Глава двенадцатая
Феромоны
При въезде в Нью-Мексико мы не разговаривали, каждый держал свои мысли при себе. Навстречу бежала уже не плоская техасская равнина, а пологие холмы и невысокие горы с пятнами кустарников. Смена ландшафта принесла мне облегчение. Юго-Запад был распахнут настежь, и я поражалась, как далеко здесь все видно.
Когда солнце опустилось совсем низко, Каидан притормозил и съехал на боковую дорогу. Мы припарковались возле какой-то забегаловки и вышли размять ноги. Сухой воздух казался мне разреженным — у себя дома я привыкла к влажной духоте.
Мы купили еды и молча принялись за нее. Стеклянная стена перед нами выходила на парковку. Закатные лучи набросили на окрестный пейзаж густо-розовое и оранжевое одеяние.
— Какая прекрасная у вас страна! Очень разнообразная.
— Великолепная, — согласилась я, пододвигая к Каидану вторую половину своего куриного сэндвича. Каидан доел ее, пока я подбирала остатки жареной картошки.
— Проедем еще немного и остановимся на ночь. А с заправкой подожду до завтра.
Я кивнула и убрала со стола, прежде чем возвращаться в машину. Мысль о следующей ночи вдвоем заставляла меня нервничать.
Мы поехали дальше по I-40, и красота Старого Запада подействовала на меня ободряюще. Я повернулась к Каидану, подвернув под себя босые ноги, и его взгляд скользнул по мне.
— В Лос-Анджелесе, кроме отца, мне надо будет встретиться еще с одним человеком.
Каидан кивком попросил меня продолжать, и я передала рассказ Патти о явившемся ей ангеле и о том, как она стала моей приемной матерью. А потом сказала, что монахиня, сестра Рут, просила меня приехать и поговорить с ней лично.
— Совершенно не могу себе представить, что такого ей надо сообщить мне, чем она не могла поделиться с Патти.
— Гм. А я не слышал и о том, чтобы в наше время людей посещали ангелы.
— Меня беспокоит, что она при смерти. Думаю, это единственная причина, по которой Патти отпустила меня с тобой.
— Мы успеем.
Я очень на это надеялась.
— Расскажи мне о демонах, что знаешь сам, — попросила я.
Он прокашлялся и начал, спокойно и по-деловому.
— Наверняка ты слышала о семи смертных грехах. Это гнев, леность, чревоугодие, зависть, алчность, похоть и гордыня. Считают, что гордыня — тот грех, из которого происходят все прочие. А вот как устроена их земная иерархия. Каждый из семи смертных грехов закреплен за демоном в человеческом обличье; исключение — леность и чревоугодие: они объединены, так как часто идут рука об руку. Дополнительно имеется еще шесть грехов: ложь, убийство, ненависть, кража, прелюбодеяние и злоупотребление наркотическими веществами. Так что суммарно есть двенадцать темных ангелов в человеческом обличье. Они именуются повелителями и управляют всем злом на земле.
— Наши с тобой отцы — повелители из числа этих двенадцати?
— Совершенно верно.
Речь Каидана производила странное впечатление. Когда он волновался или злился, его британский акцент звучал, как у парня из подворотни, а тут — как у отличника, отвечающего урок. Очевидно, он умел подстраиваться под слушателей, выступая в роли то отпетого хулигана, то образованного джентльмена. Но кто он на самом деле? Вдруг что-то начало колоть мне шею сзади, я протянула руку и потерла это место.
— В чем отличие повелителей от прочих демонов — таких, как тот, который был сегодня в ресторане?
— В форме духа ничем, но повелителям — и только им — позволено вселяться в человеческое тело. Под началом у каждого повелителя — легион обитающих на земле демонов-шептунов. Их называют легионерами, а иногда мы говорим просто «духи». В общей сложности, считая и повелителей, и легионеров, на земле шестьсот шестьдесят шесть демонов.
По мне пробежал колючий холодок недоверия. Я стала считать:
— Итак, двенадцать повелителей, шестьсот пятьдесят четыре шептуна, они же легионеры… а где здесь исполины?
— Мы просто побочный продукт. Нас не включают ни в число людей, ни в состав демонов-легионеров. Мы работаем на отцов и держим рот на замке. Вот так.
Я была в состоянии только кивнуть — мне уже делалось нехорошо от его рассказа.
— Когда-то повелителей было больше — по одному на каждую из десяти заповедей и на каждый из семи смертных грехов, — но формы зла меняются, и состав повелителей тоже. Нарушений заповедей осталось всего три — убийство, прелюбодеяние и воровство. Чем конкретно займется повелитель, обитающий в человеческом теле, зависит от окружающего общества. Например, мой отец сейчас издает порнографию.
На коленях у меня лежала наготове бутылочка с водой, и я изо всех сил сдерживала тошноту.
— Твой отец, как я слышал, в прошлом веке очень успешно продавал алкоголь, а сейчас переключился на наркоторговлю. Демоны ощущают тягу в направлении того греха, в котором специализируются, и передают ее по наследству потомкам. Поскольку ты женщина, у тебя, вероятно, развито и дополнительное чутье. Ты, скорее всего, способна распознать у другого человека предрасположенность к пьянству или наркомании. Я прав?
Я кивнула, вспомнив Джея.
— Но как это связано с женским полом?
— Это не обязательно так, но испы-женщины часто чувствительнее мужчин. Женская интуиция или что-то в этом роде. У моего отца в прежнее время были дочери, которые, как и он сам, чувствовали девственность и фертильность, а я не чувствую.
— Интересно. Хорошо, что еще?
— Смотри. Думаю, тебе надо знать, что на место каждого повелителя есть множество претендентов среди демонов. Всем им хочется пожить в человеческом теле, они даже воюют за это друг с другом. Сам Люцифер предпочел бы жить на земле, но он обречен пребывать в аду, как и его правая и левая рука — Вельзевул и Асмодей.
— Они не могут оттуда выбраться? — Я позволила волне облегчения выплеснуться на свободу.
— Не могут. Люцифер действует на земле через своих наместников — повелителей и легионеров.
— А почему их так мало? Ведь при желании Люцифер мог бы отправить сюда всё свое воинство, разве нет?
— Думаю, что мог бы, но все эти дела творятся как бы втайне. Что выглядит парадоксально, потому что на небесах всякий должен знать намерения темных сил. Но Люцифер, видимо, согласен оставаться, так сказать, в зоне действия радара.
— Боится, — мелькнуло у меня в голове. Оказалось, я произнесла это вслух. Но Каидан пропустил мою реплику мимо ушей и продолжал:
— Дело в том, что легионеры не умеют заставлять. Не могут лишать людей свободной воли. Вкладывают им в головы идеи. Точка. Но люди по своей природе эгоисты. Половину всего времени демоны внушают им только то, что те сами хотят услышать, и подогревает их себялюбивые инстинкты.
Ужасно было слышать такое. А Каидан выдавал информацию легко, словно цитируя учебник для демонов.
— А как действуют повелители — они тоже умеют нашептывать?
— Нет, нашептывать, находясь в человеческом теле, они не могут, но у них есть способность убеждать, воздействуя словом. Они проникают в общество и занимают положение, позволяющее влиять на лидеров и центры власти.
— Они не пытаются сами прийти к власти? — спросила я.
— Никогда. Запомни, их цель — добиться от людей, чтобы они когтями и зубами пробивали себе путь на самый верх, разрывая в клочья собственную душу.
От того, что Каидан так говорит о людях, мне стало грустно. До чего же безжалостно ими манипулируют! От мысли, что и мой собственный отец приложил руку к этой зловещей игре, заболело сердце.
Каидан поглядел на меня, наморщил лоб и сказал:
— Ты дала течь.
Я потрогала щеки — они были совершенно мокры — и досадливо махнула рукой:
— Со мной всегда так при сильном волнении, а волнуюсь я постоянно. Пожалуйста, не обращай внимания и продолжай.
Он вздохнул, обошел длиннющий трейлер с прицепом, потом глотнул воды и, наконец, заговорил снова.
— Хорошо. Так вот, повелители заняли по всему миру стратегические позиции. Когда им нужно, они переезжают, а раз в год собираются вместе, чтобы определить, где именно каждый из демонов принесет больше всего вреда. Присутствуют все, кроме тех, кто в тюрьме, как твой отец. В Соединенных Штатах сейчас находятся три повелителя — мой отец, твой отец и Мельхом, повелитель зависти. Раз в три месяца каждого повелителя посещает личный вестник Люцифера — демон Азаил. Повелители отчитываются перед ним о том, что успели сделать, и о состоянии человечества, а он докладывает Люциферу. В наши дни, как я слышал, Люцифер доволен успехами.
— Но ведь в людях, — заспорила я, — есть и доброе начало. Многие из них наверняка противостоят злу.
— Вполне вероятно, но даже у самых благочестивых есть слабости. В каждой культуре демоны действуют по-своему, потому что где-то отношение к греху терпимое, а где-то очень строгое. Это вопрос смысла и формы его представления. Демоны искусно изобретают новые и новые способы, чтобы погружать людей в страдания и безразличие. Похоже на маркетинговые схемы. Ищи удовольствий. Ешь, пей, веселись. Carpe diem.
— Лови момент, — прошептала я.
Отель неподалеку от Альбукерке был приличнее вчерашнего. Каидан включил свой плеер и поставил его на тумбочку между нашими кроватями. Я уже воспринимала эту музыку как саундтрек к нашей поездке.
Я плюхнулась на кровать и решила позвонить Патти. К моему удивлению, мне пришлось включать телефон Каидана. Видимо, пока мы ехали, он в какой-то момент выключил аппарат — подумав об этом, я поняла, что сегодня, без постоянных сигналов, нам было намного спокойнее, чем вчера.
Патти ответила с явным облегчением, и я спросила себя, какие ужасы она весь день рисовала в своем воображении. Каидан выключил плеер и вышел на балкон, чтобы нам не мешать.
— Завтра, — сказала Патти, — я весь день буду снимать торжества, и в субботу тоже. Как ты думаешь, можно мне будет в эти два дня звонить тебе, как только я вернусь домой? Вероятно, около одиннадцати, то есть, если не ошибаюсь, в восемь по времени Западного побережья.
— Хорошо, я прослежу, чтобы телефон в это время был у меня.
— Анна?
— Да?
— Как там Каидан? Он хорошо себя ведет?
При мысли о Каидане у меня защекотало в животе, я свернулась на кровати калачиком. И ответила:
— Да. Пожалуйста, не беспокойся за нас. Он многому меня учит.
— Хорошо. Я рада, и все же — будь осторожна, не теряй бдительности.
Патти продиктовала мне телефон монастыря, и мы договорились, что как только я доберусь до Калифорнии, то позвоню туда и выясню, в каком состоянии сестра Рут и может ли она принять посетителя.
На прощанье мы громко чмокнули друг друга в трубку и рассмеялись, после чего разъединились. Я спустилась в холл к торговому автомату, купила две бутылки воды, вернулась в наш номер, снова включила плеер, подошла к раскрытой двери на балкон и стала рассматривать Каидана со спины. Вода холодила мои руки.
Я представила себе, как обнимаю его сзади и прижимаю щеку к его спине, но он не был моим, и я не могла этого сделать. Вчерашний поцелуй был случайностью и уже казался давним прошлым. Нельзя забываться до такой степени, особенно теперь, когда меня официально «предупредили».
Я сделала еще шаг и, оказавшись рядом с ним, прижала бутылочку с водой к его предплечью.
— Спасибо, — произнес Каидан, забирая ее из моих рук.
Какое-то время мы молча стояли у перил, глядя на спящие дома и вдыхая сухой теплый воздух. Наши плечи соприкасались, и до меня доносился знакомый аромат одеколона Каидана — сладкий и лесной. Я вдохнула его полной грудью и поняла, что надо немедленно уходить с балкона — проветрить голову, может быть, пробежаться.
Я вернулась в комнату, взяла спортивный костюм, пошла в ванную, переоделась и уже открывала дверь, собираясь выходить, когда заметила на раковине косметичку Каидана. Меня разобрало любопытство — что у него за одеколон или лосьон после бритья? Ни у кого раньше я такого не встречала. Чувствуя себя воришкой, я просунула в косметичку один палец и заглянула внутрь. Никаких бутылочек — только бритва, крем для бритья, зубная щетка, паста и дезодорант. Взяла дезодорант, сняла крышку, понюхала — нет, это не он.
Тут смешок Каидана у меня за спиной заставил меня вскрикнуть и выронить дезодорант, который звонко ударился о раковину. От испуга я хлопнула себя одной рукой по груди, другой ухватилась за край раковины, а Каидан расхохотался уже во весь голос.
— Ну да, — заговорила я, обращаясь к его отражению в зеркале, — конечно, это выглядело отвратительно. Но я, — тут я подобрала дезодорант, закрыла крышечкой и вернула его в косметичку, — просто хотела понять, каким одеколоном ты пользуешься.
Каидан вошел в крошечную ванную комнату и облокотился о столешницу, скрестив руки на груди. Я отодвинулась от раковины, лицо у меня пылало, а Каидана, кажется, забавляло мое смущение.
— У меня не было с собой одеколона.
Я прокашлялась.
— Поэтому я его не нашла и тогда подумала, что это, наверное, твой дезодорант, но нет — тоже не он. Может быть, стиральный порошок или что-то в таком роде — в общем, прошу тебя, давай забудем.
— А какой именно запах ты чувствуешь? — Голос Каидана звучал хрипло, а сам он, по моему ощущению, заполнил собой чуть ли не все пространство. Очень трудно было поднять на него взгляд. Происходило что-то странное. Я еще отступила, задев пяткой ванну, и попробовала подобрать слова для описания аромата:
— Не знаю. Он цитрусовый и лесной — похоже на листья, древесный сок… не могу объяснить.
Его глаза так и впились в мои. На губах играла фирменная улыбка обольстителя, а руки были по-прежнему скрещены.
— Цитрусовый? — переспросил он. — Лимонный?
— В основном апельсиновый, и чуть-чуть лайма.
Каидан кивнул и встряхнул головой, пытаясь убрать волосы, которые упрямо падали на глаза. Улыбка сошла с его лица, а значок начал пульсировать.
— Анна, это мои феромоны.
Из моего горла вырвался короткий смешок.
— Ну, что же… — Я сделала робкую попытку проскользнуть мимо него в дверь, но он чуть повернулся, и мне пришлось отступить назад.
— Обычно, — продолжал Каидан, — люди не чувствуют запаха феромонов. Видимо, ты используешь дополнительные возможности обоняния, не отдавая себе в этом отчета. Мне говорили, что у некоторых испов могут непроизвольно усиливаться чувства. Это бывает под влиянием определенных эмоций — страха, изумления… любовной страсти.
Я провела ладонями по рукам от локтей до плеч и обратно. Как бы перевести разговор в более безопасное русло?
— Да, — пробормотала я, — это правда, бывает, что мне сложно справиться с обонянием. Время от времени оно даже убегает от меня во сне. И тогда я просыпаюсь, думая, что Патти печет роллы с корицей, но оказывается, это запах, доносящийся от соседей, из другой квартиры, а мне никуда не деться от хлопьев с молоком. Так или иначе…
— А хочешь узнать, как пахнешь ты сама? — спросил Каидан.
Сердце у меня в груди расширилось и снова сжалось. Все эти чувственные ароматы — совсем не подходящая тема для обсуждения в таком тесном пространстве. Сейчас мое предательское тело, наверное, ежесекундно выдает порцию феромонов, а в ауре присутствует красный цвет.
— На самом деле нет, — проговорила я, глядя в сторону. — Мне бы выйти.
Но Каидан и не подумал меня пропустить.
— Ты пахнешь грушей, с оттенком фрезии.
— Поразительно! Ну, хорошо. — Я прокашлялась, по-прежнему избегая зрительного контакта. Как все-таки выбраться? — Я думаю, мне надо просто… — я показала пальцем на дверь и начала протискиваться мимо Каидана, изо всех сил стараясь к нему не прикоснуться. В конце концов он посторонился и поднял руки вверх, показывая, что не тронет меня. Выбравшись из тесного пространства ванной комнаты, я с облегчением глубоко вздохнула.
Теперь обувь. Я порылась в своих вещах на полу, нашла теннисные туфли, надела их, завязала шнурки. Как же пахнет фрезия? Каидан Роув, разумеется, это знает. Наверное, специально изучал цветы, когда осваивал науку обольщения.
— Собираешься куда-то?
Краем глаза я видела, что Каидан стоит в дверях ванной, но боялась встретиться с ним взглядом — вдруг там бушует страсть, как после нашего вчерашнего поцелуя?
Я поднялась и взглянула на часы. Девять.
— Да, на пробежку.
— Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?
Я выдохнула и, набравшись решительности, посмотрела прямо на него.
— Только если ты выполнишь мою просьбу.
Он вопросительно поднял брови.
— Научи меня скрывать ауру.
