Даже если некоторые из наших потребностей больше нуждаются в признании, чем в удовлетворении, все-таки часто нам хочется, чтобы они были удовлетворены. Довольствуясь осознанием своих потребностей, не зная, что конкретно сделать с ними, мы рискуем погрузиться в виртуальный мир, пуститься в своего рода ненасытный поиск: «Я нуждаюсь в любви, я нуждаюсь в признательности, в понимании, но ничего не предпринимаю, чтобы получить это. Я жду, чтобы «кто-то» обо мне позаботился».

Вот преимущества, вытекающие из формулировки запроса или предложения конкретного, реалистичного, позитивного и обсуждаемого действия.

Мы всю жизнь можем витать в облаках, среди замечательных идей и концепций; если так, то мы рискуем никогда не столкнуться с реальностью, никогда до конца не реализоваться здесь и сейчас. Лично я довольно долго страдал синдромом Питера Пена, который я свожу к следующему: «Меня устраивает реальность, когда я смотрю на нее через оконное стекло. Я боюсь выйти наружу, боюсь провала, несовершенства, тени. Я откладываю свой выбор на более поздний срок».

Выбрав привычный путь, я продолжал мечтать о том, что возможно все. И долгое время мне хотелось, чтобы все двери оставались открытыми для меня, хотя я не входил ни в одну из них. Так было до тех пор, пока я не осознал, что в каждый отдельно взятый момент нам дается только одна «возможность».

Именно запрос дает «возможность» потребности, не позволяя ей оставаться за окном. Он дает ей шанс воплотиться в жизнь. В процессе психотерапевтического сопровождения я наблюдаю, что трудность перехода к запросу или конкретному действию связана с тем, что нам сложно предоставить себе право на жизнь и воплощение своих потребностей независимо от ожиданий и оценки другого человека.

Я вспоминаю об одном шестидесятилетнем мужчине, который пришел ко мне на консультацию, будучи озабоченным дележом наследства со своими сестрами. Он довольно быстро прояснил свою потребность в справедливости, но, когда я спросил, как «конкретно» он представляет дележ наследства, ему не удалось найти практического способа его распределения. Он постоянно возвращался к своим требованиям и своей потребности: «Нужно, чтобы все было по справедливости, то, что мне предлагают – несправедливо». Но не формулировал никакого предложения. Поэтому сестры в конце концов разозлились на него, а это не способствовало согласию!

Ему действительно было сложно конкретно изложить свой запрос, потому что определить – значит завершить, смириться с тем, что все кончено. Эта фраза поразила его в самое сердце: сама мысль о том, чтобы определить конкретные пределы, точную меру его поиска справедливости, возмущала его. По разным причинам, которые мы рассмотрели, его потребность в справедливости никогда не была удовлетворена. Он всегда сравнивал и в каждом предложении видел неприемлемый предел для своих неутолимых желаний.

На самом деле за потребностью в справедливости скрывались остававшиеся неудовлетворенными потребности в признательности, самоутверждении и уважении. И, прорабатывая конкретный и практический характер запроса, мы работали над интеграцией в реальность – путем приятия конечности.

Он должен считаться с существующей реальностью, а не с той реальностью, которой я боюсь, и не той, о которой я мечтаю. Люди, испытывающие какую-либо потребность, например, потребность в перемене, часто нацеливаются на такую радикальную перемену, что тем самым обеспечивают себе причину никогда не меняться: «Это слишком трудно, это слишком тяжело, это затрагивает массу других вещей, это касается слишком многих людей или аспектов моей жизни, поэтому я не буду ничего менять!»

Вот почему так важно сказать самому себе или партнеру: «Какую малость я могу сказать или сделать, чтобы приблизиться к желаемой перемене, которая поможет удовлетворить осознанную потребность».

Начнем с самой малости – с того, на что мы способны, и перемены не заставят себя ждать.

Не что-то серьезное, а пустяк, не самое трудное, а самое приятное. Такой вопрос часто удивляет, потому что наш привыкший к достижениям и натренированный на результат разум стремится к трудной задаче, которая ему под стать. Как будто реальность не соткана из мелочей, переплетающихся с другими мелочами, которые, в свою очередь, переплетаются с новыми мелочами… Все вместе они способны вершить великие дела.

Этот скромный и реалистичный аспект запроса вызывает сомнения в наше время, когда всем управляет автоматика: телефонами, телевизорами, электробытовой техникой, машинами, компьютерами. Мы одним щелчком переключаемся с одного зрелища на другое, с одной программы на другую, с одного собеседника на другого, с одной скорости на другую! Для нас так непривычно мириться с умеренностью, медлительностью живого процесса, что многие находят такое поведение неестественным. И все же!

Одна женщина, крайне измученная трауром по своему мужу, попросила меня о психотерапевтическом сопровождении. После нескольких бесед она поняла, что главным чувством, которое владело ею, является страх, и он указывал на потребность доверять себе. Заметив это, она удивилась и сказала: «Я никогда не думала о доверии себе, таких слов не было в моей голове. Я всегда доверяла родителям, потом – мужу, семье. Теперь я думаю, что действительно испытываю эту потребность, но в мои годы мне никогда этого не сделать».

Я предложил ей конкретное действие: устранить самосаботаж, являющийся результатом негативных установок и туманных соображений в духе: «В мои годы мне никогда этого не сделать», и просто сформулировать вслух свою потребность, чтобы дать ей право на жизнь. Она неуверенно повторила: «Я нуждаюсь в том, чтобы доверять себе. Я нуждаюсь в том, чтобы доверять себе». Помолчав, я сказал ей: «Предлагаю вам в ближайшие дни просто свыкнуться с этой потребностью, не заботясь о результате. Просто обращайте внимание на нее и не ищите решения. Пусть она найдет отклик в вашей душе».

На следующем сеансе, через неделю, она начала так: «Я вам так благодарна за то, что вы предложили мне просто свыкнуться с потребностью доверять самой себе. Вы не представляете, какое впечатление произвело на меня, что мне не нужно ничего «делать», не нужно ни к чему стремиться, а просто впустить в себя то, что должно было существовать во мне. Я почувствовала, что стала доверять себе. Ощущение еще очень хрупкое, но что-то уже изменилось. И то, что я могу в будущем больше рассчитывать на себя, очень успокаивает».

По прошествии нескольких недель она начала вполне конкретным образом менять свою жизнь. В данном случае законы реальности работали очень просто: сначала согласиться с самим понятием потребности. Решения не заставят себя ждать.

Представьте, что вы слушаете музыку, пока ваш муж работает в кабинете. Он подходит к вам и говорит: «Я работаю, пожалуйста, выключи музыку». Что вы чувствуете? А теперь, если он скажет вам: «Мне необходимо спокойно поработать часок. Не могла бы ты послушать музыку через час или продолжать слушать ее в другой комнате?» Как вы будете себя чувствовать?

Занимаясь с группой, я нередко слышу: «Я предпочитаю второй вариант». Почему? «Потому что мне не нравится, когда мне мешают чем-то заниматься. Во втором случае мне делают предложение продолжить свои занятия позже или в другом месте, это приятнее, чем принуждение прекратить». Конечно, мы не любим, когда нам приказывают. Мы все довольно часто слышали: «Не вертись, не шуми, не играй и т. п.» Нам не нравится, когда нам мешают что-то делать, нам больше нравится, когда нам предлагают что-то сделать.

Это тонкости, скажете вы. Безусловно, и именно в этом тонкая сущность общения, о котором я говорю: избегать в своей речи и своем сознании того, что разделяет, сравнивает, тормозит, замыкает, оказывает сопротивление, загоняет в угол, затрудняет; и потворствовать тому, что раскрывает, объединяет, соединяет, помогает, предлагает, стимулирует, облегчает. Заметьте, у меня сохранились старые привычки: вначале моей книги я призываю прекратить любезничать, а уже потом предлагаю стать искренними.

Какой толк стараться отмечать факты так, чтобы собеседник не заметил в ваших словах ни осуждения, ни упрека (см. выше пример матери и ребенка: «Когда я вижу твою обувь на лестнице, а портфель – на диване…»), или в том, чтобы следить за выражением своих чувств, не допуская интерпретации или суждения («Мне грустно, я в отчаянии…»), или в том, чтобы проверять, насколько адекватно вы идентифицируете свою потребность, не перекладывая ее на другого («Я нуждаюсь в порядке и уважении к своему труду…»), если на стадии запроса вы перейдете к безусловному требованию: «А теперь иди и сейчас же убери все это!»

Именно обсуждаемый характер запроса создает возможность взаимопонимания. Это происходит примерно так: если мы не формулируем запрос, мы как будто отказываем ему в праве на существование. Наша потребность остается виртуальной, не воплощенной в жизнь. С другой стороны, если мы формулируем одни приказы или требования, то поступаем так, словно лишаем другого права на жизнь.

Способность формулировать подлежащий обсуждению запрос и, следовательно, создание реальной возможности для контакта, непосредственно связаны с нашей уверенностью и внутренней силой, с самосознанием. Это предполагает глубокое понимание того, что мы способны смириться с несогласием со стороны собеседника, не боясь, что нам придется отступиться от себя. Я говорю «глубокое», поскольку часто мы понимаем это умом, но не осознаем на эмоциональном уровне. В этом случае наше отношение к тому, что не совпадает с нашим мнением, остается весьма зыбким, и мы не склонны окончательно принять это.

Практикуя методику ненасильственного общения, мы приобретаем уверенность, что другой откажется от своей потребности не оттого, что мы выразили свою потребность и свой запрос. Мы также приобретаем уверенность, что нам приходится отказываться от своей потребности в пользу другого не потому, что мы дали ему возможность выразить свою, отличную от нашей потребность. Мы знаем, что попытаемся вместе найти решение, удовлетворяющее обе стороны, или, по крайней мере, договориться о том, в чем не согласны.

Мы также знаем, и это главное, что наше душевное благополучие определяется не принятым решением, а теплотой нашего общения, ставшего возможным благодаря поиску решения.