Когда мы выехали из квартала, я спросила Каидана:

— Почему он послал тебя, а не попросил меня приехать самостоятельно?

— Он сказал остальным повелителям, что тебе не на чем ехать.

Видимо, отец хотел, чтобы Каидан по дороге дал мне какой-то инструктаж.

— Все-таки, — призналась я, — мне странно, что он выбрал именно тебя.

— По-моему, у него на уме был кто-то еще, но мой отец вызвался отправить меня.

— Кто еще там будет?

— Отец устраивает вечеринку, так что в доме полно народу. Официальная часть уже закончилась. Когда я выезжал, Белиал с Мельхомом играли в карты, а мой отец был в бассейне. Надеюсь, когда мы приедем, он все еще будет там. Постарайся не оказаться с ним в одной комнате, тогда он тебя не унюхает. Направляйся прямо к своему отцу, а потом мы сможем уйти. Четверо испов, которых ты знаешь, тоже там, и повелители считают, что мы все работаем на вечеринке. Блейк сопровождает отца, а остальные сами по себе. Двойняшки пользуются любой возможностью вырваться из Англии. Джинджер сегодня — прямо как луч солнца. — Он обиженно сверкнул глазами.

Ну, вот опять: что-то загадочное между Каем и Джинджер. Она вызывает у него сильные эмоции, хотя бы и отрицательные.

— Ясно. — Мне требовалось освежить информацию. — Напомни, пожалуйста. Мельхом — это отец Блейка?

— Да.

Неужели нет какого-нибудь способа спрятать мой значок, который может привлечь внимание? Я опасалась, что повелители заметят белые вкрапления, и спрашивала себя, почему так отличаюсь от остальных. Каидан посмотрел на мою прикушенную губу и покачал головой, потом снова перевел глаза на дорогу и, сняв одну руку с руля, потер свой затылок.

— Что такое? — спросила я.

— Вот мы здесь, в этой машине, возможно, нам грозит опасность, а я могу думать только…

— О чем? — От предчувствия я вся покрылась гусиной кожей.

— О том, — неохотно закончил он, — как хорошо ты выглядишь. — Он сдернул шерстяную шапочку и поскреб себя по голове, словно у него зудела кожа под стрижеными волосами.

Я сжала губы, изо всех сил стараясь казаться равнодушной и запрещая себе почувствовать удовольствие от комплимента. Столько сил было вложено в попытки вытолкнуть Каидана из моего сердца — и вот он снова полосует меня на куски, как ни в чем не бывало. Я решила сменить тему.

— Как тебе сегодня показался мой папа?

— Я бы побоялся подойти к нему с неправильной стороны.

— Наводит страх, да?

— Есть малость.

Я попробовала представить себе дом Каидана, в котором собрались вместе повелители, исполины и люди. Хотелось надеяться, что там будет достаточно развлечений, чтобы мы смогли быстро войти и выйти. Меня радовала предстоящая встреча с другими испами. Ну, по большей части. Мысль о Копано заставляла меня нервно вздрагивать, и мне не давал покоя вопрос о том, что же все-таки произошло между Джинджер и Каиданом.

— Каидан, можно тебя кое о чем спросить? Я понимаю, что ты не хочешь об этом говорить. — Он ответил вопросительным взглядом, и я заспешила: — Что произошло между тобой и Джинджер?

Он издал неприятный звук вроде «ох!» и задумчиво потер затылок.

— Не знаю. В детстве мы много времени проводили вместе и до того, как мне исполнилось тринадцать, были очень близки.

— Близки? — У меня вдруг пересохло во рту. — А я всегда представляла себе тебя одного.

Он покачал головой, не меняясь в лице.

— Нас всегда было двое — Джинджер и я.

— О!

Это многое меняло. В моем сознании сформировалось новое представление. Я знала, что это эгоистично, но мне не нравилась мысль о тесной детской дружбе Каидана и Джинджер.

Каидан начал говорить с некоторым сомнением, так, как если бы слова текли из него помимо его воли.

— Об этом даже и думать более чем странно. Совершенно другая жизнь. — Тут он замолчал так надолго, что я даже подумала, что он решил на этом завершить разговор, и прошептала:

— Мне ты можешь сказать.

Он пробурчал что-то недовольное по поводу моих интонаций психолога, а затем ворота шлюза раскрылись, и в них хлынул поток.

— Как ни неприятно мне это признать, мы с ней во многом похожи. И она, и я очень рано, задолго до остальных поняли, чего от нас ждут, и нам стало любопытно. Мы занялись чем-то вроде экспериментов друг с другом — ничего серьезного, детские шалости. Однажды, когда мне было восемь, а Джинджер девять, ее няня застала нас вдвоем. Она рассказала нашим отцам. Те, естественно, решили, что это страшно забавно. Позже — мне было двенадцать — отец поехал со мной на год в Италию. А двойняшкам тогда же исполнилось тринадцать — в тот год они начали работать. И вернувшись в Англию, я не узнал Джинджер. Она стала совершенно другим человеком — жестким, требовательным и злобно защищающим Марну. Это был знак будущих перемен и во мне тоже. С тех пор мы ни разу не вернулись к прежнему. Оказалось, что мне проще с ней не разговаривать. И вообще ни с кем не разговаривать.

Он оборвал связь с ней. Он это умел. Но такой опыт в детстве должен был быть еще более болезненным.

— Может быть, она считала себя твоей девочкой.

— Мне все равно было не до того. У меня тогда все менялось, я больше не думал о Джинджер как о ребенке. Пути назад не было. Еще год спустя к нашей компании присоединился Блейк, и он сразу же увлекся Джинджер. А ей льстило его внимание. Однажды, когда мы все работали на вечеринке неподалеку от Лондона, Блейк стал ухаживать за одной девочкой и прямо там обнял и поцеловал. И тут Джинджер ни с того ни с сего начала подкатывать ко мне.

— Хотела, чтобы Блейк ее приревновал?

— Так мне кажется. Мне в тот момент было шестнадцать, и я старался ухаживать за девочками, которых видел впервые, а потом избегать повторных встреч. Но избегать Джинджер весь остаток жизни мне бы не удалось. А наше прошлое и без того все очень запутало. Наверное, она думала, что раз я все время за кем-то ухаживаю, то легко ей подыграю. В итоге произошла безобразная сцена — я сказал Джинджер, что если уж ей так неймется, пусть поищет себе другого чувака. С тех пор у нас отвратительные отношения. Ну, и Блейк тогда слетел с катушек.

Я заинтересованно наклонилась к Каидану через подлокотник.

— Это и был тот единственный раз, когда ты видел, как он ревнует?

Каидан кивнул.

— Он присутствовал при нашем разговоре. Оставил девочку, с которой обнимался, и устроил чудовищную сцену. Вопил, бил посуду, ломал мебель.

Мне никак не удавалось представить себе Блейка в приступе бешенства. Сколько же еще эмоций скрывалось под поверхностью этих историй!

— По-моему, у нее все еще есть чувства к тебе, — сказала я.

— Думаю, нет: она злится на собственную жизнь, и ей не хватает близости с кем-нибудь, кого она считает равным себе. К Марне она относится скорее как медведица к своему медвежонку.

Меня закружило в вихре эмоций, и я старательно спрятала их.

— Ты расстроена, что я тебе этого не рассказывал, верно? — спросил Каидан.

— Пожалуй. — Отпираться не имело смысла.

— Это было сто лет назад.

— Но именно то, что происходит в детстве, формирует нас. Ей все еще больно. А ты, неужели тебе ее не недостает? По крайней мере, как друга?

— Я сейчас подумал о ней впервые за очень долгое время, и то только потому, что ты спросила. А помнишь, что я тебе говорил о двойняшках и их отце Астароте? Что они умеют чувствовать романтические узы между людьми?

— Да.

— Именно поэтому я так прикладывался к бутылке тогда летом. Когда мы все вчетвером оказались на вечеринке. Чтобы они не заметили чего-нибудь между нами. Не хотел ни объяснять им ничего, ни выслушивать от них всякий вздор.

Мой пульс участился. Каидан признался, что между нами что-то есть. Что-то взаимное.

— А сегодня? — спросила я, теребя молнию толстовки. Он вместо ответа вытащил из-под сиденья фляжку, и сердце у меня в груди помчалось галопом.

— Не волнуйся. В данный момент я трезвый. Начну пить, когда приедем.

— Мне тоже понадобится пить?

— Нет. Этот фокус достаточно проделать только одному из двоих.

Я уставилась в панель перед собой и принялась рассеянно накручивать на палец прядь волос. Потом, стараясь не запнуться, спросила:

— А если бы ты не пил — что бы они увидели?

Он долго не отвечал, а лишь смотрел на дорогу, изо всех сил сжимая руль. Очень долго.

— Не знаю. Может быть, взаимную приязнь. Может быть, ничего. Ведь прошло много времени. Всё, мы подъехали на пять миль.

Что это означало — может быть, ничего? С чьей стороны могло бы пропасть чувство — с его или с моей? Мне не следовало обнадеживаться. Конечно, Каидан не хотел, чтобы двойняшки узнали о его влечении ко мне, но это еще не означало, что он чувствует нечто большее.

Я сжалась на сиденье. Новая встреча с ним грозила отбросить меня в прошлое, но мне нельзя было возвращаться туда, в темноту. Закрыв глаза, я погрузилась в размышления. В голове всплыл образ Копано — вот он ни за что не стал бы меня вот так вот преследовать и смущать. Если бы он стал для меня таким желанным, как Кай! Сердце было в полном смятении.

Подъехав к дому, Каидан набрал код на домофоне на воротах и въехал во двор, забитый машинами. Я усилила слух и, пошарив им по дому, обнаружила в одной из комнат хриплый голос, сыпавший покерной терминологией. Другие голоса были незнакомые, то есть Фарзуф находился где-то еще. Каидан открыл свою фляжку и отхлебнул из нее. Я со своего места ощутила сладковато-терпкий запах бурбона, а если бы попробовала на язык, то сумела бы, наверное, определить и марку. Каидан засунул фляжку в боковой карман штанов, и мы вышли.

Сначала мы спустились в подвал, где было полно народу. Блейк показывал какому-то типу какую-то высокотехнологичную штуку, тот светился ярко-зеленой аурой. Джинджер и Марна стояли в баре, потягивая напитки, и строили глазки мужчине у противоположной стены. Тот пытался поддерживать беседу с какой-то женщиной, но вожделение ему мешало, он непрерывно отвлекался на шикарных двойняшек.

Там же был и Копано — он сидел на высоком табурете рядом с Марной, которая скручивала ему жгутиками концы волос, чтобы они торчали во все стороны, как спицы. Копано поднял голову, его взгляд резко наткнулся на мой, и мы оба замерли. Потом он кивнул, и я кивнула в ответ.

Двойняшки оценили сначала Копано и меня, потом Каидана и меня, после чего посмотрели друг на друга и понимающе улыбнулись. Я бы отдала немалую сумму из папиных денег, чтобы понять, заметили ли они что-нибудь, и если да, то что именно.

— Скоро отправляемся, как договаривались, — сказал им Каидан, одновременно направляя на меня свирепый взгляд, прямо-таки кричащий: Я видел, как вы с Копано смотрели друг на друга!

Я вопросительно подняла брови: А тебе-то что?

Он проворчал что-то неразборчивое, и я пошла за ним вверх по лестнице.

Всю дорогу, пока мы шли через полный людей дом на отапливаемую веранду, у меня сосало под ложечкой. На веранде стоял круглый стол, за которым сидели мужчины. Они пили виски дорогих марок прямо из бутылок и разговаривали друг с другом. Отец был среди них, и мне пришлось подавить эмоции, готовые вырваться наружу. Я стояла, потупившись.

Отец посмотрел на меня недобрым взглядом и с незнакомой угрозой в голосе произнес:

— Поди-ка сюда, детка. — Я мелкими шажками приблизилась к нему. — У тебя уже есть планы на Новый год?

— Да, сэр. — Я прокашлялась. — Большая вечеринка в отеле в Атланте. — Это было правдой.

— Тогда держи мешки с новогодними конфетами. — Он вручил мне два пакетика — один с зеленой субстанцией, другой с белым порошком. Марихуана и кокаин.

Спокойствие, девочка, — сказала я себе, прижимая пакетики к груди, а вслух, все так же не поднимая глаз, прошептала:

— Спасибо.

Рядом с отцом послышался голос:

— А я вот думаю: не послать ли на ту новогоднюю вечеринку всех наших испов? Чтобы отработали командой.

Я подняла глаза и увидела импозантного японца — очевидно, это был Мельхом, повелитель зависти. Он отнял от губ тонкую сигару и открыл свои карты. От увиденного над столом пронесся общий стон, и игроки пустились в обсуждение того, кто сколько проиграл. А Мельхом улыбнулся, засунул сигару обратно, собрал деньги и, не выпуская сигару из губ, одной стороной рта проговорил:

— Это только предложение. В таком составе они бы могли причинить там огромный ущерб. На Блейка у меня специальных планов нет, Астарот и Алоцер тоже вряд ли будут против.

— Идет, — сказал мой отец, а затем повернулся ко мне и буркнул: — На Новый год работаете все вместе.

После чего, к моему облегчению, махнул рукой, показывая, что я могу идти. И я уже начала разворачиваться, когда заметила какое-то движение со стороны прохода в закрытый бассейн. Оттуда по направлению к нам шагал Фарзуф в купальном халате. Отец вскинулся на меня:

— Ты все еще здесь?

Я поспешно крутанулась на каблуках и заторопилась к двери, где меня поджидал Каидан. Уже убегая, я краем глаза видела, как Фарзуф входит на веранду через раздвижные двери.

— Пошли, — громко сказал в пространство Каидан. И к тому моменту, как мы добрались до входной двери, остальные четверо испов уже поднялись из подвала и надевали куртки, чтобы присоединиться к нам. Каидан бросил Блейку свои ключи. Все смотрели отсутствующим взглядом — прислушивались. Я тоже обратилась в слух, сосредоточившись на веранде.

— После этой твоей девочки осталась вонища добродетели, — с отвращением произнес голос Фарзуфа. Он обращался к моему отцу и говорил тихо, не желая, чтобы его услышали находившиеся в комнате люди-мужчины.

Вот это облом! Оказывается, я все-таки не успела благополучно выбраться из комнаты!

Мы максимально быстро прошли к машине Каидана и втиснулись в нее. Блейк сел за руль, Кай рядом с ним.

— Ну, это ненадолго, — сказал на веранде отец таким уверенным тоном, что мне стало до боли обидно. — Она только осваивает специальность, скоро придет и остальное. Сейчас ей под силу перепить любого из тех, кто тут валяется под столом, — вот это я могу гарантировать.

Дальше разговоры были только о покере, но я продолжала слушать, пока мы не оказались за пределами слышимости.

Я грызла ноготь большого пальца, пока Марна не пресекла это, взяв меня за руку. А Блейк, сообщив, что мы уже отъехали на пять миль, так что повелители нас не услышат, тут же обернулся и посмотрел в мою сторону:

— Ты девственница? — Я кивнула. В его глазах засветилось любопытство, словно он разглядывал какую-то странную аномалию, — так, наверное, и было. Затем Блейк рассмеялся и хлопнул ладонью по рулю: — Ух ты, с твоим появлением всё стало гораздо интереснее!

Ну, а мне хотелось заползти под сиденье и спрятать лицо. Каидан снова отхлебнул из своей фляжки.

— Так мы идем все вместе на новогоднюю вечеринку? — спросила Марна.

— Как будто у нас теперь есть выбор, — откликнулась Джинджер.

Повелители приказали нам отправиться, но как они узнают, что мы не отлыниваем от работы? Вдруг кто-то из них решит нас проверить? И тут меня как ударило: они ждут, что и Копано будет работать. Я повернулась к нему и, чувствуя себя совершенно ужасно, предложила:

— Может быть, ты сумеешь под каким-нибудь предлогом не пойти?

Он покачал головой.

— Нельзя, чтобы из-за меня попал под подозрение отец или кто-то из вас. Я буду работать.

В машине воцарилась гробовая тишина. Никто из нас еще ни разу не видел, как работает Копано. Я закрыла глаза. Это было так чудовищно неправильно. Наверное, все ощущали что-то подобное, но каждый держал свои мысли при себе. Марна сжала мою руку и спросила:

— А как идут дела у вкусняшки Джея? — Я с благодарностью приняла ее попытку отвлечь меня от тяжелых мыслей.

— Чудесно. На самом деле у него, наверное, скоро появится девушка. Она моя подруга.

— О? — В ее широко раскрывшихся глазах вспыхнул задорный огонек, и я поняла свою ошибку. Марна, спохватившись, перевела взгляд на наши соединенные руки и прошептала:

— Рада за него.

В другой руке у меня были зажаты два пластиковых пакетика, которые приводили меня в сильное возбуждение. Мои мысли непрерывно блуждали между тем фактом, что Фарзуф знает о моей девственности, и жаждой испытать блаженное чувство освобождения, приняв дозу порошка. Он был прямо здесь, и к нему меня тянуло куда сильнее, чем к алкоголю. Стоило только просунуть ноготь — и… Нет!

Следовало от него избавиться. Я попросила Копано поменяться со мной местами, привстала и перелезла через его колени, а он сдвинулся, стараясь ко мне не прикасаться. Опустила на несколько дюймов окно — машин позади нас видно не было. Первым открыла пакетик с марихуаной — руки у меня при этом тряслись — и стала высыпать содержимое в окошко.

— Что ты делаешь? — спросил Блейк.

— Избавляюсь от нее, — сказала я, чувствуя себя необычайно взвинченной.

Блейк запротестовал:

— Отличный же план!

— Извини, — и я вытряхнула последние остатки.

— Места в первом ряду на самоубийственном шоу, — сказала Джинджер. — Как мило.

Я взглянула вниз на свою руку и пакетик с белым порошком в ней. Снова приоткрыла окно, отщипнула уголок пакетика и задержала дыхание, когда порошок полетел по ветру, завиваясь вихрем и оставляя позади нас белое облако. Вид этого облака вызвал у меня приступ острой тоски. А под самый конец я услышала странный хлопок, увидела какой-то предмет, несущийся по ветру вместе с остатками порошка, и закричала Блейку:

— Останови машину! В пакетике было что-то еще!

Блейк затормозил, мы выскочили и побежали по обочине, используя для поиска усиленное зрение.

— Что это было? — спросила Марна.

— По-моему, бумажка.

— Да, я ее тоже видел, — подтвердил Копано.

— Вот она! — Джинджер подбежала к дереву, подобрала под ним полоску бумаги и отдала мне. Записка. Я развернула ее и прочла про себя. Нет, нет, нет. У меня подкосились колени, но тут я увидела, что Каидан бежит к машине, и заставила себя выпрямиться.

Позади нас, пока еще на почтительном расстоянии, двигались два автомобиля. Все мы заметили их одновременно и тотчас же заторопились к своей машине. Пока Блейк отъезжал, я подала записку вперед Каидану. Текст ее был таким:

Каидан прочел и изо всех сил ударил рукой по приборной панели.

— Может быть, просветите нас? — нетерпеливо спросила Джинджер.

Каидан повернулся и посмотрел на меня полным тревоги взглядом. Пришла пора обо всем им рассказать.