядке?

– Угу.

– Точно?

– Да, а что?

– Ну, не знаю. Просто голос… напряженный.

– Наверное, что-то на линии.

Помолчав, Брайан произнес:

– Ясно.

– Как там на контроле?

– Толкучка. Точно не знаю, но, похоже, одновременно с нами прибыл самолет «Суисс эйр» и еще один из Эмиратов.

Связь на время пропала.

– А я виделась сегодня с Мелиссой, – сказала Рейчел.

– Да?

– А после этого я вышла…

Телефон загудел, раздалось несколько щелчков.

– Прости, сейчас телефон отключится. Я позвоню тебе из…

Наступила тишина.

Она подумала о звуковом фоне. Похоже ли это на таможенный контроль? Какие звуки должны слышаться на таможенном контроле? В последний раз Рейчел летала за границу довольно давно. Она попыталась вспомнить, как там и что на таможне. Когда человек проходит через пункт контроля и открывается турникет, раздается звонок, – в этом она была абсолютно уверена. Правда, она не помнила, какой именно – громкий или тихий. Во время разговора с Брайаном она не слышала никаких звонков. Но, возможно, очередь была длинной, а он стоял в конце.

Что еще она слышала? Гул голосов, но ни одного разговора. Очень многие не разговаривают, стоя в очереди, особенно после длинного перелета. Слишком устают. Слишком измочалены, как любил говорить Брайан, произнося это с британским акцентом.

Она смотрела в окно, на дождь, из-за которого вид на реку и Кембридж напоминал пейзаж Моне. Кое-что в этом пейзаже ей нравилось. Ниже по течению можно было различить бесформенную массу, утыканную шпилями, – комплекс Стейт-центра, скопление яркоокрашенных алюминиевых и титановых зданий, похожее на направленный внутрь взрыв. Вообще-то, Рейчел терпеть не могла современной архитектуры, но Стейт-центр необъяснимо притягивал ее. В его безумном беспорядке было что-то вдохновенное. Выше по течению виднелся купол главного корпуса Массачусетского технологического института, а за ним – шпиль Мемориальной церкви в Гарвардском парке.

Они с Брайаном посещали ресторанчики в этом парке, особенно в первое лето после их встречи. Брайан, чей офис находился неподалеку, встречал ее среди зелени; иногда они просто брали бутерброды в «Чарлиз китчин» или пиццу в «Пиноккио». Офис Брайана был непритязательным, как и большинство контор, и занимал шесть комнат на верхнем этаже ничем не примечательного трехэтажного кирпичного дома на Уинтроп-стрит. Такой дом ожидаешь увидеть скорее в промышленном городке вроде Броктона или Уолтэма, чем на задворках одного из самых престижных университетов мира. На входной двери имелась небольшая позолоченная табличка: «Делакруа ламбер». Рейчел была там раза три-четыре, но не запомнила имен сотрудников, кроме Калеба, младшего партнера Брайана. В памяти осталось только то, что это были симпатичные парни и девушки с живыми глазами, горевшими азартом. По словам Брайана, молодые специалисты надеялись проявить себя с хорошей стороны и получить высокооплачиваемую должность где-нибудь в родном Ванкувере.

Брайан объяснил Рейчел, что порвал с родственниками по сугубо личным причинам, а семейный лесоторговый бизнес ему нравится и он неплохо справляется с делами. Когда его дядя, управлявший операциями в США из своего офиса на нью-йоркской Пятой авеню, скончался вечером от сердечного приступа во время прогулки с собакой в Центральном парке, родственники поставили на его место Брайана: хотя он слегка озадачивал их, в его компетентности они не сомневались. Проработав год на Манхэттене, Брайан почувствовал, что сыт им по горло («Его невозможно отключить», – жаловался он) и перенес штаб-квартиру в Кембридж.

Рейчел посмотрела на часы в правом верхнем углу экрана. 16:02. В офисе явно кто-нибудь сидит. И уж точно там есть Калеб, который вкалывает как сумасшедший. Она заскочит в офис и скажет Калебу, что Брайан оставил на работе одну вещь и попросил Рейчел забрать ее. А там она залезет в его компьютер и просмотрит данные о кредитках или еще о чем-нибудь – надо же убедиться, что все в порядке.

«А это, случайно, не преступление – внезапно проникнуться полным недоверием к мужу?» – думала она, пытаясь поймать такси на Коммонуэлс-авеню.

Это не было преступлением или даже грехом, но заставляло задуматься об основах их брака. Как могло возникнуть недоверие к Брайану после того, как Рейчел несколько часов назад расхваливала его Мелиссе? Брак Брайана и Рейчел был прочным, не то что у многих их знакомых.

Разве не так?

Что такое прочный брак? Хороший брак? Она знала жутких негодяев, чье негодяйство скрепляло их семейный союз, как цемент. И превосходных людей, которые демонстрировали перед Богом и всеми друзьями беззаветную любовь друг к другу, а через несколько лет выбрасывали ее на помойку. Не важно, насколько замечательными людьми они были или думали, что были: от любви, в которой они клялись перед всеми, оставались только горькие сожаления, сарказм и угрюмое изумление из-за того, что выбранный ими путь завел в мрачную бездну.

Прочность брака, не раз говорила ее мать, зависит от того, насколько сильным ты будешь в очередной схватке.

Рейчел не соглашалась с этим. Или не хотела соглашаться. По крайней мере, если речь шла о ней с Брайаном. Вот с Себастьяном именно так все и получилось, но брак с Себастьяном был неудачным с самого начала. А с Брайаном – совсем другое дело. Однако не было никакого разумного объяснения тому, что она увидела на улице Бостона мужчину с внешностью ее мужа и одетого, как он, в то время как сам муж должен был лететь в Лондон. Оставалось только признать, что мужчина, вышедший сегодня из башни Хэнкока, был ее мужем. Значит, он не улетел в Лондон. Значит, он обманывал ее.

Она поймала такси.