Фредди, Призрак, Джинн : нас ждут из темнотыФредди
В моем богоспасаемом приюте некогда жил брат Бартоломью. Пробыл он у нас недолго: через несколько лет я узнал, что к нам брат Бартоломью приехал умирать. Когда на шингунском атомном комплексе случился выброс, брат Бартоломью находился в числе тех монахов, кто вызвался принять участие в ликвидации последствий. Через пару лет у него, как и многих других, участвовавших в ликвидации, диагностировали целый букет неоперабельной дряни – белокровие, очаговый рак кожи, рак легких, печени, поджелудочной…
Наверно, брат Бартоломью сильно страдал, но ни разу ничем этого не выдал. Понятно, никаких послушаний на него не налагали, однако он сам вызвался заниматься с детьми, то есть с нами. Брат Бартоломью прекрасно рисовал и пытался нас научить, но у кого-то были проблемы с руками, у кого-то с головой… У меня ни с тем, ни с другим проблем не имелось, зато отсутствовал талант, и дальше «палка-палка-огуречик» не пошло.
Тем не менее нельзя утверждать, что эти уроки оказались совершенно бесполезными, – из них я вынес свои первые знания об анатомии, перспективе, узнал, что такое глазомер и прочая, и прочая. Да и вообще брат Бартоломью был человеком умным и добрым и многим со мной поделился.
Помню, однажды он рассказывал нам, как рисуют дети. Рассказывал так смешно, что смеялись даже те, кто обычно никогда не смеялся.
Одну из его фраз я впоследствии вспоминал довольно часто. «Уши, – говорил брат Бартоломью, – рисуют те, у кого они хотя бы раз болели, остальные о них забывают». Позже я понял, что этот принцип можно распространить на очень многое, не ограничиваясь детьми и рисованием.
Например, о дыхании мы вспоминаем только тогда, когда с ним начинаются проблемы. Пока все нормально, мы просто дышим. Когда я понял это, то осознал, почему не хожу. Когда человек ходит, он не думает о том, как переставлять ноги, его действия механические. А мне эту программу стерли в раннем детстве с помощью мощного шокера. Стерли напрочь, и скачать было негде.
Открою вам маленький секрет: ходить я так и не научился. В том понимании, в каком ходите все вы.
Тем не менее я старался тренировать мышцы, в том числе мышцы ног, которых не чувствовал. Специально давал себе максимальную нагрузку, надеясь, что когда-нибудь количество перерастет в качество. Но порой на меня накатывало глухое отчаяние. Пусть никто на белом свете не ведал, что я калека, что никакого чуда со мной не произошло, – я-то это знал!
Но говорят, нет худа без добра. Размышляя над тем, как я хожу, сопоставляя с тем, что знаю, я понял: это действительно результат действия моих сверхспособоностей, конкретнее – телекинеза. Придя к такому выводу, я стал исследовать свою способность, поднимая и передвигая предметы силой воли. Сначала получалось не очень – всему виной было внутреннее недоверие, что я могу, например, поднять стоящую на столе термокружку. Когда же я преодолел этот барьер, то столкнулся с тем, что у моей сверхспособности имелись пределы: кружку было поднять проще, стул сложнее, стол – почти невозможно, а кушетку невозможно вообще, потому, что она привинчена к полу.
…мой полет в пропасть занял пару секунд, не больше, но иногда пара секунд – это очень долго. И упал я довольно неприятно, ушибясь локтем и, возможно, коленом и бедром. Последнего я не почувствовал, а первое было болезненно.
Вернув себе контроль над телом, я поставил себя на ноги и тихонько скатился к стене – пол там, где я находился, оказался более наклонным, чем на том уровне, где мы с ребятами проходили до того. Блин, ребята! Они ведь тоже могли сорваться!
Я вскинул голову и увидел очень далеко вверху звездочку – должно быть, летучий фонарик Джинна.
– ЭЙ! – заорал я что есть духу. – ОСТОРОЖНЕЕ!
Ответило мне только эхо… черт, черт, черт… и почему я не остановил их?! Лезть в эту… как там выражался Микеле? Bucca di culo, кажись… так вот, лезть в эти невесть кем построенные и давным-давно заброшенные переходы было чистейшим безумием!
– Эгей! – слабо донеслось сверху. – Фредди, ты жив?
Думаю, это звучало так, хотя слов было почти не разобрать. Сколько же я пролетел? И как отсюда выбираться?
Пока я размышлял над этим, свет сверху начал спускаться. Сначала я подумал, что мне просто показалось, но потом стало очевидно: фонарик все-таки опускается. Зачем, интересно? И главное, как там Джинн с Призраком – темнота здесь царила просто кромешная…
Призрак
Меня как будто дубинкой по темечку приголубили. Вот только что я говорил с Фредди, а теперь он пропал, словно его и не существовало.
Я развернулся к Джинну – даже в полумраке было заметно, как он побледнел.
– Джинн, где Фредди? – Я понимал, что задаю дебильный вопрос, но ничего не мог с собой поделать. – Куда он делся?
Вместо ответа Джинн кивнул, и его летающая лампа опустилась ниже, осветив дыру в полу, по которому мы шли.
Джинн наклонился над дырой и крикнул что-то вроде «эй, Фредди, ты жив?»… Ответом ему была тишина. Bucca di culo!
– Звука падения я не слышал. – Голос Джинна звучал непривычно глухо. – Если он упал, почему не было звука? Если летит – почему молчит?
И тут снизу донесся какой-то нечленораздельный вопль. Я ни слова не разобрал, но на крик боли было не похоже.
– Ты что-то расслышал? – спросил Джинн с явным облегчением. – Вроде живой, но не разбился ли?
– Нет, – ответил я. – Кажется, он слишком далеко…
Джинн тем временем достал и активировал планшет. В голообразе тут же возникла фигура, отдаленно напоминающая Наномена, супергероя из графических новелл бессмертного Марвелла.
– Купер, – обратился к нему Джинн, – у нас проблема.
– Я в курсе, – ответил Купер, который был фичей Джинна. – Ваш напарник Фредди провалился на ненадежном перекрытии. В настоящий момент он, по моим оценкам, находится в двух тысячах футов ниже уровня, на котором мы пребываем. В сознании, но состояние здоровья оценить не представляется возможным.
– Спасибо, – хмыкнул Джинн. – А что-то такое, что я не знаю, ты можешь мне сообщить?
– У меня недостаточно периферийных устройств контроля в данной точке пространства, – спокойно ответил Купер. – В радиусе досягаемости обнаружено лишь одно периферийное устройство, пригодное для сбора информации, но…
– Устройство? – удивился Джинн. – О чем ты?
– В пятидесяти фунтах впереди и тридцати трех фунтах выше имеется устройство, оборудованное примитивными системами ориентации в пространстве, пригодными для сбора визуальной в видимом и инфракрасном диапазоне и радиолокационной информации, устройствами записи и воспроизведения информации, а также средством подсветки.
– Дроид твой он имеет в виду, – дошло до меня.
– И как ты планируешь его использовать? – спросил Джинн у Купера.
– Данное устройство, имеющее возможность трехмерного перемещения в пространстве, можно отправить к месту нахождения Фредди, – ответил Купер. – Расстояние позволяет мне контролировать устройство, когда оно достигнет указанной точки, – таким образом вы сможете установить аудиовизуальный контакт с вашим напарником.
– Отличная идея, – обрадовался Джинн, – придется, правда, посидеть в темноте…
– Сhe cazza, – выругался я. – Или ты темноты боишься?
…Честно говоря, даже и не представлял себе, что Джинн знает такие слова. Послал он меня ну очень далеко, а его дроид тем временем скрылся в проеме. Однако совсем уж темно не стало.
– Между прочим, – заметил Купер, – некоторое непродолжительное время роль осветительного устройства могу исполнять я. Хоть это и нежелательно, поскольку сильно разряжает батарею, быстрее, чем я успеваю ее заряжать.
– А от чего ты ее заряжаешь? – поинтересовался Джинн.
Нашел время! Как будто более важных вопросов нет. Например: если с Фредди все в порядке – хотя сверзиться с такой высоты и остаться в порядке, это, madre de putana, чудо сродни явлению Пресвятой Девы, – как его оттуда вынимать? У нас с собой ни веревки, ни фига. Эх, все-таки я scappare coglione – должен был подумать, прежде чем лезть в эту bucca di culo!
– От магнитного поля Земли, – пояснил Купер. – Мы ведь рядом с магнитным полюсом, удобно…
Джинн
Спуск моего аппарата был достаточно долгим: мы с Купером боялись на что-нибудь напороться (мало ли какой внизу может быть выступ?) и двигались практически со скоростью планирующего пера.
Света от куперовского интерфейса хватало, чтобы видеть то, что происходит у нас на парапете… В принципе, ничего особенного. Разве что Призрак внезапно присел на корточки у края проема, обхватив колени руками и склонив голову.
– Не сиди близко к краю, – предупредил я. – Не ровен час, соскользнешь вниз.
– Да и пусть, – отмахнулся Призрак. – Лучше б я туда свалился.
И добавил что-то по-итальянски в собственный адрес. Судя по наличию хорошо знакомого мне cazzo, что-то не очень хорошее.
– Чего это ты? – удивился я.
Призрак, который всегда был даже чересчур позитивным, сейчас напоминал дерево, в которое саданула молния.
– А непонятно чего? – огрызнулся он. – Я вас сюда завел, che cazza, stronzo cretino, а пострадал Фредди.
Я подошел к нему и присел рядом. Вот чем хорош голографический планшет – крути его как хочешь, хоть под рубаху сунь, а голограмма интерфейса все равно висит там, куда ты ее передвинешь. Теперь голова Купера плавала в паре футов передо мной и конкретно сейчас зависла над треклятым проемом.
– Вот что, Призрак, – сказал я. – Ты это дело брось, бро. Когда попал в фак’н’щит, спорить о том, кто виноват, самое последнее дело. Мой па в свое время говорил, что жертвы кораблекрушения не выясняют, почему корабль тонет, они спасаются. Чтоб я больше такого от тебя не слышал, бро, о’кей?
– Все равно. Сам себе этого никогда не прощу. Дались мне эти девки, словно не трахался раньше…
– Сказано же, забей, – гнул свою линию я. – Не об этом думать надо, а о том, как вытащить Фредди.
– Если он жив, конечно… – хмуро буркнул Призрак.
– Вот и дождемся, пока аппарат достигнет дна, а потом…
И тут «лицо» Купера в голограмме сменилось трехмерным портретом Фредди. У него была испачкана щека, на лбу – свежая ссадина, к счастью, небольшая, но выглядел он вполне живым и здоровым.
– Ну и на хрена мне ваш фонарик, народ? – спросил Фредди. – Темнота – друг молодежи, в темноте не видно рожи…
Я облегченно вздохнул, и Призрак тоже.
– Зато мы твою рожу очень рады видеть, – сказал он. – Что, трудно под ноги смотреть? Как мы тебя оттуда вытащим, ты подумал?
Фредди
– Вот что, – сказал я летающему фонарю, скрасившему мое одиночество (интересно, они там без света сидят, что ли?). – Я, кажется, говорил вам, что владею телекинезом? Ну так он у меня особенный – я бы его назвал «автокинез». Братва, я ведь на самом деле как был паралитиком, так и остался.
– Гонишь, – ответил голос Призрака. – Ты ж ходишь! Ходишь, бегаешь, лазаешь… сам видел!
– Я читер, – пояснил я. – Суть в том, что я поднимаю свои ноги силой мысли. Короче, если на этой стене есть хотя бы минимальные выступы, я себя вытащу. Может, не сразу, с перерывами…
– Интересно, скоро нас хватятся? – спросил голос Джинна.
– Когда в августе снег пойдет, – раздраженно ответил Призрак. – Думаю, кишка тонка у них сюда забираться, потому они все проходы и позакрывали, pacci di merde…
– Бро, мы в Антарктиде, здесь снегопад круглый год, – возразил Джинн. – Думаю, они сюда забирались…
Я откашлялся:
– Джинн, можешь поднять свою штуковину метров на сто вверх, только медленно? Хочу посмотреть, как выглядит эта стена.
– Не вопрос, – ответил Джинн. – Когда начинать?
– Да хоть сейчас, – сказал я, и «летающий фонарь» начал подниматься.
Сперва все шло хорошо – метрах в пяти от места, где я находился, обнаружился длинный и на удивление прямой выступ. Зажмурившись, я представил себе, что у меня выросла еще одна пара рук, причем они могли растягиваться, как у Буммера. Этими «руками» я ухватился за выступ и попытался подтянуться.
Было так трудно, словно я прицепил к ногам два бетонных блока, но в конечном итоге мне все-таки удалось. Я взглянул туда, куда уплыл фонарик Джинна. И чуть не свалился обратно – на стене виднелась надпись.
…одним из первых посещенных мной сайтов в Интернете был виртуальный музей искусства и быта индустриальной эпохи. Там на каждом предмете красовалось такое же. Виртуальный экскурсовод объяснил, что это называется «штрих-код» – один из первых «машинных алфавитов», вроде современных QR. Штрих-кодами записывались название товара, производитель и цена. Так вот, прямо передо мной, на высоте около двух метров, на стене был нанесен именно такой «штрих-код», вот только выглядел он… так, словно этой надписи много-много лет, тысячи или больше. Тем не менее ряд черт разной длины оказался хорошо различим. Я приподнялся над парапетом, используя свои телекинетические способности и тратя драгоценные силы, только для того, чтобы рассмотреть надпись поближе.
Она состояла из длинных и коротких «канавок», сгруппированных по семь штук. Казалось, эти штрихи нанесены на камень не механически, а с помощью какого-то инструмента вроде лазера. Ширина канавки была такой, что в нее входил палец.
Сил надолго не хватило, пришлось опуститься вниз. Летающий фонарь тоже прекратил подъем и завис метрах в тридцати надо мной. Вероятно, Джинн заметил, что я не двигаюсь, и решил подождать. И правильно – мне требовалось перевести дух и подумать.
Джинн
– Ну, чего он там застрял? – спросил я.
Фредди, поднявшийся на несколько метров выше, стоял на узком парапете и задумчиво смотрел вверх.
– Судя по всему, отдыхает, – ответил Купер. – Телекинез – штука энергозатратная.
– Ты откуда знаешь?
– Замерял его показатели, на базе еще, – отчиталась моя фича.
– В принципе, мы и сейчас на базе, – напомнил я. – В заброшенной ее части. Кстати, всезнайка, что ты можешь сказать об этом месте?
– Ничего, – ответил тот. – Ни с чем подобным не сталкивался. Туннели искусственного происхождения, но, кажется, доступные мне сенсоры не слишком подходят для исследований подобных объектов.
– Почему? – удивился я.
– Мне поступает недостоверная информация. Либо геология Антарктиды сильно отличается от геологии остальных материков, что вряд ли, либо я неправильно интерпретирую данные.
– Слушай, Джинн, твоя фича по-человечески выражаться умеет? – хмыкнул Призрак, который, не зная, чем заняться, ходил туда-сюда по парапету. – Без всех этих интер… трепаций.
– Если верить моим сенсорным впечатлениям, – произнес (как мне показалось, с обидой) Купер, – люди появлялись здесь не позже чем восемь-десять тысяч лет назад. Я сужу об этом, исходя из многих данных, от строения слагающего стены туннеля базальта до структуры образцов ледяных включений в стенах и потолке.
– И что? – не понял Призрак.
– Десять тысяч лет назад людей не было даже в Австралии, – пояснил я, – а Антарктиду, как и сегодня, покрывал лед. К тому же человечество той эпохи не обладало технологиями, способными создать такой комплекс.
– Ладно, – отмахнулся Призрак. – Все это очень сложно. Я так понимаю, что, по мнению твоей фичи, это место построили какие-нибудь атланты или инопланетяне, но мне это, прости за откровенность, до задницы. Сначала вытянем Фредди, а потом будем думать, кто эту bucca de culo diablo построил и на кой черт он это сделал.
– Но… – я хотел было возразить, однако Призрак перебил:
– Или ты думаешь, что зеленые человечки, хрен знает сколько лет назад побывавшие или не побывавшие здесь, помогут решить нашу проблему? Che cazza, даже если все святые, вооружившись лопатами, вырыли эту яму, мне пофиг. Есть дела поважнее.
– Ну, может, ты и прав, – признал я. Честно говоря, мне это было не совсем понятно. Я отвернулся к Куперу, но через некоторое время Призрак внезапно схватил меня за плечи и сдавленно прошептал:
– Джинн… Cazzarolla, мы здесь не одни!
Фредди
В нашем приюте… Интересно, долго я еще буду его вспоминать? Впрочем, кроме приюта мне, по сути, и вспоминать нечего.
Так вот, в нашем приюте штатным воспитателем был брат Августин – пухлый розовый сангвиник, несмотря на то, что он исправно постился и не избегал физического труда. Брату Августину нравилось возиться с детьми (однажды я узнал, что давным-давно у него было четверо своих, но его семья погибла в знаменитом майском крушении, когда новый «Боинг-Констеллейшен» промахнулся мимо аэропорта и упал на жилые кварталы Рио).
Августин имел ирландские корни и хорошо знал ирландские сказки, которые пересказывал нам, ничуть не заботясь о том, чтобы сделать их менее пугающими или более приличными. Среди многочисленной ирландской нечисти фаворитами Августина были призраки. Историй о призраках у него имелось несчетное количество. Однажды, когда я подрос, Августин слег с пневмонией. Ухаживая за ним, я понял, почему он так любил эту тему. Он очень тосковал по погибшей жене и детям и хотел бы увидеть их – пусть даже это стоило бы ему, как героям его сказок, жизни.
Как я уже сказал, я обладаю хорошей памятью, в результате чего моя голова представляет собой огромную, но плохо систематизированную копилку знаний, полезных и совершенно ненужных. Из историй о призраках я вынес вывод: если к тебе явился потусторонний гость, ни в коем случае нельзя проявлять интерес, страх или удивление. Веди себя так, словно ничего особенного не происходит…
…я заметил ее боковым зрением и медленно обернулся. Неподалеку, внимательно глядя на меня, стояла девушка. Красивая, пожалуй, даже очень красивая. Откуда она здесь? Неужели это место обитаемо?
Присмотревшись, я заметил две вещи: во-первых, на девушке был стандартный костюм Проекта, такой же, как на мне, но женского фасона, приталенный и с выточкой под грудь. Во-вторых, в отличие от меня, изо рта у нее не шел пар при выдохе, хотя в пещере была отрицательная температура.
Призрак? Может, кто-то из участников Проекта, подобно нам, забрался в эти туннели, погиб и теперь бродит по пустынным коридорам, не осознавая, что умер? Внутри меня похолодело, но, очевидно, слово «призрак» включило какую-то синаптическую связь в моей памяти, выдав на-гора мысль: надо вести себя естественно. Ни интереса, ни удивления, ни страха…
– Вы ранены? – спросила девушка встревоженно. – Где мы? Что происходит?
– Не обращайте внимания, – ответил я. – Просто царапина. Вы лучше на это посмотрите.
Я показал ей на стену, на обнаруженную мной надпись. Летающий фонарь Джинна тем временем спустился чуть ниже, хорошо осветив канавки в камне.
– Штрих-код? – спросила она, подтвердив мою ассоциацию.
Я улыбнулся и попросил ее запомнить увиденное.
Опять-таки, у брата Августина я почерпнул еще два факта. Во-первых, призраки не в состоянии запомнить что-либо, у них нет памяти как таковой. Во-вторых (правда, это относилось не к призракам, а к вампирам), чтобы сбить нечисть с толку, нужно заставить ее что-то подсчитать, прочитать, в общем – переключить внимание с себя. Это сработало – призрак двинулся ко мне, не сводя глаз с надписи, но с каждым шагом его… ее контур становился бледнее, а затем и вовсе расстаял.
– Ну и дела, – сказал я себе.
Надо узнать, не зафиксированы ли на базе несчастные случаи. Если эта девочка погибла и лежит где-то в подземельях непогребенная, клянусь, что найду ее тело и похороню по-человечески. В конце концов, она была такая красивая…
Призрак
Madre de putana, это еще что такое?
Планшет Джинна освещал коридор метров на пять, зато за пределами освещенного круга темно было как сами понимаете где. И вот в какой-то момент у меня появилось чувство, что за нами из этой темноты кто-то наблюдает.
И, cazza de diablo, этот «кто-то», похоже, находился у меня за спиной. Я повернулся и ничего, понятно, не увидел, но ощущение не пропало. А кто может на тебя пыриться из кромешной тьмы, царящей в этой bucca di culo? Явно не Каспер, доброе привидение, налепленный на джинновском планшете вместо яблочного логотипа.
Спрашивается, i quo cazza этот stronzo Джинн с его фичей пугали меня своими рассказами про зеленых человечков? Между прочим, я тоже ужастики смотрю, и научно-фантастические в том числе. Я представил себе Чужого, вылезающего из темноты у меня за спиной, и нервно сжал «беретту», прекрасно понимая, что в столкновении с Чужим от этого оружия толку не больше, чем от рогатки. А на память, чертовски кстати, один за другим приходили сюжеты ужастиков, действие которых проходило в здешних краях. Я, конечно, понимаю, что все это выдумки сценаристов с целью нарубить бабок, раз людям нравится пугаться, но ведь дыма без огня-то не бывает!
Я стоял, прислушивался и жамкал «беретту», пусть бесполезную, но родную. Меня лично оружие всегда как-то успокаивает. С пистолетом если и умрешь, то как мужик, а не как дрожащий щенок… Отчего-то я даже пожалел, что рядом нет Цезаря. Джинну-то хорошо, он планшет под мышку сунул, и его фича при нем, а я ж не буду рассекать на Цезаре по базе, правильно?
И тут я явственно услышал шорох у себя за спиной. Я резко развернулся, ровно настолько, чтобы заметить две красные точки на уровне глаз. До твари оказалось метров пять, не больше, и я хотел было сперва шмальнуть, а потом разбираться, но потом подумал – вдруг спровоцирую нападение?
Я отступил к Джинну, схватил его за плечо и прошептал:
– Джинн… Cazzarolla, мы здесь не одни!
Джинн обернулся, но ничего сказать не успел. «Глаза» вспыхнули вновь, и их обладатель шагнул прямо на нас.
Джинн
Призрак вскинул «беретту» и спустил курок – безрезультатно. Он повторил этот процесс еще раз, еще, еще… Без толку – кажется, пистолет забыл, как стрелять.
– …нормальный воспитатель на моем месте впаял бы вам по паре штрафных очков, – донесся из темноты спокойный, уверенный голос. – А тебе, Призрак, вдвое больше. В большом мире подросток с оружием считается преступником apriori. Да опусти пистолет, все равно не выстрелит…
– П-почему? – обалдело спросил Призрак у вышедшего в круг света мужчины.
– Капсюль у патрона не наколется, – объяснил тот, отводя руку парня. – Я сделал его инертным. И порох на всякий случай тоже.
Мужчина оказался хорошо сложен, у него было лицо, какое видишь у киношных положительных героев, – открытое и аристократичное. Вообще он выглядел именно как аристократ и даже одет был как аристократ – чуть старомодно, но со вкусом: черный двубортный пиджак, черные классические джинсы, туфли… Лет мужчине было между сорока и пятьюдесятью, точнее сказать трудно.
Стоп! Я не сразу понял, что меня смущало, но потом все-таки до меня дошло. На нас с ребятами были проектовские комбинезоны. Даже без шлема они неплохо защищали от холода, но все равно мороз чувствовался. А наш новый знакомый дефилировал в одном костюме, без куртки, не говоря о перчатках. И только пар от его дыхания свидетельствовал, что мы с ним находимся в одной и той же реальности.
– Это почему еще? – полез в бутылку Призрак. – У меня патроны нормальные!
– Призрак, – перебил его я, – тебе же сказали: наш новый знакомый сделал инертными капсюль и порох. Понимаешь?
– Нет, – честно признался сосед по комнате.
– Он тоже участник Проекта, – пояснил я и, обернувшись к неизвестному, уточнил: – Правильно?
– Oui, mais non, – улыбнулся тот. – Думаю, вы поняли. Надин говорила мне, что вложила в вас программу-транслятор.
У меня глаза на лоб полезли:
– В каком смысле? Вы хотите сказать, что нас… перепрограммировали? Разве человека можно перепрограммировать?
– Есть многое на свете, друг мой Джинн, что и не снилось вашим мудрецам, – улыбнулся незнакомец. – И еще больше того, что они замалчивают. Итак, Джинн, Призрак… А где Фредди, ваш друг?
Я потупился:
– Видите ли, сэр… у нас проблема…
– Ах да, понимаю, – ответил мужчина. – Видимо, он свалился в эту симпатичную шахту. Судя по всему, он жив и даже цел… Друзья мои, должен заметить, я вами доволен. Конечно, ваш поход граничит с безумием, но не преступает эту границу. Более того, открою маленький секрет – в Проекте мы лояльно относимся к попыткам нарушить наши правила. Конечно, к успешным попыткам. И хоть вашу попытку успешной не назовешь, повторяю, я доволен. Спешу сообщить – еще до официального старта вы заработали себе по десять очков. Потом узнаете, что это такое, а пока, полагаю, стоит помочь вашему незадачливому другу.
– А вы можете? – с надеждой спросил Призрак, и если бы он не озвучил это первым, я задал бы тот же вопрос.
Мужчина широко улыбнулся:
– Сразу предупрежу – это против правил Проекта, так что не думайте, что всякий раз, когда вы попадете un mucchio enorme di merde, придет кто-нибудь из кураторов и вытащит вас за шкирку. Нет, вляпались – выбирайтесь сами: хотя бы потому, что всю жизнь вам подтирать задницу никто не будет. Но поскольку правила игры еще не объявлены, сделаю исключение. На этот раз. Но лишь при условии, что вы зарубите себе на носу: ваши проблемы – результат вашего выбора и решить их можете только вы сами. Кроме того, с вероятностью процентов семьдесят Фредди рано или поздно и сам выбрался бы наверх, но мы не можем ждать, пока это случится, – через сорок минут официальный старт Проекта и вы трое в числе приглашенных. Так что…
Фредди
А еще говорят, что явление призрака часто бывает предзнаменованием… Не успел я перевести дух, как фонарь Джинна опустился ниже, и оттуда донесся голос:
– Фредди, внимание! К нам пришла подмога. Сейчас мы попытаемся тебя вытащить.
– Как? – спросил я.
– Понятия не имею, – ответил Джинн. – Тебе велено, хм, расслабиться и попытаться получить удовольствие.
– Звучит устрашающе, – признался я. – Но я попытаюсь.
Вообще труднее всего расслабиться именно тогда, когда тебе велят делать это. Я поступил просто – снял контроль за ногами и по стеночке сполз на пол. Но не успела моя пятая точка коснуться пола, как какая-то сила резко швырнула меня вверх. Взмыл я высоко: подлетел над тем местом, откуда упал, и увидел стоящих на краю шахты Джинна, Призрака и еще кого-то мне неизвестного. А потом я ухнул вниз и, промчавшись мимо изумленных приятелей, полетел прямо в бездну.
На сей раз я падал дольше, намного дольше. Честно говоря, я не понимал, что происходит. Если мне хотят помочь, зачем зашвырнули обратно? А главное, как? Посмотрев вниз, я увидел приближающееся дно пещеры. Оно было слабо освещено, как сцена театра перед началом спектакля. Впечатление усиливало покрытое льдом озеро идеально круглой формы, словно нарисованное циркулем, а вокруг него – что-то, напоминающее занесенный снегом пустынный, заброшенный парк. Подходящие декорации.
Над самым дном меня вновь рвануло вверх так, что я испугался, что мои внутренности выскочат. Обошлось, однако я вписался-таки в стену, к счастью, погасив до этого скорость. Тем не менее удар был чувствительным; я кубарем покатился по парапету, шипя от боли в ушибленном боку, и вскочил на ноги, едва не рухнув опять в треклятую шахту, будь она неладна.
– А вот и Фредди, – сказал незнакомый мужчина, пожилой, но крепкий, как Кит Харрингтон. – В следующий раз будь внимательнее, пожалуйста. Большой мир не такое безопасное место, как маленький монастырь.
– Если бы я искал безопасности, сэр, я бы в монастыре и остался, – ответил я. – Это вы меня выдернули из ямы?
– Я, – подтвердил мужчина. – Думаю, ты в состоянии оценить проделанную работу.
– Я восхищен, – честно признался я. – Я сам телекинетик, но мои способности по сравнению с вашими…
– Для того я и создал программу, – перебил меня мужчина. – Вы пока зерна, программа – плодородная почва, и только от вас зависит, какой урожай вы принесете. Будете стараться – сможете действовать не хуже меня. А теперь идем, мы опаздываем… ах да…
Он не делал никаких движений, но внезапно вокруг нас разлилось сияние, намного более яркое, чем то, что суммарно давали планшет Джинна и его летучий фонарь. Причем свет был комфортным для глаз и – как бы получше выразиться? – равномерно распределенным, словно незнакомец включил кусочек дня. Видимого источника этот свет не имел.
Я заметил, что Джинн с Призраком тоже малость прифигели. Конечно, мы и сами имели сверхспособности, и, видимо, ребята, как и я, втайне считали себя какими-то суперменами, но новый знакомый настолько превосходил нас, что становилось стыдно, особенно мне. Я-то думал, что мой телекинез – это круто, однако даже на стенку залезть не смог, а этот такие кульбиты вытворяет – закачаешься…
В общем, я шел сзади, пристыженный, но и ребята, похоже, чувствовали себя не лучше. Кто здесь был царем горы, являлось очевидным.
Джинн
– Так вот, друзья мои, – произнес неизвестный, когда мы втроем поплелись следом за ним, – я не хочу предвосхищать то, что еще будет сказано, но немного поясню, почему вы получили свои очки. Как я уже говорил, инициативность и самостоятельность в Проекте не порицаются, а вознаграждаются, однако в дальнейшем учтите – нарушая правила, вы сами несете ответственность за последствия. Видите ли, я верю только в одну-единственную силу – в силу естественного отбора. Потому упавший или встает сам, или остается валяться. Кураторы – не мифические ангелы-хранители и подтирать сопли за каждым из четырехсот учеников просто не успеют, даже если захотят. Надеюсь, это понятно?
Я кивнул. Еще бы, как тут не понять…
– Видите ли, я реалист, но при этом во мне есть нечто от идеалиста и романтика, – продолжал мужчина. – Как реалист, я понимаю, что многие из вас не выдержат обучения. Несмотря на те силы, что в вас заложены. Не все зерна прорастают даже в самой плодородной почве, не все проросшие приносят плоды. Но маленькая часть идеалиста во мне верит в вас. В каждого из трехсот шестидесяти пяти человек, которые, как я ожидаю, останутся в Проекте. В вас есть то, что нужно – здоровое упрямство и готовность идти до конца. Меня это не удивляет, а почему, поймете со временем. Могу лишь сказать, что вы и без меня знаете: все вы – улучшенная версия человека. Джинн, я слышал, тебе было интересно, что это за место? Твоя тулпа…
– Моя что? – не понял я.
– Вы называете это «фича», но издавна данное явление носит название «тулпа». Тибетские ламы умеют создавать тулпы, однако не могут их контролировать – вы научились, даже без подсказок со стороны кураторов. Так вот, твоя фича совершенно напрасно интерпретировала полученные данные как ошибочные. Мы находимся внутри искусственного сооружения, самые древние части которого были построены около ста тысяч лет назад, а пруд, который видел Фредди, появился за семьдесят тысяч лет до того, как в Палестину сослали амбициозного римского прокуратора из Понта.
– Сэр, – попытался возразить я, – но современная наука…
И тут произошло нечто, что меня напугало. Я шел чуть впереди Фредди и Призрака и мог видеть профиль нашего сопровождающего. На миг его лицо исказил гнев. F’ck, мне даже показалось, что мужчина бросится на меня, что, с учетом того, как он швырял Фредди, было мама дорогая как опасно…
Но гнев отступил, и куратор улыбнулся:
– Ах, Джинн, очень прошу, не называй это посмешище наукой. Если ты вдумчиво проанализируешь новости последних десятилетий, то поймешь, что все достижения этого времени связаны исключительно с военными технологиями. А так называемая «теоретическая», «академическая» наука со времен Эйнштейна и Планка превратилась в закостенелую схоластику. Ты хотел сказать, что кроманьонцы, наши первые предки, появились около сорока тысяч лет назад, да?
– По уточненным данным, тридцать две тысячи лет, сэр, – заметил Фредди, который, как выяснилось, внимательно слушал наш разговор. – Не так давно комиссия профессора Йельского университета систематизировала все находки, и…
– О да, и они постановили, что было именно так, – хмыкнул мужчина. – Но вот вы идете по строению, известному как Вавилонская башня, и ей – свыше ста тысяч лет.
– Это Вавилонская башня? – Оказывается, Призрак тоже все внимательно слушал. – Che cazza, мы же не в Вавилоне!
– На самом деле Вавилон из библейского текста – это не название города, а характеристика места. Бабилим, врата неба… Не скажу, почему для наших предков эта точка стала вратами неба, но для нас с вами название очень удачное. Фредди, все дело в том, что человечество долго не покидало этого материка, не имело такой нужды; когда же климат изменился и Антарктиду покрыло льдом – не знаю, почему это произошло, все случилось быстро, – люди вынуждены были искать себе новое место для жизни. Так кроманьонцы появились в Африке, в Европе…
– Madre de Dios, – вздохнул Призрак. – Не думал, что окажусь в Вавилонской башне. Тут нигде Ноев ковчег не завалялся?
Наш сопровождающий вопрос Призрака проигнорировал, а вместо этого сказал:
– Обратите внимание, какая ирония: если верить библейским сказочкам, их Бог здесь разделил языки, чтобы люди перестали понимать друг друга, а вы, когда прибыли сюда, вновь соединились. Мы с Надин обратили вспять проклятье, и теперь разные языки больше не мешают нам. Ворота в небо открыты!
Он остановился и сделал нам знак, чтобы мы тоже сделали это.
– История повторяется – наши предки, кроманьонцы, вышли отсюда, чтобы покорить всю землю. Они были новой ступенью эволюции, вы – следующая за ними ступень. И выйдете отсюда, чтобы покорить Небо. А теперь пора – думаю, в зале собраний сейчас не хватает только нас с вами, ребята.
