ЛОРА

18 мая 2000-го

Я на самом деле хотела рассказать Лин о неделе, что провела в суде. Меня так и распирало от желания поделиться всем, пока я ехала к ней в Грин-Лейнс. Я пересела на другую ветку на Лестер-сквер и под землей несколько утратила чувство реальности. Жители северной части Лондона часто жалуются, что на юге нет метро, но для меня в этом заключалась вся прелесть – по крайней мере, знаешь, где находишься. К югу от реки Лондон кажется настоящим городом, цельным пространством, передвигаться по которому можно на автобусах и электричках. Северная часть города для меня состоит из островков, соединенных лишь подземными тоннелями. Круги на карте, совершенно обособленные, как звезды. Вот, например, Тернпайк-Лейн, думала я, отсчитывая совершенно одинаковые викторианские улочки, чтобы свернуть на нужную – к новой квартире Лин. Где это, черт возьми? До благоустройства в Хэррингей лучше было не соваться без нужды. Жители южной части города о таком районе даже не слышали.

Спустя четыре месяца это станет преимуществом.

Лин распахнула дверь в их полуподвальную квартиру, стоило мне шагнуть на верхнюю ступеньку. У нее на руках, уткнувшись головой в плечо, сидела маленькая Джуно.

– Мак опять за свое, – сказала она и разревелась. – Утащил у меня карточку и пропал на двое суток. Я больше так не могу, Лора! Я одна не справляюсь… Ох, прости! Заходи, заходи скорее.

За порогом начинался хаос. Когда люди заявляют о том, что оказались по колено в подгузниках, они преувеличивают, однако в случае с Лин все было именно так: на полу грудились ползунки, жилетки, простыни и одежки, грязные и стираные вперемешку. Пока я прикидывала, куда присесть, стойка для сушки опрокинулась под тяжестью положенных на нее пеленок. Я проглотила историю о суде, прежде крутившуюся на языке. Не могу же я вывалить все это на Лин, когда она в таком состоянии. Наверное, я уже тогда знала, что больше не сделаю попытки рассказать ее. Если месть – это блюдо, которое подают холодным, то признание подают либо с пылу с жару, либо не подают никогда.

– Кажется, я умираю, – выдохнула Лин. – Я серьезно! Меня это все доконает.

Она махнула рукой. На секунду ее пальцы задержались на бутылке водки рядом с пеленальным столиком. Лин крепко прижала к себе Джуно. Мы с Китом уже поняли, что попойки Мака лежали в другой плоскости, нежели попытки молодого отца чуть сбросить пар. Очевидно, что и «я-не-справляюсь» из уст Лин – дело куда более серьезное, нежели обычные жалобы новоиспеченной матери. Они оба были на пределе, вот почему никто из них не знал нашей истории целиком.

– Эй, ну ты чего! Все хорошо, – сказала я и взяла у нее Джуно.

Черные кудри обрамляли золотистое личико – затмение, только наоборот, в негативе. Я считала девчушку своей племянницей, пусть между нами и не было кровного родства. Теперь я думаю, что одной из причин, почему мы с Китом не торопились завести собственных детей, была Джуно. Заботы о ней притупляли родительские инстинкты, к тому же мы видели, что происходило с отношениями Мака и Лин после ее появления. Мы слишком ценили наши и не хотели допускать, чтобы с нами произошло то же самое.

Я отправила Лин прилечь, усадила Джуно в манеж и попыталась навести порядок – рассортировала детские одежки, отложив в сторону те, из которых Джуно уже выросла. Потом она заплакала, и я дала ей бутылочку. Малышка срыгнула, и мне пришлось ее переодеть. Когда Джуно уснула у меня на руках, я вглядывалась в ее личико, чтобы понять, на кого она больше похожа. Глаза закрыты, поэтому трудно сказать, чьи они. Носик остренький, как у Кита и Мака. Крошечная девочка икнула во сне, на розовых губках – точь-в-точь как у Лин – надулся да так и не лопнул молочный пузырь. Я попыталась дышать с ней в такт: три моих вдоха на один ее. Я нашептала свою историю ей в маленькое ушко. Джуно – единственный человек, которому я все рассказала. Спустя время я порадовалась, что Лин тогда тоже уснула. Думаю, она сумела бы понять, почему я так поступила на суде; вместе с тем впоследствии она бы разделила и мои сомнения, тогда мне пришлось бы что-то предпринять.

Я выходила с работы. Монументальный охранник по имени Юсуф не пропускал кого-то в здание. Наш офис находился в странном местечке на границе Сити и Сохо, неподалеку от Британского музея и универмага «Вирджин мегастор», так что туристы и покупатели частенько пытались прорваться к туалетам. Я вынырнула из-за плеча Юсуфа, и тут меня ухватили за запястье.

– Вот она. Лора!

Ясно, почему Юсуф не хотел пускать Бесс. На ней были широкие фиолетовые джинсы, желтая маечка, оголяющая живот, и бусы. Мне вдруг стало тесно в строгом офисном платье и на каблуках.

– Ты слышала? – Я заметила, что глаза у нее налиты кровью. – Они тебе не звонили?

Я махнула Юсуфу, что все в порядке, и выволокла Бесс на улицу.

– Кто должен был мне позвонить?

– Из полиции.

Колени подкосились, а в голову пришла одна-единственная мысль – ложь разоблачена. Мои показания попали к Бесс? Она меня выдала? Она бы не стала подрывать уверенность в том, что человек, который ее изнасиловал, виновен, так ведь?

– Нет.

Хорошо, что слово такое короткое, – голос не дрогнет, не подведет. Просто подарок для лгуньи.

– Джейми Балкомбу разрешили подать апелляцию. Сегодня утром мне звонила Кэрол Кент. Ей не хотелось, чтобы я узнала об этом из газет. – Бесс по-детски всхлипнула. – Джейми прогнал прежних адвокатов, а новые считают, что у них есть доказательства, чтобы опять передать дело в суд. Еще раз я все это не выдержу.

Да и я тоже. Я уже в курсе, что не смогу убедительно солгать два раза подряд. С наскоку мне порой удается быть убедительной, но если я стану готовиться заранее, то ничего не выйдет, только накручу себя до нервного срыва. Если дело коснется моих показаний, не исключено, что Джейми освободят, а меня посадят за лжесвидетельство.

– Кошмар!

Бесс расценила мой панический выкрик, основанный на собственной корысти, как сочувствие и заботу.

– Кошмар, точно! – Она высморкалась в грязный платок. – Извини. Наверное, в этот раз обойдется без вас. Но только с родителями я не могу это обсуждать, им и так хватило, мои друзья ничего не знают, а ты там была, Лора!

Из вращающихся дверей офиса вышел мой коллега и пожелал хорошего вечера.

– Извини, – повторила Бесс, – ты, скорее всего, спешишь.

– Вовсе нет. Может… Давай где-нибудь посидим и выпьем?

До Холборна дошли молча. Мысли путались. Скорее всего, сознание Бесс вытеснило подробности нападения, и она поверила в мои слова. Либо она по-прежнему не в курсе, что я говорила под присягой, однако на это вроде непохоже. И вероятно, Бесс прекрасно знает, что не говорила «нет», либо говорила, но я этого слышать не могла, так что понимает – ради нее я поставила себя под удар. В любом случае ей, как и мне, было что терять.

Мы забрели в дешевый бар на Нью-Оксфорд-стрит, одно из тех таинственных мест в центре города, где никогда нет посетителей.

– Бутылку вина? – спросила я, когда мы поднимались по шаткой лестнице на второй этаж к бару.

– Мне да, а ты что пить будешь?

Уместно ли вообще шутить, учитывая обстоятельства нашего знакомства? Впрочем, ответный смех, кажется, подбодрил Бесс. Из вина оказалось только белое игристое «Эхо Фоллс»; бармен поставил его в ведерко со льдом, и я осторожно понесла его к нашему столику.

– Ну, вот… Что случилось? Расскажи по порядку.

– У Джейми новые адвокаты. Сразу понятно, что у его папаши деньги водятся, но я и не подозревала сколько, пока не почитала в этих долбаных газетах.

Что ж, значит, она читала газеты. Та строчка в «Миррор» о свидетельнице, которая колебалась при даче показаний, не могла от нее ускользнуть.

– У Джима Балкомба денег куры не клюют. В общем-то, он может башлять своим адвокатам до тех пор, пока они не добьются нужного результата. Я смотрела, это как раз их тема – вытаскивать из тюрьмы уродов вроде Джейми.

Я сделала изрядный глоток вина.

– А что за новые доказательства?

Бесс нахмурилась.

– Говорят, что нашли кого-то из тех, кто сидел с нами у костра тем вечером накануне затмения.

То есть мои показания ни при чем. Страх прошел, уступив место заботе о Бесс.

– Да что они могут рассказать?

Мой бокал опустел.

– Наверное, расскажут, что мы заигрывали друг с другом. Чтобы поддержать его историю о том, что мы с ним флиртовали… Полная чушь! То есть мы правда познакомились накануне, но я полвечера пыталась отделаться от этого урода.

Это я запомнила из перекрестного допроса Джейми. Именно тогда он показал свой настоящий нрав.

– Может, оно и к лучшему. В смысле, если новые свидетели встанут на твою сторону. На перекрестном допросе выяснится, что он тебя домогался.

– Ну да, конечно! Джим Балкомб, небось, уже выписал им чек. Даже если нет, что такое мелкая сошка от государства против этих акул.

– В прошлый раз эти сошки справились.

Бесс была настроена скептически.

– Вот увидишь, они не уймутся, пока Джейми не выпустят.

Она схватилась за стакан. Вино скользнуло по стенке бокала, как оливковое масло.

– Я пытаюсь не злиться на его семью. Мои родители на их месте поступили бы так же, будь у них деньги.

– Ну, присяжных Джейми не убедил.

– Благодаря тебе.

Интересно, ее улыбка была благодарной или двусмысленной? Я заерзала на месте, вспомнив о своих зыбких утверждениях.

– И что сейчас происходит?

Бесс наполнила мой бокал и сунула бутылку в ведерко со льдом.

– Насколько я поняла, он получил разрешение на апелляцию. Теперь ему нужно ее подать, и только если ее примут, дело вернется в суд. Однако гарантии нет. Еще многое предстоит.

Худший вариант развития событий для меня – это Джейми подает апелляцию, ее принимают, и после нового заседания его освобождают.

– Ничего у него не выйдет, – говорю я, чтобы подбодрить саму себя.

У Бесс на глазах выступили слезы. Она промокнула уголки глаз скомканной салфеткой. Я сходила к бару за следующей бутылкой.

– Знаешь, я ведь впервые куда-то одна поехала со времен Лизарда, – пробормотала она. – Пыталась выходить с друзьями, как ни в чем не бывало, но дальше садовой дорожки шагнуть не получалось. Они махнули на меня рукой.

– А они знали, что случилось?

– Кое-кто знал, что меня изнасиловали, я им не говорила только, что это то самое дело Балкомба. По-моему, одна подружка догадалась: все расспрашивала, в каком суде дело слушалось. Ты же знаешь, скандал вышел громкий, к тому же время совпадало, так что не обязательно быть Шерлоком. Если бы я призналась, что в Корнуолле, она бы тут же меня раскусила. А может, и не догадалась, просто хотела поддержать, а у меня паранойя. Если честно, лучше бы я никому не говорила. А вот к тебе приехать вышло легко. Как будто…

Лицо Бесс просияло и тут же снова омрачилось.

– Да нет, это смешно.

– Говори!

– С тобой чувствуешь себя в безопасности.

Бесс смотрела в стол перед собой, но я знала, что она говорит искренне.

– С тобой кажется, что ничего плохого не случится, – продолжала она. – Знаю, глупо. Хотя… В конце концов, ты меня и спасла.

Я промолчала, потому что как раз подошел бармен и подлил нам вина.

– Надо было сделать больше. Надо было поехать с тобой.

– Ты очень добрая, но это бы ни к чему не привело. Ты бы проторчала под дверью камеры.

– Какой еще камеры? Они не повезли тебя в больницу?

– У них там в полиции есть специальное помещение, в основном там допросы вели… – Бесс пожала плечами, как бы признавая, что все было ужасно. – Зато мне удалось побыть одной, пока не приехала доктор.

– Ох, бедная. Тут и одного осмотра хватило бы, без камеры.

– Да, мрачное дело. – Она поменяла местами скрещенные ноги. – Всю мою одежду забрали, мне выдали какие-то тренировочные штаны, а трусов у них не нашлось. Они меня обратно на фестиваль отвезли, чтобы вещи собрать – я палатку там так и оставила, только то, что внутри, выгребла. И все это время мне казалось, что на меня пялятся, ведь я без трусов.

Бесс отвернулась, пряча слезы, и я поняла, что ради нее солгу и во второй раз. Пусть Джейми хоть десять апелляций подает, я десять раз повторю то, что сказала, лишь бы его не выпустили.

Мы допивали в неловком молчании, как всегда после откровенности. Я проследила за взглядом Бесс, устремленным на пустой бильярдный стол, и лед снова был сломан.

– Ты ведь не играешь? – спросила она тоном, которым интересуются, нет ли у тебя случайно прав на управление вертолетом или телефона премьер-министра.

Я ухмыльнулась.

– Да я тебя в порошок сотру.

Бесс разменяла купюру в баре и поставила стопку двадцатипенсовиков на бортик стола, один подбросила вверх.

– Выбирай, орел или решка?

– Орел!

– А тут решка!

Она разбила треугольник, цветные шары разбежались по сукну. Бесс была ниже ростом, ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы сделать удар, для которого я могла просто наклониться. Она обегала вокруг стола, оценивая ситуацию с каждого угла.

– И где ты теперь обитаешь? – спросила Бесс, как будто при встрече со старой знакомой.

– В Клэпхем-Коммон. – Красный шар от моего удара закатился в дальнюю лузу. – У нас маленькая квартирка на верхнем этаже.

– А я обратно к родителям перебралась. Ненадолго, пока что не могу жить одна.

– Вы ладите?

Я любила папу, но снова жить с ним под одной крышей – нет уж, увольте.

– Да вроде ничего. Выбора у меня все равно нет, с работы я уволилась, так что снимать квартиру не потяну.

Хоть что-то в ее жизни осталось по-прежнему или все рухнуло?

– А чем ты занималась?

– Ну, особо карьеру не строила.

Интересно, что скользнуло во взгляде, которым она окинула мою офисную униформу, – восхищение или жалость?

– После колледжа поработала немного в Европе няней. До поездки в Корнуолл работала в баре, хотела понять, что буду делать, когда вырасту. – Бесс грустно улыбнулась. – Потом попыталась вернуться, но не смогла. Вечно людей полно, нужно пробираться сквозь толпу… Обычно об этом не думаешь, но ведь мужчины куда больше нас, иначе сложены, да и намного сильнее.

Я отставила кий в сторону, готовясь ее обнять.

– Ох, Бесс, как мне жаль.

– Да ладно, ты тут ни при чем. – Она пожала плечами. Мы обе знали, каково ей на самом деле, тем не менее Бесс взяла себя в руки. – А ты все с тем же парнем, что был в Корнуолле?

Обстановка чуть разрядилась, и я сочла возможным вернуться к игре.

– Да, с Китом.

Вино разлилось по жилам, отчего кий в руке стал чувствовать себя вольготнее.

– То есть у вас все серьезно?

– Технически, да. – Я прищурила глаз, примериваясь к удару. – Вообще он мой жених, а не просто бойфренд, но я ненавижу это слово, так и вижу какую-нибудь пустоголовую дурочку, которая всем тычет под нос колечко с бриллиантом.

– Ты что, Лора! – воскликнула Бесс. – Нельзя стыдиться любви или говорить о ней свысока!

Я удивленно посмотрела на нее, передавая кий.

– Ты, наверное, никогда бы не подумала, что я о таком мечтаю, потому что я выгляжу иначе, не как все эти девочки-девочки. Но мне правда с детства всего этого хотелось. Мечтать о близости, о материнстве – это не слабость.

Бесс растерянно качнула кием.

– А со мной такое случилось… Он все у меня отнял. Теперь я как дикобраз. – Она растопырила пальцы, показывая, какими большими и острыми иголками топорщится ее кожа. – Интересно, кому-нибудь удавалось все это забыть?

– Я правда надеюсь, что со временем боль утихнет.

Весьма слабое утешение. Бесс горько усмехнулась, и тут на ее лице отразилась паника – дали звонок, что бар скоро закрывается и принимают последние заказы.

– Ох ты ж черт, уже одиннадцать? Мне за пять минут надо добраться до Ливерпуль-стрит.

– Оставайся у нас, – машинально предложила я.

В метро было слишком много людей, не поговоришь, вагон опустел, только когда мы добрались до Клэпхем-Коммон. Терпеть не могу эту станцию. Там вместо двух платформ одна узкая посередине, поезда прибывают по глубоким колеям с двух сторон, и нет стены, чтобы опереться в час пик. Ощущение угрозы сгустилось, когда мы с Бесс вышли из последнего поезда и, взявшись за руки, пошли вдоль платформы.

В квартире было темно, светилась лишь узкая подсветка вдоль книжной полки – таким образом Кит сообщал мне, что уже лег.

– Мило, – сказала Бесс, выглянув с балкона.

В полной тишине при тусклом свете я разложила диван.

В то время я собирала ароматизированные свечи ручной работы, запах назывался «Кровь розы». Свечи очень дорогие, между прочим, Кит дарил мне их на все праздники – дни рождения, Рождество, День святого Валентина и наши годовщины. Он был так счастлив, что не приходится изобретать идеальный подарок, что даже не смотрел на ценник. К тому же аромат забивал запахи из турецкой закусочной снизу. Я зажгла одну для Бесс:

– Только задуй перед тем, как лечь. Не надо будет вставать и выключать свет.

Аромат роз наполнил квартиру. Бесс глубоко вздохнула.

Кит спал, его дыхание пахло зубной пастой. Я порылась в шкафу – искала для Бесс что-нибудь переодеться, – нащупала старую футболку и бросила ей, она поймала.

– Дать тебе зубную щетку? – прошептала я.

В шкафчике в ванной с недавних пор хранился запас на похожий случай. Однажды я увидела, что Мак счищает с языка моей щеткой белый налет.

– Читаешь мысли!

Пока Бесс чистила зубы и переодевалась, я заглянула в сумку, которую она бросила на диване. Почти пустая, только синий кожаный кошелек – она купила новый после Лизарда, – проездной на метро и помятый журнал «Скай». В сетчатом кармане нашлась пара свежих трусиков. Я погасила подсветку и ушла в спальню, оставив гореть свечу с ароматом розы для девушки, которая носила с собой запасные трусы, как мы носим ключи от дома.