Глава 2
Вблизи прибрежные валуны выглядели еще внушительней. Весь берег представлял собою сплошную стену, высоченную, неприступную. Словно дикой части Тухлой Топи мало было отгородиться от мира, где еще можно было находиться людям, гибельным Мертвым Омутом…
Впрочем, путешественники недолго плыли вдоль этой стены. Вскоре Эвин заметил проход.
– Стой! – скомандовал он Цыпе.
Тот уперся шестом в дно, навалился на шест всем могучим телом, остановил тяжелый плот.
Тут уж проход увидели все.
Это была расщелина, неширокая – плот едва-едва протиснулся бы в нее – но длинная. Что там, по другую сторону, не было видно. Темно было в расщелине. И как-то… особенно зловеще. Словом, радости от того, что способ высадиться на берег найден, никто не испытал.
Эвин щелкнул пальцами, создав неяркий белый огонек, сдул его с ладони. Словно светлячок, поплыл огненный белый шарик по воздуху к расщелине, вошел в нее, поплыл дальше, тускло освещая сумрачные стены серого камня… и погас где-то в темной глубине, задавленный мраком. Нет, не погас! На мгновение еще вспыхнул далекой точкой, осветив уже не камень, а какие-то кривые безлиственные кусты.
– Поблизости нет Темных тварей, – констатировал юноша. – В противном случае под воздействием Темной энергии Белое пламя изменило бы цвет.
Юноша выждал еще минуту, чутко прислушиваясь. И наконец скомандовал:
– Вперед.
И тогда в тумане над ними снова затемнело рывками движущееся громадное тело.
– Крикуша вернулся! – обрадовался Тони Бельмо.
Эвин схватил арбалет, заряженный той самой, специально подготовленной стрелой.
– Не тронь!.. – протестующе завопил Тони.
И вопль его тут же потонул в оглушающе пронзительном крике, обрушившемся с затянутого туманом неба. Разбойники покидали что у кого было в руках, зажав ладонями уши. Темное громадное тело, испустив еще пару истошных криков, мелькнуло в туманной гуще и отлетело в сторону, совершенно скрылось из вида.
Эвин опустил арбалет, так и не посмев рискнуть единственным зарядом. В ушах его еще больно вибрировал воющий визг Крикуна, когда он снова приказал Цыпе:
– Вперед!
Рви-Пополам, выронивший свой шест, не двинулся с места. Приоткрыв рот, от выискивал глазами исчезнувшего Крикуна. Лицо его, и раньше не блиставшее интеллектом, теперь и вовсе набрякло бездумной тупостью.
– Цыпа! – гавкнул на него Мартин.
Рви-Пополам перевел на него тяжелый осоловелый взгляд. Поднял руку к ране на затылке…
– Чего-то там не так… – медленно выговорил он. – Темно как-то в голове стало…
– Слышь, Бельмо, замени его!
Тони, привычно подчиняясь верховоду, бросил прочищать пальцами уши и шагнул было к шесту, но Стю внезапно остановил его.
– Куда собрались-то? – осведомился Одноглазый. – В эту… жуткую дыру?
Он стоял расставив ноги, втянув голову в плечи, набычившись – как человек, решившийся на какой-то отчаянный поступок.
– Парни! Верховод! Неужто не понятно, что Крикун нам опять на помощь пришел?! Предупреждает он нас! Чтоб не совались туда!
– Точно! – подхватил Тони Бельмо. – Крикуша ведь не так просто вернулся! Точно!
– Дело говоришь, Одноглазый! – поддержал Стю и Рамси Лютый. Он глянул в темную расщелину и поежился. – Крикун нам до этого помог и теперь помогает.
– Эта тварь – нам не друг, – убежденно проговорил Эвин. – Не мелите ерунды! Вы не знаете Тухлой Топи. Мартин, утихомирь свою команду!
Мартин тоже бросил невольный взгляд в устрашающую тьму прохода. Подвигал нижней челюстью, поскреб заросший рыжей щетиной подбородок.
– Парни, ша! – произнес он. – Тихоня лучше знает, как надо. Он все-таки Полуночный Егерь, он эту Тухлую Топь вдоль и поперек исходил.
Голос Ухореза звучал не очень уверенно. И разбойники мгновенно ухватили это.
– Не всю Топь! Не всю! – тут же с жаром принялся возражать Тони Бельмо. – Только ближние пределы! Он и до Мертвого Омута-то не доходил никогда! А мы уже почти что за Омут перевалили! Тут все по-другому!
– Считаешь, Тихоня был готов к тем гадам, которые нас только что чуть не сцапали, а, Мартин? – поддакнул Рамси Лютый. – Кишка у него оказалась тонка против них. Одно дело ближние пределы, другое дело – сердце Топи. Тут его знаний и сил недостаточно!
– Был бы Крикун враг – он нас давно бы изничтожил и сожрал! – снова привел уже опробованный аргумент Тони Бельмо. – А он нас спас! От вагулов спас! Он, Крикун, спас! А не Тихоня с Гололобым!
– Чего ты заерзал, верховод! – зло спросил Стю, сверля Мартина единственным глазом. – Ты ж сам Тихоне выговаривал, что не всегда мир таков, каким его привыкаешь видеть. Забыл, что ли? А теперь опять его сторону берешь? Не полезем в ту дыру! Раз Крикун взволновался, предупредил нас, значит, и не надо лезть!
– Вдруг там какие-нибудь твари еще и похлеще тех вагулов? – предположил Рамси. – Да даже если и не похлеще… Нам бы не драться сейчас, а передохнуть немного…
– Эй! Эй! – вдруг заухал, забеспокоившись, Цыпа Рви-Пополам. – Вона! Вона!
Все обернулись туда, куда указывал здоровенной трехпалой ручищей детина-разбойник.
Чудовищное тело зависло над высоким валуном, располагавшимся в сотне метров по берегу от плота… Крикун, видимо, уселся на верхушку валуна, едва видимую за пеленою серой туманной мути. Его самого видно не было почти совершенно. Только размытый силуэт. Да еще два красных глаза, призывно, точно огни маяка, мерцавшие в полусумраке тумана.
– Туда надо плыть! – уверенно проговорил Тони Бельмо. – Он нам путь показывает, Крикуша наш!
– Туда, – согласился Стю. – Там наверняка тоже проход. Другой проход, безопасный.
– Цыпа, хватай шест, – распорядился Рамси Лютый. И, увидев, что Цыпа Рви-Пополам, не спешит повиноваться, обратился к Мартину. – Верховод, прикажи ему!
– Верховод, прикажи! – потребовал и Тони.
Стю молча ждал, когда Мартин примет решение.
– Тихоня! – позвал Эвина Ухорез. – Ты уверен в том, что делаешь?
– Я знаю то, что я знаю, – ответил Эвин. – Вижу то, что вижу. И слышу то, что слышу. От Темных тварей никогда не следует ждать добра.
– Ты точно уверен, брат? – вдруг подал голос Эдгард, до того лишь следивший за происходящим безмолвно и невозмутимо.
Почему-то Эвин не стал отвечать ему.
– Вперед! – повернулся он к Цыпе. – Бери шест и греби туда, куда я сказал.
– Ты слышал Тихоню, Рви-Пополам! – определился наконец Мартин Ухорез. – Делай, что велено!.. Я доверяю Тихоне! – громко объявил он для всех, но обращаясь, кажется, в первую очередь к Стю Одноглазому, стоявшему позади от него, сбоку. – Мы все-таки и вправду впервые в Тухлой Топи. Он соображает, что говорит. А вы – нет.
– Это не они говорят, – негромко констатировал Эдгард, в позе стороннего наблюдателя опершись на свой посох. – Это в них говорят страх и неуверенность. А ты, брат… – снова обратился он к Эвину. – Ты точно уверен в своем решении?
– Да почему тебе так важно знать это?!
– Потому что я должен оберегать тебя.
– Цыпа! – рявкнул Мартин, оборачиваясь к разбойнику. – Ты оглох?
Ухорез не успел полностью развернуться. Стю Одноглазый коротким молниеносным движением всадил ему в спину нож.
Мартин, коротко застонав, упал на колени. Одноглазый, видимо, вознамерившийся спихнуть его в воду, чуть подался вперед… И тут же замер. Скосив глаз на опасно поблескивающий клинок меча, словно по волшебству появившийся у груди.
– Только дернись, – тихо и тяжело проговорил Эвин, коснувшись острием меча груди Стю. – И ты труп.
За его спиной Эдгард, все так же невозмутимо опиравшийся на посох, переступил с ноги на ногу. Впрочем, взгляд монаха Облачного монастыря был внимателен и заинтересован.
Тони и Рамси, ошарашенные произошедшим, ра-зинули рты. Только Цыпа Рви-Пополам почти не отреагировал на поступок Стю. Прислушиваясь к себе, он то и дело ощупывал свою голову – словно пытаясь понять, что же там в ней происходит…
– Не лезь в наши дела, Тихоня! – прошипел Стю. – Сами разберемся, ты тут не нужен!
– Мартин, ты как? – окликнул Ухореза Эвин.
– Бывало и хуже… – хрипнул тот, осторожно опускаясь набок, опираясь на руку. – Однако ненамного… Одноглазый, сука, всегда я ждал от тебя чего-то подобного… ножа в спину. Бунтовщик никогда не перестает быть бунтовщиком…
– Ну давай! – повысил голос Одноглазый, глядя прямо в лицо Эвину. – Проткни меня, ну! Сколько тогда останется у тебя команды? Давай, чего ты ждешь?!
Что-то такое на мгновение сверкнуло во взгляде Эвина, что Стю тут же осекся, и по лицу его скользнула едва заметная судорога смертного страха.
Но юноша не стал наносить удар. Но и меча от груди Одноглазого не убрал.
– Парни, верховод спекся! – заговорил Стю громко, но стараясь при этом не шелохнуться. – Какой он верховод, если не сам решения принимает, а идет на поводу у дворянчиков?!
Тони с зубовным стуком захлопнул рот. Потом мотнул головой и сказал:
– Все верно, Одноглазый! Все правильно сделал! Тихоня Крикушу хочет завалить, а Ухорез под его дудку пляшет!
– Рамси, ты как? – окликнул Лютого Стю.
– Я жить хочу, – хмуро ответил Рамси. – А кто верховодом будет, мне без разницы.
– Цыпа!
Цыпа Рви-Пополам не отозвался. Он безотрывно смотрел на алую кровь, обильно натекшую на поверхность плота.
– Цыпа!!
Рви-Пополам облизнул толстые губы и буркнул что-то невнятное.
– Будем считать, что ты с нами, – заключил Стю.
– Да куда он денется! – усмехнулся Тони. – Куда все, туда и он.
– А теперь послушайте вы, дворянчики! – обратился к братьям Сторм Одноглазый. – Ты, Тихоня, и ты, Гололобый… Мы заключили сделку с Акселем: находим Дом Соньи, и он вытаскивает нас из этого гиблого места. Значит, надо найти Дом! Я тут подыхать не собираюсь. Я жить хочу. Как и Рамси вот… как и все остальные. И вы в том числе. Жить! Пусть не в Арвендейле, так где-нибудь еще. Не суть… Только вот в чем загвоздка… Не верю я тебе, Тихоня! Не верю, что ты верно рассудил, решив, что Крикун нам не друг. Не верю я, что ты в правильном направлении нас тащишь! Я лучше Крикуну поверю, хотя понятия не имею, что это за тварь, чем дворянчику!
Мартин переполз за спину к Эвину, морщась от боли, снова сел: опираясь одной рукой на плот, другой – зажимая рану в нижней части спины.
– Даже зарезать человека нормально не можешь, Одноглазый! – криво усмехнулся он. – Я бы тебя с первого удара завалил… Давненько на меня ты зуб точил, да, Стю? Только вот не думал я, что парни тебя поддержат.
– Жить захочешь, кого угодно поддержишь, – буркнул Рамси.
– Ну, это само собой… Только вот под началом Одноглазого не быстрее ли ты скопытишься, чем под моим?
– А ты молчи, падаль! – ощерился на Мартина Стю. – С тебя теперь вообще спроса нет! Ты уже не верховод!..
– И для такой гниды тоже есть своя Сияющая тропа? – осведомился Мартин у Эдгарда.
– Конечно, – серьезно кивнул тот.
– Значит, так, Тихоня! – заявил Одноглазый. – Тут, в Тухлой Топи, малым отрядом не выжить. Ты с Гололобым нужен нам так же, как и мы тебе. Разделимся – смерть всем. А будем вместе держаться, доберемся до этого Дома, будь он проклят. Но! Ты должен уяснить, что командовать ты единолично не будешь! Все теперь решается совместно! Да, парни?!
– Имеет смысл, – коротко согласился Рамси.
– А то! – важно произнес Тони. – Что я, дурак набитый, что меня за веревочку тянуть надо? У меня своя голова на плечах! Дело говоришь, Стю! Все совместно решать будем! Как большинство положит, так и сделаем!
– Не согласны, дворянчики? – продолжил Стю. – Вас никто не держит. Только подумайте о том, кто ваши аристократические задницы прикрывать будет! Кто чудо-сумку потащит!.. Мы-то, может, благодаря Крикуну и останемся в живых, а вы… Вот так вот! Если хотите выжить, нельзя компанию разбивать! А чтобы компанию не разбивать, будем теперь по моим… по нашим правилам действовать. Понял, Тихоня? Пойдем туда, куда нас Крикун поведет. А не куда ты нас тащишь. Точка!
– Точка! – торжествующе подвизгнул Тони Бельмо.
Кажется, Эвин растерялся. Он убрал меч от груди Одноглазого. Обернулся к Эдгарду. Тот хранил молчание, безмятежно улыбаясь.
– Сам подумай, Тихоня! – почувствовав перелом в споре, Стю заговорил еще более уверенно и даже с каким-то покровительственным превосходством. – Ну, куда ты нас приведешь? Базара нет, ты Полуночный Егерь и все такое, много знаешь о Тухлой Топи… Но мы уже за Мертвым Омутом, а здесь тебе не ближние пределы! С вагулами-то как вышло? Если б не Крикун… Получается, есть тут бойцы и покруче тебя с твоим братаном, а? Так что… будем все решать сообща. А то вы, дворянчики, больно о себе высокого мнения! – сбился Одноглазый на излюбленную тему. – Все мы знаем, почему ты здесь оказался с нами, душегубами! Захотел у своего дядьки родовой замок оттяпать! Мол, хочу – не могу! Мол, право на него имею! Сколько ты народу положил во имя этой своей «хотелки», а? Своего командора не пожалел! И что в итоге получилось? Ну?
Уже договаривая, Стю, видимо, сообразил, что зря он так… Меч дрогнул в руке Эвина. И кто знает, может быть, еще секунда – и повалился бы Одноглазый в черные воды Мертвого Омута с разрубленной головой, но тут Эвин отчего-то потерял к разбойнику всякий интерес.
Юноша рывком развернулся к берегу.
Сумрак расщелины ожил. Что-то ворочалось там, шурша о камни, хлюпая водой.
– Давай, давай, Цыпа! – панически зашептал Тони Бельмо. – Двигаем отсюда! Цыпа! Цыпа, твою мать!
Цыпа Рви-Пополам, никак не участвовавший в разыгравшейся на плоту драме, под шумок присел на корточки над лужей крови из раны Мартина. Словно зачарованный матовой алой жидкостью, он макал туда пальцы и облизывал их, медленно и тщательно. На тупой его физиономии застыло выражение удивленного блаженства – как у ребенка, который впервые попробовал новое лакомство.
– Цыпа! – приглушенно рыкнул Рамси. – Совсем сбрендил!
Рви-Пополам вздрогнул и оторвался от мерзкого своего занятия. Ему сунули в руки шест.
Из расщелины высунулась сплющенная кожистая морда, отдаленно напоминавшая человеческое лицо. Со свистом втянув оттопыренными ноздрями воздух, морда оскалилась, явив редкие остроугольные зубы, зазубренные, точно зубья пилы. И отрывисто зарявкала, выпуская из пасти рваные струйки черного дыхания. Многоголосое рявканье по ту сторону стены из валунов ответило ей.
Цыпа толкал плот прочь от расщелины.
Тварь плюхнулась в Омут. Держа над черной водой жуткую башку, проворно поплыла за путешественниками, по-лягушачьи загребая корявыми лапами. Когти на тех лапах были длинными, кривыми, отливающими металлической синевой. За первой тварью последовала вторая, третья, четвертая… Струи черного дыхания тянулись за ними, словно дым от чадящих факелов.
– Рраава Глог… – прищурившись, определил Эвин. – Серые Мечники… Если верить Хроникам, эти твари встречались в ближних пределах более ста лет тому назад…
Он взялся за один из амулетов с ремешка на запястье. Эдгард полоснул сырой воздух круговым взмахом посоха, разминая плечи.
Но схватка не состоялась.
Громадное темное тело прошелестело над плотом в туманном небе. Пронзительный крик хлестнул Мечников, завернул их обратно в сумрак расщелины. Прогнав чудищ, все так же невидимый Крикун снова уселся на высоченном валуне, куда теперь правил Цыпа под руководством Стю Одноглазого. И снова призывно зажглись сквозь серую муть красные глазки твари.
– Видал! Видал! – загоготал Тони. – Вот он, наш Крикуша! А ты еще сомневался, Тихоня! А ты еще в него пулять стрелами хотел!..
– Ты вроде говорил, что в том проходе и поблизости не может быть Темных тварей, а? – осведомился Стю у Эвина. Торжество в голосе Одноглазого мешалось с остатками не рассеявшегося еще испуга. – А? Ну что молчишь? Нечего сказать? Вот то-то!.. А ты, Гололобый? То заладил: «точно уверен?», «точно уверен?», то заткнулся… «Точно уверен!» – еще раз передразнил Одноглазый Эдгарда и захохотал. – Уверен он! Сунулись бы сейчас в ту дыру… Эти твари сейчас бы наши косточки обгладывали.
– Ага! Ага! – закивал Тони, подвигаясь поближе к Стю. – Умник такой! «Идите за мной!» И прямо в пасть чудищам привел бы нас!..
– Что, Тихоня? – спросил еще Стю. – До сих пор сомневаешься, какой выбор нужно было делать? За Крикуном идти или туда, куда тебе приспичило?
Эвин промолчал. Судя по его напряженной позе, он что-то мучительно обдумывал.
– Он еще не сделал выбора, – просто ответил Эдгард.
– Какие тут могут быть сомнения? – поразился Стю.
– Когда выбираешь, за кем идти: за человеком или за Темной тварью, всегда есть место сомнениям.
Перед мысленным его взором проносились лица: разные, хорошо знакомые и не знакомые вовсе, виденные только единожды. Но все искаженные одинаковой гримасой предсмертной боли, окровавленные… И было еще одно, что связывало их, – лица эти принадлежали людям, погибшим во имя того, чтобы он, Эвин Сторм, сын Адама Сторма из рода Стальных Орлов… Тихоня достиг своей цели. Взял себе принадлежащее ему по праву, восстановился на своем месте. Гаг, Командор Крэйг, дюжина бойцов там, на Вороньем утесе… Почти полтора десятка человек…
Что же получается, они погибли напрасно? Не во имя торжества справедливости, а просто ради его «хотелки»? Великие боги, как же непросто понять, что истинно в этом мире, а что нет! Тем более непросто, что зачастую из-за принятого тобою решения страдают другие люди.
Если профан взваливает на себя великое дело, жди великих несчастий и большой крови…
Неужто правы разбойники: иногда бывает так, что мир становится не таким, каким его привык видеть, мир переворачивается. И белое становится черным, а черное – белым. Неужто и на самом деле Темная тварь может оказаться другом и спасителем? И поведи он людей, за которых взял на себя ответственность в тот якобы безопасный проход, он обрек бы их, усталых и израненных, на когти и пасти невесть откуда взявшихся там чудовищ?
Ведь не должно их быть там, в расщелине и поблизости расщелины!
Белое Пламя не могло обмануть. Так не бывает.
Как не бывает и то, что Темная тварь может желать людям добра.
Или?..
Рядом покряхтывал Мартин, которому Эдгард помогал перевязывать рану смоченной в лечебном зелье тряпицей.
Вот еще и Мартин получил нож в спину. Тоже, можно сказать, из-за него, из-за Эвина… Или, как его называют теперь, Тихони…
И вдруг неожиданное воспоминание проклюнулось из глубины сознания. Удачно и ладно, как по заказу, легло в прогал недоуменной пустоты, мучившей юношу.
…Мальчику тогда пришлось на целых три дня покинуть Дедушкин лес. На хуторе у Веселого озера сгорела мельница. Словно назло – в самую горячую для местных мельников пору, когда по окрестностям катались телеги торговцев, скупавших для предместий и дальних поселений продукты крестьянского труда, в том числе и муку. Обычно в подобных катастрофических случаях, грозивших общим убытком, мужики собирались всем миром, чтобы ликвидировать последствия и поскорее исправить положение. Как правило, и Дедушка не оставался в стороне, помогал чем мог. Но в последнее время старик сильно занедужил. Не пошел к Веселому озеру, послал Эвина, рассудив, что от мальчика толка будет больше, чем от него самого.
Возвращался Эвин не налегке. В мешке за его спиной побулькивал большой кувшин с медовухой, шуршали друг о друга хрусткой коркой пара ковриг ржаного хлеба, побрякивали обернутые в ветошь несколько ладных стальных ножей без рукоятей; рукояти можно было выточить самостоятельно, древесины-то в лесу полно…
Деревья опушки встретили мальчика как родного. Ему даже показалось, что они зашумели как-то по особому, склонили ветви к нему, будто в приветствии… Только вот и в этом шуме, и в этих движениях ощущалась непривычная и непонятная истома. Словно деревья были охвачены каким-то единым чувством (то, что деревья, как и все живое, способны чувствовать, мальчик уже знал и не сомневался в этом).
Он встревожился, потому что непонятное всегда тревожит. Он ускорил шаг, пробираясь между ветвями юного кустарника и могучими древними стволами. Мешок бил его по спине, точно подгоняя. На ходу Эвин мысленно звал Дедушку, он давно приноровился к такому способу общения в лесу: мальчику достаточно было подумать о старике, куда-то запропастившемся и зачем-то вдруг понадобившемся, – и вот он выходил ему навстречу из-за случайного дерева, как из соседней комнаты. Точно Дедушкин лес и сам Дедушка были неразрывно связаны…
Сейчас старик не отзывался. И лес, сонный и вялый, почему-то никак не хотел помочь мальчику отыскать его.
Мальчик нашел старика сам после нескольких часов блужданий.
Дедушка прочно стоял посреди полянки, подняв руки раскрытыми ладонями вверх. В косматой его шапке копошился желтоклювый дрозд. Из-за пазухи выглянула, прыснула на плечо и снова скрылась где-то под одеждой проворная белка.
Эвин заглянул Дедушке в зеленые глаза, пустые и неподвижные, не выражавшие совершенно ничего. И только тогда понял – все. Больше Дедушка не двинется с места, не улыбнется, не заговорит…
Мальчик спустил с плеча мешок, который зачем-то таскал с собой все время поисков. Он не закричал, не заплакал. Он знал, что рано или поздно это произойдет, и… пожалуй, был готов увидеть то, что увидел. Он сел напротив Дедушки, развязал мешок, достал хлеб, отломил себе кусок… Скоро стало темнеть. В лесу вообще темнеет очень быстро. Эвин, конечно, и в темноте сумел бы найти хворост и разжечь костер, но не стал этого делать. Он просидел рядом с Дедушкой всю ночь. Когда рассвело, и дрозд в шапке, проснувшись, вытянул шею и просвистел свою первую трель, мальчик пошевелился… с удивлением отметил, как затекли ноги.
Наступил новый день, и надо было что-то делать. Возвращаться в Утреннюю Звезду, например… Оставаться в осиротевшем Дедушкином лесу одному Эвину не хотелось.
Он поднялся, разминая онемевшие ноги. Он не мог уйти просто так, он должен был что-то сказать старику. Попрощаться? Поблагодарить? Но обычные слова казались Эвину неуместными, а особенного ничего не придумывалось. Тогда мальчик проговорил первое, что пришло на ум:
– Ты станешь деревом, да?
Он, конечно, не ждал ответа. А ответ пришел. Дедушка не разжал губ, но его голос зазвучал в голове мальчика:
– Я был и останусь тем, кто я есть.
Мальчик больше обрадовался, чем удивился. А еще – почувствовал себя полным дураком. Надо же, сидел и молчал до утра, а можно было, оказывается…
– Вода всегда остается водой, камень остается камнем, дерево остается деревом, – прозвучало в его голове. – Суть вещей не меняется никогда.
После этого Дедушка замолчал окончательно. Мальчик подождал еще, мысленно прокручивая последнюю услышанную от него фразу… но так ничего и не дождался.
Уже уходя, он заметил в уголке глаза старика что-то… какую-то соринку… Поднял руку, чтобы ее смахнуть… и тут же опустил. Это была никакая не соринка. Это был первый пробившийся к утреннему солнцу листочек.
«Вода всегда остается водой, камень остается камнем, дерево остается деревом. Суть вещей не меняется никогда».
Как только Эвин-Тихоня проговорил про себя это, все сразу встало на свои места. Будто разум его, как барахтающийся в воде утопающий, вдруг нащупал под собой твердое дно, на которое можно встать и от которого можно оттолкнуться.
