Тринадцать месяцев спустя

Мы направляемся вдоль берега к утесам, в которых море проделало расселины и небольшие пещеры. Летом здесь неприятно пахнет затхлостью, но после зимних штормов остается только аромат свежих водорослей и соленой воды. Мы останавливаемся, укрываясь от ветра. Тэд достает из смятой пачки сигарету, наклоняется прикурить. Дым сигареты «Житан» моментально воскрешает в моей памяти забытые картины смятых простыней, брошенных на пол книг и конспектов. Время, когда мы занимались любовью после занятий. Он снова закурил? Может быть, курит Бет, хотя это не соответствует ее образу, который я создала. Наверное, они курят после секса, как это делали мы. Эти мысли возникают у меня и парят некоторое время над тревогой, а потом растворяются в ней.

– Так почему ты ничего мне не рассказал, Тэд? – снова спрашиваю я.

Он отвечает не сразу, вначале затягивается сигаретой.

– Я обещал ей не говорить.

– Но ты мог рассказать мне по секрету.

Тэд пожимает плечами. Дым щиплет мне глаза, я отворачиваюсь.

– Нельзя было предугадать, как ты поступишь, – отвечает он. – Конечно, я знал, что полицию ты впутывать не станешь, но…

Я выпрямляюсь. Ветер подхватывает мои волосы, их приходится придерживать.

– Какая, к черту, полиция! Я ее вообще никогда не наказывала. Да она и вела себя всегда безупречно, даже маленькая.

– Вот именно. Потому и боялась тебя разочаровать. Проще было соврать.

То есть, куда ни поверни, всюду я виновата. Ветер усиливается, пора уходить.

Тэд идет рядом, прикрывая ладонью сигарету.

– Но теперь, когда ее нет, – кричу я, перекрывая шум волн, – зачем было скрывать?

Он, не замедляя шага, кладет руку мне на плечо.

– У тебя и так печалей было достаточно. К тому же после того случая больше ни один флакончик кетамина не пропал. – Он спотыкается и крепко сжимает мое плечо. – Я считал, что инцидент исчерпан.

Чайки летят к острову. Надвигается шторм, темные тучи простираются до самого горизонта. Мы идем по дорожке мимо церковного кладбища.

Действительно, зачем мне надо было это знать? Чтобы известить полицию? В газетах тут же появились бы заголовки: «Из семьи врачей сбежала дочь-наркоманка», и после этого Наоми не вернулась бы домой, даже если бы могла. Они и так из всех фотографий выбрали ту, где ей вручают приз на соревнованиях по плаванию. Она была очень хороша в купальном костюме, а газеты с такими картинками лучше раскупают. Но, с другой стороны, этот случай с кетамином, возможно, помог бы полиции ее найти.

Я ускоряю шаг, словно пытаюсь наверстать упущенное время. Рука Тэда соскальзывает с моего плеча. Осенью дорожка вдоль кладбища вязкая от раздавленных грушевидных плодов тиса, которые падают с низко свисающих ветвей, а сейчас здесь скользко от льда.

Начинается дождь, но мы почти у дома. Мэри кормит кур. Мы проходим мимо ее калитки, и она нам машет. Я машу в ответ.

У двери под навесом Тэд с виноватым видом трогает мою руку.

– Как раз в то время, когда я нашел в ее сумке флакончики, на меня свалилась куча неприятностей. Неудачная операция на позвоночнике девочки грозила судом, следом поднялся шум по поводу истории со стволовыми клетками, и мне приходилось постоянно мотаться в Швецию. Понимаешь, я забыл об этом чертовом кетамине. А мне нужно было как следует ее расспросить.

В доме нас встречает сонный Берти, тычется влажным носом нам в ноги. Я наклоняюсь его погладить, потом хожу по кухне, не находя себе места. Тэд раздевается, включает чайник.

Я поворачиваюсь к нему:

– А что ты надеялся у нее узнать?

– Насчет приятелей. Это могли быть не школьники, а кто угодно.

Я вдруг вспомнила про Эда.

– А с Эдом это как-то могло быть связано?

– Нет. Он принимал наркотики, а Наоми их просто… воровала.

– Но он тоже воровал.

Тэд подвигает ко мне через стол кружку с чаем.

– Это просто совпадение. Да, они оба воровали, но по разным причинам.

А может быть, и не совпадение?

– Я думаю, она тогда сказала мне правду, – продолжает Тэд, глотнув чая. – Один раз стащила кетамин для приятелей.

Она столько раз нам врала, что я теперь сомневалась в ее правдивости.

– А кто-то из приятелей заходил к ней в больницу? – спрашиваю я.

– Нет. Я бы заметил – и в лаборатории, и в палатах.

– Так что, она бывала и в палатах?

– Странно, что это тебя удивляет. Ты же радовалась, что Наоми сопровождает меня во время обходов. Ей это нравилось. Она много общалась с пациентами. Думаю, они принимали ее за студентку.

– Давала им лекарства?

– Да нет, боже мой! – Он понимает, о чем я подумала. – Нет, лекарства у нас всегда под замком. И пациентам их дают профессиональные сестры. А она просто с ними болтала.

Неожиданно у меня вспыхивает подозрение:

– А с ней она встречалась?

– С кем?

– С твоей подружкой Бет.

– Она больше не моя подружка. У нас все кончено, – он встает, поворачивается ко мне спиной и смотрит в окно на дождь в саду. – Нет, с ней Наоми не встречалась.

– Откуда ты знаешь?

Он пожимает плечами:

– Они не пересекались. Бет часто работала в вечернюю смену.

Но они могли встречаться и без ведома Тэда. А что, если?..

– Где она сейчас?

– Кто?

– Кто же еще? Бет, конечно. Может, это она похитила Наоми, чтобы… чтобы… не знаю, мало ли что может прийти женщине в голову, если она решила привязать к себе мужчину.

– Погоди, – он стоит, засунув руки глубоко в карманы. Выглядит спокойным, но кулаки сжаты так, что даже ткань на брюках натянулась и видны костяшки.

– Тебе же известно, что в тот вечер, когда исчезла Наоми, она была со мной.

– Мне известно только то, что рассказал ты.

– Он была у себя дома, в своей квартире. У нее бесспорное алиби, – он поворачивается и встречает мой взгляд. – И полиции это тоже известно. Она им звонила, потому что как раз в тот вечер дверь в ее квартиру взломали, – он замолкает на долю секунды. – А потом позвонила мне.

– Тебе? – а вот это мне в голову даже не приходило. – Значит, это у вас было не в первый раз? Не потому, что ты устал и выпил вина? Вы уже были любовниками. Боже, оказывается, я глупее, чем думала!

– Я собирался тебе рассказать, но не успел.

Интересно, сколько времени нужно, чтобы рассказать жене о связи с женщиной? Минута-две? Несколько месяцев? Лет? Я ставлю кружку на стол. Чай начал казаться мне противным и безвкусным.

– Теперь-то мне известно, что у вас давняя связь, но тогда я верила в твою ложь.

– Как я мог говорить об этом, когда пропала Наоми?

Меня это уже мало интересовало.

– Значит, в квартиру Бет кто-то влез, и она позвонила в полицию. Но позже они должны были установить, что отец пропавшей Наоми – ее любовник и что вторжение в ее квартиру произошло как раз в вечер исчезновения Наоми. Может быть, это не простое совпадение. Почему Майкл не сказал мне об этом?

– Он не знал, – Тэд снова садится за стол. – О моей связи с… Бет в полиции узнали позднее, когда я ездил в участок по поводу своего местонахождения в тот вечер. Я тогда сидел в машине недалеко от ее дома, ждал, когда уедут полицейские.

О чем он думал, когда прятался в машине на темной улице? Мучился от стыда? Или обдумывал план предстоящей операции? Нет, он, наверное, мечтал о сексе с Бет, когда наконец полицейские оттуда уберутся.

– А что ты делал, когда она тебе позвонила? – спрашиваю я, помня, что распутывать дело нужно медленно, ниточку за ниточкой.

– Как раз садился в машину, чтобы ехать домой. В тот вечер я еле стоял на ногах. Судебное дело развалилось, ко мне уже не было претензий. Я чувствовал огромное облегчение и мечтал поскорее добраться до дома. Даже забыл, что обещал заехать за Наоми. – Он на секунду замолкает. – И тут позвонила Бет, в панике. В ее квартире все перевернуто, на кухне даже устроили пожар.

Ах вот почему от него тогда, тринадцать месяцев назад, пахло горелым. А я подумала, это из-за диатермии, глубокого прогревания, используемого при операциях. И в суматохе тут же забыла.

– Полицейские выяснили, кто это был?

– Они решили, что в квартиру влезли подростки. И потом, узнав о моей связи с Бет, все равно никак не соединили этот случай с исчезновением Наоми.

– В квартире что-то пропало?

– Кажется, ничего, – Тэд задумывается, возможно, впервые осознавая, что это выглядит странно. – Ноутбук, телевизор, фотоаппарат, украшения – все передвинули, но ничего не забрали.

– Тебе не пришло в голову, что в ее квартиру не случайно влезли именно в тот вечер, когда пропала Наоми?

Он пожимает плечами.

– В Бристоле ежедневно взламывают чьи-то квартиры.

Я вспоминаю Джейд. Худенькая, слабая, все тело в синяках. Все это не было случайным совпадением. Ребенок страдал лейкемией.

– Наоми когда-нибудь видела вас вместе? – устав сидеть, я встаю и начинаю мыть чашки, грею руки в теплой воде.

– Я уже говорил тебе, что нет. Хотя… – он замолкает, что-то вспомнив. – Мне кажется, Бет заходила однажды в мой кабинет, когда там была Наоми. Но быстро ушла. Девочка на нее никак не отреагировала.

А вот тут он ошибается. Стоило Бет войти, как Наоми обязательно бы ощутила аромат лаванды и подняла голову, потому что запах был знакомый. А потом бы вспомнила, что так часто пахнет от отца. Она притворилась бы, что смотрит в окно, где на шторах вышиты павлины, – моя работа, сделанная много лет назад, – а сама бы краем глаза наблюдала за Бет. И непременно бы заметила, какими взглядами они обменялись.

– Мне нужно сообщить об этом Майклу.

– Вы все еще перезваниваетесь?

– Да.

Я усмехаюсь, вспоминая нежные руки Майкла и его серьезные глаза. Вкус его губ, когда они касаются моих. Но рассказывать Тэду о Майкле не буду. Я ему теперь ничего не должна.

– Тебе надо остаться и увидеться с ним, если он согласится приехать.

– Конечно. А теперь послушай, Дженни…

Я поворачиваю голову и вижу перед собой совершенно чужого человека. Все незнакомо – щетина, никотиновые пятна на пальцах, длинные волосы, на губах странная улыбка. Мужчина среднего возраста, но выглядит старше, усталый и чем-то удрученный. Возможно, совершил промах и жалеет об этом.

– Я хочу сказать, что… у меня с Бет действительно все кончено.

– Отправляйся в паб, – говорю я. – Он работает, и там тебя накормят. Когда надумаешь лечь спать, возвращайся.

После его ухода я звоню Майклу, но он не отвечает. Иду в пристройку. Там холод и беспорядок, хотя обычно я этого не замечаю. Рисовать мне не хочется. Я кручусь там некоторое время, кое-что убираю и ухожу.

В эту ночь мне снится Наоми, со смехом швыряющая битое стекло о стену горящей кухни Бет. Смех меня будит, и через какое-то время выясняется, что это крики чаек, пристроившихся на крыше. Потом я долго лежу в темноте, перебирая в уме факты более чем годичной давности. Кое-что изменилось. Добавился кетамин, взлом квартиры Бет. Я многого не знала и не замечала. Не видела, что происходит с Эдом. А ведь он был на грани гибели.

Понимая, что заснуть не удастся, я встаю, спускаюсь в темноте вниз, завариваю чай. Альбом с рисунками лежит раскрытый, обложкой вверх. Наверное, его смотрел Тэд и ничего интересного для себя не нашел. Его мокрое пальто брошено на спинку стула, с рукавов натекла небольшая лужица. Я не слышала, как он вернулся из паба и поднялся наверх.

Открываю дверь в сад, смотрю в темноту. Тихо, шторм унялся. Я закрываю дверь и сажусь на пол, прижав спину к обогревателю. Рядом – кружка в чаем. Скальпель нарисовать легко; труднее передать дрожь пальцев.

Одиннадцать дней спустя

Эд вырвал руку и опустил рукав. Я попробовала его обнять.

– Что с тобой происходит?

Он поежился и отстранился.

– Но я хочу помочь.

Эд двинулся в гостиную, сел на диван и откинул голову, глядя в потолок. Я устроилась рядом.

– Ты можешь сказать, что происходит?

Он устремил на меня свои печальные глаза.

– Не говори папе.

– Ты брал лекарства из моей медицинской сумки?

Он не ответил.

– Но чтобы сделать такое, – я показала на его руки, – тех препаратов недостаточно.

Когда я снова попробовала закатать ему рукав, он отдернул руку с небольшим стоном. Мне показалось, что там есть припухлость.

– Давай поедим, а потом я посмотрю. Это может быть нарыв.

Мы молча поели. Он жевал, глядя перед собой в пространство.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я после кофе.

– Дерьмово.

– И давно это?

– Не знаю.

– Как часто?

– По надобности. – Он выдавливал из себя слова, словно каждое доставляло ему боль.

– И что ты принимаешь?

– Разное. – Он понизил голос до шепота, и мне пришлось наклониться. – Большей частью кетамин.

Мне стало дурно.

– Где берешь?

Он усмехнулся.

– Есть один человек в клубе.

– А как подсел?

– Как, как… сам не знаю… просто случилось.

– Но почему?

– Черт его знает. Может быть, Тео… Наоми…

– Ну, Наоми – это как-то понятно. Тебя угнетает чувство вины. А Тео при чем?

– Отстань, мама, – он начал качать ногой вверх-вниз.

Я оглядела комнату, как будто инструменты, которые бы помогли разрешить ситуацию, находились где-то здесь. В буфете на верхней полке.

– Но ты не виноват, я же тебе много раз это говорила.

– Мама, отстань.

– А деньги? Откуда у тебя деньги, Эд?

Он задергал ногой быстрее, затем вскочил и направился к лестнице.

– Ты куда?

– На Северный полюс.

Наверху хлопнула дверь, и я осталась сидеть в звенящей тишине, как после взрыва. Но это звенело в моей голове. Я смотрела на свои руки, еще вполне крепкие. Чего только они не делали! Принимали младенцев, вставляли катетеры и капельницы, зашивали кожу. Теперь вот ими мне предстояло оперировать собственного сына. Но я справлюсь.

Эд сидел, опершись на спинку кровати, с наушниками на голове. На коленях книга. Увидев меня, начал быстро листать страницы. Я села на кровать, и он резко отодвинулся.

– Пожалуйста, послушай меня внимательно.

Он напрягся и перестал переворачивать страницы.

– Родители в таких случаях немедленно сообщают в школу. А некоторые и в полицию. И то, и другое будет связано с неприятными для тебя процедурами. Но я предлагаю договориться.

Он снял наушники.

– Если ты согласишься пойти в реабилитационный центр, мы не будем сообщать ни в школу, ни в полицию. И конечно, тебе придется кое-что нам рассказать.

Он долго молчал, глядя на меня. Затем перевел взгляд на книгу на коленях.

– Мне нужно будет уйти из школы?

– Разумеется. Ведь ты поселишься в реабилитационном центре.

Он откинулся на спину и закрыл глаза.

Я осторожно завернула его рукав. Да, там была солидная припухлость величиной с небольшую сливу.

– Это опасно, Эд. Нам нужно срочно ехать в травмпункт.

– Сделай это сама.

Я не стала настаивать, боясь, что он откажется идти в реабилитационный центр. Принесла из машины стерильный хирургический комплект, который возила с собой на случай, если придется делать что-то экстренное у пациентов на дому. В сумке нашлись антибиотики. Потом я вымыла руки в ванной комнате в очень горячей воде. Да, ему будет больно, но придется потерпеть. Вытерев руки бумажным полотенцем, я надела хирургические перчатки и перестала быть матерью, став доктором. Стандартная процедура вскрытия нарыва хорошо мне знакома и не должна была вызвать затруднений. Я продезинфицировала его руку йодным тампоном, закрепила как следует и анестизировала область нарыва.

– Эд, я сделала заморозку, но все равно будет больно. В больнице тебе бы ввели более сильное обезболивающее.

– Делай спокойно, я вытерплю.

Я разрезала скальпелем кожу над нарывом, и оттуда брызнул густой желтый гной.

Эд вскрикнул и глухо застонал. Его лоб покрылся капельками пота. Я начала быстро выдавливать гной.

– Потерпи, скоро конец.

Я впрыснула антисептик, затем наложила на рану мягкий тампон, забинтовала, после чего дала ему проглотить ударную дозу антибиотиков. Пенициллин и метронидазол. Потом парацетамол и чай.

Я сидела на кровати, зажав свои дрожащие руки между коленями. Эд – рядом, с белыми губами.

– Папе не говори. Пожалуйста.

– Сам подумай: как я могу ему не сказать, если ты бросишь школу? Конечно, это ему не понравится, но он поймет. Папа знает, что такое борьба с вредной привычкой. Сам бросал курить много лет назад.

– Я не знал, что папа курил.

– Да. А иногда не только сигареты.

– Неужели? – Эд посмотрел на меня, и его глаза на мгновение засветились.

– Все ошибаются, мой дорогой. Главное – вовремя спохватиться.

– А вот мой замечательный брат, наверное, никогда не ошибается.

Я ждала, когда он снова заговорит о Тео, но у Эда слипались глаза.

– Я продавал их… в обмен на кетамин… – пробормотал он и заснул.

Понятно. Он брал лекарства из моей сумки и продавал, чтобы купить кетамин. А купить сильный наркотический анальгетик петидин и успокоительное и снотворное средство тазепам, я думаю, желающие находились.

Я закрыла дверь и тихо вышла с подносом. Только спустилась вниз, как зазвонил мобильный.

– Это передадут в новостях, – сказал Майкл. – Так что приготовьтесь.

Я опешила. Неужели журналисты узнали об Эде? О том, что он наркоман? Но Майкл продолжал, и я поняла, что это совсем другое.

– В лесу нашли брошенный голубой пикап.