Глава 6
Дымного пороха не было, пришлось засыпать обычный, взятый из пистолетного патрона. С капсюлем было посложней, пистолетный не подходил по размеру, но, если долго мучиться, что-нибудь получится. У Прохора получилось, он смог реанимировать два патрона. Он уже собирался заняться третьим, когда из дома выскочила возмущенная и напуганная Инна. А за ней вывалился похмельный Пушкарь. С пистолетом в руке. Вчера он надрался в хлам, а утром похмеляться не стал. Вчера у него был повод — и жизнью он рисковал не по-детски, и задание выполнил. Он звонил, узнавал, в бронированном «Мерседесе» действительно находился Михей. Правда, скончался он не сразу, а по дороге в больницу.
В городе сейчас война, а у них здесь — тишь да гладь. Но их могли накрыть в любой момент, потому Пушкарь решил не похмеляться. Может, потому и смотрел сегодня волком на всех, в том числе и на Прохора.
— Стоять, на! — гаркнул он.
Прохор подумал об обрезе, который лежал в траве под лавкой. Там все в рабочем состоянии, один патрон уже в стволе. Вероятность осечки — процентов пятьдесят, но так Прохор и не собирался стрелять. Он просто подумал об оружии, увидев пистолет в руке у Пушкаря.
— Прохор! — Инна села к нему на скамейку, двумя руками обняла за плечо, прижалась к нему грудью.
— Оставь девчонку в покое! — жестко отчеканил он.
— А ты в курсе, что она хотела меня отравить? — зло глянул на него Пушкарь.
— Да не травила я! Просто колбаса не совсем свежая!
— А я не давал тебе бабла на ваше гребаное сельпо? — рыкнул Пушкарь.
— Ты же сам сказал, из дома ни шагу! — возмутилась Инна.
— Уже можно, — поднимаясь, сказал Прохор. — Сейчас мы уедем, и никто ничего тебе не скажет.
Надоела ему вся эта канитель, достало собачье настроение Пушкаря. Инна ему не кошка, чтобы лаять на нее с утра до вечера. Дошло уже до того, что Пушкарь с пистолетом на нее кидается. Разводить их надо, пока дело до греха не дошло.
— А кто тебе сказал, что мы уезжаем? — удивленно спросил Пушкарь.
— Тогда придется уехать Инне. Но это ее дом.
— Это мой дом, — кивнула она и еще крепче вцепилась в Прохора. Она не хотела, чтобы он уходил.
— Твой, — ухмыльнулся Пушкарь. — Пока мы его не сожгли.
— Может, хватит? — скривился Прохор и решительным тоном добавил: — Собирайся, мы уезжаем!
Он понимал, что призывать Пушкаря к совести — дело бесполезное. Легче быка научить любить красную тряпку, чем его — примирить с Инной. А раз так, то нужно рубить гордиев узел.
— А ты здесь не командуй! — нахохлился Пушкарь.
— Или я уезжаю сейчас с тобой, или мы уезжаем с Инной.
— Увези меня отсюда, — прошептала ему на ухо Инна.
— И куда мы поедем? — задумался Пушкарь.
— А вот это тебе решать.
— Да нам и здесь нормально…
— Здесь на тебя находит, — строго посмотрел на него Прохор.
— Надо что-нибудь на ужин сообразить, — вдруг подобрев, улыбнулся Пушкарь. — Такое, чтобы душа радовалась.
— Сегодня в магазин мясо должны завезти. Хорошо бы свежую вырезку взять, я бы шашлык замариновала.
Он посмотрел на нее, потом на Прохора и сказал:
— В магазин я сам схожу.
— А на обед я суп сварю, — закивала Инна. — Колбаса несвежая, но если сварить, нормально будет.
Она с опаской глянула на Пушкаря, но тот добродушно махнул рукой:
— Давай!
В итоге в магазин пришлось идти Прохору. У Пушкаря разболелась голова, он наглотался таблеток и завалился спать.
Магазин находился в ближайшей деревне — километра два туда, столько же обратно. Вторую половину пути Прохор проделал чуть ли не бегом. Недоброе предчувствие вдруг навалилось.
Это же предчувствие заставило заглянуть его в окно дома. Инна лежала на диване, а Пушкарь нависал над ней. Одной рукой он вжимал ей в живот ствол пистолета, а другой стаскивал с себя брюки…
Пушкарь был вооружен, поэтому Прохор не смог удержаться от искушения и, не мешкая, прихватил спрятанный в прихожей обрез.
В каминный зал он вошел с оружием в опущенной руке и тут же заорал:
— Отвали от нее!
Пушкарь дернулся, отошел от Инны. Она вскочила, натягивая футболку на колени, и рыдающим голосом выкрикнула:
— Я не хотела, у него пистолет!
— У нас нет выхода, брат, — качнул головой Пушкарь, исподлобья глядя на Прохора. — Она все про нас знает.
— Я же тебя предупреждал, не лезь к ней.
— Мочить ее надо!
— Ты не этим сейчас занимался.
— А чего добру пропадать?
— Проваливай!
— Ты меня посылаешь?! — вспенился Пушкарь. — Ну, хорошо…
Он шагнул к дверям, его правая рука пришла в движение. На втором шаге эта рука вниз опускаться не стала, и пистолет продолжил подъем — на линию огня. Прохор был готов к этому и стремительно вскинул обрез. Наступил момент истины, и он прозвучал оглушительным выстрелом. Пушкарь дернулся, подался назад, раскидывая руки, и стал падать, с диким удивлением пытаясь разглядеть пулевое отверстие в грудной клетке.
Очень скоро удивление в его взгляде сменилось полным равнодушием ко всему на белом свете. Когда он упал, его глаза уже смотрели в вечность.
— Ты его убил? — с ужасом прошептала Инна.
Прохор склонился над Пушкарем, приложил пальцы к шее и, закрыв ему глаза, проговорил:
— Я его убил.
— Он сам во всем виноват! Ты ушел, а он как с цепи сорвался… Сначала душить стал, а потом пистолет достал… А я думаю, пусть лучше убьет… А он такой сильный, я вырываюсь, а он держит, держит… И что теперь делать? — Инна обомлело смотрела на труп.
— Я его предупреждал, — в тягостном раздумье проговорил Прохор.
— Предупреждал… Я слышала… Я же знала, что ты придешь и спасешь меня.
— Лучше бы мы уехали.
— А он бы потом вернулся. — Инна вдруг засуетилась: — Пойду гляну, вдруг соседи всполошились.
Прохор кивнул. Участки здесь маленькие, возможно, кто-то из соседей слышал выстрел. Как бы в милицию не позвонили.
Она схватила покрывало, торопливо набросила на труп и вышла из дома. Прохор последовал за ней. Сел на скамейку, закурил, крепко затянулся.
— Вроде все спокойно, — присаживаясь рядом через какое-то время, сказала Инна.
— Лопата у тебя есть, — мрачно усмехнулся Прохор.
— А с тем тоже так было?.. Ну, с тем, который без головы?
— Я его не знал… И бандитом не был… Пока у тебя лопату не украл.
— Но ты же вернул.
— Дело не в лопате… Если ты никому ничего не скажешь про Пушкаря, значит, ты со мной заодно.
— А я с тобой заодно! — Она порывисто обняла его.
— Значит, ты такая же, как и я…
— Я хочу быть такой. Я хочу быть с тобой!
Прохор пожал плечами. Теперь Инна от него не отвяжется. И что ему с ней делать? Он же Лиду любит, а с Инной ему ни холодно ни жарко. Никак. Зачем она ему такая?
— Труп закопать надо.
— Можно в яме для компоста.
— Днем копать нельзя, соседи увидят… А в лесу можно и днем, — поднимаясь, сказал Прохор.
— Я с тобой!
Труп они перетащили в кладовку. Переложили на полиэтиленовую пленку, замотали, перенесли. Инна смыла с пола кровь, и они отправились в лес.
Яму вырыли неподалеку от дачного поселка. А с наступлением темноты на тележке привезли труп. Закопали, сровняли землю, засыпали прелыми листьями.
Прохор воткнул лопату в землю, сел на землю, закинул вверх голову, глянул на полную луну. Но волком себя не почувствовал. И выть не захотелось.
— Выпить хочу, — сказал он.
— Ну, я припрятала бутылочку, — улыбнулась Инна.
— Пошли!
За стол на поздний ужин вместе с ними село и похоронное настроение. Прохор поднял стопку за упокой Пушкаря, затем, ничего не говоря, выпил за телохранителей Михея, которые пали от его руки. Помянул и тех двоих, которых убил в мясном цеху на рынке. Затем зашел на второй круг, начав с Пушкаря.
Проснулся он в одной постели с Инной. Она обнимала его сзади, крепко прижимаясь к нему, и дышала ему в ухо. За окном уже рассвело, но Инна, судя по всему, крепко спала. Прохор нахмурился, сделал насилие над гудящей с похмелья головой, но память молчала, не признавалась. Не помнил он, что было у них этой ночью. Может, и не было ничего. Голова тяжелая, тело неподъемное, веки наливались свинцом. Прохор не стал бороться со сном. Потом, все потом…
Часы показывали уже половину одиннадцатого, когда Прохор окончательно проснулся. Инны в постели не было. Он поднялся, оделся, открыл дверь. Шкворчание масла на сковороде слышалось еще на лестнице, а запах жареных сырников наполнил рот слюной. Похмелье не отпускало, но отвращения к еде уже не было.
Инна стояла за плитой в переднике поверх короткого халата. Волосы вымыты, распушены, глаза и губы накрашены, туфли на каблуках.
— Привет! — нежно улыбнулась она.
— Доброе утро, — кивнул он.
— Доброе… С тобой доброе… А без тебя… Я даже не знаю, как жила без тебя…
— Лучше бы ты без меня жила.
— Почему это?
— Без меня, без Пушкаря…
Прохор достал из пачки сигарету, повернул к выходу.
— Курить?! На голодный желудок?!. Нет, сначала за стол.
Инна поставила на стол тарелку с сырниками, блюдце со сгущенкой.
— Ну, не откажусь.
— Ты давай, а я кофе пока сделаю.
— Покрепче.
Прохор наелся, выпил кофе и вышел во двор. Тихо там, спокойно. Как будто и не было никакого Пушкаря. Как будто и на Михея не охотились.
Но Пушкарь был. И Прохора, возможно, уже ищет милиция. Чтобы арестовать за стрельбу возле базы отдыха. И братва ищет. Чтобы убить… Это здесь все спокойно, а где-то кипят страсти. И как бы горячая волна не нахлынула сюда.
Из дома вышла Инна, подсела к нему.
— А я уже в доме убралась.
— И на себя марафет навела.
— Я теперь всегда такой буду! — улыбнулась она и положила голову ему на плечо.
— Мне нужно в душ, — сказал он.
— Да, конечно! — встрепенулась она.
Прохор уже заканчивал мыться, когда в дверь постучали и внутрь проскользнула Инна, держа в руках полотенце. Она подошла к крану, включила воду над головой, а когда она хлынула, это ее лишь рассмешило. И появился повод снять халат.
— Мне холодно, — прижимаясь к нему, сказала она. — Согрей меня! — И крепко обняла его.
И так вдруг стало горячо… И финиш был таким взрывным, ярким…
Из душа Прохор выходил под впечатлением. Он открыл дверь, поднял ногу, чтобы перенести ее через порог, и замер от удивления.
На него смотрел плотного телосложения парень с широким лицом и маленькими раскосыми глазами. Майка-борцовка на нем призвана была подчеркнуть незаурядность мышечной архитектуры. Массивная позолоченная цепь должна была заявить о его претензиях на статус нереально крутого пацана. В опущенной руке он держал пистолет. Вот это уже серьезно.
Прохор закрыл дверь, сгреб Инну в охапку и зажал ее в угол. Если широколицый сейчас откроет огонь, его пули прострелят пустоту. Но потом он возьмет поправку, и шансов у них с Инной не останется… И почему он не взял в душ пистолет?
— Эй, мне Пушкарь нужен! — донеслось с улицы.
— Нет его нигде, — раздался другой незнакомый голос.
— Уехал он, — громко сказал Прохор.
— Куда?
— А зачем он вам?
— Мы за ним приехали, Афоныч сказал… А ты — Прохор?
— Прохор, — сказал он, выходя из кабинки и разглядывая второго качка.
У этого лицо узкое, а глаза большие, круглые. Плечи такие же широкие, мощные, на толстой шее такая же крупная цепь. Но пистолет не в руке, а за поясом.
— А мы тут за Пушкарем приехали, — сказал широколицый.
— Как его зовут? — спросил Прохор.
— Проверяешь?… Витя его зовут. Витя Пушкарев.
— Афоныч, говорите, вас послал?
— Где Пушкарь?
— Откуда я знаю, может, вы михеевские?
— Если бы мы были михеевскими, ты бы сейчас валялся тут с пулей в башке.
— Гаврик меня зовут, — сказал узколицый. И кивнул на своего спутника. — А он — Шуршур.
— Не слышал я про вас. Пушкарь мне ничего про ваши расклады не рассказывал. И куда уехал, не сказал.
— Уехал?
— Сказал, что перетереть нужно кое с кем.
— С кем?
Прохор пожал плечами.
— А тебя здесь оставил?
— Нет. Я сам здесь остался… Где хочу, там и остаюсь…
— Значит, уехал? — спросил Гаврик, в раздумье глядя на него.
— Обещал вернуться.
— За тобой?
— Ну, если я вдруг понадоблюсь.
— А сейчас ты ему не нужен?
— Я не хочу… Мне тут ваша бандитская романтика не упирается.
Прохор потихоньку направился в сторону дома: нужно было увести братков от душевой кабинки, где пряталась Инна. Она правильно все поняла, поэтому не стала высовываться.
— А с бабой упирается? — спросил Шуршур.
— А с бабой упирается.
— А у нас там война идет, — с осуждением в голосе произнес Гаврик.
— Это не моя война.
— Ты помогал Пушкарю Михея валить?
— А кто это?
— Не знаешь? — усмехнулся Шуршур.
— И валить я никого никому не помогал.
— А на рынке? Ты же там двоих завалил.
— Не знаю ничего.
— Ну, мы-то знаем… Мы-то свои…
— Не знаю я, куда Пушкарь уехал, — качнул головой Прохор.
Он открыл дверь, зашел в дом. Шуршур ломанулся за ним. Не отставал и Гаврик.
— Я же говорю, что мы свои.
— Так и я говорю, что Пушкарь к своим поехал… А, может, и здесь где-то. Можете обыскать.
Прохор вспомнил, где вчера оставил пистолет Пушкаря. Подошел к камину, сунул руку за дымоход и спокойно выдернул ствол. Шуршур заметно напрягся, но пистолет на него наводить не стал.
— Это зачем? — спросил Гаврик.
— Ну, вы же со стволами… И мне Пушкарь оставил.
— Зачем?
— От михеевских отстреливаться… Или они нас не ищут?
— Ищут.
— Плохо.
— Ничего, мы их дожмем… Вчера Клепу грохнули… Без Клепы там у них все рухнет…
— А менты?
— И менты тебя ищут, — кивнул Гаврик.
— Меня?
— Свидетель нашелся, который видел, как ты в михеевское тело стрелял…
— И что? — с трудом сдерживая волнение, спросил Прохор.
— Ну, ты там был или не ты… Пушкаря не видели, а кто с ним был, видели…
— И вы это знаете?
— У нас в ментовке свои люди, — не сводя с Прохора глаз, сказал Шуршур.
— Да, но кто-то же должен был закинуть удочку… Может, Пушкарь для того и поехал в город.
— В город?
— Поехал, пробил ситуацию… Это он вас за мной послал? — резко спросил Прохор.
Гаврик и Шуршур переглянулись. И Прохор воспользовался этим. Он стремительно сместился в сторону и встал так, чтобы оба бандита оказались на одной с ним линии. И наставил ствол на Шуршура.
