КИТ

9 августа 1999-го

За сорок восемь часов до затмения Лин сказала вслух то, о чем мы все думали:

– Этот фестиваль войдет в историю самых дорогих провалов.

Поле было утыкано флагштоками – маркерами погоды. Флаги трепетали на ветру. Окружающая обстановка весьма отдаленно напоминала массовый фестиваль контркультуры, скорее поле для гольфа, на которое по ошибке забрели бродяги. В нашем шатре дела шли отлично, главным образом потому, что здесь было тепло – работал генератор – и подавали горячий чай и кофе. Первые посетители зависали у нас в приятном алкогольном полузабытьи вот уже как два часа, их дреды словно щупальцы разметались по циновкам.

– Да уж, погодка не шепчет, – заметил Мак и смерил меня и Лин таким взглядом, как будто это мы виноваты. Вчетвером мы ладили прекрасно, но Лора еще не приехала, поэтому возникали трения. Вернулась схема прошлых дней: я, Мак и его девушка. Мы целый день грызлись, выплескивая друг на друга плохое настроение. Мак злился из-за впустую потраченных денег, я – из-за погоды, а Лин наконец начала понимать, что Мак – не просто парень, любящий повеселиться, а человек с зависимостью. С тех пор как мы приехали в Корнуолл, он был либо пьяным, либо обкуренным, либо страдал от похмелья. Крошка Лин по глупости подыгрывала. Они с самого утра пили чай, щедро сдобренный виски. Я накачался обычным ароматизированным чаем, и меня воротило от корицы. На площадке играли негромкую музыку, но я сунул в ухо наушник и слушал погодные сводки по карманному радио.

– По крайней мере, бизнес у нас идет лучше, чем у остальных, – сказал я. Впрочем, ничего удивительного. Джон, который торговал органическим бурито в небольшом вагончике, чуть не плакал, потому что продукты портились, а повара томились без дела.

– Во всем виноват ты, – заявил Мак.

– Что-что?

– Все из-за тебя с твоими гребаными картами! Солнце он отслеживал! Из-за тебя мы потащились в этот Корнуолл. Надо было в Турцию ехать, как я хотел.

– Вообще-то все наоборот! Ты хотел остаться в Англии! И именно поэтому я сделал карту по погодным сводкам!

– Да ладно, ты просто перед Лорой решил порисоваться!

– При чем тут Лора? Вообще-то, это все Гольфстрим. Синоптики обещали, что в Корнуолле будет солнечно. Они ошиблись. Я тут ни при чем.

Мак подобрался, словно пес, взявший след.

– Знаешь, в чем дело?

Я насторожился. Вариантов было множество.

– Ты подкаблучник. Нашел себе бабу в кои-то веки, и больше тебя ничего не волнует.

Кровь отхлынула у меня от лица, хоть Лин и восприняла все в шутку. Она хохотнула совершенно искренне.

– Да пошел ты! – беззвучно бросил я Маку, когда Лин отвернулась. В знак извинения он приподнял ладонь. Его раскаяние было почти непритворным.

Меня потряхивало. Один Мак знал, что я спал только с Лорой. Позорное клеймо девственника в двадцать один год было смыто с меня той самой неуклюжей ночью в его холодной квартире. Он не раз подтрунивал надо мной: «Остановиться на первой же девчонке, которая тебе сиськи показала?» – но всегда наедине. Конечно, куда веселей держать человека в постоянном напряжении, чем раз выпустить ядовитую стрелу, разболтав его секрет. Сейчас он почти сделал это, да еще и при Лин. Мне хотелось отлупить его ремнем. Но лучше уж промолчать, а то он продолжит развивать тему.

– Если уж денег не заработаем, давайте хоть повеселимся.

Мак сунул руку в карман. Я совершенно пал духом, когда он достал полоску с изображениями карточных мастей: червы, трефы, бубны и пики. Он оторвал небольшой кусочек и положил его Лин на язык.

– Я не буду, – помотал я головой, отвергая протянутый квадратик с изображением бубны. Никогда не пробовал ЛСД и не собираюсь. Пару раз видел, что с людьми творится, так что желания нет.

– Вечно ты все обламываешь! Старый пердун!

– Как скажешь.

Для Мака любой, кто проводил в трезвом уме больше суток, автоматически зачислялся в отряд ханжей. Если когда-то я и был ханжой, то с тех пор, как встретил Лору, все изменилось. Как-то мы разделили одну таблетку экстази на двоих, и это даже сблизило нас еще больше. Теперь мы могли проникать в душу другого так же легко, как сливаться телами. Проблема была не в наркотиках, а в Маке. Мне не хотелось экспериментировать со стимуляторами в его компании. В любом состоянии он перетягивал одеяло на себя, а остальные нужны были только как отражение.

Он закатил глаза.

– Мог бы и проглотить марочку за компанию… Пойду сделаю нам чаю.

– Мне не надо, – отказался я, но Мак уже бросил пакетик в кипяток с такой сладкой улыбочкой, что я сразу же заподозрил неладное. Наверняка он собирался подбросить свою марку мне в чай. Захотелось взять чашку и выплеснуть ему в лицо. Я посмотрел на часы. До приезда Лоры еще сутки.

– Знаете что? Давайте я тут подежурю. Вполне управлюсь и один. А вы повеселитесь.

Рука Мака зависла над кружкой, как в кино по детективам Агаты Кристи. Затем он сунул марку обратно в карман.

– Спасибо, брат!

Я смотрел им вслед, от души желая Маку, чтобы его накрыло как следует. Вот бы ему Лин привиделась с черепом вместо лица.

Работы хватало, так что время летело быстро. Солнце село, музыку на сцене включили погромче, и басы отдавали эхом у меня в ребрах. Из сочувствия я купил энчиладу у Джона и съел ее, слушая метеосводки по «Радио 4». Мысли беспорядочно крутились вокруг погоды, свинского поведения брата и собственной жалкой сексуальной истории.

Все затмения важны, но это, пожалуй, для меня самое значительное. Мне очень хотелось, чтобы Лора испытала то же волнение. Она дала мне так много, теперь у меня был шанс показать ей кусочек своего мира. Прекрасного мира.

В полночь музыка утихла, у палаток начали зажигать костры. Я уже собирался закрывать шатер, когда к стойке подошел один из утренних покупателей с дредами. Зрачки у него были, как точки.

– Слушай, я закрываюсь… чувак.

В детстве нас учили не называть других людей чуваками, так что вряд ли я когда-нибудь смогу сказать это непринужденно.

– Сделай мне чайку, – велел он. – Только покрепче.

Парень безошибочно распознал мои слабые места, которые так бесили Мака. Я подчинился. Когда я поставил перед ним кружку, он запустил пятерню в вазочку с модным и жутко дорогим коричневым сахаром, стоявшую на стойке, загреб в горсть несколько кусочков и с хрустом сожрал их.

– Эй, не надо так делать, а то придется из вазы все выбросить!

Парень ухмыльнулся, обнажив зубы, коричневые, как сахар.

– Твое здоровье! – Он пошел прочь, унося с собой желтую кружку. Я махнул на нее рукой, как и на сахар в вазочке – высыпал его в ведро, – и на фунт, который он должен был заплатить.

– Придурок! – крикнул он вместо прощания.

Чувствуя себя последним болваном, я смешал кипяток с холодной водой, чтобы помыть чашки, и уже собрался уходить, как вдруг понял, что кто-то за мной наблюдает.

– Ваша? – Миловидная белокожая девушка с черными кудрями протягивала мне желтую кружку. – Какой-то мерзкий старик бросил ее прямо на поле. Попал мне в ногу. Не знаю, что с ним. Наверное, из-за затмения с катушек съехал. Влияние Меркурия, должно быть.

– Да ну, просто кислота сильная попалась.

Девушка рассмеялась, так что у нее изо рта вырвался пар, и протянула мне кружку. Я опустил ее в мыльную воду.

– Можно мне чай, пожалуйста? Без сахара, но с молоком.

Я сегодня никогда не закроюсь.

– Сейчас сделаю.

– Вся загвоздка с этими хиппи в том, – сказала она, опуская в кипяток чайный пакетик, – что они ведут себя совершенно не так, как проповедуют. Мир и любовь, ага. Аж двести раз. Не все такие, конечно. Вы, наверное, правда в это верите. Но самые большие лентяи и задиры, которых я знаю, без ума от этой атрибутики – бусы, татуировки, все дела.

Она будто говорила о Маке. Наконец хоть кто-то сформулировал то, что давно вертелось у меня в голове.

– Вы на всех фестивалях до конца лета работать будете? Я раньше вас не видела.

– Почему на всех?

– Ну, я вот на всех подрабатываю. По выходным в основном. За последние несколько лет на стольких побывала, что уже людей узнаю. Этот парень с бурито в прошлом году точно был.

– Вполне может быть! – Только теперь я заметил, что Бурито-Джон закрывается на ночь. – А мы в первый раз приехали именно работать. Это мой брат придумал. Хотел и затмение посмотреть, и денег заработать.

– Получилось?

– Да нет, все равно мы в убытке.

– Неудивительно. Вот и я никак устроиться не могу. Предложение в избытке, а спроса нет. Так что я жертва капитализма. – Она снова рассмеялась. – Хороший чай!

Я улыбнулся.

– А вы одна на фестиваль приехали?

– Случайно вышло. Обычно я с подружками езжу, но в этом августе они все умотали на Ибицу, там поработать. Парочка знакомых поехали смотреть затмение в Девон; наверное, надо было с ними поехать.

Внезапно подул ветер. Зашелестели деревья, зазвенел колокольчик на двери.

– Жутковато здесь, да? Не только потому, что людей нет. Обычно фестивальные площадки в поле делают, а тут полно деревьев. Целые рощи. Я бы не удивилась, если бы столкнулась с троллем или с Красной Шапочкой.

Она и сама смахивала на девочку из сказки.

– Кстати, я Бесс.

– Кит.

Мы пожали друг другу руки. Ладонь у нее была нежная и мягкая, как мед, непохожая на сильную твердую ладонь Лоры с длинными пальцами. Воздух между нами заискрился, и я поспешил отдернуть ладонь, чтобы нейтрализовать опасный ток.

– Ты тут вместе с братом?

Прямой вопрос подразумевал прямой ответ, но моя рука еще горела от ее рукопожатия. Я удивился, обнаружив, что мы совсем одни. Я вдруг увидел себя со стороны, как в старом фильме, на одном плече сидел ангел – моя совесть, на другом черт – воплощение животного начала. «Расскажи ей о Лоре, – шептал ангел, – расскажи все сейчас».

Я ускользнул от ответа.

– Он где-то бродит со своей девушкой. Лучше я один буду, чем в компании придурков под кислотой.

Бесс скорчила гримаску.

– Ох, сама не люблю эту штуку. В девяносто четвертом в Гластонбери попробовала, так мне повсюду мерещились кресты. – Она пожала плечами. – На фестивале лучше не распускаться, быть в здравом уме. А чем ты вообще по жизни занимаешься?

– Окончил Оксфорд. Буду писать докторскую по астрофизике.

– Я на днях читала, что физики – самые религиозные из ученых. Остальные в большинстве своем атеисты. Но физики лучше всех понимают, сколь огромна наша вселенная, и склонны верить в Бога больше, чем представители других областей. Я еще подумала, надо же, как интересно.

Не знаю, что отразилось на моем лице, но она снова улыбнулась.

– Прости, я много болтаю. Просто за последние два дня ты первый, с кем можно поговорить о чем-то более или менее серьезном.

– Аналогично.

С Бесс было легко. Она понимала мои шутки, а я – ее. Мы рассказали друг другу о наших путешествиях. Я поведал ей все, за исключением самого важного. Расскажи ей о Лоре, призывал ангел, скажи, что у тебя есть девушка. А черт оперся на трезубец и молча ухмылялся. Я задрал голову – звезд так и не было.

– Погода, видно, и завтра не наладится? – спросила Бесс.

– Над западной частью страны плотный облачный покров. Хотя все может поменяться. Ветер сильный, так что есть шанс.

– Кстати говоря, здесь адски холодно. Может, зайдем куда-нибудь? Я бы еще поболтала, но чувствую, что замерзаю.

– Конечно. Я как раз собирался шатер закрывать.

Бесс наблюдала, как я повернул табличку на двери на сторону «Закрыто» и застегнул молнию.

Именно тогда я усвоил урок о разнице между задумкой и воплощением. Я уже представил, как все провернуть: пойдем в палатку, там тепло, нужно будет постелить, расстегнуть ремень на джинсах… Если начинаешь думать о том, как сделать, значит, ты на полпути к самому действию.

В зоне отдыха горели лампы и лежали ковры. Обстановка как в каком-нибудь гареме. Я любил Лору, но желание, смешанное с запретом, искушает вдвойне. Я был невероятно возбужден и думал про себя, что сделаю это всего разок, а затем вернусь к Лоре. Я даже успел прийти к выводу – если в том состоянии можно говорить об умозаключениях, – что просто недогулял. У меня ведь никогда не было случайных интрижек на одну ночь, как у остальных парней.

Красный спальный мешок в углу палатки был перехвачен ремнем.

– Он чистый, – сказал я и расстегнул ремень. Мешок развернулся, будто красный ковер. Я сел с одного краю, Бесс с другого.

– Ну вот. – Ее губы растянулись в улыбке, как при замедленной съемке.

Если бы я знал, чем все обернется, сделал бы я то же самое?.. Я придвинулся к ней и поцеловал. Она пахла чаем с корицей и дымом.

– Ты просто чудесный, – сказала она.

Мы раздели друг друга, охая, когда холодные пальцы дотрагивались до горячей кожи. Ее кожа блестела от золотистой краски – танцующие солнца, я смазал их с ее груди. Я гладил крылья на ее спине, словно боялся, что она улетит. Бесс была такой нежной, наши ласки, казалось, будут длиться вечно. Мы медленно двигались, глаза в глаза, рот в рот. Я видел ее впервые в жизни, иначе назвал бы это фразой, которую Лора ненавидит: мы занимались любовью. Я прижался к ней ближе, она взяла меня за плечи и посмотрела в глаза.

– Ты чудесный, – повторила Бесс. Теперь без улыбки.

Я зарылся лицом в ее волосы и кончил, и даже черт на моем плече отвернулся, сплюнув от отвращения.