Книга: Сладкое зло
Назад: Глава восьмая Что из этого следует
Дальше: Глава десятая Осязание

Глава девятая
Ехать или не ехать

Я взлетела по бетонной лестнице в наше тесное жилье, в спешке позабыв закрыть за собой дверь. Демоны добрались до Патти? Она сидела на кушетке и повернулась ко мне, услышав, как я вошла. Глаза у нее были красные. Я подбежала к ней, присела на корточки возле ее ног и накрыла ее руку своей ладонью.
— Что случилось?
— У машины сегодня вышли из строя тормоза. Прости меня, милая! Все те деньги, которые я откладывала на нашу поездку, придется отдать за ремонт.
Патти всхлипнула и отерла глаза рукавом.
Всего-то? Слава Богу! Я испустила вздох облегчения и подняла голову.
Краем глаза я заметила какое-то движение в коридоре, вспомнила, что не захлопнула входную дверь, поднялась, чтобы закрыть ее, и обмерла. В дверном проеме, потирая затылок, стоял Каидан. О, черт! Черт, черт, черт! Совершенно не думала, что он за мной последует. Я дернулась было закрыть дверь, пока Патти не заметила, но было поздно — она уже уставилась на Каидана. А потом перевела взгляд на меня.
— Анна?
Некоторое время мы молча глядели друг на друга округлившимися глазами, а потом она продолжила:
— Это он и есть, да?
— Патти… Прости меня…
Патти посмотрела на Каидана, как будто ожидая, что тот сейчас сделает что-то угрожающее, но Каидан лишь робко переминался с ноги на ногу. Вид у него был такой, что казалось, он вот-вот развернется и удерет. Патти встала с кушетки, подошла к двери и решительно произнесла:
— Ну, тогда уж проходите внутрь.
Он перешагнул через порог, и Патти закрыла дверь, потом уперла руки в бока и стала его пристально разглядывать.
Каидан, пожалуй, нервничал перед Патти не меньше, чем я перед его отцом, и от этого казался моложе. Что он воображал — что она заставит его распевать вместе с нами псалмы? А у меня уголки рта помимо воли поползли вверх — так мои нервы отреагировали на сочетание нелепой ситуации с пониманием того, в какую беду я попала. Патти прищурилась, взглянув на меня, и я поджала губы. Наступила тишина, которую надо было чем-то заполнить:
— Патти, это Каидан. Каидан, это Патти.
Они с некоторым сомнением посмотрели друг на друга, а потом Патти, к моему изумлению, протянула Каидану руку, и Каидан ее пожал.
— Вы, должно быть, совершенно необычайный молодой человек, если уж Анна готова нарушить данное мне обещание ради встречи с вами.
Он взглянул на меня, и я потупилась.
Патти тоже на меня посмотрела, причем выражение лица у нее было какое-то странное. Тут я вспомнила, что на мне висит мешком красная футболка Каидана, и с мгновенно запылавшими ушами начала бормотать извинения:
— Ах, это… Тут ничего такого. Понимаешь, у меня случайно порвалась блузка, и Каидан одолжил мне одну из своих футболок. Я знаю, что это выглядит подозрительно, но я говорю чистую правду, клянусь тебе…
У меня упало сердце: я же нарушила обещание, теперь всем моим клятвам грош цена! Патти прокашлялась и скрестила руки на груди.
— Можно мне сказать тебе пару слов наедине? — попросила я.
Патти повернулась к Каидану и сказала сдавленным голосом:
— Можете садиться. Принести вам чего-нибудь попить?
Конечно, ее неистребимое южное гостеприимство проявилось даже в этот момент.
— Нет, спасибо, мэм. — Каидан уселся на кушетку. В нашей гостиной он смотрелся неуместно. Перед тем, как выйти вместе с Патти, я посмотрела на него, показала на свое ухо и помотала головой: тебе лучше не слушать! Да-да, именно так.
Мы вошли в комнату Патти, и дверь еще не успела закрыться, как из моих глаз потекла пара ручьев.
— Патти, пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Мне ужасно стыдно. Никогда раньше я не была нечестной с тобой, и я так злюсь на себя сейчас. То есть, просто… Я знала, что он может ответить на мои вопросы, и что он не причинит мне зла. Но не знала, как сделать, чтобы ты в это поверила.
Чувствуя, как я виновата перед Патти, я избегала смотреть на ее ангела-хранителя. Мне хотелось рассказать ей, что она была совершенно права — мне не следовало искать встречи с Каиданом. От того, что я узнала, мне стало лишь хуже, и надо мной нависла серьезная опасность. Но я не могла обрушить все это на нее. Она бы сошла с ума.
Аура Патти все время меняла цвет, становясь то пастельно-розовой — любовь, — то светло-серой — беспокойство. Слезы у меня так и лились, и Патти прижала меня к себе. Я обняла ее, чтобы до капли впитать в себя всю исходившую от нее любовь и нежность.
— Анна, я понимаю, как это трудно, но ты не должна терять голову. Потому что самое важное — здесь. — Она чуть отстранилась и постучала пальцем по моей груди в области сердца.
Я промокнула глаза рукавом футболки Каидана.
— Я не хочу, чтобы ты беспокоилась из-за денег, хорошо? Ведь это правда, что у всякого события есть свой смысл. Просто почини машину, а поедем, когда получится.
Она кивнула и задумалась, потом сказала:
— Причина моего теперешнего расстройства отчасти вот в чем. Когда я вернулась на автобусе из автомастерской, то первым делом бросилась искать телефон монастыря. У меня было дурное предчувствие, и оно, как ни печально это говорить, подтвердилось. Сестра Рут пребывает между жизнью и смертью, она то приходит в сознание, то вновь впадает в беспамятство. Ради всего святого, ей же сейчас должно быть почти сто двадцать лет!
Мы с Патти впились друг в друга глазами.
— Нам обязательно надо найти способ, чтобы ты добралась туда как можно скорее. Я свяжусь со всеми газетами и журналами, какие знаю, и попрошу у них дополнительной работы. Если ты не успеешь съездить до конца каникул, то пропустишь начало занятий осенью.
— А я попробую взять больше рабочих часов в кафе. Мы непременно сколотим нужную сумму и вовремя доберемся до монастыря.
А если нет? Если я приеду и окажется, что сестра Рут унесла информацию обо мне с собой в могилу?
Меня осенило:
— Знаешь, мы могли бы связаться с моим отцом и попросить у него денег.
— Нет. — Лицо Патти на мгновение окаменело. — Мы найдем способ.
Она наклонилась к моему уху и перешла на шепот:
— Что ты думаешь об этом мальчике?
— Что он, вполне возможно, сейчас слушает наш разговор.
— Он наверняка способен быть джентльменом и не станет такого делать. — Патти сказала это с деланной кротостью, и было ясно, что она обращается к Каидану, а не ко мне. — Но чем бы он мог нам помочь?
— Я пока еще не очень хорошо его знаю, но сердце и интуиция подсказывают мне, что ему можно довериться.
— Это хорошо. Сердце и интуиция тебя еще ни разу не подводили. Правда, — добавила Патти с невозмутимым видом, — он ужасно красив, а это может сбивать с толку.
Я пожала плечами:
— Не спорю, красив. И знаю, что должна соблюдать осторожность.
Так как мой голос при этих словах не дрожал от восторга, Патти, похоже, осталась удовлетворена ответом.
— Ну, что, пойдем? Не вечно же ему сидеть в одиночестве!
Когда мы вернулись в гостиную, Каидан стоял, разглядывая фотографии на стене. Ни разу в жизни у меня не было причин стесняться своего уютного жилища, но после сверкающего роскошного дома Каидана всё здесь начало казаться мне обветшалым и ни с чем не сообразным. Мои детские черно-белые снимки — искусство Патти-фотохудожника — смотрелись просто унизительно. Каидан показал на фотографию, изображавшую меня в шестилетнем возрасте без передних зубов, и ухмыльнулся.
Я воздела глаза к небу и уселась на кушетку. Патти принесла из кухни стаканы.
— Вы уверены, что не хотите пить? У нас есть охлажденный сладкий чай и… — она пошарила в холодильнике, — и еще вода.
— Я с удовольствием выпил бы чаю, благодарю вас, — ответил Каидан.
Я была довольна, что он согласился. Патти делается сама не своя, когда кто-то отвергает ее гостеприимство.
Каидан осторожно сел рядом со мной на кушетку, старую и потертую. Я вспомнила, как он, не разуваясь, разлегся на шикарном диване у себя дома, — забавно, но к нашей обшарпанной мебели у него, похоже, было больше уважения.
Патти подала нам наполненные стаканы, и он, вежливо улыбаясь, отхлебнул большой глоток.
— Спасибо. До приезда в Америку я ни разу не пробовал холодный чай.
— В самом деле? — спросила Патти. — Да, я обратила внимание на ваш акцент. Вы из Англии?
— Да, в основном. — Он сделал еще глоток. — Не хочу совать нос не в свое дело, но я слышал, как вы упомянули, что из-за поломки машины у вас срывается запланированная поездка. Это верно?
— Мы откладываем деньги на поездку в Калифорнию, — сказала Патти. Она была настороже — Каидан, возможно, и не сумел бы это определить, но я знала наверняка. Когда Патти спокойна, она всегда кладет ногу на ногу и откидывается на стуле, а тут сидела прямо, да и говорила суше, чем обычно.
— Чтобы я могла повидаться с отцом, — добавила я.
Глаза Каидана расширились — он явно заинтересовался.
— Я люблю автомобильные путешествия. Хотите, поедем втроем?
Я не удивилась бы сильнее, если бы он дал мне пощечину. Мы с Патти изумленно посмотрели друг на друга.
— Выступая с группой, я уже заработал больше денег, чем мне может понадобиться, и — совершенно честно — не знаю, что с ними делать. Машина у меня есть. Или, если вы предпочитаете, можно полететь самолетом, а на месте взять машину напрокат. За мой счет.
— Это очень щедрое предложение, — Патти тщательно подбирала слова, — но почему вы решили его сделать?
Вокруг нее взвился голубовато-зеленовато-сероватый вихрь эмоций — тех же, что испытывала и я: благодарность, изумление, нервозность, скептицизм. Как же мне хотелось, чтобы Каидан не мог читать наши чувства!
— Я… я…
Видя затруднение Каидана, я прониклась к нему своего рода состраданием. Он хорошо умел вести разговор, но под пронзительным взглядом Патти растерялся бы кто угодно. На нее нельзя было произвести впечатление ни обаянием, ни остроумием — годилась только неподдельная честность. Я надеялась, что он в состоянии это почувствовать.
— Не знаю, — в конце концов выпалил Каидан, как будто сознаваясь в чем-то чудовищно постыдном. — Обычно я никому не предлагаю помощь.
— Если только в этом нет какой-то выгоды для вас самого?
В вопросе Патти не было ни сарказма, ни осуждения, но я уже приоткрыла рот, готовясь разрядить ситуацию. И закрыла, увидев, что между глазами Патти и Каидана идет напряженный безмолвный диалог.
— Да, — напрямик ответил Каидан. — Удивлены?
— Я не могу ехать прямо сейчас, — сказала Патти. — Должна сделать фоторепортажи с праздничных торжеств и ярмарки штата, иначе мне перестанут давать заказы.
Патти поднялась, повернулась лицом к балконной двери и стала глядеть на улицу, уперев руки в бока. Судя по тому, что палец ее ноги отбивал чечетку на вытертом ковре, она что-то обдумывала.
— Может быть, вам стоит выехать немедленно вдвоем.
Что? Она это серьезно! Каидан выглядел воплощенной невинностью, но мне-то было известно, как он способен себя вести. И я решила, что какими бы ни были его истинные мотивы, это не имеет значения: я верю себе.
— Я понимаю, что сделал странное предложение, — заговорил Каидан, обращаясь к Патти. — И должен сознаться: Анна меня заинтриговала. — От этого слова у меня сделалось тепло на душе — ведь именно им я описала свои чувства по отношению к Каидану, когда разговаривала с Джеем. — Я знаком с другими исполинами, но Анна… отличается.
— Действительно отличается, — согласилась Патти. — Для нее очень важно отправиться как можно скорее, иначе мне бы и в голову не пришло даже подумать о таком варианте. И ей необходимо оставаться в безопасности — я не хочу, чтобы она оказалась рядом с вашим отцом или кем-нибудь еще в том же роде.
— Я тоже не хочу, чтобы она оказалась рядом с моим отцом. — Каидан сказал это с полной искренностью. Он был поистине в ударе и вряд ли мог бы звучать откровеннее. Я поняла, что Патти верила ему.
— Сколько вам лет? — спросила она.
— Семнадцать.
— Но разве для того, чтобы снять номер в гостинице, не нужно достигнуть восемнадцатилетнего возраста?
Задав этот вопрос, Патти закрыла глаза, как будто мысль о нас двоих в гостиничном номере причиняла ей головную боль. Каидан перешел в наступление.
— Я законно признан совершеннолетним, поскольку мой отец много путешествует. У меня есть нужные документы. Но нам не обязательно селиться в одном номере.
Патти принялась взад-вперед шагать по комнате.
— Все-таки я чувствую в этом что-то неправильное. И заставлять вас платить за это…
— Клянусь, я не возражаю, — сказал Каидан. — И вы не будете у меня в долгу.
— Вы оба совсем еще дети. У вас нет способа себя защитить.
— Кое-что есть, и это не только наши сверхвозможности.
Патти остановилась и внимательно посмотрела на Каидана сверху вниз.
— Что вы имеете в виду? Надеюсь, не пистолет?
— Нет, но я неплохо владею ножом.
От воспоминания меня пробрал легкий холодок.
Патти скрестила руки на груди.
— Действительно? Не хотите ли продемонстрировать?
О Боже, что у нее в голове? Лично я в повторной демонстрации не нуждалась.
Каидан поднялся, отщипнул от грозди винограда, лежавшей на барной стойке, одну ягоду, подал Патти, вернулся к кушетке и сел в противоположной от меня стороне.
— Бросьте виноградину через комнату Анне, — сказал он, держа руку возле кармана.
Все случилось почти одновременно. Как только рука Патти начала движение, в руке Каидана оказался извлеченный из кармана и раскрытый нож. Я подставила руки, чтобы поймать летящую виноградину, но тут раздался свист, глухой удар, и мы с Патти подпрыгнули от удивления, а потом одновременно повернули головы к стене. Ягода оказалась пригвожденной к ней серебристым лезвием.
— Как вам это удается? — поразилась Патти.
— Когда я фокусируюсь, всё вокруг для меня как бы замедляется, а мои собственные рефлексы ускоряются.
Он встал и вытащил нож из стены, поймав рукой освобожденную разрезанную виноградину. Потом провел пальцем по отметине.
— Извините, испортил стену. Если надо…
— Нет-нет, я сама позабочусь. — Патти забрала у Каидана ягоду и выбросила в мусорное ведро.
— Не уходите никуда, ладно? Отпустите меня на минутку.
— Хорошо, — сказала я. Патти ушла в свою комнату и закрылась. Каидан пересел поближе ко мне. Я спросила:
— А на самом деле, зачем ты это делаешь?
— Ровно по тем причинам, которые назвал. — В его словах слышалось недоверие к моему вопросу.
Незаметно для себя я принялась грызть ногти. Каидан предлагал взять в поездку не одну меня, а нас обеих. Это казалось существенным. Смешанные чувства по отношению к нему мешали мне судить трезво. Но Патти хорошо разбиралась в людях, и на ее решение можно было положиться. Если она скажет «да», значит, я могу доверять Каидану, если «нет» — значит, в нем есть что-то, не заслуживающее доверия. Я облизнула краешек ногтя на мизинце — там пошла кровь.
— Ты нервничаешь, — сказал Каидан.
— М-м-м…
— Очень нервничаешь.
— Да. Тревожность. Всю жизнь.
— Вижу. Ты тревожишься, что она скажет «да», или что она скажет «нет»?
Я помолчала.
— И о том, и о другом.
Он серьезно кивнул, как будто этот ответ всё поставил на свои места.
— Что такое значок? — спросила я. — Твой отец сказал, что он у меня необычный.
Каидан показал на красную звездочку у себя на груди.
— У всех остальных значки одноцветные, а у тебя нет. Твой — янтарный, но с вкраплениями белого.
— Круто, — прошептала я и продолжила грызть ногти. Мне никак не верилось, что у меня тоже есть такая отметина. Но если есть, то, очевидно, должна быть странной. В зеркале ее не видно — значит, значки не отражаются, как и цветная аура.
Через десять минут вернулась Патти. Она уселась в кресло напротив нас.
— Может быть, вы предпочли бы снова поговорить наедине? — спросил Каидан.
— Да, вероятно, так будет лучше всего. — Патти махнула рукой в сторону балкона. — Не возражаете?
— Вовсе нет. — Каидан встал и вышел через стеклянную дверь на балкон. Я снова бросила ему предостерегающий взгляд, призывающий не подслушивать, он ответил неопределенной улыбкой и отвернулся.
Я сосредоточила все внимание на Патти.
— Не стану врать, милая, — начала она, — я смертельно боюсь тебя отпускать. В последнее время ты делаешь глупости. Из-за того, что я тебя укрывала и защищала, ты выросла наивной во многих отношениях — это касается не только демонов, но и людей. Некоторым из них ничего не стоит воспользоваться твоей мягкостью и добротой. Я верю в тебя, но тебе придется множество раз делать нелегкий выбор, и важно, чтобы ты принимала правильные решения. При этом я не думаю, что Каидан попробует тобой воспользоваться, — он не таков. И я хочу, Анна, чтобы ты спросила себя. Если тебе неспокойно, не езди. Мы сможем отправиться вдвоем через пару месяцев. На твое усмотрение.
Она сидела в кресле, знакомом мне с младенчества, и, прижав ладони к щекам, глядела на меня, излучая светло-серую ауру беспокойства.
На мое усмотрение. У меня закружилась голова. Провести несколько дней в одной машине с Каиданом, не разлучаться с ним и на ночь — этого я желала меньше всего и больше всего на свете. Невозможно было не верить, что внутри него прячется некто в высшей степени достойный, который ждет лишь подходящего момента, чтобы себя показать. Патти, должно быть, это тоже заметила.
Я была заинтригована. Мы могли бы по-настоящему узнать друг друга. И в любом случае это был для меня способ быстро, не откладывая, увидеться с отцом и сестрой Рут.
Вот так. Решение принято. Я встала, подошла к стеклянной двери, постучала в нее и жестом пригласила Каидана вернуться.
Мы опять уселись вдвоем на кушетку напротив Патти.
— Я предоставила решение Анне, — объяснила Патти.
Как будто Каидан не знает! Две пары глаз устремились на меня.
— Я поеду.
Патти повернулась к Каидану и заговорила как строгая мать:
— Я знаю, что я всего лишь человек, обычная женщина, но ей-богу, если с Анной что-то случится, пока вы будете вместе, то…
— Уверяю вас, она будет в хороших руках.
— Гм, именно они, — Патти показала на руки Каидана, — отчасти меня и беспокоят. Руками не трогать, мистер!
У Каидана округлились глаза, у меня тоже.
— Патти! — сказала я.
Она решительно скрестила руки на груди. Мы оба как-то сжались под ее серьезным и суровым взглядом.
— Привезите мне ее назад живой, здоровой и целомудренной.
Я закрыла глаза. Убейте меня кто-нибудь прямо сейчас.
— Да, мэм, — ответил Каидан.
Я не могла ни выговорить слово, ни пошевелиться, лишь лицо пылало от смущения.
— И благодарю вас за это, — добавила Патти.
Она прошла к кушетке, села рядом с Каиданом и обняла его. Он ей понравился! Каидан, поколебавшись секунду, тоже заключил ее в объятия. Это было одно из самых странных зрелищ, какие мне доводилось видеть, — обнимались люди, принадлежавшие, насколько я понимала, к совершенно разным вселенным. Когда Патти разжала руки, ее лицо было безмятежным.
— Выезжаем завтра утром, так? — Каидан посмотрел в мою сторону и лениво поднял бровь. Вся дрожа, в холодном поту, я кивнула в знак согласия.
Что я натворила?
Назад: Глава восьмая Что из этого следует
Дальше: Глава десятая Осязание