Я была так поражена, что не могла вымолвить ни слова. Просто смотрела на нее, раскрыв рот.

Девушка снова бросила взгляд в зеркало ванной и все поняла. На мгновение вид у нее стал раздраженным, однако она взяла себя в руки и вылетела из комнаты. Дверь захлопнулась, щелкнул замок, затем вдалеке с грохотом закрылась еще одна дверь.

Анне Буллмер.

Та самая исхудалая и преждевременно состарившаяся женщина, которую я видела и с которой разговаривала?.. Но это точно было ее лицо. Те же темные глаза, те же высокие выступающие скулы. Только одного я не могла понять – почему не узнала ее раньше.

Не застань я ее в процессе превращения, никогда бы не поверила, что волосы и аккуратно нарисованные брови могут так сильно изменить человека. Без них лицо казалось гладким и каким-то невыразительным, бледная кожа навевала мысли о смерти и болезни, а туго обернутый вокруг головы платок лишь подчеркивал хрупкость шеи и ключиц.

Изящные черные брови и пышные темные волосы меняли ее до неузнаваемости. Она выглядела молодой, здоровой, живой.

Беседуя с Анне Буллмер, я смотрела только на внешние признаки болезни и не обратила внимания, что за женщина за ними скрывается. Даже специально старалась не обращать. Я видела характерную свободную одежду, сбивающий с толку гладкий череп под тонким платком…

Наверное, сейчас на ней парик, под шелковым платком не спрячешь густые темные локоны.

Но больна ли она? Умирает – или только притворяется? Бессмыслица какая-то.

Четыре года лучевой и химиотерапии, сказал Бен. Можно ли подделать такое, даже если у тебя в кармане личные доктора, а финансы позволяют пробовать новые способы лечения каждые несколько месяцев? Возможно.

Это хоть кое-что объясняло – как она попала на борт и что случилось с ней после того всплеска среди ночи. Она просто сняла парик, обернула голову платком и вновь стала Анне Буллмер. Понятно и откуда у нее доступ ко всем палубам, к ключам и даже этому тайному склепу в самой глубине судна. Когда твой муж владелец корабля, нет ничего невозможного.

Но больше всего меня волновал вопрос: зачем? Зачем надевать парик и футболку «Пинк Флойд» и торчать в таком виде в пустующей каюте? Что она там делала? А если там планировалось нечто таинственное, зачем она вообще открыла дверь?

На последнем вопросе я вдруг вспомнила, как постучала в десятую каюту – тук-тук-тук, пауза, и еще раз тук; дверь открылась так резко, будто человек ждал этого последнего стука. Стук вышел странным, специфическим. Такой можно использовать в качестве пароля. Неужели я постучала, совершенно случайно использовав установленный код, по которому женщина в каюте, Анне Буллмер, должна была открыть дверь?

Если бы. Если бы я только постучала два раза, как любой нормальный человек, или всего раз. Я не узнала бы, что в каюте кто-то есть, и не оказалась бы в итоге в ситуации, где меня надо запереть, заткнуть…

Заткнуть. Слово застряло, эхом отражаясь в голове.

Им надо меня заткнуть. Сколько я здесь пробуду? До какого-то определенного момента?

Или заткнуть… навсегда?

На ужин была белая рыба в сливочном соусе и вареная картошка. Перед едой я посмотрела на таблетку, которую держала в руке. Как поступить? Это половина от моей обычной дозы. Можно принять всю сейчас, а можно разделить и откладывать про запас на случай… на какой случай? Вряд ли получится сбежать, а если Анне вдруг передумает приносить мне таблетки, запас кончится быстрее, чем она сжалится надо мной.

В итоге я проглотила целую таблетку – решила, что надо восполнить дефицит. Если понадобится, с завтрашнего дня можно будет разламывать пополам. Мне почти сразу стало лучше, хотя я и понимала, что лекарства не могли подействовать так быстро. Чтобы подействовать, активные вещества должны накопиться в организме; выходит, самочувствие улучшилось от эффекта плацебо. Ну и пусть. Что есть, то есть.

Затем я начала ковырять остывший ужин. Я медленно пережевывала клейкую, чуть теплую картошку, чтобы она не казалась такой противной, и пыталась перетасовать части головоломки, тщательно собираемой в голове. Теперь я сообразила, что значила та усмешка.

Бедный Бен. Я почувствовала себя виноватой – зря я его осудила! – а потом меня вдруг переполнил гнев. Я даже не подумала, что сама Анне, пока подсыхал ее маникюр, могла быстро спуститься в спа-кабинеты и оставить надпись на зеркале. Какая же ты глупая, Ло.

Впрочем, Бен тоже глуп. Если бы он столько лет не относился ко мне свысока и не выложил бы все про меня Нильссону, то я не сделала бы поспешных выводов.

Теперь я знала: этот «он» – Ричард Буллмер. Прекрасно могу представить, как он планирует и осуществляет убийство. У него вышло бы гораздо лучше, чем у толстого суетливого Александра или неуклюжего, как медведь, Нильссона.

Вот только никакого убийства не было. Почему мне все время приходится напоминать себе об этом? Почему так сложно это осознать?

«Потому что ты здесь, – мысленно ответила я. – Что бы ты ни видела, что бы ни произошло в той каюте, тебе не могли позволить обратиться в полицию в Тронхейме». Так что же случилось? Получается, ставки настолько высоки, что злоумышленники хотят заткнуть тебе рот. Контрабанда? Может, они сбросили что-то за борт своему сообщнику?

«Ты следующая», – сказал внутренний голос, и от мысли о том, как я падаю в глубокую воду, по телу прошла дрожь, будто от удара электрическим током.

Я сморщилась и, стиснув зубы, заставила себя проглотить еще один кусок липкой картошки. Корабль качнуло, и к горлу подступила тошнота.

Что меня ждет? Есть только два варианта: либо через какое-то время меня отпустят, либо убьют, и первый вариант казался менее вероятным. Я слишком много знала. Знала про Анне. Знала, что она лишь притворяется больной. Мне не позволят выбраться и обо всем рассказать – о том, как меня похитили, ударили по голове и держали взаперти. С другой стороны, поверят ли мне, расскажи я такое?

Я вдруг стала противна сама себе – грязная, потная и заляпанная кровью. Судя по предыдущим появлениям Анне, вернется она не скоро.

Изменить свою участь, сидя в двухметровом гробу, особо не получится, но можно по крайней мере помыться.

Даже из вывернутого на всю крана текла лишь чуть теплая струйка, и все же я стояла под водой, пока не сморщилась кожа на пальцах. Я закрыла веки, чувствуя, как тепло разливается по мышцам и наполняет тело.

После душа, когда я смыла с себя страх и жестокость последних дней, мне стало лучше. Только вновь надев вещи, я поняла, насколько все плохо. От одежды, признаюсь честно, воняло, и она была вся в пятнах от крови и пота.

Я легла на койку и закрыла глаза, прислушиваясь к размеренному гулу двигателя и пытаясь представить, где мы находимся. Сейчас вечер среды, а может, уже утро четверга. Насколько я помню, до конца путешествия осталось чуть меньше суток. А что потом? В пятницу, когда мы прибудем в Берген, остальные пассажиры сойдут на берег, а с ними исчезнет и моя последняя надежда на то, что кто-то заметит мое отсутствие.

Еще сутки я буду в безопасности. Потом… Боже, я не могла даже думать об этом.

Как поступить? Что я могу сделать?

Если Анне говорила правду, то, напав на нее, я ничего не добьюсь. Снаружи дверь с кодовым замком, а за ней, скорее всего, и другие. И даже если вырваться в коридор, удастся ли найти и включить пожарную сигнализацию, пока она меня не поймает? Слишком рискованно. Судя по ее силе и быстрой реакции, далеко я не убегу.

Нет. Лучшим вариантом было бы заставить Анне перейти на мою сторону.

Но как? Что я вообще о ней знаю?

Она невероятно богата, провела одинокое детство в школах-интернатах Европы. Неудивительно, что я не сразу ее узнала. Исхудавшая женщина с печальным взглядом в просторном сером шелковом платье и с модным платком на голове – да, этот образ подходил под ее описание. Однако ни одно слово из рассказа Бена не ассоциировалось у меня с девушкой в футболке «Пинк Флойд» с ее насмешливыми глазами и дешевой тушью. Словно две разные Анне – одного роста, одного веса… Впрочем, на этом их сходство заканчивается.

И тогда в голове что-то щелкнуло.

Две Анне.

Две женщины.

Серое шелковое платье под цвет глаз…

Я свесила ноги с койки, злясь на себя за собственную глупость. Ну конечно! Не будь я оглушена страхом, паникой и головной болью, обязательно заметила бы.

Конечно же, было две Анне.

Анне Буллмер мертва – с тех самых пор, как мы отплыли от берегов Англии.

А девушка в футболке «Пинк Флойд» очень даже жива и с того момента заняла место Анне.

Тот же рост, тот же вес, те же широкие скулы – только глаза другие. И они пошли на обдуманный риск, предположив, что практически невозможно запомнить черты женщины, с которой едва удалось обмолвиться парой слов. Никто на борту прежде не встречал Анне. Черт возьми, Ричард даже попросил Коула не фотографировать ее! Теперь ясно почему. Вовсе не из желания защитить женщину, которая беспокоится о своем внешнем виде, а чтобы после поездки не осталось компрометирующих снимков.

Ричард Буллмер – наверняка это был он – каким-то образом незаконно провел на корабль некую девушку. Она зашла в десятую каюту еще до того, как кто-либо из нас поднялся на борт.

Когда мы отплыли, она ждала сообщения от Ричарда – сигнала убрать все из каюты и подготовиться. Я успела разглядеть разложенное на кровати шелковое платье, косметику, восковые полоски для депиляции. Готовясь занять место больной раком женщины, она удаляла волосы с тела. Однако вместо Ричарда в дверь постучала я, случайно использовав их установленный код.

Черт возьми, что она могла подумать? Я вспомнила, с каким ужасом и раздражением девушка пыталась закрыть дверь. Она хотела поскорее избавиться от меня, не вызывая при этом подозрений. Уж лучше я запомню, как незнакомка одалживает мне тушь, чем стану рассказывать про девушку из соседней каюты, которая захлопнула дверь у меня перед носом.

И это почти сработало. Почти.

Сказала ли она обо мне Ричарду, когда тот пришел? По-моему, нет. В тот первый вечер он вел себя совершенно нормально, от души приветствовал гостей. Кроме того, это был ее промах, а Ричард не из тех, кому хочется признаться в собственной ошибке. Скорее всего, она просто скрестила пальцы и понадеялась, что все обойдется.

Она сложила вещи, убрала в комнате и стала ждать.

По окончании вечера настоящую Анне каким-то образом затащили в десятую каюту. Она была жива и ее заманили туда под каким-нибудь дурацким предлогом? Или принесли уже мертвую?

В общем, не важно, потому что в итоге она все равно погибла. Пока Ричард зарабатывал себе алиби, играя в покер и не выходя из каюты Ларса, девушка из десятой каюты скинула Анне за борт, надеясь, что тело не найдут.

И все сошло бы им с рук, если бы я, напуганная и встревоженная после ограбления, не услышала всплеск и не пришла к настолько неверному выводу, что он оказался очень близок к правде.

Так кто она? Кто эта девушка, которая ударила меня, а теперь кормила и держала взаперти, как животное?

Я знала одно: она – моя единственная надежда выбраться отсюда живой.