Часть 4

Я старалась не поддаться панике.

Кто-то был в моей каюте.

Тот, кто знал.

Знал, что́ я видела, что́ я слышала и что́ я сказала.

Мини-бар пополнили, и мне вдруг ужасно захотелось выпить, но я отбросила эту мысль и стала ходить взад-вперед по каюте, которая еще вчера казалась очень просторной.

Здесь кто-то был. Кто?

Меня переполняло желание закричать, убежать, спрятаться под кроватью и не выбираться оттуда, однако бежать было некуда, по крайней мере до Тронхейма.

Ссутулившись у туалетного столика, я посмотрела в зеркало и увидела свое побелевшее вытянутое лицо. Дело было не только в недостатке сна. От изнеможения под глазами залегли темные круги, но и в самом взгляде было нечто, от чего я замерла, – страх, как у загнанного в нору зверя.

Из коридора донеслось гудение – шла уборка. Сделав глубокий вдох и выпрямившись, я открыла дверь и выглянула в коридор, где шумел пылесос. Ивона, польская горничная, с которой меня познакомили внизу, убирала каюту Бена.

– Извините! – Я постаралась обратить на себя внимание, но Ивона не услышала. Я подошла поближе. – Извините!

Она подскочила и обернулась, держа руку на сердце.

– Простить! – тяжело дыша, пробормотала она, выключив ногой гудящий пылесос. На Ивоне была темно-синяя форма, как и у остальных горничных, лицо с крупными чертами раскраснелось. – Я пугаться.

– Извините… Хотела спросить: вы убирали мою каюту?

– Да, уже убрать. Что-то не так?

– Нет, очень чисто, просто замечательно. Вы случайно не видели там тушь для ресниц?

– Тушь для?.. – непонимающе переспросила Ивона. – Что это?

– Тушь. Такая штука для глаз. – Я сделала вид, будто крашу ресницы, и она догадалась.

– А! Да, знаю, – ответила Ивона и добавила что-то еще – то ли так по-польски называется тушь, то ли она хотела сказать, что выбросила ее в мусорное ведро, – но я все равно усердно закивала.

– Да, да, в розово-зеленом тюбике. Как вот… – Я хотела найти картинку в «Гугле» и достала телефон, однако вай-фай по-прежнему не работал. – Вот черт… ладно. Розово-зеленый. Вы его видели?

– Да, видела вчера, когда убирать.

– А сегодня?

– Нет. – Ивонна покачала головой и нахмурилась. – В ванной не находить?

– Нет.

– Простите. Я не видела. Могу попросить у Карла, стюардесса…э-э…как сказать… купить новая?

Ивона с трудом подбирала слова, вид у нее был взволнованный, и я вдруг представила, как это выглядит со стороны: обезумевшая женщина практически обвиняет горничную в краже туши для ресниц. Покачав головой, я коснулась ее руки.

– Извините. Это не так уж важно. Только не беспокойтесь.

– Нет, важно!

– Нет, честное слово. Я, наверное, сама засунула ее в какой-нибудь карман.

Но я-то знала правду. Тушь исчезла.

Вернувшись в каюту, я заперла дверь, накинула цепочку и подошла к телефону. Нажала ноль и попросила соединить с Нильссоном. Последовало долгое ожидание с фоновой музыкой, после которого женщина – судя по голосу, Камилла Лидман – снова заговорила:

– Мисс Блэклок? Спасибо за ожидание. Соединяю.

Послышался щелчок, затем потрескивание, и раздался низкий мужской голос:

– Да? Йоханн Нильссон, чем могу помочь?

– Тушь пропала, – сразу выдала я.

Нильссон молчал, перебирая записи в своей мысленной картотеке.

– Тушь, – не выдержала я. – Я вчера вам говорила, ее мне дала женщина из десятой каюты. Разве это не доказывает мою правоту?

– Я не пони…

– Кто-то зашел в мою каюту и забрал ее, – произнесла я, стараясь держать себя в руках. Почему-то мне казалось, что если я не буду говорить спокойно и четко, то сорвусь на крик. – Зачем кому-то это делать, если человеку нечего скрывать?

В ответ – долгое молчание.

– Нильссон?

– Я зайду к вам, – наконец сказал он. – Вы у себя в каюте?

– Да.

– Буду минут через десять. Я сейчас с капитаном, приду к вам, как только смогу.

– До свидания, – проговорила я и с грохотом бросила трубку – скорее со зла, а не от страха, хотя не знаю, на кого я больше злилась – на себя или на Нильссона.

Я снова принялась расхаживать по каюте, мысленно прокручивая события прошлой ночи; голову переполняли образы, звуки, страхи. Кто-то воспользовался моим отсутствием, пока я была с Нильссоном, и, покопавшись в вещах, украл единственную улику, которая подтверждала мой рассказ.

У кого есть ключ? У Ивоны? У Карлы? У Джозефа?

В дверь постучали. В коридоре стоял смахивающий на медведя Нильссон, в его позе одновременно чувствовалась агрессия и усталость. Хотя до моих кругов под глазами ему было еще далеко, все-таки они уже наметились.

– Кто-то забрал тушь, – повторила я.

Нильссон кивнул:

– Можно зайти?

Я пропустила его, и Нильссон прошел в каюту.

– Я присяду?

– Прошу вас.

Он сел на диван, а я устроилась напротив, на стуле у туалетного столика. Я ждала, когда он заговорит, а он, видимо, ждал моей реплики или просто пытался подобрать слова. Нильссон сжал переносицу – этот утонченный жест смотрелся так странно при его крупной фигуре.

– Мисс Блэклок…

– Ло, – уверенно поправила я.

Он вздохнул и продолжил:

– Что ж, Ло. Я поговорил с капитаном. Никто из сотрудников не пропал, теперь мы в этом уверены. Я также поговорил со всеми работниками, и никто не заметил ничего подозрительного рядом с той каютой, а значит, напрашивается вывод…

– Эй! – взволнованно перебила я, как будто это могло повлиять на вывод, к которому пришли Нильссон и капитан.

– Мисс Блэклок…

– Нет. Нет, так не пойдет.

– Что не пойдет?

– Сначала называть меня «мисс Блэклок» и говорить, что вы с уважением относитесь к беспокойствам такого ценного пассажира, бла-бла-бла, а потом отмахиваться от меня, как от какой-то истерички, которая все сочинила.

– Я не… – начал Нильссон, но я так злилась, что не могла слушать.

– Определитесь уже. Вы либо верите мне, либо… О, погодите-ка! – Как же я раньше об этом не подумала?! – На борту есть камеры? У вас есть система видеонаблюдения?

– Мисс Блэклок…

– Можно проверить записи из коридора. Та девушка должна быть на видео, должна!

– Мисс Блэклок! – заговорил он громче. – Я поговорил с мистером Говардом.

– Что?

– Я поговорил с мистером Говардом. С Беном Говардом.

– И что? – Мое сердце заколотилось. – При чем тут Бен?

– Его каюта тоже граничит с пустой десятой. Я хотел узнать, вдруг и он слышал всплеск и может подтвердить ваш рассказ.

– Бена там не было. Он играл в покер.

– Знаю. Но он рассказал мне… – Нильссон замолчал.

Ох, Бен. В животе будто что-то сжалось. Бен, предатель, что же ты наделал?

Я знала, о чем он рассказал. Поняла это по лицу Нильссона.

– Что?

Пусть произнесет эти мучительные слова, слог за слогом.

– Он рассказал мне про мужчину в вашей квартире. Про грабителя.

– Это здесь ни при чем.

– Это… э-э…

Нильссон кашлянул, скрестил руки, затем ноги. Было почти смешно смотреть, как человек его размеров примостился на диване и пытается незаметно сжаться. Я промолчала. Наблюдать за тем, как он ерзает, было приятно. «А ты ведь знаешь, – злобно подумала я, – знаешь, какой ты засранец».

– Мистер Говард сказал, что вы, э-э, плохо спали с тех пор, как, э-э, в ваш дом забрался грабитель, – наконец произнес он.

Я не ответила. Меня переполняла ярость, испытываемая к Нильссону, а еще больше меня злил Бен. Ничему жизнь не учит. Когда я уже усвою, что ему нельзя доверять?

– И еще алкоголь, – добавил Нильссон с несчастным лицом. – Алкоголь, знаете ли, плохо сочетается с… – Он снова не договорил и кивком показал на дверь в ванную, где лежали мои личные вещи.

– С чем? – спросила я тихо, но твердо.

Нильссон уставился в потолок.

– С… антидепрессантами, – практически прошептал он, и его взгляд опять метнулся к смятой, полупустой упаковке таблеток.

Что сказано, то сказано. Мы оба знали, что это нельзя не упомянуть.

Я по-прежнему молчала, но щеки вспыхнули, как будто мне дали пощечину. Вот и все. Маленький засранец Бен Говард и правда все ему выложил. Он не только не подтвердил мой рассказ, но и вывалил Нильссону все, что знал о моей жизни, выставив меня не заслуживающей доверия невротичкой, зависимой от лекарств.

Да. Да, я принимаю антидепрессанты. И что?

Кого волнует, что эти таблетки я принимаю – и мешаю с алкоголем – уже много лет. Кого волнует, что у меня бывают приступы тревоги – но никак не галлюцинации.

Да будь у меня хоть самый настоящий психоз – я все равно видела то, что видела!

– Ясно, – наконец сказала я. – Вы считаете, что из-за каких-то лекарств меня можно считать сумасшедшим параноиком, неспособным отличить реальность от вымысла? Вы в курсе, что такие же таблетки принимают сотни тысяч людей во всем мире?

– Я вовсе не это имел в виду, – смущенно ответил Нильссон. – Но факты таковы: у нас нет никаких улик, подтверждающих ваш рассказ, и к тому же, мисс Блэклок, со всем уважением, то, что здесь якобы произошло, очень похоже на ваш собственный…

– Нет! – крикнула я и грозно встала над ним. – Повторяю, так не пойдет. Сначала заискивать передо мной, а потом отмахиваться от моего рассказа?! Да, я плохо спала. Да, я пила. Да, кто-то забрался ко мне в квартиру. Это никак не связано с тем, что я видела.

– В том-то все и дело! – Раздраженный, Нильссон тоже поднялся, его широкие скулы пошли пятнами. – Вы ничего конкретного не видели. Вы столкнулись с девушкой, а девушек у нас на борту немало, и через какое-то время услышали всплеск. Из этого вы сделали вывод, который тесно связан с тревожным случаем, пережитым несколько дней назад, – вот вы и сложили все в одно. Этого недостаточно, чтобы заявить об убийстве, мисс Блэклок.

– Убирайтесь, – выдохнула я. Мое терпение было на исходе.

– Мисс…

– Убирайтесь отсюда!

Я подошла к двери и распахнула ее. Руки тряслись.

– Убирайтесь! Сейчас же. Если только не хотите, чтобы я связалась с капитаном и сообщила, что вы отказываетесь покинуть каюту одинокой пассажирки, которая настойчиво просит вас уйти. УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ!

Опустив голову, Нильссон неуклюже пошел к выходу. Замешкался в дверях, словно хотел что-то сказать, но, посмотрев на меня, вздрогнул и отвернулся.

– До свидания, мисс…

Я не хотела больше его слушать. Я захлопнула дверь перед его лицом и бросилась на кровать, чтобы выплакаться.