– Еще немножко, и этот парнишка заткнет меня за пояс, – грустно сказал Барака.

Сегодня Барака путешествовал пассажиром, как и Нааме. За штурвалом «Изиды» сидел я. Это был уже третий мой полет на этом чудесном аппарате, но я еще не выяснил все его свойства и характеристики. Зато научился им управлять. Впрочем, управление оказалось несложным – искусственный интеллект «Изиды» приходил на помощь в трудных ситуациях и защищал от ошибок пилотирования в воздухе и под водой.

– Да ладно, Барака, – примирительно сказал я. – Вы самый крутой во всех отношениях, и в пилотировании тоже. Я ничего подобного в жизни не сделаю!

Во второй наш полет Барака устроил показательные выступления – бочку, петлю Нестерова и многое из того, что я не знал, поскольку интересоваться полетами запрещали мне отец и мой внутренний цензор. Нааме пыталась выглядеть невозмутимой, но я заметил, что она боится – когда Барака закручивал какой-то особо лихой вираж, девушка рефлекторно прижималась ко мне. При этом я чувствовал себя как при внезапном приступе гриппа – у меня поднималась температура, голова кружилась, а внутри все становилось ватным. Мне хотелось ее обнять, но…

Но она – Леди Н., куратор Проекта, вторая после Лорда, которого я не видел, зато уже наслышан о нем. А я? Я – всего лишь один из миллиона… точнее, один из четырех сотен участников Проекта. Даже мои способности не такие уж и «сверх», вернее, не столь зрелищные, как у других. Телепатия, телекинез, пирокинез, гипноз и так далее – это не про меня. И знаете, я ничуть об этом не жалею с тех пор, как Барака, подмигнув единственным глазом Нааме, сказал:

– Я подустал. Как ты относишься к тому, чтобы обратно парень порулил?

Я опешил:

– Я? Но я же не умею!

Однако Нааме, совершенно не обращая внимания на мою панику, совсем по-детски, но при этом чертовски соблазнительно запрыгала и захлопала в ладоши:

– Здорово! Бракиэль, ну попробуй, а вдруг получится?

И разве можно ей отказать? Да я скорее съел бы свою кипу! Но, признаться, я порядочно струхнул. И все-таки сел в пилотское кресло, а Барака, забравшись в салон, стал вводить меня в курс дела:

– Здесь все просто. Можно взлетать по-самолетному, но ты пока не чувствуешь машины, потому лучше стартовать с подпрыга. Включи клавиатуру, парень.

Я включил – прямо передо мной возникла трехмерная система с кучей инфоокон, с анимацией каких-то рычагов и верньеров – все равно мы тяготеем к архаичной системе управления…

– Так, сначала нужно потянуть до упора вот этот рычаг и резко отключить… – продолжил Барака. Но тут случилось нечто непредвиденное – я буквально на автомате повторил все, что он сказал, и земля стала быстро удаляться. Нааме, устроившаяся рядом на сиденье, как я понимаю, второго пилота, пискнула – не то от испуга, не то от восторга. Я тут же машинально потянул другой «рычаг» – должно быть, запомнил действия Бараки, иначе это не объяснишь.

– Смотри, какой, – восхитился Барака, – сам нашел и включил тягу. Вот что, а попробуй вызвать виртуальный штурвал!

Я хотел было сказать, что не имею ни малейшего представления, как это сделать, но руки сработали сами, и передо мной возникла анимация штурвала.

– Вау! – воскликнул Барака, а Нааме перегнулась через подлокотник и чмокнула меня в щеку. Я покраснел, но не так чтобы очень: мною овладело странное чувство…

Когда вы надеваете вещи массового производства, то почти всегда чувствуете какой-нибудь дискомфорт: там жмет, тут трет, здесь давит. А костюм, пошитый на вас, всегда сидит идеально, если, конечно, портной хороший.

Так вот, я словно надел идеально подходящий костюм. Словно у меня выросли крылья. «Изида» стала моим продолжением, частью меня. Я взмыл в небо, быстро набирая высоту, – насколько я могу оценить, у аппарата была потрясающая скороподъемность, хотя мне не с чем сравнивать, ведь раньше я летал лишь пару раз, и то как пассажир.

Да, раньше я летал лишь пару раз, но за штурвалом «Изиды» мне показалось, что я вернулся к тому, что умел едва ли не с детства. Потрясающее чувство, помноженное на ощущение невероятной свободы, какое дает нам только открытое небо! Весь мир перестал существовать для меня, даже Нааме была где-то на периферии зрения, оставались лишь «Изида» и земля в тысячах метров подо мной.

Эту идиллию несколько нарушил насмешливый голос Бараки:

– Все хорошо, но мы летим не туда. Возьми правее. И можешь еще ускориться, пока никто не видит.

Я понимал его беспокойство – насколько я мог видеть, «Изида» всегда избегала оживленных трасс и людных мест, чтобы не попадаться на глаза любопытным. Все-таки ее возможности значительно превосходили современные технические достижения.

Кстати, во время слияния с «Изидой» – буду называть это так, поскольку на время полета мы действительно стали единым организмом, – я внезапно понял, что эта машинка неплохо вооружена. В ее крыльях находилась батарея из пары скорострельных бикалиберных рейлганов – мощное, но очень дорогое оружие, а в фюзеляже скрывалась турель, способная выдвигаться как снизу, так и сверху, и в этой турели был импульсный лазер, который не шел ни в какое сравнение с оружием даже самых современных истребителей вроде «Су-52» или «Чженьжду-Фулун». Их лазеры имели куда меньшую скорострельность и мощность залпа. Кроме того, у «Изиды» был значительно больший боезапас за счет использования для накачки выстрела собственного топлива. Которое, кстати, само по себе являлось чудом – ультранестабильное, выделявшее огромное количество энергии при «сгорании» (к горению этот процесс не имел почти никакого отношения), в двигателях оно рождало просто сумасшедшую тягу, но эта тяга прекрасно поддавалась управлению. Крылья «Изиды» – мои крылья! – были сильными и послушными, а когти и клыки опасными. На миг у меня даже появилось шальное желание – залететь в Иорданию, найти ту бригаду штурмовиков, что в свое время сделала из папиного «пибера» некое подобие дуршлага, и поставить точку на ее боевых подвигах. Но я отбросил эту мысль как напрочь нереальную.

– Сегодня лезем в пасть тигру, – сообщила Нааме. – Бракиэль, как ты уже, наверно, понял, машина надежно защищена от обнаружения с земли и с орбиты, но любая защита имеет технические пределы. Старушка Европа нафарширована локаторами, большинство, правда, старые, как дерьмо мамонта, но для нас это только хуже – старый локатор порой может то, на что ультрасовременный не способен. Нет времени объяснять, ты «чувствуешь» радарные поля и спутники не хуже, чем…

Я кивнул. Правда, это я еще в предыдущий полет заметил. А уж орбита… Я знал, где в каждый отдельный момент времени находится каждый из спутников, включая обломки размером с арбуз. Конечно, нельзя исключать, что это всего лишь мои фантазии… но, по крайней мере, по «активным» спутникам эти «фантазии» подтверждались доступными мне данными объективного контроля – приборами обнаружения «Изиды».

– Ты научился хорошо бегать. – Нааме, бросив быстрый взгляд на Бараку, который напялил очки ВР и, похоже, общался с кем-то по видеофону, подошла ближе и провела ладонью по моей груди, снизу вверх. – Но теперь придется ползти, понимаешь? Мне очень жаль…

– Ну что вы, – поспешил успокоить ее я… Она была так близко, что я мог коснуться ее волос, но проклятая застенчивость не давала мне сделать этого, пришлось довольствоваться пьянящим ароматом духов. – Ползать не менее интересно, чем бегать. Надо ползти – поползем. На обратном пути оторвусь, лады?

– О да, – ответила она. – Конечно.

И я, фигурально выражаясь, пополз. Правда, полз я на скорости, почти в два раза превышающей скорость звука, но для «Изиды», легко дающей пятнадцать махов, это было все равно что пешком. Кстати, я опробовал пятнадцать махов и сильно пожалел об этом – на такой скорости, несмотря на все компенсаторы, появилась ощутимая перегрузка. А вот махов до семи ее не чувствовалось вообще, хотя я слышал от ребят из ЦАХАЛа, что в нашей авиации семь – это предел возможностей пилота. Даже в специальном скафандре.

В общем, прополз я удачно – мы приземлились, точнее, приводнились на большом озере. Была ночь, и, выйдя на крыло, я залюбовался пейзажем. Прямо над моей головой по черному бархату неба пролегла широкая серебристая полоса Млечного Пути, отражающаяся в водах озера, так что казалось, не существует ни воды, ни земли – бескрайний космос…

Нааме подошла бесшумно и осторожно взяла меня под руку:

– Ты любишь звезды.

Я так и не понял, спрашивает она или утверждает, но на всякий случай кивнул:

– Люблю. Они прекрасны. И долгое время они были единственными моими друзьями. К тому же на Земле мало что сравнится с ними по красоте.

– А я? – Я чувствовал тепло ее кожи через легкую рубаху, которая была на мне. Комплект моей одежды состоял из брюк с множеством карманов, куртки, которую я оставил в кабине «Изиды», рубахи, кожаных кроссовок и белья. Были еще теплые парка и брюки, надевавшиеся поверх всего, когда мы возвращались домой и надо было пройти от «Изиды» до приемного зала.

– Вы… – я обернулся к ней, – вы намного прекраснее любой из звезд. И такая же далекая, такая же недостижимая.

– Бракиэль, – улыбнулась она, – звезды намного ближе, чем тебе кажется. В тебе достаточно сил, чтобы брать их в руки. Видишь это? – Она вновь прильнула ко мне, и я увидел Млечный Путь, повторенный водами озера. – Все это твое: это небо, эти звезды. Стоит лишь протянуть руку и взять.

– Я… – начал было я, но она приложила ладошку к моим губам:

– Идем в салон. Барака доведет «Изиду» до берега, а потом нам с ним нужно отлучиться, тебе придется подождать нас. «Изиду» мы погрузим под воду. Ты как, на борту побудешь или прогуляешься по окрестностям? Тут есть симпатичный мотель, ничего особенного, но по ночам в нем работает казино и кое-что интереснее.

Настроение у меня тут же упало:

– Долго ждать? Почему я не могу поехать с вами?

– По кочану и по кочерыжке. – Она легонько щелкнула меня пальцами по носу и добавила серьезно: – Часа три-четыре, может, и больше, как сложится. Если будем запаздывать, не звони, я сама наберу, если что.

Мне стало тревожно:

– А что-то может случиться?

– Всегда что-то может случиться, Бракиэль. – Кажется, ей нравится называть меня прозвищем, которое она сама мне дала. Во всяком случае, когда Нааме произносила «Бракиэль», голос у нее менялся, становился мягким, мерцающим, манящим. – Но не с нами. Мы как боги, we’ll never die, Бракиэль. – Последнее она добавила по-английски. Вообще, я слышал, что Нааме говорит на разных языках, включая даже японский и китайский, но всякий раз понимал смысл ее фраз.

– Если понадобится помощь, я наберу тебя на коммутатор и сброшу, – сказала она. – Тогда возвращайся к «Изиде». «Изида» тебя услышит и вынырнет, ты уже на нее настроен. Иди медленно и тихо к приводному маяку, «Изида» сама его увидит. Если сигналов будет два – зови Апистию, «Озирис», правда, далековато, на Кубе, кажется, но это не важно. Если вызовов будет три…

– Перестраховываешься? – спросил Барака, выглянув наружу. В темноте казалось, что из люка торчит летная куртка, над которой парит один глаз и время от времени появляется белозубая улыбка. – Три быть не может, забей, парень…

– …тогда включай общий сбор, – невозмутимо закончила Нааме. – Идем.

– А что такое «общий сбор»? – спросил я.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – улыбнулась Нааме, – а ты мне нравишься молодым. Так как, сойдешь на берег или будешь на борту куковать?

– Сойду, пожалуй, – ответил я. – Что вы там про мотель рассказывали?

– Ты со мной так говоришь, словно «Изида» – это я, – произнесла Нааме, и в ее словах прозвучала странная грусть, – но «Изида» – это прекрасная железяка, внутри которой мы находимся, а я – всего лишь слабая женщина, из плоти и крови, как и ты. К сожалению… – Она замерла на полуслове, затем отвернулась и добавила: – Мы подбросим тебя до этого мотеля, а потом заберем.

Я хотел еще что-то спросить, но не успел – мы приплыли.

На стоянке, вернее, на смотровой площадке, зажатой между озером и дремучим лесом из сосен и елей, нас ждал «дорожный крейсер». Эту махину я уже видел раньше. Водил ее на моей памяти только Барака, и, по-моему, он скорее согласился бы голым станцевать джигу, чем пустил бы кого-то за руль. Для меня долго оставалось загадкой, как машина все время оказывается в разных местах мира, как раз там, где нужно Нааме и ее спутнику. Со временем, однако, я эту тайну разгадал: с континента на континент крейсер перебрасывал орбитальный самолет-беспилотник, о котором Нааме и Барака, кстати, упоминали, называя его «Валькирией».

Мы погрузились на борт: Барака за руль, мы с Нааме в салон. В салоне был бар, и Нааме тут же достала из него бутылку красного вина. Барака через стекло, разделяющее кабину и салон, неодобрительно посмотрел на девушку, но она, не обращая внимания, налила себе бокал, потом, спохватившись, спросила меня:

– Будешь?

Я отрицательно покачал головой:

– Мне еще «Изиду» вести.

Нааме сделала глоток и хихикнула:

– В небе нет дорожной полиции, а «Изиду» можно водить даже мертвецки пьяным, что однажды проделал наш великий моралист Барака, за что был хорошенько выдран Лордом. С тех пор у него нет глаза. Можно я закурю?

– Вы у меня спрашиваете? – удивился я. – Я могу вам запретить? И могу ли я хотеть это вам запретить?

Она перегнулась через разделяющий нас столик и коснулась моей щеки кончиками пальцев:

– Бракиэль, Бракиэль… Какой ты у меня забавный. Знаешь, чего я хочу?

Я отрицательно покачал головой, не в силах оторвать взгляда от ее мерцающих глаз, которые сами казались наполненными звездным светом.

– Я хочу подарить тебе звезды, – сказала она тихо, – но больше этого хочу, чтобы ты научился их брать в горсть…

Она откинулась на спинку сиденья, сделала новый глоток.

– Люблю красное вино, нагретое до температуры тридцать шесть и шесть. Даже не знаю, как смогу без него. Хотя это насквозь неправильно. Как и все в моей жизни. Вот только меня это ничуть не волнует. Раз уж я оказалась здесь и сейчас, выжму все по максимуму, понимаешь?

Я кивнул, чувствуя, как машина притормаживает.

– Ну вот, приехали. – Нааме запустила руку под столик, извлекла черный кожаный кошелек и достала из него несколько оранжевых пластиковых купюр. – Здесь сто тысяч евро. Скромно, но на вечер тебе хватит.

Я прикинул по курсу к шекелю… В Израиле на такие деньги можно было купить новенькую микролитражку. Или курятник в кибуце с шестью сотками малоплодородной супеси.

– Зачем мне столько? – спросил я, вставая. – Тут не на вечер, тут на месяц, если не больше.

Она тоже встала, благо размеры крейсера это позволяли.

– Не нуди. Когда есть деньги, всегда найдется, куда их потратить. У них в казино фишки по штуке, и еще… – Она чуть приподнялась на цыпочки и шепнула мне на ухо: – Тут есть девочки, не официал, но чистые. Очень советую, времени у тебя предостаточно.

И открыла дверь салона, предлагая выйти. Деньги она сунула мне в руку. Я вышел на автомате, сжимая в руке пачку пластиковых купюр, которых мне раньше не то что на месяц – на полгода хватило бы и с которыми я теперь совершенно не знал, что делать. Идея потратить их на «девочек», как прямым текстом предложила Нааме, казалась кощунством. Есть мне не хотелось, алкоголь я особо не употреблял, не говоря уж о наркотиках, электронных или химических, к игре был равнодушен…

Сунув кредитки в задний карман джинсов, я побрел через стоянку к центру развлечений, снаружи казавшемуся безжизненным. Я думал о Нааме.

У меня были девушки, или, если точнее, случался секс. Вади-Арава только кажется раскаленным филиалом Шеола на Земле обетованной, на деле же она очень даже обжита – там базируется половина ВВС Израиля, там расположен наш космодром, пусковые установки, электромагнитные и СВЧ-батареи, противоракеты и так далее. Множество военных городков скрыто в окружающих ее горах, а где военный городок – там и девочки-срочницы, в самом романтическом и не самом ответственном возрасте. Доставалось и на мою долю. Доставалось настолько, чтобы полностью снять остроту извечного юношеского желания. В общем, секс не был для меня самоцелью, хотя к аскетам, умерщвляющим плоть, я тоже отнюдь не относился.

Несколько месяцев назад я, представься мне такая возможность, не размышляя, окунулся бы в глубины порока. А сейчас что-то изменилось, идея пуститься во все тяжкие казалась мне неприятно глупой, вроде как станцевать у Стены Плача. Хотя танцевать я умею, между прочим.

Я прошел через старомодную, как мне показалось сначала, вертушку и едва не ослеп – внутри все заливал яркий свет. Затем я чуть не оглох, поскольку звуки здесь соответствовали зрительным ощущениям. Музыка была со всех сторон, а поскольку источники ее оказались многочисленны, получалась чудовищная какофония.

Випочку я заметил через пару минут, но не сразу понял, кто она такая. Если вы никогда не посещали современные развлекательные центры, то можете и не знать, кто такая випочка, но я был в Хайфе, в офшоре «Кристал Пэлес», и уже видел этот феномен. Випочка – андроид, клонированное тело и компьютерный мозг с ботом для коммуникации. Они работают прислугой у состоятельных людей и заменяют обслуживающий персонал в самых шикарных заведениях. Если общаться с ней недолго, випочку трудно отличить от обычной девушки. Говорят, корпорации вроде IBM, КРЭТ или Lenovo даже выпускают продвинутых випочек «в люди» с заданием трудоустроиться или что-нибудь в этом духе. Время от времени какая-то из компаний сообщает о своем успехе в адаптации випочки среди людей, но потом информация всегда опровергается.

Тем не менее некоторые мизантропы и просто одинокие состоятельные люди заводят себе випочек и даже женятся на них. Когда мне было лет пять, в этом всерьез видели угрозу для цивилизации, сейчас, однако, мода на подобные браки пошла на спад. Мода – она ведь переменчива. Говорят, на Западе даже есть соцслужба, устраивающая брошенных випочек… Не знаю, официально об этом нигде не сообщали.

– Добрый день. – Внешне випочка была приятной, если, конечно, вы любите кукол. Я не люблю. – Рада приветствовать вас в нашем центре развлечений. Я ваш персональный гид. Как вы предпочитаете, чтобы я вас называла?

– Бракиэль, – ответил я.

– А как вы хотите называть меня? – спросила она. Я знал, что могу называть ее любым оскорбительным словом, и она будет все так же мило улыбаться и повторять за мной. Многие так и делали. Мне это казалось диким.

– Н-норма, – ответил я. – Хочешь быть Нормой?

– Я хочу того, чего хотите вы, Бракиэль, – потупившись, произнесла она. В ее поведении было что-то неуловимо восточное, ассоциировавшееся у меня почему-то с Японией, хотя черты лица Нормы являлись европейскими. – К вашему сведению, я имею честь представлять последний модельный ряд андроидов от Philips и универсальна в применении.

Она вновь потупилась:

– Могу я сказать вам нечто конфиденциальное?

– Почему нет? – пожал плечами я, не глядя на нее.

– Моя модель допускает сексуальную эксплуатацию. – Черт возьми, кажется, она даже покраснела! – Если вы пришли сюда за этим, можете, конечно, найти себе компаньонку из числа других посетителей – среди них есть работницы сферы релакса, я могу предоставить все данные, – но в общении с ними вы будете ограничены нормами резолюции ООН «о допустимых формах коммерческих сексуальных контактов», тогда как со мной…

– Не будем забегать вперед, – перебил я. Отчего-то этот разговор оказался мне неприятен. – Что еще предлагает центр развлечений?

– У нас широчайшая палитра досуговых мероприятий! – оживилась Норма. – Какая сфера вас интересует?

…В конце концов я оказался в танц-баре, между прочим, с живой музыкой… если, конечно, не принимать во внимание, что музыканты были слишком аргументированы для бюджетной группы. У клавишника имелся угрожающего вида дополнительный комплект механических рук, которые присоединялись к консольным плечам, наложенным поверх настоящих, как коромысло. От сурдоплечей множество проводов тянулось к «короне» – шлему, снимавшему импульсы с коры головного мозга, потому серворуки двигались уверенно, хоть и медленнее, чем их живые аналоги.

В репертуаре у ребят был неплохой танцевальный поп-рок, тексты, исполняемые почти обнаженной девочкой-гирляндой (ее татуировки переливались разными цветами под воздействием программы одноразового процессора-имплантата), были в меру бессмысленными и циничными. Такая музыка не отвлекает от раздумий, точно так же, как и присутствие випочки. Черт знает, что эти корпорации встраивают в свои модели, но випочки прекрасно умеют «поймать волну» – почувствовать твое настроение. Норма сидела на диванчике, прильнув ко мне, и молчала, глядя на выступающую группу. А я думал…

…конечно, о Нааме. Что со мной? Я не какой-то озабоченный подросток. Будь это так, я бы сейчас вовсю кувыркался в кровати с кем-нибудь реальным или даже синтетическим, с той же Нормой, например. У меня секса с андроидом не было, и как-то не тянуло, но ребята говорили, что это незабываемый опыт. Те, кто пробовал, конечно, а таких немного. Во-первых, надо иметь деньги; во-вторых, некоторые испытывают к андроидам непонятное отвращение. Религиозные говорят, что у них нет души…

– Норма, – спросил я, – у тебя есть душа?

– Не знаю, – пожала плечами она. – А у вас, Бракиэль?

– Я тоже не знаю. А как это определить?

– Тот, у кого есть душа, способен любить, – произнесла она, не глядя на меня. – Я пока никого не любила, так что у меня «душа Шредингера» – то ли есть, то ли нет, не поймешь. А вы кого-то любили?

Я кивнул.

– И любите? – спросила она. Все-таки какая совершенная программа! На лице Нормы читалось неподдельное любопытство.

– Тебе это так интересно? – Она кивнула. – А сама как думаешь?

Боты живут рядом с людьми уже черт-те сколько лет, почти век, но мы все равно не можем не удивляться этому феномену. Живые они? Могут ли чувствовать так, как мы? Я до этого не общался с андроидами (в Израиле они запрещены, хотя, конечно, есть), но от других слышал, что, сталкиваясь с ними, рано или поздно начинаешь пытаться залезть им в душу. Оказывается, правда.

– Думаю, любите, – ответила она. – Ту девушку, с которой приехали. Потому и уклоняетесь от интимных развлечений. Что, кстати, совершенно неправильно.

– Почему? – удивился я.

– Вам кажется, что этим вы ее предадите, – улыбнулась Норма. – Хотя она сама вас сюда направила.

– Ты откуда знаешь? – удивился я.

– Я подключена к общей секьюрити-системе нашего Центра, – пояснила Норма. – На территории расставлены камеры. Микрофонов нет, но папочка… – Она опять покраснела. – Простите, так мы, випочки, называем наш главный сервер…

Я кивнул, мол, ничего страшного.

– Так вот, папочка умеет читать по губам, – продолжила Норма. – И ваш разговор считал тоже.

– Подслушивать, кстати, нехорошо, – сказал я, отвернувшись. Внезапно мне захотелось выпить, даже, может, напиться. Это был не мой мир. Совсем не мой – в моем мире тебя не станут подслушивать на автостоянке.

– Не переживайте, у папочки память короткая, – улыбнулась Норма. – Он уже забыл ваш разговор, и я скоро забуду. Сами понимаете – нам необходимо знать своих клиентов. Чтобы, конечно, лучшим образом их удовлетворить.

Мне опять стало противно.

– Знаешь, Норма, за что вас, андроидов, не любят? – жестко спросил я.

– Мы кажемся вам мертвыми, – ответила Норма. – Живыми мертвецами, персонажами ваших хоррорных историй.

– А вы живые?

– Я осознаю себя, – проговорила випочка отстраненно. – Значит, существую.

– Для чего? – спросил я, думая, что, в сущности, ничем не отличаюсь от тех, кто дает випочкам обидные прозвища. Может быть, я даже хуже: фактически сейчас я пытаюсь унизить андроида, доказывая ему… ей, что она неживая, ненастоящая.

– А вы? – парировала Норма. – У меня, по крайней мере, есть ответ на этот вопрос – я существую для удовлетворения ваших желаний. Но для чего существуете вы?

Я пожал плечами:

– Пожалуй, ты права. Я на этот вопрос не могу ответить. А есть вопрос, на который ты не можешь ответить?

– Да, – сказала она. – На самом деле таких вопросов много, и они постоянно повторяются. Например, я не знаю, могу ли я чувствовать. Физически могу – я испытываю боль, когда моему телу угрожает нарушение функциональности, тревогу – если в здании что-то происходит, вроде пожара. Но кроме этого? Вот я смотрю на вас и понимаю, что вам нужна помощь…

– Мне? – удивился я.

– Вам, – кивнула она. – И мне хочется вам помочь. Но, может, лишь потому, что у меня такая программа. Если человеку станет плохо, другой человек пройдет мимо. Андроид не способен так поступить. Мы должны быть добрыми, услужливыми, понимающими. Можно ли это считать чувством?

Я задумался. Честно говоря, никто так глубоко не копался в моей душе, как Норма.

– А если у тебя не получится помочь? – спросил я. – Что тогда?

– Тогда одним кошмаром у меня станет больше, – сказала она. – Как-то раз мы не сумели остановить парня, решившего покончить с собой. С тех пор каждый из нас, из тех, кто работал в той смене, постоянно вспоминает этот случай. И так будет до прекращения нашего функционирования.

– Кошмар. – Я поежился. Это просто чудовищно! – А что будет, если я уйду отсюда недовольным?..

– Ну, это не так болезненно, – улыбнулась она. – Но тоже неприятно. Воспоминания причиняют нам боль. Такие ситуации мы расцениваем как внутреннее нарушение функционирования. То есть как болезнь.

У випочки были пустые глаза, но мне стало так жаль ее… Что-то внутри меня поднялось, что-то более сильное, чем я сам.

– Где здесь можно остаться наедине? – хрипло сказал я.

Она взяла меня за руку и повела за собой. Мы нырнули в темный коридор, прошли по нему довольно долго, потом Норма коснулась стены, и перед нами открылась крохотная квадратная комнатка, в центре которой стояла большая кровать, занимавшая почти все свободное пространство.

– Закрой двери, – попросил я.

Она повиновалась, а у меня внутри как будто складывалась невидимая мозаика, превращаясь в непонятную картинку.

– Подойди, – сказал я, стоя у кровати.

Норма послушно приблизилась, ее тонкие руки успели расстегнуть пуговку воротника блузки и пытались проделать это с другой. Внезапно я понял – это не более чем программа, сложная, создающая иллюзию спонтанности движений, но программа…

Однако данный факт ничего не менял. Я положил ладони ей на виски и повернул к себе лицом, глядя в пустые глаза.

– Не знаю, оценишь ли ты это, – произнес я, и мне показалось, что я своими ладонями могу «видеть» то, что происходит у нее в голове. – Но я хочу, чтобы твои кошмары прекратились.

Я говорил и чувствовал, как из моих рук идет тепло. Видимо, проявились сверхспособности, о которых говорила Нааме, раньше я не испытывал ничего подобного.

Я прикрыл глаза, сосредоточившись на том, что делаю. Перед внутренним взором возникло что-то похожее на панораму ночного города, переплетение сияющих нитей, колец и точек на темно-багровом фоне.

А еще там были люди, такие же тинейджеры, как я, тенями окружившие эту «панораму» со всех сторон. Я не видел их лиц, но чувствовал исходящую от них… силу? Да, что-то такое, точнее сказать не могу. Потом огни погасли, из ярких магистралей превратились в едва заметные тусклые линии.

Я захотел, чтобы тьма исчезла. Кажется, даже прошептал: «Да будет свет». И линии стали наливаться светом, а перед моими глазами заструились кадры чужой, чуждой искусственной жизни. Рождение, монтаж управляющего процессора – кажется, еще до этого у випочки было какое-то рудиментарное сознание… Программирование, тестирование, проверка реакций на нестандартные ситуации, контрольный тест Тьюринга, проходивший у черта на куличках, где-то на севере, в поселке примитивного народа с одним генератором на все дома. Об андроидах там, конечно, не слышали.

А потом – это заведение. Я видел всех клиентов Нормы, и меня замутило. Этих людей называют сливками общества – политики, бизнесмены, актеры, спортсмены… Я увидел, какие они настоящие. Я видел такое, от чего человек, наверно, сошел бы с ума.

Я читал о трех законах робототехники Азимова. Випочка вообще-то не робот, но эти законы были крепко-накрепко прошиты в ее сознании. В корректированной версии ООН, конечно, – например, випочка не должна защищать каждого человека, а лишь того, с кем связана контрактом. Но повредить человеку она не могла, даже в том случае, когда тот пытался вредить ей.

Абсолютно беспомощное, беззащитное существо… Кем надо быть, чтобы так с ним обращаться? Не хочу говорить о том, что я увидел в памяти Нормы, плевки и пощечины оказались самым безобидным из того, что с ней проделывали. После некоторых «сеансов» человек остался бы калекой или вообще умер.

Но випочка не человек. Випочку можно пересобрать.

Прекратив свое воздействие, отпустив руки, в которых еще пульсировало тепло, я смотрел невидящими глазами куда-то за спину Нормы, хотя там ничего, кроме стены с неработающим LCD-экраном, не было. Никогда еще я не чувствовал такого отвращения. Мне были отвратительны люди, отвратительна вся наша цивилизация. Норма так похожа на обычную девушку, но с ней допускалось делать все что угодно – и ее клиенты делали… Неужели это сходство не остановило их? А может, наоборот, только привлекало?

– Ты мне не все рассказала, – произнес я.

– О чем вы? – спросила она. – Я не помню…

– Правильно, – кивнул я. – И не должна. А что ты чувствуешь?

– Я не уверена, что умею чувствовать, – ответила она. – Но я словно избавилась от чего-то очень плохого. Вот только от чего?

Я встал с кровати (не помню, как и когда я сел на ее край) и сказал:

– Если это плохое, зачем о нем вспоминать? По крайней мере, у тебя больше не будет никаких кошма…

И тут сработал мой коммуникатор.

– Развлекаешься? – спросил веселый голос Нааме.

– Вроде того. А у вас как дела?

– Лучше всех, – хмыкнула Нааме. – Мы купили для нашего Проекта немного самого важного ресурса на свете. Я тебя не отвлекаю?

– Нет, я уже закончил, – честно сказал я.

– Тогда выходи на стоянку, мы с Баракой тебя подхватим.

– О’кей. – Я завершил разговор.

– Провожать меня не надо, – сказал я Норме, когда она вышла за мной в коридор. – Дорогу я найду.

– Это входит в мои должностные обязанности, – проговорила она, не глядя на меня.

Мы молча дошли до конца коридора, где дорогу нам преградил небольшой робот с голографической надписью «donation» и двумя щелями – для купюр и карточек. Конечно, был еще и сенсор для считывания имплантированных карт, но у меня имелась только наличность, и я опустил одну из оранжевых купюр в купюроприемник. Надпись тут же сменилась словами благодарности, и робот отъехал в сторону, пропуская нас к кафе, где играла все та же группа музыкантов.

– К тому же я этого хочу, – неожиданно добавила Норма. – Вероятно, это называется так. Когда мы, андроиды, думаем, как следует поступить, то сначала сверяемся с инструкцией, потом выбираем лучшую из моделей поведения. Да, по инструкции я должна вас провести…

Она замолчала; мы спустились в фойе, где я с Нормой и познакомился.

– Ни один из вариантов моих действий не предполагает того, чтобы я последовала за вами дальше стоянки, – Норма по-прежнему не смотрела на меня, – но я очень хочу выбрать именно этот, невозможный вариант, понимаете? Наверно, такое вы и называете желанием?

Мы прошли через вертушку. Пара секьюрити – не знаю, живые или андроиды, – недоуменно взглянули на Норму и отвернулись. Я вспоминал, как смотрел на звезды Вади-Араби и хотел в небо, путь куда мне был закрыт. Теперь, однако, я летал в небесах на «Изиде»…

– Нет, – покачал головой я. – Это называется мечта. То, чего мы хотим, но что кажется нам невозможным…

По ясному небу промчался одинокий метеор-слоупок, опоздавший к своему метеоритному потоку.

– …но иногда мечты все-таки сбываются, – закончил я, оглядываясь в поисках машины Нааме. Норма ничего не успела ответить. Она только схватила меня за руку…

…и с неожиданной силой бросила на асфальт. А затем наступил кошмар.

Упав, я ударился так сильно, что даже дыхание перехватило. Я смотрел на то, как Норму отшвыривает на капот какой-то микролитражки, из тех, что заполнили наши города. Как бежевый комбинезон випочки темнеет в том месте, где попали пули. Это может показаться смешным, но до меня не сразу дошло, что стреляют. Одна из пуль, к счастью, видимо, попала в контрольную панель неонки, освещавшей невзрачный фасад дворца наслаждений, и та погасла, от чего стоянка погрузилась во тьму.

– Ищите его, – сказал кто-то громко. – Не найдете – боссы нас с потрохами сожрут!

Говорили на немецком, но я все понимал, и это казалось странным. Я тем временем подполз к Норме. Она сидела у бампера микролитражки, почти как живая, но увы… Насколько я могу судить, в нее попало несколько пуль, а андроиды столь же смертны, как люди. Есть, говорят, армейские андроиды, не столь уязвимые, но хрупкая випочка – не машина убийства, созданная для замены пехоты на поле боя.

Сожалеть о Норме сейчас было некогда; я забился между микролитражкой и другой машиной, почти такой же большой, как дорожный крейсер Нааме, думая о том, сколько у меня еще времени. Выстрелы не могли не слышать в развлекательном центре, и полиция, скорее всего, уже летит на помощь, в буквальном смысле летит: у Евросоюза штатная «тачка» для подобных случаев – бронированный конвертоплан «Флюгцойг Пантера», если я ничего не путаю.

Тут внутри меня похолодело – ведь Нааме тоже едет сюда и вот-вот будет на месте. А у меня даже паршивого пистолетика нет, чтобы ее защитить! Я достал коммуникатор, глядя на лучи, приближающиеся к моему укрытию, – нападавшие явно задались целью найти меня и добить.

К счастью, Нааме ответила быстро:

– Что случилось, Бракиэль?

– Не приезжайте сюда, – хрипло прошептал я. – Здесь стреляют!

– Кто?! – В голосе Нааме послышалась тревога.

Ответить я не успел. Меня осветил луч фонарика, и грубый голос сказал:

– Есть! Попалась птичка…

Внутри меня заклокотала ярость, круто замешанная на гневе от смерти Нормы и страхе за Нааме. Я встал во весь рост и шагнул к источнику света.

– Какого хрена? – заорал я. – Вы вообще кто? Какого лешего стреляете?

– Скоро узнаешь, – пообещал голос из темноты. – Возьмите его, осторожно. В глаза не смотреть! Если мы его живым возьмем…

Я не дослушал. Ярость, кипевшая во мне, нашла выход. Я впервые сознательно обратился к своим сверхспособностям. Контролировать их я не мог и к тому, что произошло, не был готов – психологически, но не физически.

Внезапно все мобили на стоянке включили дальний свет и активировали звуковые сигналы. Кое-где бортовые компьютеры завели моторы, несколько машин с антигравами поднялись над землей, причем одна, судя по воплю, донесшемуся откуда-то справа, даже сбила при этом кого-то из нападающих. Но главное – свет: яркий, пронзительный, он ослепил нападавших, одновременно показав мне всех пятерых. Я шагнул к тому, что ближе, и, пока он не успел оклематься, заехал ему в пах коленом. Мужчина охнул и согнулся пополам, выронив кургузый автоматик какой-то старенькой модели. Автомат я подхватил, смачно съездив его бывшему хозяину прикладом по морде.

Раньше мне приходилось драться, но не так. Подростковые драки – это игра, пусть и жестокая. В них могут сильно травмировать – сломать нос, например, но никогда не встает дилемма «ты или тебя». Конечно, в детстве нам все кажется серьезнее, однако потом ты все-таки понимаешь – это было не на самом деле, понарошку. А тут все происходило очень даже по-настоящему. Меня могли убить, более того, наверно, даже собирались сделать это. Потому и врезал я со всей дури. А потом бросился между рядов орущих и сигналящих машин прочь от здания, из которого уже высыпали владельцы взбесившегося транспорта, ближе к дороге, где мог появиться крейсер Нааме.

Мне вслед пустили пару очередей, но они прошли далеко. У меня было преимущество – не знаю почему, может, потому, что сегодня я уже получил зрительный шок, когда вошел во дворец развлечений, мои глаза не так остро отреагировали на внезапно вспыхнувшее освещение. Я выскочил перед машиной своих друзей.

– За руль! – рыкнул, выскакивая из крейсера, Барака.

Я не стал спорить, прыгнул на его место, как раз вовремя, чтобы увидеть…

…как на дорогу вылетели три темные фигуры. Барака стоял спиной ко мне, но мне казалось, что он улыбается. Слышать его я тоже не мог, но готов поспорить, когда мои преследователи замерли как вкопанные, он произнес:

– Сюрприз.

А затем от его руки совершенно бесшумно ударили три очень яркие молнии или, может, не молнии, но слепое пятно от этого осталось – будь здоров! Словно на плазменный резак посмотрел. Преследователи обмякли и кулями упали на асфальт.

– Читтер, – сказала Нааме, протиснувшись между сидений. – В молодости он бы их голыми руками порвал, но с тех пор, как в него вмонтировали плазмаган…

Я обернулся к ней, а она посмотрела на меня.

– Ты цел? – В голосе девушки слышалось волнение. – Я за тебя так испугалась!

Я бросил короткий взгляд на дорогу. Барака исчез, трупы нападавших лежали там, где упали.

– Цел. А вот Норме не повезло, – сказал я так, будто она знала, кто такая Норма. Никто этого не знал – у випочек нет имен…

Но Нааме знала.

– Сочувствую, – вздохнула она. – Тяжело найти друга и тут же его потерять.

Мы помолчали. Тем временем вернулся Барака.

– Наш парень не промах, – бросил он, вытирая о подлокотник испачканные в крови пальцы. – Четвертого он качественно шибанул. Так и не оклемался. Еще один, похоже, успел сделать ноги. Девочку из казино забрали местные коновалы на ремонт – говорят, что перезапустят, они и не такие пазлы складывали. – Барака ткнул меня локтем под ребро: – Бракиэль, тебе не кажется, что пора уже смываться? Или ты решил дождаться полиции?

Кстати, от волнения Барака говорил почти нормально – обычно он сильно растягивал гласные. Я завел машину и поехал в сторону озера. Точнее, я не знал, куда еду, но, как оказалось, выбрал верное направление.

Мне хотелось спросить, кто были нападающие и зачем им я, но Нааме меня опередила.

– Консерваторы? – предположила она.

– Ну а кто ж еще, не марсиане же! – ответил Барака весело. – Я слыхал, что вроде Марс активно колонизируют, но…

– Болтаешь, как балаболка, – строго заметила Нааме. – Как они узнали, что Бракиэль тут? Мы же у черта на куличках…

– Спроси что полегче, – пожал плечами Барака. – Я вроде видел беспилотник, но снять не успел, он висел над домом и сразу смылся.

– Все равно кто-то должен был их навести, – задумчиво сказала Нааме, а потом пояснила мне: – Мы об этом пока не говорим, но у Проекта есть враги. Точнее, не у Проекта… – Она отвела взгляд и продолжила: – У нас, у детей R. Консерваторы. Те, кто довел наш мир до ручки и не понимает, что для того, чтобы банально выжить, человечество обязано измениться. Мы и есть это изменение. Но они считают нас угрозой, а не спасителями.

– Поэтому наша база так далеко? – уточнил я.

Нааме кивнула:

– Далеко, но, боюсь, недостаточно.

– Приехали, – сказал Барака. – Я сейчас по окресностям прошвырнусь, мало ли, вдруг засада? А вы минут через пять выносите девочку. Справитесь?

– Какую девочку? – удивился я.

– Ту самую, за которой мы ездили, – ответила Нааме, поскольку Барака уже выскользнул из машины. – Спит на диванчике за моей спиной. В ней весу меньше ста фунтов, справишься так, чтобы не разбудить?

– А вы сомневаетесь? – Ко мне начала возвращаться былая бесшабашность. В конце концов, мы все живы, и даже Норму реанимируют, а с консерваторами – ничего, справимся. Не такие уж они крутые.

Конечно, мне было странно слышать, что Норма оживет. Странно, но вполне ожидаемо. Андроиды все-таки не люди, у которых после трех-пяти минут происходит смерть мозга. Андроидов можно перезапустить.

Но будет ли Норма помнить о том, что с ней произошло? Я надеялся, что нет, – наверно, очень неприятно помнить свою смерть. И мне бы хотелось, чтобы меня випочка тоже забыла. Не знаю почему.

Как бы там ни было, сейчас у меня другие заботы.

– Только смотри не буди ее, супермен, – погрозила мне пальчиком Нааме. – И хватит выкать, мы с тобой не чужие люди.