Глава девятнадцатая. Белая башня

Только возле рухнувших ворот Фриги Гледа что-то начала толком вспоминать. Она влетела в схватку вслед за отцом, подсекла рослого гелла, который вознамерился метнуть топор в спину Торну Бренину, ринувшемуся вперед, к тарану, где противник сгрудился в кучу, схлестнулась с чернявым разбойником, оскалившим щербатый рот при виде девчонки, а затем словно погрузилась в вязкое холодное месиво. Медленно ушла от удара щербатого, но не отступила, а так же медленно шагнула вперед и, проходя мимо него, задела его мечом, как задевает неосторожного купальщика острым боковым плавником меченосная рыба на песчаных пляжах Оды. Повернулась на левой ноге, пропуская мимо себя очередного противника, и ударом рукоятью меча в затылок направив бедолагу под мечи двух слаженно действующих сестер. Пригнулась, пропуская над головой свистящий полет клинка двуручного меча, и уже собственным клинком нашла щель между наручем и кольчугой мечника. Она делала все медленно и плавно, но так же медленно, и еще медленнее двигались все вокруг нее, и шелестящий в ее ушах голос, который повторял одно и тоже – «Спокойно и уверенно, и все будет хорошо. Главное, не спеши и не медли. Остальное – в твоей власти» – казался знакомым, и сквозь него пробивались неясные воспоминания о недавнем путешествии трех женщин, одной из которых была сама Гледа. О чем с ней говорили ее попутчицы, о чем? И почему ей чудится обреченность в движениях отца, ведь противники валятся вокруг него, словно скошенные? Или теперь она не только чувствует, но и видит больше, чем раньше? Как она могла разглядеть всю схватку, если смотрела только на отца, да пробивалась на помощь к двум воинам, один из которых оказался принцом Хедерлигом? Откуда она знает, что Андра и Фошта оказались куда лучше во владении мечом, чем тот же Соп, и сравниться с ними мог бы лишь оказавшийся неожиданно ловким Падаганг? Как она могла разглядеть не только ранение Брета, но и то, что от неминуемой гибели его спас Хельм? Откуда она помнит слова, на которых Вай бросил свои песнопения и, подхватив с камня меч, ринулся в бой? Как она могла разобрать колдовство, которое Скур торопливо ладил при каждом выпаде подобранным копьем? Каким образом она успела отразить геллский топор, который летел точно в висок Сопу, бросившемуся к ней на выручку? Интересно, понял ли добряк, что она спасла ему жизнь, или решил, что чуть не лишился головы от неловкого взмаха неумелой девчонки? И почему теперь ни Андра, ни Фошта не сводят с нее глаз? Спину жжет от их взглядов, хотя их улыбки кажутся приторными от сладости. Может быть, у них виды на кого-то из спутников, и они числят ее соперницей? Так надо успокоить их, что рано еще Гледе задумываться о подобном, да и не то время для подобных радостей. И почему ей кажется, что она все еще в схватке, хотя прошло уже столько времени? Они уже давно ушли из крепости, Фрига часа два как скрылась за скалами, уже и шум осады не доносится до путников. Осталось только понять, отряд так и будет забираться по крутому горному склону или странный проводник по имени Друкет выведет своих спутников на какую-нибудь тропу?

– Я обязан тебе жизнью, – пробурчал ведущий рядом коня Соп. – Даже неловко. Топор-то точно летел мне в голову. Я и испугаться не успел. Одна мысль мелькнула, что заканчивается жизнь бравого йеранского парня, и не останется на всем белом свете никого, кто пожалеет о нем. Ну, кроме стариков-родителей. Они-то думают, что я хорошо устроился в маленьком Альбиусе и не сую нос свой туда, куда не следует. Надеюсь, что до них не дойдут вести об этом суде и всей этой поганой истории.

– Хотела сказать тебе, чтобы ты не забивал голову всякой ерундой, – улыбнулась Гледа, – но иногда эта самая ерунда и в самом деле летит в нее помимо твоей воли, да еще сверкает острым лезвием. Не меня благодари, Соп, а счастливый случай. Ты же сам знаешь, иногда получается такое, что потом никогда не повторить.

– Наверное, – озадаченно почесал затылок Соп. – Только мне так показалось, Гледа, что там, у ворот Фриги, ты этими случайностями как горохом разбрасывалась. Горстями. Послушай, тебе точно шестнадцать лет? Что-то мне кажется, что как бы ты ни старше меня. Прости, конечно…

– Брось, Соп, – вздохнула Гледа. – Мне почти семнадцать. Но не успеешь оглянуться, как… А вот Флиту теперь будет семнадцать всегда. Сколько было Ходе?

– Девятнадцать, – снова потревожил собственный затылок Соп. – Надеюсь, он отпразднует и двадцать, и еще двадцать, и еще два раза по двадцать. Теперь-то его точно никуда не выпустят из дворца. Единственный наследник. Сын короля Трига. Хорошо, если придя в себя, он не потеряет память. А то ведь… надо же будет когда-то и домой вернуться? И все-таки, ты, конечно, всегда поражала своей прытью, но тут я тебя словно в первый раз увидел. Или умение как молочные зубы? Сначала болят, а потом прорезываются? Меня правда, эти девки удивили, да и Падаганг, но с тобой и им не сравниться.

– Только не говори об этом отцу, – понизила голос Гледа. – А ты видел, что Хельм спас Брета?

– Ты и это заметила? – удивился Соп. – Не видел, куда там. Мне Брет сказал. А не знаешь, что это у них с Друкетом? Вроде бы ни словом не обмолвились, а и Брет глаз с проводника не сводит, да и тот оборачивается то и дело.

– А ты сам-то о чем думаешь? – прищурилась Гледа.

– Известно о чем, – хмыкнул Соп. – О том, что этот Друкет и есть отец Брета. Ну, или брат его отца. Или племянник. Да демон их разберет, но какой-то родственник. Он из Исаны, Брет из Одалы. Между их столицами, конечно, больше три сотен лиг, но зато и ясно становится, отчего папочка не навещает сына.

– Ничего пока неясно, – вздохнула Гледа. – Да и зачем гадать, если можно спросить? Конечно, пусть Брет и спрашивает. А грустить насчет того, что не останется на всем белом свете никого, кто пожалеет о тебе, не стоит. Мы все пожалеем. И я тоже. Так что, береги себя, Соп. Не заставляй меня страдать.

– А ты только обо мне будешь страдать, если что, или о каждом? – расплылся в улыбке Соп.

– Главное, чтобы вы обо мне не страдали! – рассмеялась Гледа и тут же стерла с лица улыбку. Слишком мрачным выглядел оглянувшийся отец. Сердце у Гледы защемило, она тут же вспомнила, что Макт в опасности, если он вообще еще жив, но и кроме всего прочего, он же ничего не знает о смерти матери, и девчонка ускорила шаг, увлекая за собой лошадь, чтобы нагнать отца и услышать, о чем они говорят с Друкетом.

– Теперь понятно, почему Фрига не опасается нападения со стороны гор, – заметил Торн, вглядываясь в узкое ущелье, вход в которое отыскался среди беспорядочно разбросанных скал. – Тут и демон ноги себе переломает. Мы обратно здесь же будем идти?

– Мы уже не вернемся во Фригу, – сказал Друкет, запрыгивая в седло и направляя коня в сумрачную теснину.

– Фрига падет? – хмуро спросил Торн, следуя за проводником.

– Она будет оставлена, – ответил Друкет. – Со дня на день. У Белой башни мы будем завтра, на возвращение тоже уйдет день, лучше не рисковать.

– И как же мы будем возвращаться? – спросил Торн.

– Через лес, – сказал Друкет. – Здесь ничего нет кроме гор и леса. Тебе ли бояться леса, Торн? Я о тебе много слышал, ты ведь забирался в такие места, откуда никто не выходил. Кроме тебя.

– Но в лесу же разбойники! – не сдержалась Гледа, которая правила лошадью сразу за отцом.

– Везде разбойники, – согласился Друкет. – И в Гебоне, и в Долине милости. А Вандилский лес просто кишит разбойниками. Правда, Фрига пока оттягивает их на себя, но рано или поздно они разбегутся по всему лесу.

– Так и пусть бы она их и дальше оттягивала! – воскликнула Гледа.

– Тихо! – предупредил ее Друкет. – Это старая тропа. Здесь давно никто не ходит. Это, конечно, не самое опасное место, но слишком громкий крик может стать причиной обвала. Посмотри по сторонам.

Гледа покрутила головой. Отряд вытянулся по дну узкого ущелья, которое чем дальше, тем все больше напоминало узкую щель в скальном массиве. Лошади выбирали дорогу среди камней с трудом. Кое-где чудились следы весенних паводков. Над вздымающимися скалами кружили стервятники.

– Тяжело парят, – отметил Друкет. – Сыты. Много… падали. А будет еще больше. Иногда отступить мудрее, чем сражаться. Фрига беззащитна. Там, где дорога к Хайборгу выходит на край леса, она будет перерезана. Уже сейчас отряды берканских егерей с трудом удерживают ее.

– А принц Хедерлиг сражается в заслоне, как простой стражник, – заметил Торн. – У вас что, принцы крови словно ополченцы? Отчего он не уходит к Хайборгу? Что, некому удерживать Фригу без него?

– Ты повторяешь мои слова, – кивнул Друкет. – Мы с Лоном уже не один раз выводили Хедерлига из себя этими разговорами. Так вот, он не уйдет. Я, конечно, не одобряю этого героизма, но сам себе завидую. Отличный король будет в Исане. Если выживет, конечно. Зато одно скажу точно, каждый исанец готов умереть за Хедерлига. Будем надеяться, что этого не потребуется, но тем не менее. Не волнуйся, мы отступим к Хайборгу и будем удерживать ту крепость. Так что Фрига – все. Скоро в ней начнутся грабежи и еще более сильные пожары. Все здесь будет захвачено.

– А геллы… – понял Торн.

– Все эти шайки упрутся в топь, – продолжил Друкет. – В трясину, через которую не сможет перебраться большое войско. Две крепких застежки имеются у нас на двух дорогах в Беркану – Опакум и Хайборг. Были, правда, пути через горы в обход Опакума, но следопыты говорят, что весенние лавины обрушили их. Ты не волнуйся, Торн, я верю, что нам удастся спасти твоего сына. А через лес мы должны пройти беспрепятственно. Его ширина, от южного до северного тракта, – двести лиг. Все разбойники, все эти своры, наполнившие его, обитают лишь в прилесьях, вдоль дорог. Но стоит зайти на десяток лиг вглубь, и уже никого нет. Или почти никого.

– А что дальше? – снова осмелилась подать голос Гледа. – Нам нужно будет пересечь лес и идти северным трактом к Опакуму?

– Вряд ли, – задумался Друкет. – С этой стороны в основном усердствуют вандилы и разбойники из Долины милости, а там будет больше геллов. Да и первые легионы Фризы уже должно подходить. Опасно. Лучше пробираться чащами. Сначала на восток, пока не упремся в топь, а потом вдоль топи к Опакуму. Надеюсь, мы опередим врага. Иначе придется идти через трясину. Но я знаю проходы.

– Как угодно, – мрачно пробормотал Торн. – Лишь бы спасти сына. Что это за Белая башня? Почему о ней никто не вспомнил сразу?

– Считай, что ее нет, – сказал Друкет. – Развалины. Хотя на две трети высоты она еще сохранилась. Из Фриги к ней толком прохода нет. Разве это дорога? Снег только сошел. Еще пару недель назад я бы сюда не сунулся. А летом здесь проносятся сели. Говорят, даже до Фриги доходили, едва не снесли как-то ее горные ворота. Но сама башня на хорошей дороге. Из Исиды в Долину милости. Да, был когда-то прямой путь из Исиды на север. На двести лиг почти разрезал Мглистые горы, да и в Вандилском лесу остатки этой дороги имеются. Ее прорезали через горы еще до… дня Кары богов. А начали строить где-то через пятьдесят лет после. Тогда еще были хорошие мастера. Закончили за несколько лет до первой жатвы. А когда пришла беда, то случилось землетрясение, и большая часть дороги разрушилась. После жатвы некому было ее восстанавливать. А потом уж и мастеров не осталось. Теперь прямого пути через горы нет. Так вот, эта башня из тех времен. Говорили, что в ней жил главный строитель несбывшегося пути. От нее до окраины леса всего ничего, хотя, вроде бы он уже заполнил ущелье и подступил вплотную. Ну и три десятка лиг до Фриги.

– И о ней никто не знает? – не понял Торн.

– Ты не о том спрашивал, – объяснил Друкет. – Если бы ты спросил, как попасть в Поганое или Проклятое ущелье, тебе бы сказали сразу. Просто мало дураков туда забредать даже в мирные дни.

– И чем же оно… опасно? – спросил Торн.

– Там очень тяжко, – признался Друкет. – Ты… поймешь. Это магия. Говорят, что строитель той дороги был… великим магом. И жил в своей башне даже после первой жатвы. А перед второй жатвой наложил на нее охранные заклинания и отправился на великую битву, с которой не вернулся. А заклинания остались.

– Вторая жатва? – загорелась Гледа. – Это же битва в Хмельной пади! Семьсот лет назад! И заклинания не стерлись?

– Твоя дочь вызывает уважение глубиной своих познаний, Торн, – хмыкнул Друкет. – Но что такое семьсот лет? Для кого-то они словно миг.

– Подожди, – наморщил лоб Торн. – Но ведь если там… живут эти людоеды, тогда… получается, что на них магия не действует? И мой сын…

– Всегда найдутся те, на кого магия не действует, – ответил Друкет. – Представь себя колдуном. Вот ты уходишь из дома и заговариваешь его от случайных гостей. Например тем, что всякий из них будет испытывать дикую боль в правой ноге. И никто не сможет войти в твой дом.

– Кроме тех, у кого нет правой ноги, – поняла Гледа.

– Или тех, кто не чувствует боли, – продолжил Друкет. – Или любит боль. А твой сын был без сознания, ему все равно.

– Я слышал, что эти… людоеды, – Торн запнулся. – Они приходили за… едой к Фриге раз в месяц. Сколько у нас осталось времени?

– Мало, Торн, – ответил Друкет. – Поэтому мы спешим.

Отряд остановился, когда полоса неба над головами еще казалась серой от садящегося где-то на равнине солнца, но на дне ущелья воцарилась темнота. Костер развести было не из чего, поэтому оставалось лишь ждать рассвета, благо Друкет пообещал, что этой ночью в ущелье можно спать без опаски. Гледа прижалась к спине отца, накинула на себя одеяло и погрузилась в легкую дремоту, перемежаемую тихим разговором ее отца и Друкета.

– Никто нас здесь не найдет, – объяснял отцу Друкет. – Со стороны Фриги вход в ущелье мало кому известен. Из тех, кто сейчас в крепости, о нем только Лон знает, а он кому попало его не покажет. А с этой стороны через час хода будет узкий карниз, по которому и днем замучаешься проходить. И если кто на него выберется, то мы непременно услышим. Большой камнепад случится. Если бы не ночь, мы бы уже через часа три были бы у башни.

– Значит, завтра с утра все решится, – пробормотал Торн. – Тогда вот еще что объясни мне, Друкет. Я ведь бывал в дозорах на окраине Вандилского леса. И навсегда запомнил, что ни геллы, ни вандиллы, ни прочий разбойный люд никогда не могли друг с другом договориться. Объясни мне, почему они вместе штурмуют Фригу? К тому же гибнут и все равно лезут? Кто их гонит? Кто сумел взять власть над всей этой… шайкой?

– Голос, – после паузы сказал Друкет и как будто с досадой мотнул головой, прикусив при этом губу.

– Голос? – не понял Торн.

– А ты думаешь, что по воле… богов только зараза садится на тела? – спросил Друкет. – Всякое случается. И чужая воля по-разному проникает в человека. Вот, сгоняет разбойничьи шайки в орду и бросает ее на стены и ворота Фриги. Да если бы только разбойничьи. Там ведь и крестьяне, и охотники, и бортники, и даже торговцы. Лес словно гребнем вычесали. Мы же перебили их там уже тысячи. Будь они в здравом уме, давно бы уже разбежались по норам. Да и вандилы – не так их много тут было. Вот, у тебя в отряде Падаганг, Лон сказал, что отличный воин, славно сражался у ворот. Наверное, один из лучших мечников был в бальдарском войске? А теперь прикинь, сколько бальдарцев штурмуют Фригу? Я тебе скажу, много. Думаешь они по своей воле идут на штурм?

– Не сходится, – пробормотал Торн. – Мы ведь тоже в Вандилском лесу. Отчего мы не гнемся под ту же волю?

– Сходится, – хмыкнул Друкет, снова, словно от досады, прикусил губу. – Кто-то не гнется, а кто-то и готов, ждет только случая. Да и с той стороны не все поддаются безумию. И голос не все слышат. Порой достаточно, чтобы кто-то рядом с тобой поддался. Дело в другом. На этой стороне тоже есть пусть не голос, но чья-то воля.

«Есть и голос», – подумала Гледа.

– Так что это получается? – не понял Торн. – Боги против богов?

– Люди против людей, боги против богов? – тихо засмеялся Друкет. – Вряд ли. Молись, чтобы боги не вставали против богов. Иначе весь Терминум будет подобен сухому листу, упавшему в лужу под ноги мчащейся коннице. Нет… Скорее по-другому – слуги богов против слуг богов. И чтоб ты знал, те, кого мы называем жнецами, те, кого мы не видим или, видим, но не узнаем, – не боги.

– Так куда же смотрят боги, если их слуги творят такое? – скрипнул зубами Торн. – Спят они, что ли?

– Может и спят… – пробормотал Друкет. – А может, их и вовсе нет. Спи, Торн. Завтра будет тяжелый день. Неужели ты думаешь, что я бултыхался бы в этом месиве, зная ответ на твой вопрос?

Торн поднял отряд почти затемно. Лучи солнца лишь начинали цепляться за верхушки скал, когда его спутники, разминая прихваченные ночной прохладой руки и ноги, забирались в седла, которые им пришлось покинуть уже через час. Ущелье закончилось, разбежалось в стороны горным плато, но сначала обрушилось пропастью, мост через которую не перебросил бы и великий строитель, дно ее скрывалось в тумане, а до противоположной стороны было с четверть лиги, не меньше. Но под нависающими скалами вдоль обрыва к западу уходила тропа, вся ширина которой была в два локтя, не больше.

– Это ж… бездна, – поежился Соп. – Пока до дна долетишь, облегчиться успеешь!

– Значит, умрешь налегке, – ответил Друкет. – Или упадешь на мягкое. Мы пойдем по этому карнизу. Его длина – половина лиги. Кое-где он даже поуже, но пройти можно. В Терминуме немало подобных пропастей. Кстати, как и ущелий, которые называются Проклятыми. Я уж не говорю про Большой провал. В Бальдарских горах есть Козья тропа, так там может пропасть, может, и не глубже, а вот дорога куда хуже и длиннее. Успокойте лошадей, угостите хотя бы хлебной коркой. Будете спокойны, и ваша лошадь будет спокойна. Не будете – вытаскивать из пропасти никто вас не станет. Нечего будет вытаскивать. Я первый, за мной Торн, кто последний?

– Я, – подал голос Хельм. – Лошадка у меня поздоровее прочих. Так, чтоб уж наверняка.

– Главное, не касаться клиньев, – предупредил Друкет. – Они кое-где забиты в стену. Это не рукояти для равновесия. Это подпорки в тех местах, где велика вероятность обвала. Скальная стена слабая.

– Так может, она и рухнула уже давно? – подал голос Брет. – Судя по дороге, тут годами никого не бывает.

– Пока еще не рухнула, – с улыбкой ответил Друкет. – Просто поверь мне. Но запомните, последние сто шагов, хотя карниз станет и шире, самые трудные. Магия начнет действовать. Проклятие Белой башни.

– Чего ждать-то хоть? – напрягся Соп.

– Всего, – ответил Друкет. – Что несешь в себе, того и жди.

– Вот ведь, зараза, – пробормотал Хельм. – Еще одна Пепельная пустошь, что ли?

– Магия, мать ее, – процедил сквозь стиснутые зубы Торн.

Дорога и в самом деле оказалась трудна. Лошади фыркали, дрожали, но переступали и постепенно продвигались вперед. Гледа вглядывалась в высохшие от времени клинья, торчащие из стены выше головы, и думала, что только безумцу придет в голову ухватиться за них, местами казалось, что лишь зыбкие деревяшки удерживают тяжелые глыбы от обрушения. Иногда впереди раздавался грохот, и тогда по цепи путников передавалось короткое – «Ждать. Это не обвал. Друкет чистит дорогу». Наконец, тропа стала чуть шире, и сначала до Гледы донесся раздраженный голос отца, в котором он призывал демонов, а потом и она почувствовала на плечах как будто холодные пальцы неведомой силы.

– Что это? – простонала она сквозь стиснутые губы, потому что невыносимая тяжесть навалилась на нее. Казалось, что вся ее одежда, немудрящий доспех, оружие, мешок, все было отлито из свинца и давило на плечи, на тело, призывая распластаться, упасть от бессилия, расплыться лужей слизи, и она бы непременно расплылась, если бы и ее тело тоже не было таким же тяжелым и неподъемным.

– Шагать! – разнесся над бездной голос Друкета. – Шаг за шагом. На лошадей не действует. Не виснуть на узде! Идти!

Когда тропа закончилась, и Гледа оказалась в узкой долине, усыпанной скалами, она не сразу поняла, что тяжесть оставила ее. Но когда смогла видеть, заметила бледность спутников, поймала встревоженный взгляд отца и внезапно разглядела ненависть, мелькнувшую на лицах Андры и Фошты. «Точно придется с ними переговорить», – подумала Гледа.

– Со стороны Вандилского леса еще хуже, – вытер со лба пот Друкет. – Но всегда находится кто-то, кому эта магия побоку. И зверь проходит через границу, ничего не чувствуя.

– Значит, этот кто-то – зверь, – заключил Брет, осторожно прикасаясь к перевязанной руке. – Только внешне похож на человека.

– Наверное, – кивнул Друкет. – Надеюсь, таких… похожих на человека здесь не слишком много.

– Где здесь? – спросил Торн.

– Рядом, – ответил Друкет.

Настоящая, выложенная камнем дорога, шириной в десять больших шагов, начиналась сразу за скалами. Точнее, она обрывалась сразу за скалами. Обрывалась на той самой пропасти, но не продолжалась за нею, а тонула в грудах камня и в сдвинувших скалы горах. Зато с этой стороны она плавно уходила к северу, спуская со склона и прячась сначала в можжевеловых зарослях, а потом уже под кронами Вандилского леса, вторгнувшегося в ущелье Мглистых гор. До него было лиги две, не больше. Но еще ближе, в полулиге, на каменистом взгорке среди все того же можжевелового подлеска высилось строение, напоминающее выбеленный прямой сосуд с отбитым краем, и возле него шевелились, ходили какие-то люди.

– А ведь их до полусотни здесь, – проговорил Друкет. – Я думал меньше. Они, конечно, и в самом деле скорее всего потеряли человеческое обличье, но сходу их не срубить. В башне могут оказаться лучники.

– Нас не видно от основания башни, – заметил Хельм. – И я не вижу наблюдателя на самой башне. Да и зачем им наблюдатели? Я так понял, что их само ущелье прикрывает? Магия? Мы можем перейти с лошадьми к роще, и уже между кустами пробраться к самой башне. Оставим лошадей поблизости и нападем внезапно.

– Рискованно, – задумался Друкет.

– Надо их отвлечь, – вдруг выпалила Гледа. – Прийти для переговоров. Например, вдвоем. Я и отец. А пока мы будем переговариваться, вы подберетесь поближе.

– Мудро, – согласился Друкет. – Увидев девчонку, они остолбенеют от нашей наглости. Это ж лакомство.

– А нам и нужно, чтобы они остолбенели, – процедила сквозь стиснутые зубы Гледа. – Тогда уж точно никто не будет смотреть, как остальные подбираются к башне.

– Никогда, – мотнул головой Торн, не сводя взгляда с древнего укрепления.

– Она права, – неожиданно сказал Падаганг, который присматривался к башне, приложив руку ко лбу. – Они остолбенеют. И дадут нам время. Но я пойду тоже. Не знаю, как они стали людоедами, и насколько они звери по натуре, но большинство из них – исидские вандилы. Я знаю их язык. Даже если они забыли закон гостеприимства, какое-то время они будут чесать затылки. Это тоже даст нам несколько минут.

– Пойдем втроем, – твердо сказал Торн. – Но если что, Гледа…

– Мое место у тебя за спиной, – вздохнула девчонка.

Их заметили, когда они прошли половину пути. Холод пробежал по спине Гледы, но настоящий ужас, – ужас, смешанный с ненавистью, – она ощутила, когда почувствовала запах гниения и услышала хруст человеческих костей, которыми было завалено все вокруг. На площадке у основания башни, где курился дымок над костром и булькало какое-то жуткое варево в закопченном котле, столпились обитатели руин. Их было больше сорока, и хотя вандилов оказалось большинство, мелькали среди них и белые лица. Хотя вряд ли все эти морды можно было назвать лицами. Они смотрели на гостей, как голодные звери в клетке смотрят на сырое мясо в руках их хозяина. Хозяином был вандил, возвышающийся над остальными на голову.

– Приятного аппетита, – процедил сквозь зубы Торн. – Жаркое, мясо на углях и сладкое само пришло на кухню.

– Сейчас я поздороваюсь и назову свое имя, – прошипел Падаганг. – Если этот великан назовет в ответ свое, то несколько минут мы выкроим.

Падаганг закричал, когда до низкой каменной ограды вокруг башни осталось двадцать шагов. Толпа загудела, но затихла мгновенно, едва великан произнес несколько слов. Падаганг ответил ему, и снова получил ответ. Произнес еще несколько фраз, и услышал в ответ громовой хохот, подхваченный теми, кто толпился вокруг чудовищного вандила.

– Его зовут Мабок, – проговорил побледневший Падаганг. – Он горшечник из Гольды, которому здесь, в Вандилском лесу, боги открыли таинство и сладость человеческой плоти. У него есть один вельможа, может быть, это твой сын. Но он не может его отдать.

– Почему? – с трудом выдавил Торн.

– Он сказал, что твой сын слишком вкусный, – прошептал Падаганг.

– Скажи ему, что я готов с ним сразиться, – ответил Торн.

– Уже говорил, – мотнул головой Падаганг. – Предлагал и себя, и тебя. Он не будет сражаться. Он сказал, что вандил не сражается со скотом. Он режет его. И добавил, что его воины убьют нас в тот же миг, когда мы обнажим оружие. А если мы его не обнажим, то проживем чуть дольше. Сначала они съедят девчонку.

Гледа стояла, стиснув рукоять меча, и думала лишь об одном, что одна из тех костей, на которых она стояла, могла оказаться костью ее брата. И что всякая смерть ужасна, но самое ужасное в том, что ее брату суждено было погибнуть именно так, послужив пищей этому зверью, которое все еще держало в руках какое-то оружие, но утратило даже тень сходства с людьми. Она даже перестала слушать, что говорил Падаганг, поэтому, когда ее отец выдернул из ножен меч и пошел на галдящую толпу чудовищ, тут же оказалась рядом, и не услышала от Торна ни единого слова. И уже чуть позже, когда началась схватка, и она поняла, что из-за башни вылетели их спутники и врубились в визжащую толпу людоедов с тыла, слух к ней вернулся, но лишь для того, чтобы она могла слышать вопли умирающей мерзости в человеческом облике.

Схватка еще продолжалась, когда она вслед за Торном метнулась в полуобрушенный проем и среди вони и крови нашла на куче можжевеловых ветвей едва живого Макта. У того не было одной руки и сил даже на удивление. Когда его вынесли на воздух, он не мог говорить и попросил воды.

– Свет, – прохрипел Макт, напившись и загораживая лицо культей. – Отвык от света. Ты представляешь, отец? Они сожрали мою левую руку. Сказали, чтобы я сам выбрал, с чего начнут… Представляешь? Ту самую руку! Не хмурься, я давно простил тебя, просто не знал, как к тебе подойти. Гледа! Представляешь? Они сожрали мою руку!

– Я едва не опоздал, – глухо обронил Торн.

– Все хорошо, – рассмеялся Макт. – Левая рука. Ерунда. Я правша. Сестренка!

– Мама погибла, – прошептала Гледа, и Макт осекся.

– У нас потерь нет, – подошел к Макту, протирая меч, Друкет. – Святые боги, как ты продержался, парень?

– Этот Мабок, – Макт с трудом сдерживал слезы… – любил поболтать. Он каждый вечер разговаривал со мной. Поэтому меня оставили… напоследок. Подожди, Друкет. Мне нужно отдышаться.

– Все будет хорошо, – прошептал Друкет, поворачиваясь к Торну. – Жаль только, что этот Мабок убежал. Ринулся прочь, едва началась схватка. Почувствовал, что дело плохо. Ничего, такого здоровяка легко будет найти. Я рад, что твой парень жив, Торн. И я не могу себе простить, что не нашел его раньше. Не могу.

– Он жив, – прошептал Торн, покачиваясь из стороны в сторону, – мой сын жив!

– Жив, – согласился Друкет. – Твой сын отличный парень. Весь в отца. Тебе есть чем гордиться. Мы говорили с ним о тебе. Но что-то не так…

– Что не так? – застыл Торн.

– Не могу пока понять, но чувствую… – проговорил Друкет, и вдруг метнулся в сторону.

Гледа замерла. Время снова стало тягучим и неповоротливым. Но даже в этом медленном времени происходило что-то настолько стремительное, что Гледа не могла противостоять ему. Она могла только видеть. Короткую стрелу, летящую ей в грудь. Такую же стрелу, летящую в грудь Макту. Одну на двоих радость на лицах Андры и Фошты, которые уже оказались верхом. И меч Друкета, который странным, невозможным образом отбивает стрелу, предназначенную ей, и принимает вторую стрелу в собственное сердце.

Раздался топот копыт мчащихся прочь всадниц и шум падения почти мертвого тела.

– Брет, – прохрипел Друкет, схватившись за грудь. – Подойди.

Побледневший Брет встал над умирающим.

– Возьми медальон у меня на груди, – забулькал кровью Друкет. – Но не открывай до тех пор, пока не подойдет человек, который попросит тебя об этом. Он… скажет, что там. И потом… слушай этого человека. Он придет… скоро… И вот еще… – Друкет задергался, изогнулся и выдернул из-за пояса сверток. – Отдашь ему. И уходите, уходите отсюда. Бойтесь женщину с худ…

– Умер, – прошептал Торн.

Гледа пошатнулась, и упала бы, если бы Соп не схватил ее за плечи. Все это – Белая башня, растущая из костей и крови, близкий лес, брат с отрезанной по локоть рукой и перетянутыми в коленях ногами, заплаканный отец, молчаливые друзья – все это вдруг навалилось на нее сильнее, чем тяжесть на исходе карниза над бездной. Сил у нее не осталось.

– Ненавижу, – процедил сквозь зубы Торн, закрывая глаза Друкету. – Ненавижу тебя, Бран Вичти. И твоих слуг. И жатву. И всю эту погань, что убивает нас! Как я мог… Почему мне кажется, Друкет, что я тебя знал? Почему мне кажется, что я уже часами и днями беседовал с тобой? Я ведь увидел тебя в первый раз.

– Он умер, папа, – прошептала Гледа, глядя на вытянувшегося на камне и кажущегося обычным, не слишком широкоплечим исанцем – воина.

– А ведь он один положил не менее полутора десятков этой погани, – заметил Хельм, придерживая за плечи Брета, которого начала бить мелкая дрожь. – Если бы я не боялся тебя обидеть, Торн, то сказал бы, что он был ничем не хуже тебя. Надо бы его похоронить.

В отдалении раздался грохот, звук горного обвала.

– Еще кому-то не повезло, – мрачно заметил Хельм, поворачиваясь к пропасти.

– Или наоборот, – почесал окровавленной рукой нос Скур.

– Всадник! – вытаращил глаза Вай.

– Хода! – заорал Соп, едва не уронив Гледу.

Бледный, исхудавший, но живой к башне торопил коня Хода.

– Ну что? – закричал он еще издали. – Я успел или нет? У меня с собой помилование для всех! Все еще живы?

– Нет, – прошептал, размазывая слезы по щекам, Брет.

– Я с вами! – нашел взглядом Гледу Хода. – Неужели этого мало для радости?

– Мало, – прошептала Гледа.

– Есть еще, – вдруг подал голос Макт. – Я не забыл. Все забыли, а я не забыл. Гледа. Поздравляю тебя. Сегодня тебе исполнилось семнадцать.