Странный маленький монастырь, угнездившийся внутри большого города, был скрыт от посторонних глаз стеной вечнозеленых растений и соседним большим зданием, в котором помещался сиротский приют. Он вряд ли привлек бы внимание туристов. Местные жители тоже вполне могли годами ходить мимо него и не замечать.

Каидан заехал в раскрытые ворота. За деревьями оказалась небольшая лужайка, а за ней — простое двухэтажное кирпичное здание, обветшавшее от времени и увитое по бокам виноградными лозами. Мы припарковались на пятачке, посыпанном гравием, и посмотрели на монастырь. Оказывается, я его помнила, — только с меньшим количеством лоз.

Всю дорогу мы молчали. Мне очень хотелось как-то ослабить возникшее между нами напряжение, но следовало предоставить это естественному ходу вещей. Сегодня вечером в наших отношениях произошел сдвиг. Серьезный сдвиг.

— Я подожду здесь, — сказал Каидан. Я вышла из машины и по растрескавшейся бетонной дорожке направилась к дверям. Вечер только вступал в свои права, и воздух еще не остыл, но легкий запах жимолости помогал легче переносить жару.

Около дверей висела небольшая табличка. Я прочла надпись: МОНАСТЫРЬ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ. Три раза потянула, а потом отпустила тяжелый медный дверной молоток. На стук вышла молодая монахиня в цветастом платье ниже колен с длинными рукавами, белых колготках и сандалиях. Ее волосы были собраны в пучок, а на груди висело распятие.

Сестра приложила руку к сердцу. Сквозь ее лавандовую ауру умиротворения пробивался тоненький ярко-синий ручеек печали.

— Вы, должно быть, Анна. Благодарим вас, что приехали.

Монахиня пригласила меня пройти в холл и тепло обняла. Именно в таком искреннем объятии, пусть даже от незнакомого человека, я сейчас очень нуждалась. Пока она ходила за коробочкой, я разглядывала уютные кремово-белые стены. Я помнила, как шестнадцать лет назад лежала здесь на руках у Патти, а она прощалась с сестрой Рут. В стене все еще был фонтан, и из него, вызывая ностальгические чувства, текла тоненькая струйка воды.

В холл по деревянным ступеням спустилась монахиня, неся коробочку длиной в фут с чем-то, обмотанную несколькими слоями ленты.

— Спасибо вам за все, — сказала я, принимая у нее коробочку.

— Мы помогли, чем сумели, — она сложила руки перед собой. — Мне так жаль, что вам не удалось увидеться с сестрой Рут. Это была самая драгоценная душа, какую я знала.

— Я тоже об этом сожалею.

Она промокнула глаза носовым платком, мы еще раз обнялись на прощание, и тут меня поглотило чувство огромной невосполнимой потери.

Сестра Рут ушла и унесла с собой знание, которое хранила.

Каидан даже не взглянул на меня, когда я села в машину, положив коробочку на колени. Он стремительно развернулся, так что гравий брызнул из-под колес во все стороны, и выехал с парковки. Его настроение явно не улучшилось.

Мне очень хотелось, чтобы он сказал хоть что-нибудь. Я провела пальцами по заклеенным лентой ребрам коробочки, и перебрала в уме список бессмысленных тем, которые могли бы заполнить пустоту между нами. Смерть сестры Рут только усугубила чувство опустошенности.

Вернувшись в отель, мы вместе вошли в номер. Я забралась на кровать, положила коробочку на колени и посмотрела на Каидана, который полусидел напротив меня, опершись на стол. Его руки были скрещены на груди, а взгляд витал где-то далеко.

— Можно воспользоваться одним из твоих ножей? — спросила я.

— Давай я сам.

Он сел напротив меня, вытащил нож и провел им по ребрам коробочки. Я сняла картонную крышку. Внутри оказалась деревянная шкатулка, такая старая и так гладко отполированная, что дерево выглядело окаменелым. Я извлекла ее, а картонную упаковку бросила на пол. На крышке шкатулки была маленькая золотая защелка. Я расстегнула ее и откинула крышку.

Внутри лежал непонятный предмет. Серебряный? Или, может быть, золотой? Нет, не то… Он отливал металлом и, как живой, менял цвет в диапазоне от бронзы до платины. Но что это вообще такое?

— Это что, рукоятка меча? — спросила я вслух. Смотреть на предмет было страшно. — Из чего она сделана?

Каидан наклонился над ней и стал восхищенно рассматривать, похоже, не веря собственным глазам.

— Можно? — спросил он, показывая на рукоятку.

— Давай.

Он бережно поднял предмет, взвесил на руке, перевернул на другую сторону. Ничего подобного этому металлическому блеску я никогда не видела.

— Не могу поверить, — прошептал Каидан.

— Что? Что это?

Каидан, судя по выражению лица, что-то понял. Он бережно вернул предмет на место, потер руки друг о друга и теперь с благоговейным ужасом пожирал шкатулку глазами.

Я протянула руку, чтобы тоже потрогать рукоятку, но как только мой палец коснулся металла, меня будто ударило током. Вскрикнув, я отдернула палец. Каидан выпрямился и поглядел на меня сквозь прядь волос. Его глаза округлились.

— Что это за вещь? — спросила я.

— Совершенно точно, что она изготовлена не на земле. Я думаю… — Каидан запнулся. — Нет, это невозможно. Меч Справедливости?

— А что это?

— Такими мечами были вооружены ангелы в небесной войне.

Теперь уже и я со страхом и почтением вытаращила глаза на предмет, лежащий в шкатулке.

— Но почему, — мое сердце забилось учащенно, — сестра Рут передала его мне?

— Только ангелы света могут сражаться такими мечами. Предание говорит, что лезвие появляется, только когда нужно и только в руках того, кто чист сердцем. Анна… это единственное известное оружие, которое может поразить духа-демона.

Мы посмотрели друг на друга. Теперь у нас была общая тайна, способная нас погубить.

— А почему, — повторила я свой вопрос, — сестра Рут передала его мне? — Сердце колотилось так, что быстрее уже невозможно.

Не знаю, сколько времени мы молча смотрели друг на друга, пытаясь понять смысл. Потом Каидан встал, нащупал в кармане телефон, обулся и пошел к двери.

— Мне надо проветрить голову. Пока ты была в монастыре, звонила Патти, я сказал ей о сестре Рут. Позвони ей со здешнего телефона, а я оплачу звонок, когда мы будем выезжать.

С этими словами он закрыл за собой дверь. Я осталась наедине со своим потрясением.

Сестра Рут дала мне оружие. А я совсем не умею обращаться с мечом. Мне что, надо будет убивать демонов? Если бы только я приехала в Лос-Анджелес раньше и поговорила с ней!

Я позвонила Патти с намерением подробно рассказать ей о свидании с отцом и наследстве сестры Рут, но тут вспомнила, как осторожно сама сестра обращалась с информацией. Она ведь настаивала на разговоре с глазу на глаз. Поэтому я сказала Патти, что все хорошо, а подробности будут по возвращении. Телефон казался мне небезопасным.

— У тебя измученный голос, милая, — сказала Патти, когда я закончила. — Хорошо бы тебе отдохнуть. А завтра поговорим еще. Договорились?

Повесив трубку, я в полном изнеможении повалилась на кровать. Что там делает Каидан, кому звонит? Не мое дело, конечно, но мне было как-то неспокойно. Послушать? Впрочем, если он хотел уединения, то наверняка ушел на милю отсюда.

Когда Каидан вернулся, я почти спала.

Всю ночь я металась и ворочалась, один раз проснулась от собственного крика, но что мне снилось — не помнила. Каидан всю ночь пролежал неподвижно в своей кровати, хотя его ровного дыхания, как при глубоком сне, я так и не услышала.