Глава четырнадцатая. Пепельная пустошь

Два приятеля Хельма, и в самом деле один коротконогий крепыш, а другой – худой и длинный хлыщ, выбрались из придорожных кустов, ведя под уздцы деревенских лошадок, привычных скорее к подводе или к плугу, чем к подседельной службе. К седлам гривастых трудяг были приторочены деревянные щиты, напоминающие скорее крышки от бочек, на поясах у новобранцев висели топоры.

– Ну, хоть не лопаты, – проворчал Соп, рассматривая пополнение.

– Который длинный – Грен, – представил новобранцев Хельм. – Мелкий – Рут. Но если их сложить, да располовинить, то получится вполне себе средний рост.

– Надеюсь, что боги избавят меня от необходимости кого бы то ни было складывать и половинить, – поморщился Торн. – Мешки на плечах есть, значит, голодать не будут. Надеюсь, воду тоже запасли. А о том, кто чего стоит, после говорить будем. Может, и разговоров никаких не понадобится на том краю Пепельной пустоши.

– Добраться бы еще до того края, – пробормотала Фошта, спрыгивая с лошади, которая едва не встала на дыбы у грязной каймы, начинающейся на середине склона холма и пересекающей старый, поросший дорожной травой каменистый тракт.

– А теперь скажи, зачем нам проводник? – посмотрел на Хельма Торн. – Вот же дорога? Если я ничего не забыл, то как входит в проклятое место, так и выходит из него?

– Разве проводник нужен для того, чтобы дорогу показывать? – с опаской потер переносицу Хельм. – Он должен проводить по дороге. Не всякая дорога путнику дается, а уж такая…

Край Пепельной пустоши был похож на край серого пятна, словно кто-то рассыпал по равнине золу. И трава, и какие-то сучья, все за неровной линией было серого цвета. Даже древняя, припорошенная пылью дорога, казалась покрытой пеплом.

– Бывал уже здесь? – поинтересовалась у капитана Андра.

– И бывал, и не бывал, – неопределенно ответил Торн и, спешившись, решительно двинулся вперед.

– Проклятая земля, – прошептал Брет, перешагивая границу и едва не силком затягивая за собой лошадь.

– Милостивые боги, – заныл Вай, рассматривая посеревшие руки и балахон.

– Не дождешься милости, – усмехнулась одна из девиц.

– Ни милости, ни богов, – согласился Хельм и решительно зашагал вслед за Торном, кивнув все еще переминавшимся с ноги на ногу приятелям.

– А вот это еще вопрос! – не согласился Вай.

Скура отряд нагнал через час. И в самом деле худой и невысокий йеранец то ли с крысиным, то ли просто с обиженным, да заостренным превратностями бродячей жизни лицом, вышагивал по древней дороге, опираясь на вырезанную из орешника палку. Услышав за спиной шаги, он остановился и стянул с головы обвислый колпак.

– Попутчики не нужны? – спросил его Торн. – Ты ведь Скур? Торговец из Йеры? Или я ошибаюсь?

– Все ж таки нашел, к кому пристроиться? – разглядел среди спутников Торна йеранец Хельма. – А то я уж подумывал возвращаться. Да, я торговец из Йеры. А так же травник и составитель снадобий. А если проще – не глупый, смею надеяться, человек. Тебя как зовут, воевода? И в каком ты звании?

– Звания никакого не имею, но был капитаном, – ответил Торн. – А зовут меня Торном Бренином.

– Так значит… – отчего-то побледнел Скур. – Тогда возвращаю тебе вопрос, капитан. Попутчики не нужны?

– А что тебя напугало? – удивился Торн. – И отчего возвращаться надумал?

– А вот послушай, – поднял клюку Скур и ткнул ею куда-то в сторону серого марева севернее дороги.

Торн замер, и в наступившей тишине и в самом деле расслышал отдаленный волчий вой. Странно было услышать его днем, а не ночью.

– Однако продолжал идти, – заметил Торн.

– Так я вас давно приметил, – пожал плечами й еранец. – Вот, решил попытать счастья. Куда вы, туда и я.

– Это зависит от твоего интереса, – заметил Торн. – Может статься, что он у нас не совпадет. Зачем тебе туда?

Он словно повторил жест йеранца, ткнув пальцем точно в ту сторону, откуда доносился вой.

– Туда мне не нужно, – отмахнулся Скур. – А вот туда, – он кивнул на дорогу, что уходила на запад, – необходимо. А вот зачем – и сам не могу сказать точно. Длинный разговор. Считай, что болячка у меня здесь. Да и не одна к тому же. Как подзаживет немного, так я тут как тут, спешу расковырять. Расковыряю, бреду дальше, залечивать. Залечу, ползу домой. Силы копить. И опять сюда.

– Выходит, не в первый раз через пустошь идешь? – выглянул из-за спины Торна Соп.

– Не в первый, – кивнул Скур. – И не во второй. И жив пока, как видишь.

– Почему тут так? – спросил Соп, растопырив пальцы. – Что за серость?

– Что будет, если забыть на плите чугунок? – ехидно спросил Скур.

– Жратва сгорит, – пожал плечами Соп. – Сначала почернеет, а потом в пепел обратится. Вместе с чугунком.

– Вот и представь, – оперся на клюку Скур, – что сильная магия словно горячая плита. Она и целый край в пепел обратить может. Говорят, что здесь колдовство какое-то велось. Много болтать не буду, но кончилось оно вот так.

– И что стало с теми колдунами, которые это устроили? – спросил Торн.

– А вот этого я не знаю, – с кривой ухмылкой зажмурился Скур. – А еще, может, просто болтать не хочу. Может, и жив до сих пор поэтому? Одно могу сказать, магия, которая этот край припорошила, должна была и колдунов зацепить. А как, что – не скажу. Хотя слухи разные ходят.

– Я что-то слышал про сгоревший менгир в этих краях, – подал голос Брет. – Но я не об этом хотел спросить. Как же так? Ведь никакое колдовство не вечно. Ну, так говорят. Железо ржавеет, дерево гниет. Камень стирается. Колдовство истаивает.

– Точно так, – согласился Скур. – О вечности никто и не говорит. Истаивает оно. Лет пятьсот назад, говорят, и войти в Пустошь нельзя было. Так что будет оно еще истаивать не одну тысячу лет.

– А в храме говорят, что ткань сущего здесь тонка, – подал голос Вай. – Потому и мертвые приходят к живым, и цвета не хватает. А остальное ересь.

– Может и так, – скорчил гримасу Скур. – А может, и эдак. Только, если храмовников слушать, то все ересь. До ветру не сходишь, чтобы богов не оскорбить. Слова не скажешь, хулу не возведя. Разве не так?

– Считай, что так, – кивнул Торн. – Что ж. Обратной дороги для нас нет, так что присоединяйся к нашему отряду. Кто знает, может, я так постепенно к той стороне Пустоши роту соберу. Главное, дурного в отряд не брать. Меня Торном кличут.

– Меня, как ты уже знаешь, Скуром, – прищурился йеранец. – Только от дурного не убережешься. Дурь-то обычно по углам прячется. Не всегда распознаешь. От меня-то вреда не будет, я уж выжжен изнутри этой местностью, а вот за остальных не поручусь. Одно ты должен знать, пустошь не разбирает, что человек в голове держит, она к сердцу его прислушивается. И уж выжигает так, что мало не покажется.

– А я слышал, что наоборот! – подал голос Хельм. – Что если в нутрях у человека погань, так он поганью в пустоши и расцветает!

– Может в обратку и так, – кивнул Скур. – Но по-первости всех едино ладит. Увидите. Значит так, зря время не тянуть, оно и так тут тянется, будет привал – держаться костра, но дозоры тоже выставлять. Да надо факелы делать. Если припечет на середине дороги, без факелов никак не обойтись. Вой этот… Обычно тут тихо, но война все переиначивает. Наверное, со всей Берканы волчья порода собралась. Что смотрите? Я на вожака вашего хлыст не разматываю. Я тут вроде лоцмана, ясно? Ну, не отставайте.

И зашагал, подпирая себя клюкой, дальше, словно и не висел на ней только что от усталости.

– Эй! – недовольно скривила губы Фошта. – Я что-то не поняла? Так мы в отряде Торна или в отряде Скура.

– Мы в Пепельной пустоши, – ответил ей Торн.

– Почему мы пошли через Пепельную пустошь? – спросил капитана Соп, едва отряд расположился среди серой травы на ночевку, устроив костер из найденного в серой траве валежника и водрузив на него закопченный котел. – Только потому, что так ближе?

– Не только… – пробормотал Торн. Здесь, среди серости, которая как будто першила в горле, ему не хотелось ни о чем говорить. Руку, засунутую в карман, жгла записка дочери – «Бран Вичти. Если хоть один волос упадет с головы моего отца, я убью тебя. Гледа Бренин».

– Раздери меня демон! – заорал из застывших неровными силуэтами кустов Хельм. – Хотел наломать сучьев для факелов, а их можно только рубить. Гнутся и брызжут весенним соком, словно живые!

– А они и есть живые, – отозвался Торн. – Севернее, в дозорном поселке Волчий выпас, ветераны заходят в пустошь и косят серую траву. А когда выносят ее к острогу, она оказывается зеленой. Так что, имейте в виду. Здесь все живое. И трава, и кусты, и деревья.

– Так что же красит все в такой цвет? – поежился Соп.

– Может не красит, а обесцвечивает? – пожал плечами Торн. – Ты слышал Скура, все можно объяснить колдовством. Мой слуга Тенер боль в спине колдовством объяснял, мол, соседка ключница его околдовывает, словно ему все еще двадцать лет, а не восемьдесят почти. Я в эту сторону даже и думать не хочу. Да и вообще об этом лучше говорить с колдунами. Если и соврут, то все складнее получится.

– У нас вроде есть один полуведун, да отошел куда-то, – заерзал Брет. – Девки эти окрестности осматривают, а он вроде по дороге бродит неподалеку, клюкой постукивает. Клад ищет или что? А факелы нам нужны, чтобы было не так темно? Или об этом только Скур знает?

– Не для того, чтобы освещать путь, – ответил Торн. – Думаю, это против зверя. Ближе к середине пустоши волки словно страх теряют. По северному тракту во всякое время опасно путешествовать в одиночку, у Волчьего выпаса вовсе ночью спасение только в остроге. А уж здесь им раздолье.

– Чем же они здесь питаются? – начал озираться Брет. – Или сюда частенько забредают отряды вроде нашего?

– Им есть здесь, чем питаться, – замер, прислушиваясь к опускающейся во тьму равнине, Торн. – Охотники сюда не заходят, так что и прочее зверье здесь укрывается. Может, и увидишь еще. Олени вроде мелькали по краю. Следы кабанов попадались так уж точно. Впрочем, теперь волков может оказаться больше обычного. Они чувствуют начало войны. Так что, они здесь мимоходом. Идут в Вандилский лес со всей Берканы. Лакомиться. Мяса будет много.

У костра повисла тишина, нарушаемая лишь треском веток под руками Хельма и его приятелей.

– Так почему мы пошли через пустошь? – напомнил свой вопрос Соп. – Я ведь разглядывал карту Гебоны. Если бы мы огибали пустошь с юга – потеряли бы день, не больше.

– Два-три дня, – не согласился Торн. – К завтрашнему дню лошади привыкнут, и мы поедем верхом. А еще через пару дней выйдем к Болотному тракту. За ним уже топь и край Вандилского леса. Ты что думаешь, приятель, мы так и будем раскатывать по Беркане, и никто не озаботится тем, как мы из Урсуса выбрались? Забудь про общие дороги, парень. Если только ближе к западу.

– Мы беглецы, – прошептал обреченно Брет. – Так может, остаться здесь, если погоня не рискует забираться в здешние угодья? А, Соп? Вот увидишь, наши лошадки еще эту траву щипать будут. Лошади стали серыми, трава серая, почему бы не попробовать…

– Мы здесь и сами стали серыми, – пробормотал Соп, рассматривая собственные ладони в свете костра. – И звезды серые над головой, и трава под ногами, и все вокруг. Если бы здесь еще серый трактир стоял, где бы подавали серое жаркое и серое пиво, я б еще подумал. А вот насчет серых девчонок – даже не знаю. Не по себе как-то. Кстати, а почему? Вот пламя – белое. И солнце мне показалось белым. А? И что тут есть такого, что погоню отпугивает, а нас нет?

– Наверное, опасность какая-то имеется, – предположил Брет. – Дорога не наезжена. Если бы не камень, забитый в полотно, ее бы и вовсе не различить в траве. Что, только нас заставила нужда сюда двинуться? Отчего никто не сокращает путь? Чего все боятся? Волков?

– И волков тоже… – задумался Торн. – Но главное в другом. Слышал, что Скур говорил? Он, конечно, кружева плел, но на самом деле не все так просто здесь. Люди страшатся Пепельной пустоши, потому что она просвечивает человека насквозь. Из подлеца вытряхивает подлеца. Из лгуна – лгуна. Из негодяя – негодяя.

– И что же остается? – ужаснулся Вай, съежившийся под балахоном. – Что останется, если из лгуна вытряхнуть лгуна? Честный человек?

– Кто тут честный человек? – появился у костра Хельм и бросил на землю охапку веток. – Рут! Грен! Тащите ветви сюда! Думаю, этого хватит. Кто тут обещал вязать факелы?

– Веревок, конечно, нет, – пробормотал Брет.

– Ни веревок, ни чего-нибудь подходящего, – хмыкнул Хельм, принюхиваясь к содержимому котла. – Хотя Скур обещал раздобыть земляной смолы, а девки наши клянутся, что вдоль дороги должно быть достаточно трупов, чтобы надергать с них тряпья. Так что завтра посматривайте по сторонам.

– Откуда здесь трупы? – удивился Брет. – Тут и путников нет.

– Сегодня нет, а через год-другой – появятся, – развел руками Хельм. – Вот случится с тобой незадача, споткнешься, сломаешь шею – и будешь лежать тут год, два, и никакого тлена. Разве только усохнешь немного. Так они и копятся.

– Не усохнет, – хмыкнул в полумраке то ли Рут, то ли Грен. – Волки!

– Ветви и в самом деле словно живые, – удивился Соп. – Вот, Брет. Смотри. Сдирай кору. Пока она свежая сойдет и за веревку.

– Земляная смола будет позже, – появился из темноты Скур. – Девки невдалеке гарцуют на своих лошадках, но к середине ночи вернутся. Вот ведь уродились, и лошади у них особенные, и сами… кровь с молоком. Даже как-то не по себе становится. Впрочем, куда мне. На такого даже и не посмотрят.

– Может, оно и к лучшему? – усмехнулся Хельм.

– И я так думаю! – согласился Скур. – Не ищи приключений на свою задницу, а то вдруг ей понравится. Надо бы девчонкам еды оставить. А смолы здесь нет. Вот ближе к городу. Я знаю места. Кто-то уже бывал в пустоши?

– Я бывал, – проговорил Торн. – Давно. В молодости. Почти ничего не помню. Пьян был. Наставник заставил меня упиться, посчитал, что слаб я еще для пустоши. Протрезвел я уже на той стороне. Но точно помню, что бояться нужно не волков.

– Это да, – хмыкнул Скур. – Хотя и волков тоже. Так что, упиваться надо с острасткой, волки только того и ждут. С другой стороны, порой упиться – это единственный способ выжить. Вот и думай. Но, хвала богам, бояться в большой компании легче.

– Зато страх больше, – не согласился Торн. – От каждого понемногу, и вот уже паника.

– Разве в Пепельной пустоши есть город? – спросил Соп. – О каком городе ты говоришь, Скур? На картах нет ничего. И чего там такого, что надо упиваться?

– Тебе не надо, – проговорил Торн. – Ты уже знаешь, что такое смерть. Да и нутром вроде бы чист. А насчет города… не помню я его.

– Есть город, – зевнул Скур. – В Пепельной пустоши много чего есть. Такое уж это место. И город есть. Кое-кто его Проклятой деревней называет. Только он всякий раз в другом месте. Как его укажешь?

– Как это так? – не понял Брет.

– Увидишь, – потер глаза Скур. – Я три раза в нем уже был. Ничего особенного. Да, неприятно, но не более того. Кому как, впрочем. Только не спрашивай меня, что там будет, не скажу. И никто тебе не скажет.

– А я не боюсь пустоши, – скрипнул зубами Хельм. – И ребята мои не боятся. У нас совесть чиста. Будь иначе, мы не пошли бы с тобой, Торн. Так что я к испытаниям готов, а ты будь осторожнее. Не верь никому. Особенно этим девкам. Что-то с ними не то.

– Я и не верю, – прищурился Торн. – И тебе тоже, кстати.

– И правильно, – согласился Хельм. – Чтобы вера появилась, сначала надо хлебнуть дерьма из одной миски.

– Мы с Торном уже хлебали, – надул губы Соп. – Так что, нам он может верить.

– А вот это он сам решит, – кивнул Хельм.

– Это что же получается? – сдвинул брови Скур. – Вы тут дерьмо есть собираетесь? Я уж тогда без вашего доверия обойдусь как-нибудь. Все равно от меня опасности никакой. А если пугаю кого, можете связывать меня перед сном. Главное, не забудьте утром в траве. Одному в Пепельной пустоши нельзя быть. Я всякий раз компанию искал. Да и в этот раз на нее рассчитывал, все к тому шло.

– Так откуда она взялась эта пустошь? – уставился на Скура Соп. – Что это за земля? Кого не спрашивал, никто ответить не может. Храмовники что-то о грехах лопочут, книжники о великом колдовстве, целители – о проклятье. Кому верить-то?

– Никому, – посерьезнел, покосившись на Торна, Скур. – Сказано же. Но если и вправду интересно, ладно. Потом расскажу, что знаю. Все одно, какую историю ни выбирай, ни летописей, ни свидетельств, одни слухи. Демон их разберет…

– Главное, чтобы никакой местный демон с нами не решился разбираться, – выудил из-за голенища ложку и пригубил варево Хельм. – Хотя, чего сетовать, на смерть идем. Все мы сдохнем, попомните мои слова. Не здесь, конечно, но из Вандилского леса мало кто вернется. Хотя, с таким воеводой, как Безумный Торн, надежда есть прожить чуть подольше.

– Говоришь, мы были знакомы, Хельм? – прищурился Торн. – Называешь меня капитаном. Вспомнил мою старую кличку, которую никто не помнит.

– Ну, не то, что знакомы, – уставился на огонь Хельм. – Я ж говорю, в походы я ходил по молодости. Но не зацепился среди гвардейцев, хотя тебя помню. Если вспомнишь сам что, расскажи, мало ли я чего о себе не знаю. Но сейчас меня от другого мутит. Как-то все странно сошлось. Мы ведь и в самом деле в беду попали. Поставили с Греном и Рутом сеть на речушке за Урсусом, вытащили, только начали рыбу складывать в корзину, как из кустов выбирается незнакомый егерь. Так и так, господская речка – значит, господская рыба. Ну, мы вроде бы с понятием, отсыпаем ему долю за беспокойство, а он упрямиться начал. Мечом принялся размахивать. Ну, отняли мы у него меч, встряхнули слегка, чтобы не зазнавался, мало ли, может он еще к нашим порядкам не привык, да только едва отпустили, смотрим, а у него нож торчит в сердце. Причем, мой нож. Который должен был висеть у меня на поясе в кожаных ножнах и которого я даже не касался! Призадумались, что делать-то, а егерь похрипел с минуту, подергался, да и отошел туда, откуда не возвращаются. Глянь, а из тех же кустов уже выбирается господская стража и сообщает, что все мы задержаны за убийство этого самого егеря, и жизнь наша, можно сказать, закончена.

– Мало ли, – нарушил тишину Брет. – Может быть, в горячке…

– Нет, – оборвал Брета Хельм. – Злость была, а горячки не было. А теперь смотри. У меня ни семьи, ни родителей, не по моей вине, а от недостатка усердия или везения, короче, бобыль я. Но так и Грен с Рутом – тоже не при семьях, и не часто мы с ними сходимся, а тут как-то сговорились на общую рыбалку, словно за язык кто тянул. Короче говоря, плакать о нас некому, хлопотать тоже некому. Дальше вовсе чудеса пошли, егерь тот, который с ножом в груди, пропал. Ну точно знаю, что доставили его в холодную, даже нож вытаскивать не стали, а наутро ни ножа, ни егеря. Еще неделю нас мурыжили с приятелями, куда тело делось, кого заслали, кто украл. А мы и знать не знаем, но чувствуем, что дело идет к казни. Уже и стражу назначили, чтобы в Урсус нас отправлять. А ночью мне приснилась бабка. Незнакомая, никогда я ее раньше не видел. И сказала она мне, что надо мне уходить на запад, мол, не сносить мне здесь головы, а там жизнь каждый день как заново начинается. Тем более, что помощь моя требуется одному человеку.

– Это кому же? – нахмурился Торн.

– Торну Бренину, капитану одалской гвардии и дочери его Гледе, – развел руками Хельм. – Дочери я, правда, пока не вижу, но с тобой бабка точно угадала. А почему сразу об этом не сказал, так только для того, чтобы ты меня за дурака не принял. Честно говоря, я ведь сам себя дураком числил, когда в эту сторону подался, да еще приятелей с собой поволок.

– За дурака никогда не поздно принять, – прошептал Торн. – А как та бабка выглядела?

– Не помню я, – отмахнулся Хельм. – Ничего не помню, одно лишь в памяти засело, что руки у той бабки были какие-то… черные, что ли. Но не в том дело. Проснулся я, смотрю, цепи на моих руках и ногах разомкнуты, да и приятели мои тоже уже без цепей, и двери все открыты, а стража спит. Ну и помчался я на запад. Долго пробирались. Окольными путями. Уже здесь, в Могильном остроге я встретил одного знакомого из наших мест, да успел перекинуться с ним словом и узнал, что никакого нового егеря у нас там не было, старый егерь служит, как и служил, и ничего не ведает о нашем проступке.

– Ну, не знаю, – махнул рукой Соп. – Может, соседний егерь на вас напоролся?

– Соседний? – хмыкнул Хельм. – Я, когда оружие свое в холодной забирал, сразу свой пояс приметил. Меча-то у меня не было, а вот пояс был что надо. Вот он! Ты только посмотри! На нем и крючки нужные, и прорези, и ножны от того самого ножа намертво приклепанные, и кармашек потайной. Так вот.

Хельм сдвинул пояс и вытащил из ножен широкий охотничий нож.

– Видите, что выжжено на рукояти? Четыре руны. Хельм. Это я. А нож – мой. Так вот, именно он торчал в груди того егеря. Возникает вопрос, как он вернулся в ножны? И еще более страшный вопрос, что, демон его раздери, все это значит, если нож этот ножен своих так и не покидал? А?

– Морок? – спросил Соп.

– Ага, – скривился Хельм. – Вроде этой Пепельной пустоши. Бабка эта с черными руками. Непослушным детям про нее на ночь только рассказывать. Вот ты, Скур, чего примолк и побледнел, как беленый холст? Как ты попал сюда? Ты же говорил в остроге на торжище, что подставил тебя кто-то в Йере, что ты в бега бросился?

– Ты будешь смеяться, – прошептал Скур.

– Мне не до смеха, – буркнул Хельм.

– Бабка с черными руками, – пробормотал Скур. – Только не во сне, а наяву. Я ж не просто торговец, я йерский лекарь. Ну, есть кое-какие умения в магии, но ярлыка нет. А без ярлыка ты словно птица без крыльев. Одно слово – курица. Так что лекарствую понемногу. Снадобья продаю. У меня лавка не лавка, а навесик с ларем имеется на йерском рынке. Ну, там много не наторгуешь, так что я с лотком и по окрестностям. Вот и дошел до Урсуса. Ну и наткнулся у городских ворот на бабку. Я пригляделся, а у нее руки все в каменьях, а из-под каменьев – чернота струится. Ну, словно она сажу с водой месит и на солнце, не смывая, высушивает. И дернул же меня демон за язык. Что это у тебя с руками, спрашиваю? Не хочешь ли ты купить у меня настой колючей травы, он черноту с твоих рук смоет, если пить его с утра по три глотка, и с вечера по четыре. Соврал, конечно. Ничего от этого настоя кроме слабости в сердце не будет. А она остановилась, да так меня взглядом припечатала, что в памяти у меня кроме ее черных рук, ничего не осталось. Только голос еще. Спросила меня, погань такая, бывал ли я в Пепельной пустоши? Я говорю, что бывал, и опять собираюсь, мол, дело у меня там одно есть. Так говорит, поспеши, иначе твоя настойка колючей травы так и будет в груди у тебя булькать. А встретишь в Пепельной пустоши капитана Торна Бренина, будешь служить ему, и только через него освобождение получишь.

– От чего освобождение? – не понял Торн.

– От боли в груди, – вздохнул Скур. – Или ты думаешь, что я от немощи клюку эту за собой волоку? От телесного расстройства, которое на меня та бабка и наслала за мою ложь. И знаешь, Торн, когда я едва не обделался? Когда ты мне имя свое назвал!

– Это что же за колдунья мне отряд подбирает? – задумался Торн.

– Как она выглядела? – спросил Соп. – Браслеты на запястьях у нее из обычных камней не разглядел?

– Было что-то, – отмахнулся Скур. – Ожерелья какие-то или браслеты, но до них ли, если руки черны?

– У Чилы руки были обычными, – почесал затылок Соп.

– Как ее звали? – помрачнел Торн. – Не Чила?

– Я с ней не знакомился, – огрызнулся Скур. – Я вообще ее не помню. Только руки и все.

– Это как же? – развел руками Хельм. – Бывает такое, чтобы одна и та же бабка приходила к мне во сне, а к Скуру наяву?

– Мне вот пару раз Хода снился, – буркнул Соп. – Ну, мой воевода, скажем так. А к кому-то он наяву приходил. И что?

– А ничего, – обозлился Скур. – Помню, что была старуха, а какой масти, во что одета, да какова с лица – как отрезало. Только руки, словно на костре их закоптили. Я вам честно скажу, что кое-что понимаю в наговорах. Мой род… впрочем, ладно. Но если это было колдовство, то я против нее словно мышь против горы. Да чего там, еще меньше! Вот ведь, угораздило… Ладно, хватит нутро терзать. Варево наше готово. Давайте ваши плошки.

– Бред это все, – проговорил Торн. – Никогда не поверю, что есть кто-то, кто в состоянии так подстроить, чтобы и я, и мои друзья, да и вовсе случайные люди оказались вместе вот здесь на краю Пепельной пустоши. Это невозможно. Да возьми хоть нас, если бы Хода не был ранен, нас бы здесь не было!

– Скажи еще, что его бабка с черными руками ранила, – проворчал Соп.

– Не знаю, – вздохнул Хельм. – Но я себя случайным человеком не считаю. И все-таки есть во всем этом что-то ужасное. Нутро у меня томится от таких загадок. Невозможно так.

– Но мы все здесь? – неожиданно подал голос Вай. – Значит, возможно. Другое непонятно, я-то ей зачем? Я ведь вроде бы… обычный монах. Ничего не знаю почти. Ничего почти не умею. Я… никто. Пустое место. Поэтому, наверное, никаких бабок с черными руками и не помню.

– Ты с лопатой хорошо управляешься, – напомнил Соп.

Всю эту ночь да и последующую Торн словно находился в полусне. И вроде веки были сомкнуты, но он видел как истлевают угли в костре, слышал далекий волчий вой, который за полночь приблизился и как будто доносился со всех сторон сразу. Вздрогнул, когда у кустов захрапели лошади, почувствовал мелькнувшие тени Андры и Фошты, ощутил звяканье ложек по остывшему котелку и кряхтенье поднимающихся в дозор Грена и Рута. Сейчас, когда его сын был в беде, а дочь оставлена на чужих людей – Филию и отчасти на Хопера, он не мог думать ни о чем другом, но происходящее вокруг не оставляло его в покое, а сквозь забытье, словно океанская волна, накатывало на него прошлое.

Больше тридцати лет прошло с тех пор, как небольшой отряд молодых стрелков оказался у того самого Могильного острога, и капитан Друер, подкрутив седые усы, сообщил юнцам, что в Опакум они пойдут через Пепельную пустошь, а кто боится, тот может снимать с пояса меч и отправляться к мамочке. Мамочки к тому времени у Торна уже не было, как тогда оказалось, и отец доживал последние месяцы, не просто было считаться не только единственным, но и поздним ребенком, но меч снимать Торн не собирался. Он не мог понять, чего стоило бояться двум десяткам крепких молодых воинов даже на присыпанной проклятьем равнине. Но на второй день пути его начала бить дрожь. На очередной стоянке Друер подошел к побледневшему воину и, не слушая его бессвязного лепета, положил ему ладони на виски, выдержал так с минуту, а потом хлопнул парня по спине и велел перебираться из седла на подводу.

– Это еще зачем? – спросил Торн.

– Надо так, – неопределенно произнес Друер, и когда воин прижался спиной к мешкам, которые отряд сопровождал до Опакума, протянул ему мех вина. – Сейчас выпьешь половину. А остальное завтра после полудня.

– Зачем? – поразился Торн. – Какой от меня будет толк, если я захмелею?

– Никакого, – признался Друер. – Но если ты сойдешь с ума, то толку будет еще меньше.

– Почему я должен сойти с ума? – нахмурился Торн.

– Потому что у тебя умерла мать, – ответил Друер. – И потому что ты молод, и не видел смертей наяву. Таких, когда плоть рвется, и дух покидает тело, сотрясая его судорогами. А больше ничего не спрашивай. Судьба, конечно, не выбирает, какой колпак натянуть на нашу голову, но если есть выбор – горячий котел в качестве головного убора лучше не использовать.

– А как же они? – показал на приятелей Торн.

– Беззаботность их преимущество, – объяснил Друер. – Но не думай, скоро она развеется. Может быть, как раз сегодня или завтра.

Торн напился до беспамятства. Это было несложно сделать, он не был привычен к крепким напиткам, а в меху оказалось не вино, а какая-то жгучая горячительная смесь. Во всяком случае память покинула Торна, когда мех опустел на четверть, а вернулась, когда отряд выбрался на Болотный тракт. Спутники рассказывать о пережитом в Пепельной пустоши отказались. Кажется, беззаботность и в самом деле покинула их. А Друер через несколько лет погиб. Успев перед этим спасти жизнь Торну. Может быть, во второй раз.

Покачиваясь в седле, Торн опускал веки и ловил ухом какие-то вопросы, отвечая на них, и даже умудрялся улыбаться причитаниям Скура, что тряпье удается находить только гнилое, что хорошее место для города надо еще поискать, что земляное масло смешано с водой, но факелы готовы, и волкам перепадет, пусть только сунутся. Стоило Торну открыть глаза, он видел все то же – серую равнину с клочьями кустов и чахлыми рощами в отдалении и никаких признаков города.

На третий день пути отряд наткнулся на полусъеденную тушу кабана. Скур зябко потер плечи, приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в серую луговую даль, в которой иногда мелькали серые тени, и сказал, что город уже близко.

– С какой стороны? – принялся крутить головой Соп, но Скур успокоил его тут же.

– С любой стороны. Вот его нет, и вот он есть. И откуда он берется, и зачем – никому не ведомо. Только не думай, что тебе удастся пройти по его улицам, он не для этого.

– А для чего? – спросил Брет. – Я что-то слышал о пепельном мороке, но не помню толком.

– Для каждого он свой, – понизил голос Скур. – Кому-то может и не город является, а болото какое. Или помойка. Пустошь выморачивает всех по-разному. Но многих и не трогает. Но если у тебя умер близкий человек или друг, ты можешь его увидеть.

– А если он давно умер? – спросил с дрожью Брет.

– А я почем знаю? – пожал плечами Скур. – Главное, что если кто-то жив, то его ты не увидишь. Но страшно-то другое. Если ты нутро свое запачкал, ну, там предал кого или подлость какую совершил, тебе будет очень плохо. Некоторые не выживали.

– А что видел ты? – спросил Соп. – Ты ведь идешь сюда не в первый раз?

– Не в первый! – согласился Скур, оглянулся, нашел взглядом Хельма с двумя спутниками и прошептал. – Но я не могу вспомнить, что я видел. Точно знаю, что видел что-то очень важное, но открываю глаза с утра – и все. Не помню! Но ничего. У меня на этот раз собой клочок пергамента есть и графит. Запишу сразу, как увижу!

Вечером Скур дал знак сворачивать с дороги и заводить лошадей на один из невысоких холмов, которых было вдосталь и по правую, и по левую руку. Соп, Брет и Вай принялись таскать хворост от ближайшего ельника, Вред с приятелями начали в который раз подвязывать и смачивать маслом факелы, а Андра и Фошта, которые не донимали спутников разговорами, сели у костра, расстелили одеяло, вытащили мех с вином и принялись пить.

– Что, девы, совесть не чиста? – спросил Торн, забивая в землю кол для коновязи.

– А кто ж ее знает? – узнал по голосу с хрипотцой Андру Торн. – Самой-то все кажется гладким, а ну как тот, кто морок этот раскидывал, придирчив и мелочен? Лучше не рисковать.

– Как раз рискуете, девы, – загоготал Хельм. – Упиться до беспамятства в окружении восьми мужчин – это верх легкомыслия.

– Нет, – пьяно качнулась Форта. – Верх легкомыслия – это прикоснуться к упившейся до беспамятства одной из нас. А низ легкомыслия… Андра, а что такое низ легкомыслия?

– Не знаю, может это мы и есть? – вытерла губы Андра и повалилась на одеяло.

– Вот и я думаю… – последовала ее примеру Фошта.

– Чего это они? – не понял Брет, бросая охапку хвороста. – Мы же еще не дошли до города?

– Не знаю, – пожал плечами Скур. – Может не дошли, а может и дошли. Дошли, скорее всего. Тут еще половина дня пути, и Пепельная пустошь кончится. Пора бы уже ему являться. Странно, что он еще не…

– Волки, – протянул руку Хельм.

В половине лиги на вершине одного из холмов стоял волк и как будто смотрел на стоянку отряда. Опускающийся сумрак скрывал распадки между холмами, но казалось, словно тьма шевелится там.

– Как по писанному, – пробормотал Скур. – Всякий раз гадость должна случиться. Или лошадь ногу сломает, или живот кому прослабит, или, как чаще всего, волки… Бывало, что и загрызали путников. А ну-ка, костер надо палить, да лошадей за спину. И хворосту, хворосту больше! И часа не пройдет, здесь хоть глаз выколи будет! Пасмурно нынче!

Через час над равниной и в самом деле опустилась тьма. Жарко пылал костер, испуганно всхрапывали, сбившись в кучу, лошади, а в распадках вокруг стоянки, прерываясь на рычание и отзываясь отдаленным воем, шевелилась тьма. Не прошло и часа, как у подножья холма сотнями двойных точек зажглись волчьи глаза.

– Встать в круг, обнажив мечи! – приказал Торн. – И чтобы и костер, и лошади были за спиной!

– Маловато нас для круга, – пробормотал Соп. – Вот бы сейчас упиться и прилечь рядом с девками. Я видел у них маленькие самострелы, может, позаимствовать до утра?

– Не стоит, – буркнул Скур. – Монах? Ты там еще не упал в обморок? Что-то я подумал, зачем мне ворожбу тянуть, когда ты есть? Один демон, из Каменного завета читаю. Ты ж назубок должен знать! Давай-ка третью и четвертую песни, только с чувством и нараспев. Не обязательно громко, но разборчиво. Сможешь?

– Попробую, – простучал зубами Вай и тут же затянул что-то заунывное, сложив руки на груди.

– Хельм, – закрутил головой Скур. – Давай четыре факела. Поджигай и бросай на каждую сторону в волков. А следующие, когда потухнут эти. Понял?

– А потом что? – проворчал Хельм. – Маловато у нас факелов. До утра что ли бросать?

– Нет, – вытер пот со лба Скур. – Пока город не появится. Знаешь что, Торн? – ведун повернулся к капитану и захихикал, постукивая мелкими зубами. – А вот если правда кто-то собирал нас в помощь тебе, не получится ли так, что все, сделал я свое дело, и больше не нужен? Я ж один среди всех бывал здесь в полном здравии? Вдруг на этом моя польза и закончится? Что дальше?

– Там и увидим, – пробормотал Торн. – Не закончилась еще твоя польза. Хельм! Рут! Грен! Брет! Бросайте!

Полетели, искря, в темноту пылающие факелы. Ударились о серые спины, зашипели, осветив уродливые, оскаленные пасти. Потянуло паленой шерстью, и стало ясно, что хоть руби во все стороны, это волчье племя не перерубить. И гнусавый голос Вая за спиной тоже показался подобным волчьему вою.

– Больно здоровы! – заметил Хельм. – Это не волки, это, считая, телята в волчьих шкурах. Нет ли в этом какого-то колдовства?

– Вся Пепельная пустошь – колдовство, – ответил Скур. – Весь Терминум, все в колдовстве! Тысячу лет уже как!

– Факелы! – крикнул Торн. – Гаснут же! Не медлите!

– Сейчас, капитан, – отозвался все-таки удивительно знакомым голосом Хельм. – Сейчас все будет.

Затрещали, запылали новые факелы, взлетели над холмом и…

Исчезли…

Торн стоял с обнаженным мечом на крепостной стене. Откуда-то снизу, из-под стены раздавался остервенелый волчий вой и скрежет, как будто зверь пытался разгрызть придавивший его тяжелый камень, а за спиной Торна лежал город. Над ним сияла почти полная странно большая луна, и можно было разглядеть прямые улицы, черные дома, башенки храмов и дворцов, площади и тонущие во тьме каменные изваяния, и во всем этом мертвом спокойствии не горело ни единого огонька. Только луна продолжала светить, придавая оголовку стены, зубцам, ближним крышам серебристый цвет, да как будто из немыслимой дали доносился чуть слышный голос монаха. За спиной Торна послышались шаги. Он обернулся и замер. Из черного входа в ближайшую башню вышел не кто иной, как Троббель. Бургомистр шел, пошатываясь, глаза его были пусты, но каждый его шаг сопровождался шарканьем, отдававшимся в ушах Торна. Капитан медленно убрал меч в ножны, морщась от показавшегося пронзительным скрежета, но бургомистр прошел мимо в полном безмолвии, лишь махнул в сторону Торна рукой.

– Ты не в чем не виноват, капитан, – услышал он за спиной голос, обернулся и замер.

В тени башни стоял Флит в том самом виде, в котором Торн закутывал его тело, с рассеченным плечом, с удивленным выражением лица, только теперь глаза его были как будто живыми и даже поблескивали лунным отсветом.

– Правда. Не мучь себя. Никто не мог предугадать, что Кригер станет зверем. Ты о себе думай. Сам постарайся не стать зверем.

– Чила предупреждала меня, – выдавил через непослушный рот слова Торн.

– Ну и что? – удивился Флит. – Я вот ей не поверил. А теперь уже все, поздно.

– Ты где сейчас? – спросил Торн.

– Не знаю, – ответил Флит. – Это словно сон. Я вижу сон, в котором я убит и снюсь тебе, Торн. Что это за место, не знаешь? Луна не наша. Слишком крупная.

– И я не знаю такого города, – пробормотал за спиной Торна Фиск, капитан резко обернулся и увидел альбусского сражника, опирающегося на пику. На шее у него по-прежнему алела удавка. – Красивый шнурок, правда? Жжет немного, но зато светится.

Торн снова обернулся вокруг себя, уверился, что Флит исчез и посмотрел на необыкновенно большую луну.

– И звезды другие, – добавил Фиск. – Ну, конечно, глупо было бы в посмертии оставаться там, где жил. Меня хоть прилично закопали, Торн?

– Возле менгира, – ответил капитан. – В одной могиле с моей женой. Во всяком случае, так было.

– Ну хоть так, – скривил губы в улыбке Фиск. – Но ты не волнуйся. Я же не мытарь. Она ведь мытарей не любила? Ты не видел мою руку?

– Руку? – не понял Торн, увидел протянутую к нему культю, вздрогнул, поднял глаза и понял, что на него смотрит уже не Фиск, а Рамлин.

– Рука потерялась, – пробормотал Рамлин. – Наверное, где-то у двойного менгира. Или в Урсусе.

– Ты не дошел до Урсуса, – прохрипел Торн.

– Тогда пойду поищу у двойного менгира.

– Торн, – раздался голос, которого Торн не слышал уже почти три недели.

– Лики? – вздрогнул он и пошел, побежал, помчался к башне, в проходе которой показался чуть отличающийся от тьмы силуэт. – Лики?

– Стой, – она говорила медленно, но столь уверенно, что Торн замер как вкопанный в десятке шагов от нее. Замер, пытаясь разглядеть милые черты в едва очерченном лунным светом контуре.

– Стой, не подходи. Ты еще не готов. Помни о белой башне.

– Белая башня? – срывающимся голосом повторил Торн. – Какая белая башня?

– Наш сын. Белая башня. Спаси сына. Если не от смерти, то хотя бы от ужасной участи. Запомни, белая башня.

– Белая башня, – послушно повторил Торн и в тот последний миг, когда силуэт Лики уже начал таять, сделал шаг вперед и услышал вдруг угрожающее клокотание в сгустившейся тьме.

– Кригер? – нахмурился Торн. – Кригер?

– Ты сдохнешь, как сдохла твоя жена, или еще хуже, – услышал он в ответ и в следующее мгновение бросился вперед, почувствовал стальные когти, впившиеся ему в предплечья, ухватил что-то огромное и смертельно опасное за глотку и полетел вниз.

– Ну, что там было?

Торн открыл глаза, увидел встревоженное и посеревшее лицо Сопа, посмотрел на свои руки, истерзанные, разодранные на плечах в кровь, пошатываясь, поднялся. Над серой равниной стоял день, под холмом валялось с полдюжины опаленных и разорванных собратьями волков. Андра и Фошта, с интересом поглядывая на Торна, кашеварили у костра. Хельм со вздохом развел руками:

– Ничего. Ни я, ни Грен, ни Рут. Спали как младенцы. А к тебе, получается кто-то из волков прорвался? Или ты сам себе плечи разодрал?

– И я ничего не видел, – поежился сидящий тут же Вай. – Я читал до утра. Никто же не сказал, что надо остановиться. А волки рычали внизу. На холм так и не поднялись. Так я отойду? Оправиться надо, а то ведь…

– Все зря, – пробурчал Скур, рассматривая кусок пергамента. – Ведь помню же, что записывал, а что записывал, опять не помню.

– А мне никто не приснился, – радостно сообщил Брет. – Я просто шел по темной улице, но никого не встретил. Так может, мой отец еще жив?

– Король Йераны, – прошептал Соп. – Сам король Йераны явился ко мне. Но ничего не сказал. Я упал на колени, он поднял меня, похлопал по плечу и ушел. Что это значит?

– Может, он тебя простил? – поинтересовался Брет.

– Одного меня? – нахмурился Соп. – Да я для него пустое место!

– Занято, – проворчал Скур. – Пустое место уже я.

– Он умер, – прошептал Торн. – Все, кто могли явиться, были мертвы. Значит, королем Йераны стал Триг.

– Славься его величество Триг, – упал на колени Соп.

– Собираемся, – приказал Торн. – Надо сегодня же выйти из Пепельной пустоши.

– Так что с твоими руками, капитан? – спросил Брет.

– Кажется, я обнимался с Кригером, – ответил Торн. – Или с кем-то еще хуже.

Отряд вышел из Пепельной пустоши к полудню. Болотный тракт был огорожен от нее ивовым плетнем. Лошадь Торна повалила его грудью, и Торн едва не задохнулся от свежих весенних красок, синего неба и яркого солнца. Впереди раскинулась поросшая болотными ивами топь, а у горизонта, сразу за нею, поднимался темной стеной зловещий Вандилский лес.

– Ну надо же, – расплылся в улыбке Хельм. – Прошли. Так. Это мы на Болотном тракте. Перед нами вандилская топь, за нею лес. И острожек рядом. Это ж Болотный дозор! Крепостишка правда ерундовая, дозорная вышка, десяток стражников и мытарская будка за оградой, но зато придорожный трактир имеется. А ну-ка, друзья мои, Рут, Грен. Скачите туда и заказывайте горячей жратвы на всю компанию! Да, есть у меня несколько монет, в поясе они зашиты, и я думаю, что пришло время их неосмотрительно прокутить. Ну что, капитан? Отсюда до Опакума три с половиной сотни лиг, а до Хайборга – меньше ста. Путь на Фригу лежит через Хайборг, не пойдешь же ты через топь? Всяко трактира мы не минуем? Последуем за моими друзьями?

– Ничего не имею против, – улыбнулся Торн. – Только мне кажется, что у острожка не десяток стражников, а побольше. Десятка три. И одеты они странно…

– Мать твою! – закричал Хельм и пришпорил лошадь. – Рут! Грен!

Это были разбойники. Верно, они собрались ограбить трактир, потому как таились за оградой сторожевой вышки, дозорного на которой не оказалось, но Рут и Грен слишком громко окликнули их и испугали. Торн рычал от ненависти, когда, забыв о боли в израненных руках, рубил их мечом так, как не рубил ни энсов, ни паллийцев, ни кого-то еще в долгой ратной жизни. И Хельм, и Соп, и Брет, и особенно обе девки – Андра и Фошта, ни в чем не уступали ему, и все же, если бы из трактира не выскочили еще двое, и не ударили гебонцев в спину, отряду Торна пришлось бы нелегко.

– Никто не ранен? – рявкнул Торн, когда стало ясно, что разбойники все мертвы, и что за минуту до нападения на Рута и Грена был вырезан и берканский дозор. – И есть хоть один выживший из этой мерзости?

– Вот, – Хельм с остервеневшим видом подтащил к Торну захлебывающего кровью разбойника. – Кто послал вас? Говори?

– Вельмож… – прохрипел разбойник и умер.

– Рут и Грен мертвы, – бросил бьющееся в судорогах тело Хельм и размазал по щекам слезы пополам с кровью. – Я ведь их еще мальчишками знал. Мы вместе с корзинкой по речкам рыбачили…

– Капитан, – пробурчал за спиной Торна Вай. – Этот меч мне подойдет?

– Не знаю, – рассеянно пробормотал Торн и зашагал к двум заляпанным кровью воинам, что помогли его отряду. – Ну, спасибо, друзья! Если бы не вы…

– Не спеши благодарить, – раздался знакомый голос. – Если бы я сразу понял, что эти молодцы ждут здесь тебя, не позволил бы этому случиться. Они ж даже еду себе заказали. Правда, спешили сюда очень. Лошадей едва не загнали. Наверное, из самой Гебоны были посланы. Ты чего, не узнаешь меня?

Коротышка перебросил в другую руку причудливый топор и вытер лицо рукавом.

– Раск! Раздери меня демон! – заорал Торн.

– Ну с этим я бы не торопился, – расплылся в улыбке Раск. – Ты куда собрался-то?

– Во Фригу, – помрачнел Торн. – Сына спасать.

– О как! – нахмурился Раск. – Тогда возьмешь с собой хорошего парня? Ему тоже в ту сторону?

– Падаганг? – удивился Торн, узнав во втором воине черного торговца тканями с альбиусского рынка.

– Он самый, – кивнул воин. – Пробираюсь домой, а через Гебону все дорожки перекрыты, так что по-любому Вандилского леса не миновать, возьмешь меня с собой?

– Ты славно сражался, Падаганг, – кивнул Торн. – Но я бы тебя взял, даже если бы ты ничего не держал в руках, кроме своей мерки для ткани.

– Тебе надо спешить, Торн, – вздохнул Раск. – Я и так тебя заждался. Время сейчас трудное. Война разгорается. И Фрига по слухам почти в осаде, и вряд ли вот такой отряд, если кто-то, как я понял, хочет тебя убить, всего один. Я ныне интендантом обретаюсь в Опакуме, там кстати твой тесть воеводой, сейчас везу обоз с провиантом в Хайборг, потом обратно, так вот слегка осведомлен о нынешних делах, так что сообщаю, что Фрига будет оставлена. Оборону решено держать у Хайборга. И у Опакума.

– Это что же? – опешил Торн. – Неужели фризское войско уже подошло к нашим границам?

– Нет еще, – покачал головой Раск. – Только геллы, разбойничьи шайки вандилов и всего лишь два или три легиона фризов на подходе. Но войско будет, не сомневайся. Впрочем, у властителей свои резоны, и не нам в них лезть. Хотя обсуждать их не возбраняется, но шепотом.

– Подожди! – не понял Торн. – Ты сказал, что заждался меня. Откуда ты знал?

– Да вот подсказали, – прищурился Раск. – Странную компанию встретил. Троица словно дожидалась меня здесь. Одна, что постарше, сказала, чтобы я ждал тебя, да направил не через Хайборг, где тебе опасность может грозить, а через топь. Набрала охапку вешек, закинула вязанку за спину и пошла прямиком. Так что, тебе прямая дорога за ней. Только вешки не забывай выдергивать за собой.

– Чила, – прошептал Торн. – Руки-то у нее не черные?

– Может и Чила, – кивнул Раск. – И к рукам я ее не приглядывался. Вторая, что помоложе, поспешила в Опакум, но намекнула, что и тебе туда вернуться придется. А третья. А третьей я повесил на шею свой кулон. Да, тот самый, который я всему Альбиусу продать пытался.

– Где она? – прохрипел Торн.

– Вот, – протянул Торну причудливый ключ Раск. – Запер ее в комнатушке на втором этаже. А то ведь это ураган, а не девчонка.

– Гледа! – заорал Торн.

– Я здесь! – раздалось в ответ, и выбитая рама на втором этаже трактира осыпалась стеклом на сраженных разбойников.