ЛОРА

4 сентября 2000-го

– По-моему, стоит заявить о нападении, – пробурчал Кит, впервые пытаясь обуться, после того как поранил ногу.

Фраза предназначалась мне, и я не сомневалась, с какой целью. Я никогда не советовала Бесс забыть, наконец, случившееся, не спрашивала, зачем поехала на фестиваль одна, не намекала, что чем-то она, наверное, все-таки подтолкнула Джейми… Другие говорили ей вещи и похуже – в суде, в газетах, в Интернете, на улицах родного города. Говорили, чтобы выиграть дело, из неприязни, даже из любви, но я – никогда. До той ночи. Наверняка Бесс решила, что я повела себя, как та ее подружка, Тесс. Пригрела только для того, чтобы предать.

– Не надо, – взмолилась я. – У нее не все в порядке с психикой. Она сама пострадала. Не можем же мы отвернуться от нее!

Кит по-стариковски проворчал что-то себе под нос; значит, он знает, что прав, но не намерен настаивать.

– Давай сперва все с ней обсудим.

– А ты не обсуждала?

Кит прекрасно знал, что я не притрагивалась к телефону. Ситуация, прежде казавшаяся предельно ясной, вдруг изменилась. До разговора с ней следовало все обдумать.

– Нельзя отказываться от людей просто потому, что они раз тебя послали.

– Так ведь не раз, Лора! Она является, когда ей вздумается, подкидывает всякие сюрпризы вроде кошки, которая дохлых мышей хозяевам таскает. Ты слышала, что она сделала с машиной подружки? А потом сфотографировала нас голыми… У нее с головой не в порядке.

Несмотря ни на что, мне по-прежнему хотелось ее защищать.

– Кажется, ты забыл, как мы с ней встретились.

Его ноздри затрепетали.

– Теперь ей ничего не грозит!

Мы в ярости уставились друг на друга. Кит уступил первым; я знала, что так и будет, если подождать. Его глубоко укоренившаяся уступчивость взяла верх.

– Слушай, я не хочу из-за нее ссориться, – сказал он и распахнул объятия. Я прижалась к нему, но не обняла в ответ, мои руки висели тяжелыми плетьми.

Два дня я провела в размышлениях, с чего начать разговор с Бесс. В каких-то ситуациях она была удивительно толстокожей, в других – невероятно чувствительной.

Она позвонила нам первой. Как только я поняла, что это Бесс, включила телефон на громкую связь. Кит подошел поближе, встал рядом с телефоном, скрестил на груди руки и, нахмурившись, смотрел в пол.

– Апелляцию отклонили! – Аппарат искажал звук, так что непонятно было, что скрывалось за ее тоном. – Мы оказались правы. Его адвокаты нашли кого-то из тех, кто сидел с нами возле костра. Судьи решили, что этот человек ничего не может знать о том, произошло все с моего согласия или нет. Хоть они истратили кучу денег, правосудие не обмануть!

– Отлично! – сказала я.

Если она и услышала отчужденность в моем голосе, ее это не смутило.

– Может, сходим куда-нибудь и отпразднуем? Я приглашаю. Хочу отблагодарить за все, что вы для меня сделали.

Я медлила с ответом.

– Лора?

– Да, слушаю. – Я собралась с духом. – Вот так запросто приглашаешь нас после всего, что случилось? Вообще-то мы расстались на не очень хорошей ноте.

Кит дернул забинтованной ногой, невольно напоминая мне о поступке Бесс. Она же не знает, что он нас слышит, вспомнила я. Вдруг сейчас выдаст мою тайну.

– Ну да, – в ее голосе звучало напряжение, – ты сказала гадость, я вспылила. Не буду притворяться, что меня это не задело. Но я могу простить и забыть, а ты?

Я вспомнила тяжелую окровавленную ногу Кита на моих коленях.

– По-моему, это разные вещи. В разных весовых категориях.

Она помолчала.

– Лора, если человек прошел через то же, что я, легко потерять над собой контроль. – Бесс впервые неприкрыто спекулировала своей болью. – Не понимаю, чего ты взбесилась? Чего ты от меня хочешь?

– Неплохо бы для начала извиниться.

– Мне перед тобой извиниться?! – Она тяжело задышала. А потом все смолкло.

– Она повесила трубку! Почему?

– Не знаю, – осторожно произнес Кит. – Или связь оборвалась.

– Я перезвоню.

Кит положил руку на телефон.

– Давай ты немного успокоишься. У тебя руки дрожат.

Меня всю трясло. Хуже ссоры может быть только уход от нее. Но он был прав: позвони я Бесс, скажу что-нибудь, о чем придется жалеть.

– Почему все пошло наперекосяк? Я думала, мы дружим…

К чести Кита, у него с языка не слетело: «Я же тебе говорил».

Собственная спальня должна быть знакома даже в полной темноте, но посреди ночи я вдруг проснулась со странным чувством, будто я в гостинице. В глазах и в горле щипало от дыма. Я натянула длинную футболку и трусики, которые так и валялись на полу, куда я их сбросила.

– Кит! – Я потрясла его за плечо. – У нас что-то горит!

Мягко сказано. Вся квартира была в дыму.

– Кит, черт побери! Просыпайся!

Он был таким тяжелым, таким сонным… Я испугалась, что он мертв.

– Кит!

Я наотмашь ударила его по щеке, Кит закашлялся и проснулся, за секунду поняв, что происходит. Он нырнул в шорты и предстал передо мной уже бодрым и сосредоточенным.

– Дым с лестницы. Давай на кровать!

Он распахнул окно – двойную раму, – рядом с которым крепилась пожарная лестница. Дым потянуло наружу, в гостиной полыхнуло оранжевое пламя. Мы оба взметнули к лицу руки, прикрываясь, будто от взрыва. Очевидно, и в самом деле что-то разбилось, послышался звон стекла.

– Все наши вещи, – прошептала я.

Точнее, всего одна – мамина фотография, мы с ней в Грэхем-Коммон. Мысль о том, что вот сейчас она чернеет и съеживается, была невыносима, чтобы достать ее, можно рискнуть жизнью. Острый приступ длился бы не дольше трех секунд, но горе хитроумно, подобно дыму, проникает мгновенно и повсюду, так что я, не раздумывая, рванула туда. Кит потянул меня за футболку, послышался треск разрываемой ткани, в дверях спальни взвился яркий дракон пламени.

– Ты с ума сошла?

– Мамочка…

Он знал меня слишком хорошо и сумел разгадать мои мысли. Он резко оттолкнул меня и подскочил к двери, чтобы захлопнуть. Раздался ужасный крик – дверная ручка была раскалена. Не хочу услышать такое снова. У него сорвался голос, он перевел дыхание и правой рукой толкнул меня к пожарной лестнице. Металлические перекладины были окутаны дымом и раскалились. Кит подтолкнул меня к крыше. Мы забрались наверх – босые, полуодетые – и вскарабкались по черепице. И посмотрели друг на друга, пытаясь вообразить, что творится под нами.

«Прости», – хотелось мне прошептать, но голос пропал. На других этажах, похоже, все было спокойно, языки пламени рвались только с нашего балкона. На тротуаре внизу толпились люди в халатах и пижамах. Кто-то крикнул:

– Все в порядке, они на крыше!

Затем громче:

– Пожарные уже едут!

Мы не могли ответить – нам едва хватало сил дышать. Пахло жареным мясом. Я удивилась: неужели кто-то готовит в такой час, все рестораны давно закрыты. Однако, взглянув на Кита, я поняла, что запах шел от его левой ладони.

Район заполнили машины с синими мигалками. Пожарные сдвигали лестницы, скручивали шланги. Мы с Китом сидели у «Скорой помощи» с кислородными масками, на плечи нам набросили одеяла. Один из медиков занимался ладонью Кита, другой звонил в больницу. Во всем виновата я. Рисковала жизнью из-за фотографии.

– Владельцу дома придется отвечать, – сказал какой-то пожарный, стягивая каску. По закопченному лицу текли струйки пота. – Сто процентов, проводка замкнула. Что там еще может загореться, на лестничной клетке? Небось, лет шестьдесят не меняли.

– Сильный ожог, – покачал головой медик, накладывая Киту на ладонь повязку; тот тихо поскуливал от боли. На его бледном восковом лбу выступили крупные капли. Слышно было, как Кит скрипит зубами, пытаясь не кричать.

– Видимо, ухватились за эту ручку как следует… Хотя, с другой стороны, если бы не ухватились, поджарились бы заживо.

К нам подошел другой пожарный.

– Мы нашли, из-за чего начался пожар. – Он вытянул ладонь в перчатке, на которой лежал крошечный розовый диск. Я тут же узнала свечу «Кровь розы» – точнее, то, что от нее осталось. Она до сих пор источала аромат.

– Будь моя воля, я бы такие свечи запретил! Хуже непотушенных окурков. Столько пожаров из-за них! – Пожарный наклонился к нам, словно мы были провинившимися детьми. – Серьезно, кто из вас додумался зажечь свечу на лестничной площадке?

– Зачем ты…

– Ты что, с ума сошла…

Начали одновременно мы с Китом, замерев на полуслове.

– Я не зажигал.

– Я тоже.

В звенящей тишине к нам обоим пришла та же мысль. Кроме Лин и Мак, лишь один человек знал, где мы живем, знал, где хранятся свечи. Знала. Я вспомнила странную тревогу, охватившую меня, когда я оставляла Бесс в нашей квартире. У нее было восемь часов на то, чтобы сделать запасной ключ.

С самого начала она решила держать все под контролем.

Пожарный изменился в лице.

– То есть это не вы? Точно?

– Точно! – откликнулись мы хором.

Он кивнул, будто отвечая самому себе на невысказанный вопрос.

– Дело серьезное. Потребуется экспертиза, чтобы найти следы проникновения. Над кафе по соседству висят камеры, может, на них что-то есть. Вам нужно написать заявление в полицию… Ждите здесь, – как будто у нас был выбор, – а я позвоню коллегам.

Он ушел. Мы сидели в оцепенении, глядя, как пожарные снуют вокруг дымящегося дома.

Я наконец поняла, как далеко завела меня наивность, – соврала в суде под присягой, рисковала отношениями с Китом, даже жизнью. Вздохнув глубоко, насколько позволили обожженные легкие, я сказала ему:

– Да, это не поджог, а покушение на убийство.