Через пару часов я уже понимала, как Ричард Буллмер добился всего в жизни.

Он не просто помог мне рассказать все от начала до конца – он уточнял каждое слово, требовал указать конкретное время, выспрашивал детали, о которых я и подумать не могла, например, какую форму имело пятно крови на перегородке, была ли кровь размазана по стеклу или скорее забрызгала его.

Он не дополнял историю своими домыслами, не задавал наводящих вопросов, не давил, если я сомневалась. Просто сидел и, потягивая обжигающий черный кофе, без конца сыпал вопросами, глядя на меня блестящими голубыми глазами. Во сколько? Как долго? Насколько громко? Как она выглядела? Намеренный налет акцента кокни исчез, говорил он как истинный выпускник Итона и совершенно по-деловому. Ричард был полностью сосредоточен на моем рассказе, слушал внимательно и беспристрастно.

По виду Ричарда никто бы не подумал, что он услышал от меня рассказ о психопате-убийце на борту небольшого судна, способный нанести непоправимый удар по его бизнесу. Я ожидала увидеть тревогу, как у Нильссона, или нежелание сдавать своих, как у стюардесс, однако лицо Буллмера, за которым я внимательно следила, не выражало никаких намеков на обвинения или порицание. Мы как будто разгадывали кроссворд, и я не могла не восхититься его стоицизмом. Общаться со скептически настроенным и обеспокоенным за свое место Нильссоном было неприятно, но он выражал хоть какие-то эмоции. В разговоре с Буллмером я не могла понять, что он ощущает. Он в ярости? В панике? Или всегда так хладнокровен и спокоен?

Ричард заставил меня снова пересказать разговор с девушкой, и я подумала, что, возможно, именно эта невозмутимость помогла ему достичь нынешних высот, стать человеком, который имеет сотни подчиненных и ворочает миллионами.

Наконец, когда мы прошлись по моему рассказу со всех сторон и я уже больше ничего не могла вспомнить, Буллмер склонил голову и, сдвинув брови, задумался. Затем взглянул на «Ролекс» на загорелом запястье и произнес:

– Благодарю вас, мисс Блэклок. Думаю, на этом можно завершить, да и работникам пора накрывать на стол. Я вижу, что произошедшее вас расстроило и напугало, и мне очень жаль. Если позволите, я обсужу ситуацию с Нильссоном и капитаном Ларсеном, дабы удостовериться, что делается все возможное, а завтра утром мы первым делом встретимся и определим дальнейшие действия. А пока, я надеюсь, что, несмотря на все случившееся, вы сумеете расслабиться и насладиться ужином и вечером.

– И какими же будут дальнейшие действия? Как я понимаю, мы направляемся в Тронхейм, но нельзя ли сделать остановку где-нибудь поближе? Думаю, надо как можно скорее сообщить в полицию.

– Да, возможно, получится остановиться еще до Тронхейма, – ответил Буллмер, вставая из-за стола. – Впрочем, мы будем там уже завтра утром. Если же мы совершим остановку где-нибудь посреди ночи, найти работающее отделение полиции будет не так уж просто. Так или иначе, мне нужно поговорить с капитаном, чтобы определиться с порядком действий. Если происшествие имело место в британских или международных водах, норвежская полиция бессильна – вы же понимаете, здесь дело в юрисдикции, а не в их желании или нежелании расследовать дело.

– А если так? Если мы и правда были в международных водах?

– Судно зарегистрировано на Каймановых островах. Надо узнать у капитана, как это может повлиять на ситуацию.

Сердце ушло в пятки. Я читала о том, как проводят расследования на судах, зарегистрированных на Багамах или подобных островах: на борт присылают одного полицейского, да и то если есть заявление о пропавшем человеке, он быстро составляет отчет, а потом забрасывает дело.

А что же, когда единственное доказательство существования девушки вообще исчезло?

И все-таки после разговора с Буллмером мне полегчало. В отличие от Нильссона, он хотя бы поверил мне, отнесся к моему рассказу серьезно.

Он протянул руку, чтобы попрощаться, и, пронзив меня взглядом голубых глаз, впервые улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой, но она ему шла, и я видела в ней некоторое сочувствие.

– Вы должны кое-что знать, – выпалила я.

Буллмер удивленно поднял брови и опустил руку.

– Что?

– Я… – Я запнулась. Если он поговорит с Нильссоном, это все равно станет известно, лучше пусть узнает от меня. – В ночь перед… перед случившимся я пила. И еще я принимаю антидепрессанты. Уже давно, лет с двадцати пяти. У меня… был срыв. А Нильссон, кажется, подумал… – Я снова запнулась и нервно сглотнула.

Брови Буллмера поползли еще выше.

– Хотите сказать, Нильссон усомнился в ваших словах из-за того, что вы лечитесь от депрессии?

От его прямоты я вся съежилась, но кивнула.

– Если вкратце, то да. Он сказал, что такие лекарства нельзя мешать с алкоголем, и, видимо, он решил…

Буллмер молчал и лишь бесстрастно смотрел на меня, а я вдруг выпалила, словно в защиту Нильссона:

– Дело в том, что недавно меня ограбили. Какой-то мужчина забрался в мою квартиру. Нильссон узнал об этом и решил… ну, не то чтобы я все выдумала, а скорее… преувеличила.

– Мне очень стыдно за работника, который так к вам отнесся. – Буллмер взял мою руку и крепко сжал. – Прошу вас, мисс Блэклок, не сомневайтесь в том, что я воспринял ваш рассказ совершенно серьезно.

– Спасибо, – поблагодарила его я. Разве выразишь одним словом невероятное облегчение от того, что кто-то наконец мне поверил? И не просто кто-то, а сам Ричард Буллмер, владелец «Авроры».

Возвращаясь в каюту, я на мгновение надавила на уставшие глаза, а потом достала из кармана телефон, чтобы посмотреть на часы. Почти пять. Как быстро пролетело время.

Я машинально открыла электронную почту и обновила страницу, однако сети по-прежнему не было. Странно. Интернет не работает слишком долго. Зря я не сказала об этом Буллмеру. Теперь уже поздно. Он ушел, скользнув в один из тайных ходов, – наверное, чтобы поговорить с капитаном или связаться с сушей. Вдруг Джуд прислал мне письмо? Или даже звонил? Хотя мы наверняка еще далеко от земли, и сигнала здесь нет. Или он до сих пор меня игнорирует? Я вдруг представила, как прижимаюсь щекой к его теплой груди, представила его руки на моей спине и едва не пошатнулась от пронзившего мое тело желания.

По крайней мере, завтра мы будем в Тронхейме. Там никто не запретит мне воспользоваться Интернетом.

– Ло! – раздался голос сзади.

Я обернулась и увидела Бена. Он некрупный мужчина, но словно заполнил собой весь узкий коридор. Казалось, коридор становится все уже и уже, а Бен – все больше и больше, прямо как в «Алисе в Стране чудес».

– Бен! – Я попыталась придать голосу радости.

– Как беседа? – Он пошел вместе со мной по коридору к нашим каютам. – Виделась с Буллмером?

– Да вроде бы неплохо. По-моему, он мне поверил.

Я не сказала, какие мысли посетили меня после разговора с Ричардом, а думала я о том, что он явно не раскрыл все свои карты. Я вышла из ресторана уверенная и спокойная, но, прокрутив в голове его слова, поняла, что толком он мне ничего не пообещал – ни одна из его фраз не намекала на безоговорочную поддержку. В речи Буллмера были сплошные «если это так» и «если вы окажетесь правы». В общем, ничего конкретного.

– Отличные новости, – сказал Бен. – Так он разворачивает судно?

– Не знаю. Видимо, он решил, что сейчас нет смысла разворачиваться, а лучше поскорее добраться до Тронхейма – мы будем там завтра утром.

Мы дошли до кают, и я вытащила из кармана ключ-карту.

– Боже, надеюсь, сегодняшний ужин будет не из восьми блюд, как вчера. Хочу нормально поспать, чтобы завтра все связно изложить полиции в Тронхейме.

– Не передумала?

Бен уперся рукой в дверной косяк, не давая мне ни уйти, ни закрыть дверь, хотя вряд ли он это сделал нарочно.

– Нет. Как только будем в порту, я иду в полицию.

– Разве твои действия не зависят от того, что скажет капитан по поводу статуса судна?

– Я в любом случае сообщу о случившемся властям, даже если местная полиция не сможет провести расследование.

Чем скорее мои слова запишут в каком-нибудь официальном документе, тем безопаснее я буду себя чувствовать.

– Логично, – кивнул Бен. – Ну, что бы ни случилось завтра, в полиции ты сможешь начать рассказ с чистого листа. Придерживайся фактов, выражайся ясно и без эмоций, как в разговоре с Буллмером. – Он убрал руку и отошел. – Если понадоблюсь, знаешь, где меня найти, хорошо?

– Ага. – Я устало улыбнулась ему и уже собиралась закрыть дверь, как вдруг Бен снова уперся рукой в проем – не давить же его пальцы дверью.

– О, чуть не забыл, – непринужденным тоном добавил он. – Слышала про Коула?

– Про то, что он поранил руку? – Я забыла об этом происшествии, и теперь перед глазами предстала пугающе яркая картина: медленно стекающая на палубу кровь, бледное лицо Хлои… – Да, бедняга. Наверное, наложат швы?

– Дело не только в этом. Коул каким-то образом умудрился столкнуть в джакузи свой фотоаппарат – он вне себя от злости, не понимает, почему оставил камеру так близко к краю.

– Да ты что!

– Вот так. Говорил, с объективом все нормально, но карту памяти не восстановишь.

Каюта словно качнулась, перед глазами все поплыло, а в мыслях у меня был только снимок девушки на маленьком дисплее фотоаппарата – снимок, который теперь, скорее всего, уничтожен.

– Эй, не надо так расстраиваться! – засмеялся Бен. – Фотоаппарат наверняка застрахован. Снимки, конечно, жалко, Коул показывал нам за обедом. Ты там особенно хорошо вышла. – Он замолчал и коснулся моего подбородка. – Все нормально?

– Да. – Я резко отвела голову в сторону, а затем попыталась выдавить улыбку. – Просто… вряд ли я когда-либо снова отправлюсь в круиз, не мое это – море, качка, маленькие помещения… Хочу поскорее оказаться в Тронхейме.

Сердце бешено стучало; хорошо бы Бен скорее убрал руку с двери и ушел. Надо собраться с мыслями и все продумать.

– Можешь… убрать? – Я показала на его руку на дверном косяке, и Бен, усмехнувшись, выпрямился.

– Конечно! Извини, заболтался совсем. Тебе ведь еще одеваться к ужину?

– Да, – ответила я.

Мой голос прозвучал неестественно. Бен убрал руку, и я с виноватой улыбкой закрыла дверь.

Когда он ушел, я замкнула дверь на засов и, прислонившись к ней спиной, сползла вниз. Подтянула колени к груди, положила на них подбородок и закрыла глаза. Я четко вспомнила, как Хлоя тянется за бокалом шампанского, а вода с ее пальцев капает на фотоаппарат Коула.

Ни Коул, ни кто-либо другой не мог столкнуть его случайно. Фотоаппарат не лежал так близко к краю джакузи. Кто-то воспользовался суматохой из-за моего рассказа и разбитого бокала, и столкнул камеру в воду. Это мог сделать любой пассажир или сотрудник – хоть сам Коул.

Стены каюты давили, вызывая удушье.

Я вышла на террасу. Судно по-прежнему окружал морской туман, но я сделала пару жадных глотков холодного воздуха, наполняя легкие свежестью, и справилась с оцепенением. Надо подумать. Все части головоломки были прямо передо мной, и я сумею сложить из них всю картину, если хорошенько постараться. Если бы только не головная боль…

Я перегнулась через перила, вспоминая прошлую ночь – как осторожно закрылась дверь террасы, как громко прозвучал всплеск, нарушая тишину, как по стеклу была размазана кровь, – и вдруг я поняла, что целиком и полностью уверена в том, что я на самом деле все это видела. Все. И тушь. И кровь. И лицо женщины из десятой каюты. Самое главное, я не выдумала ее. И ни за что не отступлю. Я ведь знаю, каково было оказаться на ее месте – проснувшись, обнаружить в комнате чужака и почувствовать безысходность и уверенность в том, что сейчас случится что-то плохое, а ты бессильна.

Сентябрьский воздух вдруг показался очень холодным, и я поняла, как далеко мы забрались, почти до Северного полярного круга. По телу прошла дрожь. Я достала телефон, снова проверила связь, машинально подняв его как можно выше, но сигнала по-прежнему не было.

Завтра. Завтра мы будем в Тронхейме. Я в любом случае сойду с корабля и отправлюсь прямиком в ближайшее отделение полиции.