Глава двадцать третья
Я вижу демонов
Мяч был на отцовской стороне поля, и я с нетерпением ждала, когда же он заговорит. Видеть его за рулем обычной взятой напрокат машины было как-то странно — слишком нормально, что ли? До смерти хотелось рассказать ему о наследстве сестры Рут. После десяти минут молчания я забеспокоилась. Когда у меня начало подрагивать колено, отец накрыл мою руку своей и сказал:
— Знай, что я люблю тебя, Анна.
— Я знаю.
Но в его голосе слышалось что-то зловещее.
— Просто не забудь.
Он снова положил руку на руль, и мне стало страшно.
— Я хотел позвонить тебе сразу после освобождения, но это не всегда безопасно. — Он говорил с серьезным выражением лица, не отрывая глаз от дороги. — Лучше было разузнать обстановку на месте и поговорить лично. Расскажи мне, как у тебя прошло с той монахиней в монастыре.
При мысли о том, чего мы никогда не узнаем, у меня упало сердце.
— Мы не успели. Она умерла вечером того дня, когда мы с тобой встречались. Но она оставила мне одну вещь… рукоятку меча без лезвия.
Машина слегка вильнула. Я продолжала говорить.
— Каидан думает, это Меч Справедливости.
Отец резко вывернул руль, так что машина съехала на обочину, и ударил по тормозам. Я схватилась за ручку дверцы, ремень безопасности натянулся. Когда мы остановились, я огляделась вокруг, но никаких машин за нами не было. Отец повернулся на сиденье, посмотрел на меня бешеными глазами и потребовал:
— Опиши его.
Я рассказала ему, как выглядит меч и что произошло, когда сначала Каидан, а потом я к нему прикоснулись. Несколько долгих мгновений он пожирал меня все тем же безумным взглядом, а потом громко хлопнул в ладоши и вскрикнул:
— Да!
Я подскочила от изумления. Наверное, я что-то упустила, потому что мне самой при мысли о рукоятке почему-то не хотелось прыгать и вопить от радости. Но тут очевидный восторг отца передался и мне.
— Что-то назревает. Что-то большое. Я не знаю, что именно, но ангелы собираются тебя использовать. Моя маленькая дева-воительница.
Дева-воительница? Я? Но это смехотворно!
— Как ты думаешь, что я должна буду делать?
— Пока ничего, малышка. Сначала тебе многому надо научиться. Я хочу, чтобы ты могла себя защитить, когда меня нет рядом. Возможно, в какие-то моменты ради собственной безопасности тебе придется делать вещи, которых ты не любишь. В том числе как минимум казаться работающей. — Он окинул меня критическим взглядом. — Для начала, вид у тебя все еще естественно-простодушный и нежно-невинный. Как ни неприятно мне это говорить, тебе, вероятно, надо стать злее. И знать свою дозу спиртного. Я не хочу, чтобы ты оказалась в ситуации, где нужно пить, и не умела вовремя остановиться.
— Как я этому научусь?
— Будешь пить. Под моим наблюдением. Мы определим, с какой дозой ты можешь справиться за некоторый период времени, и ты попрактикуешься в самоконтроле, чтобы сохранять ясность сознания и не пьянеть.
Мое сердце бешено заколотилось о ребра.
— Сегодня же ночью и начнем? — спросила я.
Повисла жуткая тишина. Потом отец прочистил горло и сказал:
— Нет. Завтра.
Он вывел машину на дорогу и нажал на газ. Только тут я заметила, что мы, оказывается, едем в Картерсвилл. Отец вез меня домой! Мне с невероятной силой захотелось его обнять. Я усилила зрение и осмотрела деревья вдоль дороги. Никого не было видно, поэтому я обвила руками его могучую шею и крепко к нему прижалась, положив голову ему на плечо. Он сипло засмеялся — я чувствовала, как сотрясается его тело, — и, держа руль одной рукой, другой похлопал меня по плечу.
— Только не забывай, — повторил отец, — что я тебя люблю.
Интересно, подумала я, почему он так настойчиво об этом просит? Разве может он сделать что-то такое, что заставило бы меня усомниться в его любви?
Той ночью, выглянув из окна спальни, я и не увидела ни луны, ни звезд. Тяжелые, серые, будто зимние облака заволокли все небо. Было так зябко и жутко, что я заперла дверь изнутри.
Я приготовилась ко сну, стараясь не потревожить Патти, у которой выдался трудный день. Она вообще тяжело переносила некоторое ослабление своего авторитета, начавшееся после моей встречи с отцом. Ее слово больше не было законом во всех случаях, потому что существовала грозная опасность, от которой даже она не могла меня защитить. И Патти оставалось только надеяться, что она правильно меня воспитала.
Удобно усевшись на кровати, я скрестила ноги, сложила руки на груди и закрыла глаза.
Я не знаю, какое дело Ты мне назначишь и какой путь определишь, но я верю Тебе. Прошу Тебя, дай мне знак, когда придет пора действовать. Помоги мне распознать этот знак. Говори в моем сердце, и пусть я услышу.
Я незаметно для себя уснула и открыла глаза в три часа ночи. По стеклу барабанил дождь. Отмахнувшись от странного предчувствия, я закрыла глаза и попробовала расслабиться, но едва начала погружаться в дремоту, меня пробрал холод. За мной совершенно точно наблюдали. Мне хотелось, как ребенку, накрыться с головой одеялом, но страшно было пошевелиться или открыть глаза. Я затаила дыхание. Кто-то был в комнате?
В моем сознании всплыла картина: молодой человек стоит посреди ярмарки, вокруг — множество детей, женщины всех возрастов рассматривают товары и делают покупки. Я ощущала беспокойство и злобу, которые испытывал он, озиравший толпу широко распахнутыми глазами. Потом молодой человек перевел взгляд на маленький детонатор в своей руке, и я в ужасе поняла, что на нем пояс смертника. Он что-то тихо пробормотал. Нет, не надо! Это кричала я, но он меня не слышал. Истошно завопив, он нажал кнопку, и всё поглотила ослепительная вспышка.
Я хотела сесть, но грудь как будто придавило чем-то тяжелым. А в сознании уже разыгрывалась новая сцена.
Это было другое место. Мужчина сидел за столом в офисе с телефонной трубкой в руке — изображение переключилось на другой конец линии, где беременная женщина с большим животом, его жена, накрывала на стол к обеду. Лицо женщины вытянулось, когда она услышала, что муж задержится на совещании, а пока муж врал, любовница расстегивала ему брюки. Ярко-красный цвет похоти перекрыл в его ауре легкий туман вины, и мое сознание рухнуло в темноту.
Что это за дьявольщина тут происходит? Судорожно хватая ртом воздух, я натянула одеяло до подбородка.
Еще одна картина выплыла из тумана — собаки, которых запугали, разозлили ударами палок и стравили между собой, рвут друг друга на куски. Вокруг — толпа зрителей, они свистят, хлопают в ладоши, тычут пальцами и хохочут. Стойте! Это не смешно! Мне стало дурно от ужаса в глазах животных и жажды насилия у людей. И я снова не могла вздохнуть и хватала воздух ртом.
Мальчик, не старше меня, в каком-то подвале или погребе, встав на табуретку, привязывает веревку к балке, а на другом конце делает петлю и накидывает себе на шею. Я замотала головой, пытаясь рассеять его гнетущее одиночество и неверие в собственные силы, а они тянулись ко мне своими темными пальцами и старались задушить. Я протягивала мальчику руку, просила — позволь мне помочь тебе, ты не один. Но его глаза оставались пустыми, и он спрыгнул вниз.
Я закричала — Нет! — но он задергался, повис и исчез в дымке, которая заволокла мое сознание.
Девочка полоснула бритвой по нежной коже руки, режет глубже. Ненавидя свою жизнь, она хочет скрыть эту боль в тени другой, которую причиняет себе по собственной воле.
Хрупкая старушка, ограбленная и изнасилованная, лежит в луже крови на полу своего дома. Дети выросли, они по горло в делах, и нет надежды, что хоть кто-нибудь из них позвонит или приедет и застанет мать в живых.
Ужасающие картины сменяли одна другую, эмоции с такой силой давили на меня, что мне казалось, я задохнусь от отчаяния. Я мотала головой туда-сюда, умоляя ее отключиться от жутких картин. Помогите им кто-нибудь! Теперь видения приходили скорее, и они сделались еще ярче.
Маленькая девочка притворяется, что спит, а над ее постелью нависает тень мужчины.
Подросток лежит лицом в луже собственной блевотины.
Безоружные люди — целое племя, семьи с маленькими детьми — молят о пощаде, а их рубят тупыми мачете.
Мать остекленевшими глазами смотрит на плачущего младенца с красным личиком, погружает его в ванночку, держит под водой, пока он не перестает биться, и не сводит с него помертвевших глаз.
— Нет! Нет! — Я вцепилась себе в волосы — они были мокрыми от слез.
Пятеро мужчин, полных беспричинной ненависти и слепого страха, били ногами шестого, лежащего на земле. Их жертва все время менялась — то это был чернокожий, то белый, то мусульманин, то еврей, то гей. А пятеро все били и били, и каждую жертву ненавидели, и каждой боялись, но сами не понимали, почему, и каждый раз все заканчивалось сокрушительным ударом сапога в лицо.
Всю свою жизнь я избегала думать о жестоких сторонах жизни, но они существовали независимо от того, признавала я их или нет. И уже не было возможности просто лежать, пропуская все это через себя и принимая. Мне нужно было хотя бы пошевелиться.
В мою комнату громко постучали и я услышала, как повернулась дверная ручка.
— Анна? — раздался голос Патти. — Что здесь происходит? Открой!
Я открыла глаза и в мерцающем свете молний увидела их.
Демонов.
Они по очереди приближались ко мне и шептали. Призрачные фигуры ростом со взрослого мужчину, с чудовищными кривляющимися физиономиями, медленно взмахивали черными крыльями, переплетающимися друг с другом и задевающими стены. У некоторых я разглядела рога, клыки, когти.
Иди к нам, мы отведем тебя в ад, где тебе место…
Я вскрикнула, стала отползать, ударилась об изголовье кровати.
— Анна! — Патти стучала уже изо всех сил, но я едва ее слышала. — Открой дверь!
Инцест. Похищение. Нападение в темном переулке. Серийный убийца насилует жертву перед тем, как ее прикончить.
Демоны окружили меня, их было не меньше десятка, и принялись хохотать.
В чем дело, деточка? Призраков испугалась?
— Оставьте меня! — закричала я. — Вон из моей головы!
А они наслаждались моим страхом, грелись и нежились в нем.
Я слезла с кровати, споткнулась, падая, дотянулась рукой до сумки с книгами, извернулась, прижалась к стене, расстегнула молнию и вытащила коробочку.
Скоро ты окажешься в своем настоящем доме, там-то мы с тобой по-настоящему позабавимся.
Я встала, стала нащупывать защелку, но рука внезапно ослабла, и коробочка с громким стуком упала на пол. Я опустилась на колени и попыталась нашарить ее на полу, но безуспешно. Демоны затуманили мое ночное зрение. Я приподнялась, села на корточки и крепко зажмурилась.
Пожалуйста, прогони их!
Нечеловеческие вопли наполнили комнату, и мои глаза сами собой широко распахнулись. Демоны вылетали в окно, как будто их засасывала туда труба гигантского пылесоса. Наконец все исчезли. Стало совсем тихо, слышался только шум ливня.
Рядом со мной послышался звук поворачивающейся дверной ручки, затем дверь открылась, и Патти включила свет. У меня перехватило дыхание при виде ее ангела-хранителя. Силуэт, прежде размытый, стал ясным, я отчетливо различала черты лица и крылья. Это был стойкий, могучий, величественный воин. Ангел оглядел комнату и показал в сторону кровати, из-под которой выглядывала коробочка. Наверное, он знал, что в ней. Я подползла к коробочке, схватила ее и прижала к груди.
— Что случилось, Анна? — едва не плача, спросила Патти.
В руках она держала отвертку, с помощью которой открыла замок.
— Я теперь вижу демонов, и они… мучили меня кошмарами.
— Больше чем кошмарами. — Она опустилась на корточки рядом со мной и отвела волосы с моего мокрого лица. — Ты кричала так, как будто тебя режут.
— Всего лишь жуткие видения, — сказала я, и хотя это была правда, произошедшее действительно ощущалось как нечто гораздо большее. Меня трясло всю, до последней клеточки. Я приложила палец к губам, показывая, что не могу говорить. Не исключено, что нас подслушивают.
Мы обе подскочили от сильного частого стука во входную дверь.
На подкашивающихся ногах я побежала в прихожую и заставила себя посмотреть в глазок. Копано.
Я распахнула дверь, и он вошел, впустив с собой холодный ветер. Хмуро и серьезно огляделся по сторонам, потом положил руку мне на плечо. Я схватилась за его запястье и стояла так, стараясь успокоить дыхание.
— Анна? — Вошедшая Патти увидела Копано.
— Это Коп, мой друг. Наверное, слушал снаружи.
Копано сделал шаг в ее сторону, и они обменялись рукопожатием. Патти скрестила руки поверх своей тоненькой ночной рубашки.
— Пойду надену халат. — С этими словами она ушла в спальню, и мы получили возможность поговорить.
— Здесь были шептуны, — сказала я Копано. — Я их видела. Они показывали мне все эти ужасы. Я теряла рассудок. Боже мой, Коп, наверное, именно так будет в аду.
Он протянул руку погладить меня, чтобы утешить, но тут входная дверь распахнулась. Я вскрикнула и отскочила. В проеме стоял Каидан, волосы растрепаны, лоб тревожно нахмурен.
Открылась дверь квартиры напротив, оттуда высунулся сгорбленный старичок с кислородным баллоном и сипло произнес:
— Во имя всего святого, что у вас стряслось?
— Ничего, мистер Мейер. Мне так жаль, что мы вас потревожили.
Я втащила Каидана внутрь, закрыла дверь и спросила:
— Что ты здесь делаешь?!
Его глаза скользнули в холл, где теперь стояла Патти, придерживая рукой полы халата и пытаясь осмыслить происходящее. Я в нарастающей панике повернулась к Каидану.
— В любой момент они могут вернуться, увидеть нас вместе и все передать твоему отцу! Уходи!
Он стоял с вызывающим видом, но потом перевел глаза на Копано, и на его лице появилось отчаянное выражение, разрывавшее мне сердце.
— Хорошо, я уйду. Здесь уже есть кому о тебе позаботиться.
Каидан повернулся. Я потянулась было удержать его за плечо, но он ловко уклонился и вышел.
Я опустилась на диван и закрыла руками лицо. Как мне теперь быть? Я просила Каидана уйти не потому, что предпочла Копано, а потому, что испугалась за него. Он должен это узнать.
Но как они двое вообще здесь оказались? Они что, были где-то здесь неподалеку и всю ночь меня слушали?
— Пойду к нему, — Копано тоже вышел, прикрыв за собой дверь. Я усилила слух, поискала их и наконец обнаружила у подножия лестницы. Рядом с ними грохотал, как водопад, дождевой поток, стеной низвергающийся с крыши. Я постаралась не обращать внимания на ужас, который по-прежнему окутывал меня, и сосредоточилась на их разговоре.
В гостиную тихонько заглянула Патти, я помахала ей, показывая, что слушаю. Она включила торшер, присела рядом со мной и стала растирать мне замерзшие руки и ноги, пытаясь согреть.
— Пойдем куда-нибудь и поговорим, — сказал Копано Каидану.
— Можно и прямо здесь. Она никогда не пользуется особыми чувствами.
Ой! Я действительно подслушивала, но не чувствовала себя виноватой — так отчаянно мне требовалось понять, что на душе у Каидана. Парни разговаривали тихо, вдобавок их голоса заглушал шум дождя.
— Не расстраивайся, Кай. Я ведь только беспокоюсь о ней.
— Готов спорить, что так и есть.
Слова Каидана звучали грубо и резко, в противоположность спокойному тону Копано.
— Брат, ты ведь рискуешь ради нее головой.
— Это потому, что я действительно ее знаю. А у тебя какие причины? Наверное, ты бы тоже хотел познакомиться с ней поближе?
— Ты вполне ясно дал понять, что в этом смысле она недоступна. Будь благоразумным. Ставки слишком высоки. А я только хотел помочь.
— Ты ничего не можешь здесь сделать, Коп!
Они притихли, и было слышно, как Каидан прерывисто дышит через нос.
— Брат, прошу тебя, верь мне, — сказал Копано. — У Фарзуфа нет оружия более сильного, чем ваша с Анной взаимная привязанность. Если он узнает, что ты являлся сюда ее утешать, тебе нечего будет этому противопоставить. И не лги себе — тогда он точно тебя уничтожит.
— Да, некоторым из нас нужно беспокоиться о таких вещах. Спасибо за напоминание.
От звуков, которые за этим последовали, у меня застыла кровь — это были тяжелые шаги по лужам и металлический звон выскакивающего лезвия. Я встала, прижимая руку к сердцу. Затем послышался хриплый низкий смешок. Отец.
— Отложи это, мальчик. Извините, что прерываю гормональное пиршество.
Я соскочила с дивана, выбежала из квартиры, стремглав слетела по бетонной лестнице и чуть не врезалась во всю троицу, стоявшую внизу. Отец был мокрым до нитки, на бритой голове висели, как бусины, дождевые капли. Он сверлил глазами Каидана.
— Папа! — и я тут же прихлопнула рот ладонью, пораженная внезапной догадкой. Меня осенило в тот самый момент, когда отец переводил взгляд с Каидана на меня.
— Это ты, — сказала я с бьющимся сердцем. — Ты их послал.
Он не отпирался.
Я присела на корточки. Тот, кто послал демонов, не хотел мне навредить. Это был мой отец, и он действовал так, как того требовала его серьезная и суровая любовь ко мне.
На лестнице послышались легкие шаркающие шаги. Со ступенек на нас смотрела Патти в халате и тапочках.
— Все хорошо, — заверила я ее. — Сейчас иду наверх.
Она кивнула, смерила тяжелым взглядом моего отца и стала подниматься назад. Отец вернулся к Копано и Каидану, которые продолжали старательно изучать носки его ботинок.
— Эта штучка, — он нарисовал в воздухе треугольник между Копано, Каиданом и мной, — никуда не улетит. Не беспокойтесь больше об Анне. Слышите? — Оба кивнули. — Сейчас двигайте отсюда. И оставайтесь в игре.
Какое-то время был слышен только шум дождя, потом отъехали два автомобиля. Слишком быстро — их шины разбрызгивали воду с особенно громким шумом. Прежде чем отец успел бы извиниться или еще раз печально на меня взглянуть, я обвила его руками. Он глубоко вздохнул.
— Зайдешь? — спросила я, прижимаясь головой к его груди.
— Лучше нет, после того, как Патти на меня смотрела. — Отец провел рукой по моим волосам. — Она знает, что тут два мальчика из-за тебя подрались?
— Не из-за меня они подрались. И Патти беспокоится о Каидане.
— Гм. Хорошо, буду здесь в три часа дня. Предупреди Патти, потому что мне надо будет сначала побеседовать с вами обеими. А теперь ступай, поспи сколько-нибудь. Тебе это пригодится. И не тревожься, этой ночью никаких призраков больше не будет.
Огромная вспышка молнии озарила ночное небо. Отец поцеловал меня в макушку и растворился в дожде, пока раскаты грома сотрясали фундамент у меня под ногами.
