Глава двадцать вторая. Макт

Сначала Гледе было не до отца. Она суетилась над Мактом, стараясь не залить слезами обезображенную руку брата, тем более, что Макт именно культей почему-то пытался прикрыть лицо, чтобы уже его слезы, покатившиеся из глаз после известия о смерти матери, никто не принял за слабость. Затем отгоняла Скура, пока не поняла, что умение йеранского колдуна кстати, и уже вместе с ним смазывала воспаленный обрубок лечебными снадобьями, послушно повторяла какие-то заклинания и обрабатывала внушительную ссадину на затылке Макта, которая и послужила причиной его пленения. Потом приводила в чувство Брета, обратившегося в набитую соломой куклу над телом Друкета. Вслед за этим вместе со Скуром осматривала Ходу, который с трудом держался на ногах, но странно не сводил с нее глаз, смазывала еще чьи-то ссадины, пока не наткнулась взглядом на лицо отца. Губы его дрожали, словно не могли выбрать – скривиться в усмешке или в гримасе боли, глаза застыли, уставившись в пустоту, руки не находили места, на висках и лбу блестел пот. Торн тяжело дышал и то и дело ощупывал дрожащей правой рукой левую, словно сейчас, сию минуту готов был переломить ее в локте и отдать сыну.

– Папа! Папа! – повторила она несколько раз, пока он не расслышал ее и и не стер с лица безумную улыбку. – Папа, ну что ты? Все будет хорошо.

– Ты слышала, что он сказал? – спросил Торн.

– Да, – закивала Гледа, – я все слышала.

– Он сказал, «ту самую руку», – прошептал Торн.

– Ну и что? – не поняла Гледа.

– Он сказал – «ту самую руку», – кажется, был готов разодрать себе глотку Торн. – Ты не знаешь. Но тебе и не нужно. «Ту самую руку»!

– Я все знаю, – поймала отца за руки Гледа. – Макт не рассказывал, но я все знаю. И мать знала.

– Лики знала? – обмер Торн.

– Знала, – кивнула Гледа. – Еще и беспокоилась, чтобы ты сгоряча глупостей не наделал. Перестань терзать себя, папа. Главное, что Макт жив. Все хорошо. Понимаешь? Все хорошо!

– Все хорошо, – в отчаянии повторил Торн и как будто выдохнул. – Не знаю, как будет. Сейчас – хорошо. Почти хорошо. Нет, очень хорошо. Может быть, остаться здесь? Чувствую, что везде будет хуже. Здесь – хорошо.

Она оглянулась, словно впервые увидела лежавшие вокруг трупы и части тел, вдохнула запах тлена, дурманящий запах крови, поморщилась от ужаса, который пропитал древние камни.

– Нет, надо уходить.

– Надо уходить, – хрипло закашлялся Хода. – Я же говорю, вот помилование. Отец не соглашался, но Шэк оказался въедлив. Разбирался, обнюхивал там все. На воротах Урсуса не было ни одного йеранского стражника. Все оказались нанятыми Браном. А наши стражники лежали в караулке. Зарезанные. К тому же казна пропала. Шэк даже представление отправил Стахету Вичти на его сына. Скандал будет громким, Триг этого так не оставит. Но нам в любом случае надо идти домой. Или в Хайборг, или в Опакум.

– В Опакум, – пробормотал Торн. – Там дед моих внуков, если что со мной, только он их сможет защитить. А ведь девки Брана должны были убить и Макта, и Гледу. Какой же я слепец. Сам их привел сюда. Убийц.

– Они убили Друкета, – всхлипнул Брет.

– Ты и в самом деле думаешь, что это твой отец? – спроил Торн. – Не больно-то он на тебя похож. Впрочем, я не видел твоей матери. Что за медальон он тебе дал?

– Просто медальон, – прошептал Брет, затягивая шнуровку на груди. – Я не буду его открывать, пока не подойдет человек и не попросит об этом. Кто-то незнакомый… Если Друкет не был моим отцом, может быть, именно мой отец должен найти меня?

– Лучший способ находить – не терять, – проворчал Хельм. – Эти девки не просто ловкие демоны, они еще ловчее! Мы бы их все равно не догнали! На всех лошадях испорчена узда. Когда только успели?

– Они отлично сражались, – добавил Падаганг, прикидывая, какой из найденных на телах людоедов мечей лучше повесить на пояс. – Вдвоем даже тебя, Торн, могли бы одолеть.

– Обитель смиренных – особое место, – пробормотал Торн. – Когда-то, много веков назад там была наставница, которую они до сих пор считают богиней. Я, кстати, сам брал несколько уроков у нынешней настоятельницы. Конечно, если она еще жива. Лет тридцать уже прошло.

– Ее звали Аммой, – подал голос Вай, вытирая попавший ему в руки клинок полой собственного балахона. – Ту древнюю наставницу. Я был в надвратной часовне этой обители, сопровождал кардинала, там до сих пор фреска с ее изображением. Обычная женщина. Вроде не старая, но седая. Белые волосы. Не богиня. Это ересь.

– Они не отстанут, – уверенно сказал Соп. – Или погибнут сами, или убьет твоих детей, Торн. Если верно то, что я слышал про райдонских дев, то для них главное – дело. Все остальное можно преступить.

– Значит, я убью их, – процедил сквозь зубы Торн. – Брет, а что в свертке?

– Нож, – как будто вздрогнул Брет. – Вырезанный из камня нож. Но это же не подарок, просто посылка. Ведь так?

– Странная посылка, – проворчал Скур. – Обертка-то как будто кровью вымазана! С чего бы это? Кровь, это такая штука… Сказал бы я…

– Это не наше дело, Скур, – отрезал Торн. – Друкет заслуживал уважения при жизни, и уж точно после смерти. Его воля будет исполнена. Все. Надо собираться.

– Подожди…

Макт медленно, с помощью Скура сел, потянулся было за полу куртки левой рукой, но с усмешкой покачал головой и извернулся правой, чтобы достать вымазанный в засохшей крови сверток.

– Гледа, это тебе. С днем рождения.

– Что это? – скривила губы Гледа.

– Память об одном из несчастных, что погиб здесь, – неловко пожал плечами Макт. – Но если бы не эта вещица, я вряд ли бы выжил. Наверное, людоеды выбросили ее, как ненужную вещь, но мне она придавала силы, я, правда, не могу это объяснить… Но, просто возьми в руки и разверни.

– Это…

Гледа осторожно приняла сверток, отогнула окровавленный лоскут и замерла.

– Четки… – прошептал Вай. – Храмовые четки. Может даже, кардинальские. Да они… они целиком собраны из стриксов! Древние. Теперь таких уже не делают.

– Великая ценность, – заметил Скур. – Но у тебя на руке, Гледа, ценность не меньшая.

Она подняла руку с четками, и браслет, собранный из обычных камней, сполз с ее запястья под рукав.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Гледа.

– Я не знаю, – пожал плечами Скур. – Я чувствую. Или ты не заметила, как розовело лицо твоего брата, когда ты суетилась над ним? Думаешь, из-за моих мазей? Если только на десятую часть. Твой браслет и твоя любовь все сделали.

«Твой браслет и твоя любовь все сделали» – разнеслось в наступившей тишине эхом.

– Я ничего не помню про хозяйку этого браслета! – с сожалением произнесла Гледа.

– Мы расстались с нею у двойного менгира, – напомнил Соп. – Чилой ее зовут. А ты была с Ундой. Так ведь? Или я опять все перепутал?

– Не знаю, с кем я была, – нахмурилась Гледа. – Мне все время кажется, что я несколько дней была рядом с кем-то близким. Может быть, еще вспомню. Тогда возьми, Макт, этот кулон. Он дорого обошелся нашему отцу.

– Не дороже жизни, – покачал головой Торн.

– А у меня нет никакого подарка, – прошептал Брет. – Но я добуду что-нибудь. Это ведь война?

– И у меня нет, – поскреб затылок Соп.

– А у меня только помилование для твоего отца и всех нас, – развел руками Хода. – Конечно, если оно пригодится. Надо бы еще добраться до Опакума.

– Доберемся, – поднялся на ноги Торн. – Выходим немедленно. Уже полдень, надо найти место для стоянки. Пойдем через лес. В его глубинах нет разбойников.

– Девки, – напомнил Хельм. – Андра и Фошта. У них хорошие самострелы.

– Я помню об этом, – кивнул Торн. – Сейчас главное – выбраться из этого ущелья и уйти с края леса в его глубь. А там уж как-нибудь справимся. Ощупайте свои загривки, что там у кого? Есть чуть-чуть стриксов если что…

– Я всех осмотрела, – ответила Гледа. – Пока терпимо.

– Они будут ждать на выходе из ущелья, – подал голос Соп. – Я бы на их месте ждал. Разве только что-то помешает им…

– Я буду рад, если им ничто не помешает! – процедил сквозь стиснутые зубы Бред. – Только сначала давайте похороним Друкета. Только его.

– Могила уже готова, – отозвался Хельм. – Это нас не задержит. Ты что, Скур?

Йеранец замер, выглядывая что-то на севере, потом повернулся к Торну:

– Я, конечно, никакой не колдун, так… по нужде если только. Вот мать у меня была ловка. А уж бабка, говорят, так и вовсе могла щелчком пальца человека с ног сбить. Это в роду. Там, на севере, все плохо. Не так чтобы, совсем плохо, но нехорошо. Внизу, в долине, в лесу. Какая-то вязкая магия, как липкая паутина.

– Да, – кивнула Гледа, – накатывает что-то с той стороны.

– И что же ты предлагаешь? – процедил сквозь стиснутые зубы Торн. – Оставаться здесь?

– Ну уж нет, – поежился Скур. – Я предлагаю отгородиться, ну, если совсем невмоготу станет. Да ты не хмурься, верное дело. Я на рынке в Йеране так отгораживался, когда храмовники выходили проверять торговцев снадобьями. Маленький отворот с кровью, и все дела. Нас, правда, немало… Сколько? Десять человек, но зато и свежих трупов полно. Крови, в смысле. Вот. И еще веревка нужна, длинная. Потому что мы с лошадьми.

– А если кусками? – подал голос Падаганг, встряхивая мешок, который он успел чем-то набить.

– Пойдет, – закивал Скур. – Все равно вязать.

Друкет был прав. Для того, чтобы возвращаться из леса к Белой башне или уходить от нее в лес, следовало быть если не людоедом, то законченным мерзавцем без человеческого нутра, потому как именно человеческое нутро и поддавалось чудной магии. Только на широкой тропе, нахоженной людоедами в сторону леса, на тропе, на которой не грозило падение в бездонную пропасть, Гледа поняла, что не рассудок, не тело, не одежда являются источником тяжести, которая силится сбросить ее с лошади и распластать на каменистой тропе, а ее нутро. Из него, из сочувствия к отцу и брату, из благодарности к Ходе, признательности к остальным спутникам и вырастала страшная тяжесть, от которой темнело в глазах.

«Тяжело быть человеком», – успела подумать Гледа прежде чем ее придавило так, что потемнело в глазах, и она уже не увидела серые скалы у выхода из ущелья, за которыми стеной вставал лес, но лишь услышала сначала мерный топот как будто тысяч ног, а вслед за тем и сдавленный голос Скура:

– Надень на руку подарок Макта! Четки надень на руку! Или на шею, если голова пролезет! Да не поминай лихом древнего колдуна, сейчас его магия кончится, кое-что похуже начнется. Всем спешиваться! Всем! Кто-нибудь, рядом с Мактом! Поддержите, ему тоже придется сползти с лошади!

Голова пролезла сквозь бечеву четок, и облегчение пришло сразу, Гледа даже смогла отдышаться и открыть глаза для того, чтобы увидеть ужасное. Открывшаяся полоса равнины шириной в четверть лиги вплоть до встающих стеной огромных деревьев была заполнена людьми. Порознь и кучками, отрядами и поодиночку, опираясь о землю копьями, посохами, жердями, ведя коней в поводу, они двигались на восток, вздымая пыль со старого тракта и утаптывая и так уже пожухлую траву вдоль дороги. Вандилы, геллы, вовсе непонятные, похожие на бродяг люди, все шли к Фриге.

– Все внутрь веревки! – зашипел как вода на раскаленной сковороде Скур. – Быстрее! И дайте по башке этому Сопу, его уже прихватило! Быстрее я сказал! Вай! Мать твою! Ты куда, храмовый потрох! Стоять!

Веревка взметнулась над сгрудившимся отрядом, словно тонкая петля, но стоило ей замкнуть в себя весь десяток, как и Вай вновь пришел в себя и принялся бормотать свои молитвы, и Соп начал хлопать глазами и шептать что-то о попутавшем его демоне. Гледа обернулась, увидела бледного, но улыбающегося Макта, которого поддерживал Хельм, наткнулась на взгляд Торна.

– Я почувствовал взгляды этих девок, – процедил сквозь зубы отец. – Еще на выходе из распадка, но они слетели с жердочки, вероятно, их спугнул этот поток. О чем задумалась-то?

– Все это не просто так, – покосилась на йеранца Гледа. – Чтобы мы делали если бы не… Ты ведь понимаешь? Кто-то ведь словно подбирал нам отряд, не иначе!

– Именно это я и хотел сказать, – кивнул Торн. – Только думать об этом будем позже. А теперь все вместе медленно, не выделяясь, сдаем к тракту и идем к Фриге, постепенно переходя к лесу.

– Точно так, – смахнул с лица пот Скур. – Только одно не забудьте, не смотрите никому в глаза. Особенно если увидите поводыря.

– Поводыря? – не понял Торн.

– Пастуха, поводыря, погонщика, – сплюнул Скур. – Называй, как хочешь. Ты что, еще не понял? Их кто-то гонит. К Фриге, к Опакуму, к Хайборгу, не знаю. Но они все под мороком. Под страшным мороком, который с каждым шагом становится их сутью. И еще, не болтать! И меня это тоже касается, демон меня раздери. Не обделаться бы. Близко поводырь уже, близко!

Веревка, что окружала десяток пеших воинов, была тонка и не только вымазана в крови, но и покрыта пылью, так что не бросалась в глаза. Но люди, которые окружали спутников Торна, вряд ли были способны разглядеть хоть что-то. Гледе даже показалось, что у многих из этих геллов, вандилов, фризов, берканцев были закрыты глаза. Сначала отряд Торна влился в ряды зачарованных ополченцев, которые шли вдоль тракта, потом постепенно переместился на тракт, и Гледа, кося взглядом вправо и влево, с ужасом отметила, что среди шедших на восток есть не только воины, не только мужчины, но и женщины, и старики, и даже дети, словно невидимая рука прочесала все окрестные чащи и поселения частым гребнем. Кто-то из околдованных был вооружен копьем или мечом, кто-то вилами или лопатой, а кто-то и вовсе нес на плече вывороченный из изгороди кол. Но все они казались безумцами, отправленными навстречу собственной смерти. А потом веревка в руках Гледы стала горячей. Она повернула голову и увидел всадника, который двигался посередине толпы. Узнала всадника, потому что на огромной лошади сидел не кто иной, как тот самый жнец, что накрыл проклятьем Альбиус, говорил с Торном и убил ее мать. Солнечные лучи гасли на его серой коже, косы сальными черными змеями лежали у него на плечах, а пустой, мутный взгляд равнодушно обшаривал идущих перед ним людей, как скот, направляемый равнодушным пастухом на убой.

– Не смотри! – заскрежетал зубами в спину Гледе Скур. – Отведи глаза! Если столкнешься взглядом, все! Сразу увидит, и веревка не спасет. Она и так едва не горит. Вот же напасть! Напасть! Напасть, мать ее!

Гледа опустила взгляд в землю. Стала смотреть на собственные сапоги, но и веревка продолжала жечь руку, и тошнота подступала к горлу. Главное, чтобы отец устоял. Чтобы не дал ненависти овладеть собой, чтобы не потерял рассудок.

– Я в порядке, – услышала она его голос. – Успокойся. Не верти головой. У тебя колени дрожат и рука. Соберись. Мы уже сходим с тракта. Жнец нас опередил.

– Разве можно победить такую силу? – всхлипнула Гледа.

– Можно, – прошептал отец. – Все можно. Вот смотри, Скур, обычный торговец, а ведь противостоит магии.

– Ага, – прошипел в ответ Скур. – Как заяц перед лисой. Упав на спину и суча лапками. Да раздери ж меня демон!

Веревка вспыхнула, едва они смогли войти под кроны вандилских сосен. Встревоженных лошадей удалось удержать, но Скур не дал никому выйти из чадящей и тлеющей петли, пока не раскровенил собственное запястье и не вымазал свежей кровью мох под ногами лошадей.

– Этому тебе тоже пришлось научиться на йерском рынке, Скур? – спросил Торн, помогая потерявшему силы Макту подняться в седло.

– Не доводят до добра древние свитки, – пробормотал, заматывая руку, Скур. – Хотя, эта веревка не оттуда. Первый раз я сплетал эту ворожбу, и надеюсь, что в последний. Всякое подобное колдовство – оно как тяжелая пьянка. Шатать теперь будет неделю. А если беспокоит, откуда я это знаю, то отвечу – от матери. Кому-то матери колыбельные поют, а мне вот такое… рассказывала. Чтобы я выжил. Ясно? А ей, ее мать. И той кто-то. Каждый учит тому, что знает. Или ты не учил свою дочь махать мечом?

– Научи ее тому, что знаешь сам, – попросил Скура Торн.

– Если успею, – помрачнел Скур. – То, что мы видели, очень плохой знак. Жнец гнал людей на убой. Я о таком еще не слышал. Может так случиться, что никто из нас не выживет.

– Может, – кивнул Торн. – Но если так случится, нам уже будет не больно. Так что, терять нечего. Ведь верно?

– Куда мы теперь? – спросил Скур. – Я этих мест и не знаю вовсе. Точнее знаю, но не с этой стороны.

– Я знаю, – успокоил йеранца Торн. – Сейчас углубимся в лес, доберемся до лесной речушки и пойдем вдоль нее вверх по течению. Тут по какой реке не иди, все одно к Вандилской топи придешь, но нам нужно взять чуть в сторону. Но я могу пообещать тебе через пару дней ночевку на прекрасном лесном озере. Когда-то давно бывал там, еще юнцом. Даже рыбачил.

Отряд Торна добрался до лесного озера через пару дней. Он так и двигался навстречу течения небольшой речушки, пока не вышел к естественной плотинке из валунов, через которую в речку пыталась выбраться вода из небольшого светлого озерца. Воде мешали трупы, застрявшие на камнях.

– Что-то не хочется мне тут рыбачить, – пробормотал с тревогой Хельм, а Вай тут же ухватился за свои четки и начал шептать привычные молитвы.

– А ведь я знаю это озеро, – нахмурился Скур. – Я ж сюда и собирался. Но другой дорогой. Что это за тела?

– Геллы, – ответил Торн, вглядываясь в зеркальную гладь. – Трупы относительно свежие. И я даже не знаю, огорчаться им или радоваться. Ведь тот, кто сразил их, явно на берканской стороне. На нашей стороне!

– Не скажи, – не согласился Соп. – Я слышал, что в Вандилском лесу нередко одна шайка геллов рубилась с другой. С другой стороны, какая нам разница?

– Ты мне рассказывал про это озеро, – вспомнил Макт, силы к которому возвращались как будто с каждым часом. – Вон тот островок, верно? Там еще мост должен быть!

– Да, – кивнул Торн. – На островке мы и заночуем. Кажется, здесь тихо.

– Теперь тихо, – проворчал Скур. – По берегу пойдем?

– Ну почему же? – пожал плечами Торн. – Можно и доплыть. Я, правда, не рискнул бы.

Гледа едва не оступилась на мосту. Попала ногой в выбоину и замерла в недоумении.

– Точно так, – кивнул Скур. – Правильно подумала. Менгир-мост. Редко я здесь бывал, но всякий раз поправлял здоровье. Хорошо, что это озеро в глубине леса. Если бы не чаща, тут бы не продохнуть было от паломников.

– Вон они паломники, на плотине, – пробормотал Торн, замирая над воткнутой в свежую землю плитой. – А здесь что? Я помню только руины.

– Могила, – удивился Макт. – И свежая. Вчерашняя или позавчерашняя. Камень с древними письменами на ней. Не пойму, что написано. Фраза без начала и конца. А поверх процарапано имя. Наверное, имя? Сли. Что это значит?

– Буквицы фризские, значит, это фризское имя, – пожал плечами Скур. – Означает хитрый. То есть, здесь погребен кто-то с фризским именем или кличкой Хитрый. И, судя по тому, что никто не потрудился выловить и похоронить геллов, он один из тех, кто убивал их. Неплохой размен – один погибший против полутора десятков врагов. Одно непонятно, почему фриз? Разве фризы не на одной стороне с геллами?

– Разное случается, – принялся озираться Падаганг.

– Тут сражались неплохие воины, – заметил Скур. – Плиты на мосту залиты кровью. Именно здесь и была схватка. И почему-то попахивает дерьмом.

– Мало ли… – усмехнулся Хельм.

– На таком мосту несложно сдерживать даже большой отряд, – согласился Торн. – Особенно, если в нем нет лучников. А что за линии вычерчены на могильном холмике? Ты знаешь, Скур? Что это за обряд?

– Елки вандилские! Это ж манок… – начал говорить Скур и вдруг замер, застыл, изогнулся корявым пнем, и вслед за ним замер Торн, а следом и Гледа поняла, что не может двинуться с места. А затем за ее спиной послышались легкие, неторопливые шаги, и в круг, образованный возле могилы десятком спутников с лошадьми, вошла незнакомка. Она была одета в простое платье, имела темные волосы и была бы даже красива, если бы не впалые щеки, но стоило заглянуть ей в глаза, как становилось ясно – ее красота была лишь одним из ликов ужаса.

– Это вы, – заговорила незнакомка сухим и бесцветным голосом, опираясь на корявую клюку. – Вы идете от Белой Башни? Сначала пропали, потом опять появились, а потом скрылись в тени леса. Но я знала, где вас искать. Никто не минует этого места.

– Кто ты? – с трудом произнесла Гледа.

– Надо же? – подняла брови незнакомка. – Ты даже можешь говорить? Не слишком ли часто мне стали попадаться шустрые девчонки? Может, я тебя ищу?

– Кто ты? – повторила Гледа, не в силах двинуться с места.

– Меня зовут Адна, – прошипела женщина, приблизившись к дочери Торна вплотную, а затем внезапно развернулась и сбила с ног ударом посоха Скура. – Полежи немного, крысеныш, полегчает. Вздумал колдовать на меня. На мать колдовства вздумал колдовать… Держи свое колдовство в кулаке и не дергайся, если хочешь уползти отсюда живым.

– Меня зовут Адна, – продолжила она, – и я не советую задумываться о том, что сулит вам это имя. Но сегодня у меня к вам маленькое дельце. Пустячок. Мелочишка. Ерунда. Некоторое время назад у Белой башни погиб один человек. Очень важный человек. Мне нужно узнать, как это случилось. Если я не узнаю, я убью вас всех. Так же, как этого Сли. Если узнаю… тогда посмотрим. С кого начать?

Она замолчала и, окатывая холодом, окинула взглядом каждого. И Гледа, следя за ней, разглядела и отца с напряженными жилами, и Ходу, повисшего на уздцах его лошади, и покрасневшего от натуги Сопа, и бледного Брета, и упавшего без чувств Вая, и посеревшего Падаганга, стиснувшего рукоять меча на поясе, и оскалившего зубы Хельма, и Скура под ногами у Адны, и Макта, отчего-то закрывшего глаза.

– Начну с тебя, – вновь повернулась к Гледе Адна и приставила к ее груди клюку. – Если я не услышу ответ, то первой умрет эта девчонка. У вас есть два, нет три мгновения…

– Я скажу, – вдруг подал дрожащий голос Макт.

– Надо же! – удивилась Адна. – Еще один разговорчивый попался. Калека, а туда же. Откуда вас только таких берут… Ну, говори.

– Друкет, – сглотнул Макт. – Воин Друкет погиб у Белой башни. В сражении.

– Не лги, – прошипела Адна и надавила клюкой в плечо Гледе, заставив ее вскрикнуть, струйка дыма стала подниматься от наконечника коряги. – Тот воин не мог погибнуть в битве. Он срубил бы весь ваш отряд, и не погиб бы!

– После битвы, – мотнул головой Макт. – Он погиб после битвы. От стрелы, выпущенной из короткого самострела.

– Лжешь! – повысила голос Адна и еще сильнее надавила на плечо Гледы раскаленной клюкой. – Он отбил бы стрелу!

– Две стрелы, – выдохнул Макт. – Две стрелы было выпущено в цель. Не в Друкета. В другого человека. Он защищал его. Одну стрелу отбил, а другую… принял в себя.

– Отлично, – опустила клюку Адна и взмахом руки погасила пламя, занявшееся на платье Гледы. – Но есть одна тонкость, Друкет не мог защищать человека. Уж поверь мне. Только если… Кого он защищал?

Захрипел под ногами Адны Скур. Заскрипел зубами Торн. Забился в судорогах Брет.

– Меня, – прошептал Макт. – Он защищал меня.

– Надо же, – Адна подошла вплотную к брату Гледы. – Не лжешь. Это хорошо. Правильно. Молодец. А теперь спи. Не для тебя этот мир, мальчик. Спи.

Она подняла клюку и приставила ее к груди Макта. Приставила и нажала, удерживая второй рукой брата Гледы за подбородок. А затем отняла клюку, и Макт обрушился у ее ног кучей полуистлевшей плоти.

– Вот и все, – улыбнулась Адна. – Мелочь же, не правда ли? Желаю здравствовать уцелевшим, если повезет.

Она развернулась и с той же улыбкой прошла мимо девяти оставшихся, наступив при этом на руку хрипящему на земле Скуру и похлопав по щеке потемневшую от горя Гледу. Развернулась только на мосту и произнесла, прежде чем исчезнуть:

– Хорошее место для схватки. Проявите воинскую доблесть, и, может быть, останетесь живы. Хотя, на бойне это удается немногим.

– Сейчас, – проскулил, подползая к могиле и вытягивая сломанную руку, Скур. – Сейчас, Гледа. Хотя бы ты.

Она почувствовала, что путы, словно тягучая патока стекают с ее рук. Метнулась было к Макту, но шум на берегу остановил ее. Из прогала в ельнике вываливались геллы. И Гледа, обнажив меч, вышла на мост.

– Сейчас, – хрипел за ее спиной Скур. – Сейчас попробую отпустить остальных. Мне нужно хотя бы несколько минут. Сейчас!

– Несколько минут, – прошептала Гледа и подняла меч над головой. – Несколько минут.

Она не искала этой схватки и не думала, как будет сражаться. Перед глазами стоял Макт и искаженное болью лицо отца. Она отшатнулась от первого гелла, увернулась от удара его топора, пропустила его мимо себя и, ощутив запах застарелого пота и гнили, раскроила клинком разбойнику живот. Тут же отбила удар второго, ткнула его в гортань и, вскакивая на обрушившееся перед ней в воду тело, сумела сразить третьего. Их было слишком много. Она не смогла бы держаться долго, потому как и левое плечо саднило в месте ожога, и брошенный одним из геллов нож, раскровянил ей правую руку, и силы убывали как вода в пригоршнях при беге, но на берегу вдруг послышался рев, и кто-то огромный, черный, с тяжелым топором принялся крушить и рубить геллов с тыла, заставив их дрогнуть и побежать. Впрочем, убежали немногие.

Когда бой закончился, Гледа обернулась. Уже все ее спутники пришли в себя. Скур сидел на могиле, баюкая сломанную руку. Торн стоял на коленях возле тела Макта. А все прочие смотрели с ужасом через плечо Гледы. Она вновь обернулась к мосту, скользнула взглядом сначала по груде тел у собственных ног, потом по еще большей груде тел у ног черного великана, подняла глаза и замерла. Это был глава людоедов. Тот самый Мабок, что отказался отдавать Макта.

– Эльскер! – крикнул Мабок странно изменившимся голосом, как будто всю жизнь разговаривал на берканском языке. – Брет! Там портрет и имя. Эльскер. Посмотри.

– Что это? – спросил Хельм. – Что он сказал, чтоб мне сдохнуть?

– Да, – прошептал Брет, щелкнув медальоном. – Все правильно.

– Что такое, Эльскер? – спросил Хода.

– Это имя моей матери, – едва не задохнулся Брет.