ЛОРА

29 августа 2000-го

Когда Кит дома, экран открытого ноутбука всегда мерцает. Но вот уже пять дней он к нему не прикасался – рекорд. Стопка сочинений, которые он принес на проверку, так и лежала нетронутой у двери. После нескольких неудачных вмешательств с нашей стороны Мак предпринял свое: его таки отправили в больницу – после того как поймали на железнодорожных путях в Тоттенхеме. Он брел из одного притона в другой. Теперь в больнице Норт-Мидлсекс ему залечивали мелкие ссадины и ожоги и пытались избавить от зависимости.

В отсутствие Кита мы с Бесс потихоньку уговаривали ящик французского пива. Она приходила без предупреждения, но я больше не приглашала ее поужинать с нами. Я и так слишком долго ставила ее интересы выше интересов Кита. Конечно, сказать ей, чтобы не приходила совсем, как он просил, я не могла, хотя и чувствовала после той фотографии, что с ней необходимо держать дистанцию.

Все мы избрали взрослый и ответственный подход к тому случаю – делали вид, что ничего не произошло.

Если бы Кит разрешил мне рассказать Бесс о Маке, думаю, она поняла бы и отступила в сторону, предоставив нам собственное пространство, в котором мы так отчаянно нуждались. Но он яростно защищал брата и очень просил ничего ей не говорить, так что она постоянно крутилась у нас, а у меня не хватало духу отправить ее домой.

Тем утром пришло новое письмо от Джейми. Он интересовался, стоит ли ему написать напрямую Киту. Я потянулась за новым пивом.

– Почему не зажигаешь мои свечи? – спросила Бесс.

Три стеклянных подсвечника по-прежнему стояли на полке, воска в одном было на сантиметр меньше, чем в остальных. Если честно, то запах мне осточертел.

– Берегу для особого случая, – солгала я. – Да и вообще свечи зажигать хочется зимой. А сейчас вечером еще светло, да и окна всегда нараспашку. Возьми одну себе. Этот аромат хорошо заглушает запах сырости.

– Тот запах ничего не заглушит, разве что дом дотла сжечь, – мрачно сказала Бесс, сдирая ногтем этикетку с бутылки. – И вообще, я их тебе покупала.

Одну свечу я зажгла – поставив поближе к балкону, чтобы запах выветривался.

Внизу хлопнула дверь.

– Мы здесь! – крикнула я.

Ключевая информация «мы», а не «здесь». Пока Кит добрался до гостиной, ему удалось нацепить на лицо улыбку.

– Где был, что видел? – поинтересовалась Бесс.

Улыбка соскользнула с его лица, он быстро взглянул на меня, намекая на то, что не станет при ней говорить о брате. Я едва заметно кивнула.

– Ничего особенного.

Кит пошел на кухню, достал из ящика швейцарский нож, сковырнул крышку с бутылки и жадно глотнул; по подбородку потекла пена. Он осушил бутылку в несколько глотков и тут же откупорил следующую. Никогда раньше не видела, чтобы он так делал. Потом Кит сел на диван и уставился в стену. В нашей маленькой квартирке кишмя кишели секреты, обстановка напомнила мне комнату для свидетелей в суде Труро. Кит давно отверг теорию о том, что близнецы способны читать мысли друг друга и чувствовать боль на расстоянии, но теперь у него на губе выступил пот, и он странно подрагивал, будто от спазмов в желудке. Полное ощущение, что у него ломка.

– Ты как себя чувствуешь, Кит? – спросила Бесс. – Выглядишь не очень.

– Все нормально, – на автомате ответил он.

– Может, телик включить? – Я потянулась за пультом.

По новостному каналу шел репортаж о предстоящем строительстве объездной вокруг Стоунхенджа.

– Ну вот, что за ерунда, теперь из окна не будет видно Стоунхенджа! – воскликнула я.

Кит что-то проворчал в поддержку.

– Надо разгрузить дорогу, – пожала плечами Бесс. – Она вечно забита. А если вдруг авария, то вообще ужас. Я когда на Лизард ехала, там двое столкнулись где-то за полмили от меня, так мы пять часов в пробке простояли. Я чуть не скончалась в этом «жуке», ни ноги вытянуть, ничего. Когда мы мимо проезжали, обломки еще дымились.

Я бы внимания не обратила на эти слова, если бы она не залилась румянцем. Никогда не видела, чтобы люди так краснели. Сначала шея, а затем и лицо пошли пятнами, будто краской плеснули.

– Лучше пусть тоннель построят, я считаю. – Румянец испарился, Бесс говорила громко, зло. – А поля асфальтировать не надо.

Следующим шел сюжет о недостатках онлайн-системы для подачи налоговой декларации. У Бесс неожиданно нашлось много соображений по этому поводу. Ее поверенный крыл систему на чем свет стоит, однако надо идти в ногу со временем… Мне хотелось вернуть ее к теме Стоунхенджа, но она не останавливалась, будто нарочно пыталась забить нам голову. Бесс умолкла, только исчезнув за дверью ванной. Мне не терпелось спросить Кита, заметил он или нет, как Бесс покраснела, как вдруг до меня дошло. Из груди вырвался почти театральный вздох, такой громкий, что Кит отвлекся от собственных забот.

– Что такое?

– Наверное, ничего. Просто… Послушай, авария, о которой рассказала Бесс, случилась за день до того, как я приехала на фестиваль.

Я взяла паузу, чтобы смысл моих слов отложился в голове Кита, но его лицо оставалось безучастным.

– На обочине еще валялись обломки. Водитель автобуса сказал, что их не убрали, потому что пробка из машин, которые едут на фестиваль, никак не рассосется. А на суде говорили, что Бесс якобы приехала накануне затмения, разве нет?

Тут мне пришло в голову кое-что еще.

– А еще говорили, что она приехала на автобусе. Я даже подумала, что она уехала первым рейсом, потому что в том, на котором я приехала, ее не было. Но только что она сказала, что приехала на машине.

Кит сморщил лоб.

– Кажется, ты права.

Конечно, я права. Разбуди меня ночью, я бы вспомнила каждую мелочь.

Кит пожал плечами:

– Наверное, Полглейз ошибся.

– Фиона Прайс бы заметила. Да и судья тоже.

– Значит, Бесс перепутала.

Да как он мог быть таким равнодушным!

– Она видела то же, что и ты. Обломки, сваленные у обочины.

В ванной журчала вода.

– Вряд ли. Кит, боюсь, она соврала. Даже если она ошиблась с днем, как быть с тем, что она сказала про машину?

В туалете спустили воду.

– Я спрошу у нее.

– Ох, брось, – запротестовал Кит. – Мы можем просто тихо посидеть?

Но как я могла спустить это на тормозах? Я ведь солгала лишь потому, что была уверена в полной правоте Бесс. А если она сказала не всю правду, то что?.. Я похолодела.

Бесс вышла из ванной, поправляя волосы.

– Бесс, может, мне показалось, но ты вроде говорила, что видела аварию?

Она побледнела, даже губы стали белыми, и я поняла, что зацепилась за что-то важное. Если оставить ее в покое по совету Кита, все равно ситуация изменилась. Мне надо было знать точно, поэтому, собрав волю в кулак, я продолжила:

– В суде говорили, будто ты приехала на автобусе в среду, как и я. А ты только что сказала, что на машине. Получается, кто-то ошибся? Ты перепутала, когда давала показания? Или… это было не по ошибке?

Бесс скрестила руки на груди.

– Я снова на допросе?

– Нет, что ты, я ничего такого не имела в виду.

Разве? Вообще-то не уверена. Я глубоко вздохнула.

– Если дело дойдет до повторного рассмотрения, тебя могут уличить. Я пытаюсь тебе помочь.

Я взглянула на Кита в поисках поддержки, но он молча таращился в пол, будто хотел, чтобы мы обе испарились.

– Ладно. – Бесс прислонилась к стене и закрыла глаза. – Если уж тебе так важно знать, я соврала, что приехала только накануне затмения. Не хотела, чтобы они узнали, как я туда добралась. Я попутку поймала.

– Попутку? – недоверчиво переспросила я, временно позабыв, что так мы подбираемся очень близко к моей собственной лжи.

Кит переводил взгляд с Бесс на меня.

– Да! – Бесс распахнула глаза. – Доехала автостопом. Голосовала на дороге, а люди меня подбирали. Сперва пожилая пара подбросила до заправки, потом две девушки – до Хелстона, а потом один парень на «жуке» прямо до места довез. Знаешь, какой на меня мандраж нападал при мысли, что адвокаты Джейми кого-то из них нашли. Каждое утро ждала, что увижу их в суде. Сейчас, наверное, все-таки кого-то из них достали.

С одной стороны, мне стало полегче, а с другой, я все равно была сбита с толку.

– А какая разница, как ты добралась?

– Серьезно не понимаешь?

Я покачала головой.

Бесс опустилась на диван рядом со мной и взяла меня за руку. Только сейчас я заметила бледное черное пятнышко у нее на верхней губе.

– Ты же читала всех этих своих, и Гермиону Грир, и Камиллу Палью. Я, например, кроме газет, ничего не читаю и то знаю, что там пишут о жертвах изнасилования. Если бы стало известно, что я добиралась автостопом, в суде наверняка начали бы задвигать о рискованном поведении, а то и похуже. Я ведь уже сообразила, что на кону мое слово против его. Поэтому решила не выдавать о себе лишнего, они бы все не так истолковали.

Высказавшись, она откинулась на спинку в ожидании ответной реакции, но у меня вся эта история никак в голове не укладывалась. Я же видела тогда Бесс – она даже имя свое назвать не могла, не то что логически рассуждать.

Она приняла мое молчание за сомнение.

– Вот видишь! Именно поэтому. Я знала, что меня осудят. Вот и ты осуждаешь! – Бесс вскочила на ноги и стала кидать в сумку свои вещи. – Ладно, ребята, я пошла.

– Подожди, не надо так!

Кит зыркнул на меня. Он ведь именно этого хотел – чтобы его оставили в покое до следующего шага в судебном разбирательстве, а какой ценой этот покой достанется, его не волновало. Но я не могла отпустить Бесс точно так же, как он не мог бросить на произвол судьбы своего брата. Я стала частью этой истории и хотела понимать, как все было на самом деле.

Бесс хватала свои вещи с нашей каминной полки и швыряла их в сумку – ключи, телефон, бумажник, – потом нагнулась завязать шнурки.

– Свяжусь с вами, если что-то новое услышу про апелляцию.

– Постой. Давай выпьем и обсудим все еще раз.

– Да что тут обсуждать! Не представляешь, каково это – сидеть с вами каждый день и все время прикусывать язык.

Кровь бросилась мне в лицо. Сейчас она все вывалит. Она знает, что я соврала из-за нее в суде, и расскажет все Киту. Он нахмурился, и я поняла, что не сумела скрыть смятение. Он будто читал мои мысли и понимал, насколько все плохо. Мне стоило бы удивиться, спросить, что это значит, но я могла спровоцировать ее на ответ.

– Да идите вы оба! – крикнула Бесс, закинула сумку на плечо и выбежала из комнаты.

Хлопнула входная дверь. Мы с Китом смущенно посмотрели друг на друга. Надо было пойти за ней, попросить, чтобы ради меня держала язык за зубами.

Кит встал первым и перегнулся через балконные перила.

– Куда она пошла?

– К остановке через парк.

Я сбежала по ступенькам и помчалась к автобусной остановке, по дороге сообразив, что не знаю, куда она собирается: в Кристал-Пэлас или домой в Ноттингемпшир. Я проверила остановки с обеих сторон дороги и дважды обежала весь район, но Бесс не встретила.

Когда я вернулась домой, рядом с Китом стояли уже три пустые бутылки. Он достал из холодильника еще одну, открыл и подал мне, затем взял себе следующую. Мак завязал, а Кит теперь пил за двоих, так, что ли?

– Это что вообще было? – спросил он.

– Видимо, я зацепила ее за живое. Она не все сказала, Кит.

– Или все? Инстинкт самосохранения – интересная штука. Люди по-разному реагируют на обиду. Стандартной модели поведения нет.

– Не знаю. Надо поговорить с ней попозже, сгладить углы. Кажется, я ее и правда обидела. – Я потерла глаза, в них было сухо от пробежки по пыльным улицам. – Хорошо, что у нас машины нет, а то бы она и на наших шинах отыгралась.

Кит не оценил шутку.

– Надеюсь, она сдержит слово и не объявится до апелляции.

Я положила голову ему на грудь, слышен был каждый удар сердца.

– Она слишком к тебе привязалась. Нельзя тянуть ее за собой вечно.

Кит отстранился, глубоко вздохнул, выпустил воздух двумя рывками, как на упражнениях по йоге.

– Ты нужна мне. Это невыносимо… Мак как будто при смерти лежит. Даже не знаю, о чем с ним разговаривать. Я и сам на грани. Словно тону, Лора…

Впервые после смерти Лаклана я видела, как он плачет. Тогда скорбь прорвалась наружу тихим безмолвным плачем; теперь он часто всхлипывал, а по щекам катились крупные тяжелые слезы. Я попыталась обнять его, но он оттолкнул меня. Тогда я положила руку ему на плечо, и Кит не стал ее стряхивать, уронил голову на грудь. Я поглаживала его по спине, пока он не выплакал свое горе.

На следующее утро был выходной – суббота. Мы валялись в постели, солнце сквозь жалюзи расцвечивало полосками нашу кожу. В полной уверенности, что сегодня письма от Джейми не будет, я не стала проверять придверный коврик. Не хотелось, чтобы Кит заметил, что я спешу первой спуститься за почтой. Он сам пошел за ней примерно около обеда.

Снизу раздался визг настолько девчачий, насколько мужественными были вчерашние слезы. Сперва я решила, что он нашел письмо от Джейми.

Мы столкнулись на третьем этаже. В левой руке Кит держал окровавленный осколок. Он побледнел, на носу выступили веснушки, которых я не замечала прежде несколько лет.

– Всякие уроды, которые шляются тут по ночам, считают, что очень весело насыпать людям стекла под дверь через щелку для писем. Надо купить почтовый ящик.

Автоматически погас свет, и мы остались в полной темноте. Я поднялась на один пролет и щелкнула выключателем. Кит хмурился, разглядывая глубокий порез на стопе.

– Когда ты в последний раз делал прививку от столбняка?

– В прошлом году.

– Дай посмотрю, может, тебе в больницу надо.

Он доскакал до дивана и лег, положив ногу мне на колени. Я проверила, не осталось ли в ране осколков. Порез был не длинный, но глубокий, внутри что-то поблескивало.

– Кажется, твоя футбольная карьера окончена…

Я вытянула стекло пинцетом.

– Готово.

Он с облегчением выдохнул.

Я поднесла осколок к глазам и тут почувствовала знакомый запах. К стеклу прилип кусочек розового воска, источавший аромат «Крови роз». Я перевела взгляд на каминную полку. Подсвечник, в котором было меньше всего воска, исчез. Бесс яростно кидала в сумку все подряд. Свечу она захватила случайно или нарочно? Я представила, как она кружила рядом, пока у нас не погас свет, а затем совала битое стекло через щелку для писем. Неужели это оборотная сторона привязанности, которую она выказывала до сих пор? Но зачем? Потому что мы стали для нее угрозой? Или все это – последствия затянувшегося стресса?

– Это моя свеча, – сказала я Киту. Меня охватил ужас. Она ведь знала, что я первая спускаюсь по утрам за почтой.

– Свечу разбили, а осколки накидали в щель.

Называть имя не потребовалось. Кит побледнел еще сильнее.

– Зачем? Она что, с ума сошла?

Когда Кит уснул, я взяла его ноутбук и прочла все страницы на сайте jamiebalcomeisinnocent.co.uk. За последние сутки Бесс продемонстрировала свой настоящий характер – двуличный и мстительный. Вся моя уверенность растаяла. Я снова и снова читала обращение Антонии, и слова Фионы Прайс звучали в моих ушах: «Вы склонны из всего устраивать драму, Лора?»

Что, если не я увлеклась драмой Бесс, а она моей? У Бесс поехала крыша, потому что Джейми ее изнасиловал? Или она сказала, что он ее изнасиловал, потому что слетела с катушек давным-давно?

Прежде я рассматривала только две возможности: Джейми искренне верит в то, что невиновен, потому что бессознательно сработал механизм самооправдания, либо притворяется в надежде заставить всех плясать под его дудку. Теперь мне на ум пришла еще и третья – ужасная! Что, если Джейми Балкомб и вправду был невиновен?